В палисаднике перед домом полыхала огненно-красными цветами азалия, из цветочных ящиков, подвешенных под окнами, свисали какие-то вьющиеся растения с красными, розовыми и лиловыми цветами. Такие же цветы росли на границах с соседними участками. Я открыла дверь ключом, который мне дал Лэндон, и вошла в дом. Мне казалось, что без Лэндона в его доме я буду чувствовать себя странно, так оно и получилось: ни тебе уютного потрескивания дров в камине, ни Моцарта, ни зажженных свечей на всех горизонтальных поверхностях, ни аппетитного аромата рагу, доносящегося из кухни.
Я бросила вещи в одну из гостевых спален на втором этаже и устроила себе ленч, открыв банку консервированного супа. Если не считать звука капель, падающих из подтекающего крана на кухне, в доме стояла полная тишина. Убрав за собой, я переоделась в желтое хлопчатобумажное платье, желтый кардиган и желтые босоножки. Ехать к Дарме было еще рановато, но я решила выехать с запасом, на случай если вдруг заблужусь на извилистых проселочных дорогах округа Бакс.
Представьте себе, я действительно заблудилась, потеряв на этом минут двадцать! Дарма жила на Олд-Холлоу-роуд, но сначала мне надо было выехать на Бивер-роуд, которой не оказалось там, где, по словам Дармы, она должна была находиться. Поплутав немного, я даже стала подозревать, что Дарма нарочно заморочила мне голову, а сама сейчас сидит небось в своей гостиной и посмеивается. В конце концов я свернула на обочину и спросила дорогу у какого-то мужчины, садившегося в пикап. Он объяснил, что мне надо ехать назад и сделать крюк. Я уже начала терять терпение, когда увидела впереди, к северу от меня, указатель «Олд-Холлоу». Как выяснилось, подъездная дорога к дому Дармы и была этой самой Олд-Холлоу-роуд. Она тянулась с четверть мили, извиваясь между дубами и соснами, мимо живописных развалин каких-то каменных строений, и наконец спустилась в лощину, которая, казалось, находилась в миллионе миль от чего бы то ни было.
Хозяйский дом поражал воображение. Целиком каменный, длинный, никак не моложе двухсот лет, он не был выдержан в каком-то определенном стиле. Я поставила джип во внутреннем дворе рядом с большим бревенчатым сараем, который, похоже, теперь служил гаражом. Чуть поодаль стояли еще два сарая, поменьше; выходя из джипа, я заметила, как в одном из них скрылся мужчина в джинсах и джинсовой рубашке. Я свернула за угол сарая, и со мной чуть не случился сердечный приступ: не больше чем в десяти фугах от меня, вытянув шею и волоча по земле сложенный хвост, прохаживался павлин. Такер Бобб, пока был жив, явно играл роль этакого владельца поместья. Я где-то читала, что он происходил из семьи богатых южан, так что они с Долорес относились к совершенно разным социальным слоям.
Поставив машину возле сарая, я попала на задворки дома, поэтому я обошла вокруг него и оказалась на вымощенной кирпичом дорожке, с обеих сторон окаймленной весенними цветами. Мне пришлось два раза позвонить и несколько раз стукнуть в дверь, прежде чем кто-то в доме откликнулся. Дверь открыла сама Дарма. Она была красива особенной красотой: бледная кожа, длинные белокурые волосы, ниспадающие плавными волнами в стиле Рафаэля, стройная фигура с впечатляющим бюстом, над которым явно потрудился пластический хирург. Сегодня она оделась как супруга сельского землевладельца: белая рубашка типа мужской, коричневые брюки для верховой езды и черные сапожки, сверху розовая шерстяная шаль.
– Мне казалось, мы условились на час дня, – сказала она таким тоном, словно я испортила ей весь день, – Прошу прощения за опоздание, я заблудилась.
Она молча провела меня через анфиладу комнат. По дороге я открыла для себя главный недостаток этого прекрасного старинного дома: в нем было темно, как в церкви январским днем. Отчасти виной тому были маленькие и очень глубокие окна, отчасти – высокие старые клены, обступавшие дом. Наконец мы добрались до дальней части дома и оказались в «солнечной» комнате с высокими, от пола до потолка, окнами и стенами цвета шелка-сырца. Но и здесь было темновато, хотя и не так, как в остальных помещениях дома.
Я осторожно села в маленькое желтое кресло. На кофейном столике стоял серебряный чайный сервиз, но Дарма даже не взглянула в его сторону и села на диван. По выражению ее лица я поняла, что чаю мне не предложат. Вообще вся эта сцена меньше всего походила на прием гостя. Я попыталась сломать лед:
– У вас очень красивый дом. Вы сами его отделывали?
– В основном да. Хотя, конечно, я нанимала рабочих.
Движением норовистой лошади Дарма встряхнула пышной гривой. При относительно ярком освещении гостиной стало ясно, что Дарма старше, чем мне сначала показалось; я бы дала ей лет сорок пять – пятьдесят. А еще я заметила, что, несмотря на шаль и жемчуга, в ней проскальзывало что-то от дешевки. Я знала, что она работала в разных женских журналах, но она чем-то напомнила мне гардеробщицу, удачно охмурившую миллионера.
– Вы живете здесь постоянно?
– Да, в Нью-Йорке меня больше ничто не держит. А вы… вы приехали только на день?
– Вообще-то я остановилась в Карверсвилле.
– У кого? Возможно, я знаю этого человека.
– Это пожилой мужчина, его зовут Лэндон Хейсе. Он ведет довольно активную светскую жизнь, так что, возможно, вы с ним встречались.
– Имя мне не знакомо. Но мы ведь всегда общались только в своем кругу.
– Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего мужа, – сказала я. – Я не очень хорошо его знала, мы встречались только на деловых мероприятиях, но он был очень известным человеком.
– А с вами мы никогда не встречались, не так ли?
– Не думаю, что мы встречались. Но у нас определенно есть общие знакомые по работе.
– Лесли Стоун из «Глянца», вы ее имеете в виду? – спросила Дарма. – Я работала с ней в «Фут энд энтертей-нинг». Долорес я, разумеется, тоже знаю, они с Такером были друзьями. Оба пришли в ужас, когда увидели, что сделала с «Глянцем» Кэт Джонс.
– Да, не все одобряют перемены, но читателям журнал нравится.
– Как говорится, о вкусах не спорят. Так о чем вы так срочно хотели со мной поговорить?
– Прежде всего позвольте поблагодарить вас за то, что согласились со мной встретиться, дело действительно очень важное. Вы, возможно, не слышали, что в воскресенье умерла девушка, которая работала няней у Кэт Джонс. По всей видимости, ее отравили. Однако в действительности жертвой должна была стать сама Кэт. Вот я и задумалась, не существует ли какой-то связи между этой смертью и смертью вашего мужа?
Дарма посмотрела на меня своими зелеными глазами так сурово, что я едва не заерзала в кресле.
– Так вот зачем вы хотели меня видеть, – протянула она, едва сдерживая гнев. – Именно поэтому вы настояли на своем приезде?
И что мне на это ответить?
– Да, я надеялась, что вы сможете нам помочь, – быстро сказала я. – Ходили слухи, что ваш муж отравился ядовитыми грибами. Два похожих случая на протяжении шести месяцев – это кажется довольно странным, возможно, это не простое совпадение.
– Значит, у вас там все еще ходит миф о ядовитых грибах, – загадочно произнесла Дарма.
– Вы хотите сказать, что на самом деле ничего такого не было?
– На самом деле никто толком не знает, отчего Такер умер. И нет ни единого доказательства версии, что в его смерти виноваты какие-то ядовитые грибы. Это предположение высказал кто-то из врачей местной больницы, но никто так ничего и не доказал.
– Ваш муж любил собирать грибы?
– Да, и не только собирать, но и есть. По-видимому, существует какая-то вероятность того, что он мог съесть и ядовитые. Но если вас интересует мое мнение, то, на мой взгляд, вся эта история выглядит как попытка врачей прикрыть свои задницы.
– Ему стало плохо на работе?
– Да.
– В будний день?
– Дело было в четверг. Сразу после ленча он почувствовал себя неважно, Такер собирался уехать из города на выходные, прихватив и пятницу – я была уже здесь, – но ему было настолько не по себе, что он не решился сесть за руль и вызвал машину с водителем. К тому времени, когда он сюда приехал, ему стало совсем плохо, и я сразу отвезла его и больницу. Ему было семьдесят, к сожалению, в его возрасте такое случается.
– Он не говорил, что ел какие-нибудь грибы?
– Нет, не говорил, – ответила Дарма резко. – А если бы и сказал, какая теперь разница?
– Но вспомните, ведь кто-то пытался отравить главного редактора еще одного женского журнала. Вот почему я думаю, не был ли и ваш муж убит.
Дарма молчала. Повернувшись ко мне в профиль, она с отсутствующим видом уставилась в окно. Я заметила, что на кончике ее носа есть странная маленькая шишечка, которой не было видно, когда Дарма была повернута ко мне анфас.
– Ну что ж, теперь я все поняла, – проговорила она с сарказмом. – Прямо как в книге «Кто-то убивает величайших шеф-поваров Европы».
– К сожалению, я не читала эту книгу, поэтому ничего не могу сказать. Но мне действительно кажется, что между двумя смертями может существовать связь. Вдруг кто-то расправляется с главными редакторами женских журналов? Тогда он может повторить попытку.
– Вот как?
– Во всяком случае, я думаю, что имеет смысл поделиться этими соображениями с полицией.
Лицо Дармы посуровело.
– Что до меня, то я считаю все это полнейшей нелепицей, и у меня совершенно нет желания общаться по этому поводу с полицией. Мой муж умер, и меня совершенно не волнует, что теперь происходит на Манхэттене.
– Я вас понимаю, – кивнула я. – У меня остался всего один вопрос. Незадолго до смерти у вашего мужа не было конфликтов со служащими? Может быть, ему кто-то угрожал?
– Если бы вы хорошо знали моего мужа, вы бы не задавали таких возмутительных вопросов. Моего мужа все обожали.
– Мне очень жаль, что я плохо его знала. Пожалуй, мне пора, не хотелось бы отнимать у вас время.
«Кто его знает, – подумала я, – вдруг Такер Бобб умер от страха, когда представил себе, что его ждет, если он когда-нибудь ненароком в чем-то провинится перед этой красоткой?»
Вместо того чтобы проводить меня через дом тем же путем, каким мы пришли сюда, Дарма пересекла комнату, подошла к стеклянным дверям, выходящим в патио, и раздвинула их с такой силой, что те чуть не соскочили с направляющих.
– Выходите здесь, гараж вон там.
– Спасибо, что уделили мне время.
Я протянула Дарме руку, она быстро ее пожала и тут же отдернула свою. Едва я вышла в патио, как стеклянные двери с грохотом закрылись у меня за спиной. Я поспешила через лужайку к своему джипу. Меня бы ничуть не удивило, если бы Дарма взорвала его при помощи дистанционно управляемого взрывного устройства или в лучшем случае спустила на меня парочку доберманов. Мотор завелся лишь с третьей попытки. Когда мне наконец удалось тронуться с места, я поехала по дороге, посыпанной гравием. Но я не проехала еще и двух минут, как дорога стала сужаться и сменилась на грунтовую. Я поняла, что свернула куда-то не туда и оказалась не то на просеке, не то на пешеходной дорожке. Развернуться мнe было негде, а углубляться в лес в поисках подходящего места для разворота я не собиралась, у меня и так уже возникло ощущение, будто я попала в фильм ужасов. Поэтому я стала медленно, рывками, пятиться задним ходом.
Нет, Дарма не встретила меня с заряженным дробовиком, когда я вернулась в ее внутренний двор. Я развернулась и медленно поехала вперед, высматривая правильный путь. Нужная мне дорога оказалась за самым большим сараем, о чем мне следовало бы помнить, но я так торопилась убраться, что у меня это вылетело из головы. Отъезжая, я посмотрела в зеркало заднего вида: мужчина в джинсах и джинсовой рубашке, похожий на ковбоя с рекламы «Мальборо», шел по дорожке к дому.
Как ни странно, дорогу на шестьсот одиннадцатое шоссе я нашла без труда. Часы показывали ровно два. Интервью с Дармой получилось очень коротким, поэтому теперь мне надо было как-то убить больше часа времени, остававшегося до встречи с доктором Тресслер. На полпути в Дойлстаун я завернула в закусочную «Сэмми». Это было одно из тех придорожных кафе, торгующих хот-догами, жареной картошкой и мороженым, где делаешь заказ через затянутое сеткой окошко, которое приоткрывается только затем, чтобы взять у клиента деньги. Я заказала молочный коктейль и взяла его с собой в джип.
Затем я достала блокнот и записала все, что смогла вспомнить из разговора с Дармой – если это вообще можно назвать разговором. Боясь ее спугнуть, я не стала делать заметки в доме – как выяснилось, напрасная предосторожность, потому что в результате я ее все равно спугнула. Было у меня искушение сразу же попытаться проанализировать, почему Дарма так взъерепенилась от моих вопросов, но это означало бы поставить телегу впереди лошади. Сейчас было куда важнее записать ее высказывания и мои впечатления, а выводы можно будет сделать и позже.
Записав все, что вспомнилось, я завела двигатель и поехала дальше. Лэндон говорил, что больница находится совсем недалеко от шоссе и повсюду есть указатели. Так и оказалось. Подъезжая к городу, я сразу заметила синий знак прямо над съездом с шоссе. Я свернула туда, куда указывала стрелка, и, проехав не дольше двух минут, оказалась возле больницы.
Приемная отделения скорой помощи выглядела очень современно. Я объяснила женщине за стойкой, что у меня назначена встреча с доктором Тресслер. Женщина пообещала ее вызвать и велела мне подождать. В приемной было всего несколько человек: супружеская пара (обоим супругам было лет по пятьдесят, причем женщина почему-то была в голубых домашних шлепанцах необъятного размера) и женщина с маленьким сыном, который колотил свою мамашу по голове игрушечной резиновой коровой. Глядя на них, было непонятно, кто из них пациент. Только я присела на краешек стула, как открылась дверь и в приемную быстро вошла женщина в белом халате поверх брюк. Она целеустремленно двинулась в мою сторону. На вид ей было лет тридцать восемь – тридцать девять, внешне привлекательная, правда, немного мужеподобная, и явно куда-то торопилась. Еще не пройдя и полпути до меня, она спросила прямо оттуда:
– Бейли Вэгон?
Я стала подниматься со стула и хотела было исправить ошибку в моей фамилии, но она вскинула обе руки в сигнале «стоп», как если бы я выезжала с плотно забитой стоянки задним ходом, а она давала мне указания.
– Сидите, не вставайте, – сказала она. – У меня срочный пациент, и я буду занята минут двадцать – тридцать. Сожалею, но такие вещи нельзя предвидеть заранее.
– Ничего страшного, я подожду. Спасибо, что уделяете мне время.
– Думаю, вам будет удобнее подождать меня в кафетерии. Вы можете пока выпить кофе, а я прибегу, как только освобожусь.
– Да, пожалуй, так будет лучше, – согласилась я. Доктор Тресслер показала куда-то за мою спину и пояснила:
– Идите по желтому коридору, там везде есть указатели. С этими словами она повернулась и ушла.
Я нашла дорогу до кафетерия и купила себе чашку кофе, который по вкусу напоминал аптечную резинку, если ее перевести в жидкое состояние. Читать мне было нечего, поэтому оставалось только сидеть и медленно потягивать кофе маленькими глотками. Мне снова полезли в голову мысли о прошедшей ночи. Яснее ясного, что Кайла интересует только короткая интрижка, и с моей стороны самым разумным будет порвать с ним, убраться подобру-поздорову, пока не обожглась. Но это были чисто теоретические рассуждения: вряд ли Кайл еще когда-нибудь мне позвонит.
Я одолела почти полчашки кофе, когда на соседний стул опустилась доктор Тресслер и вытянула перед собой ноги. У нее были карие глаза (под нижними ресницами правого я рассмотрела две родинки), прямой нос, большой рот, чуть ли не всю ширину лица, и короткие волосы. Сначала мне показалось, что у нее короткая стрижка, но потом я разглядела, что ее длинные волосы собраны во французский узел. Под белым халатом – коричневые брюки и синяя водолазка, на ногах – коричневые сабо.
– Извините за задержку, – сказала она. – Десятилетний мальчишка поцеловался с асфальтом, катаясь на скейтборде. Пришлось наложить ему двадцать семь швов.
– Наверное, когда наступает теплая погода, к вам привозят пациентов с самыми разными травмами.
– Да, это верно. – Она принесла кофе в пластиковой чашке и большим пальцем сняла крышку. – Значит, вы работаете в «Глянце»? Надеюсь, не вы пишете все эти статейки на сексуальные темы? Вчера вечером я заглянула в один номер, некоторые материалы о-очень откровенные.
– Нет, к таким статьям меня не подпускают, – засмеялась я. – Я пишу о происходящих событиях. Но кроме того, дружу с главным редактором, именно поэтому я и приехала. Как я сказала вам по телефону, по всей вероятности, кто-то пытался ее отравить. Но и Такер Бобб работал в той же области, и я подумала, не может ли его смерть быть как-то связана с этим происшествием.
Доктор Тресслер склонила голову набок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Я бросила вещи в одну из гостевых спален на втором этаже и устроила себе ленч, открыв банку консервированного супа. Если не считать звука капель, падающих из подтекающего крана на кухне, в доме стояла полная тишина. Убрав за собой, я переоделась в желтое хлопчатобумажное платье, желтый кардиган и желтые босоножки. Ехать к Дарме было еще рановато, но я решила выехать с запасом, на случай если вдруг заблужусь на извилистых проселочных дорогах округа Бакс.
Представьте себе, я действительно заблудилась, потеряв на этом минут двадцать! Дарма жила на Олд-Холлоу-роуд, но сначала мне надо было выехать на Бивер-роуд, которой не оказалось там, где, по словам Дармы, она должна была находиться. Поплутав немного, я даже стала подозревать, что Дарма нарочно заморочила мне голову, а сама сейчас сидит небось в своей гостиной и посмеивается. В конце концов я свернула на обочину и спросила дорогу у какого-то мужчины, садившегося в пикап. Он объяснил, что мне надо ехать назад и сделать крюк. Я уже начала терять терпение, когда увидела впереди, к северу от меня, указатель «Олд-Холлоу». Как выяснилось, подъездная дорога к дому Дармы и была этой самой Олд-Холлоу-роуд. Она тянулась с четверть мили, извиваясь между дубами и соснами, мимо живописных развалин каких-то каменных строений, и наконец спустилась в лощину, которая, казалось, находилась в миллионе миль от чего бы то ни было.
Хозяйский дом поражал воображение. Целиком каменный, длинный, никак не моложе двухсот лет, он не был выдержан в каком-то определенном стиле. Я поставила джип во внутреннем дворе рядом с большим бревенчатым сараем, который, похоже, теперь служил гаражом. Чуть поодаль стояли еще два сарая, поменьше; выходя из джипа, я заметила, как в одном из них скрылся мужчина в джинсах и джинсовой рубашке. Я свернула за угол сарая, и со мной чуть не случился сердечный приступ: не больше чем в десяти фугах от меня, вытянув шею и волоча по земле сложенный хвост, прохаживался павлин. Такер Бобб, пока был жив, явно играл роль этакого владельца поместья. Я где-то читала, что он происходил из семьи богатых южан, так что они с Долорес относились к совершенно разным социальным слоям.
Поставив машину возле сарая, я попала на задворки дома, поэтому я обошла вокруг него и оказалась на вымощенной кирпичом дорожке, с обеих сторон окаймленной весенними цветами. Мне пришлось два раза позвонить и несколько раз стукнуть в дверь, прежде чем кто-то в доме откликнулся. Дверь открыла сама Дарма. Она была красива особенной красотой: бледная кожа, длинные белокурые волосы, ниспадающие плавными волнами в стиле Рафаэля, стройная фигура с впечатляющим бюстом, над которым явно потрудился пластический хирург. Сегодня она оделась как супруга сельского землевладельца: белая рубашка типа мужской, коричневые брюки для верховой езды и черные сапожки, сверху розовая шерстяная шаль.
– Мне казалось, мы условились на час дня, – сказала она таким тоном, словно я испортила ей весь день, – Прошу прощения за опоздание, я заблудилась.
Она молча провела меня через анфиладу комнат. По дороге я открыла для себя главный недостаток этого прекрасного старинного дома: в нем было темно, как в церкви январским днем. Отчасти виной тому были маленькие и очень глубокие окна, отчасти – высокие старые клены, обступавшие дом. Наконец мы добрались до дальней части дома и оказались в «солнечной» комнате с высокими, от пола до потолка, окнами и стенами цвета шелка-сырца. Но и здесь было темновато, хотя и не так, как в остальных помещениях дома.
Я осторожно села в маленькое желтое кресло. На кофейном столике стоял серебряный чайный сервиз, но Дарма даже не взглянула в его сторону и села на диван. По выражению ее лица я поняла, что чаю мне не предложат. Вообще вся эта сцена меньше всего походила на прием гостя. Я попыталась сломать лед:
– У вас очень красивый дом. Вы сами его отделывали?
– В основном да. Хотя, конечно, я нанимала рабочих.
Движением норовистой лошади Дарма встряхнула пышной гривой. При относительно ярком освещении гостиной стало ясно, что Дарма старше, чем мне сначала показалось; я бы дала ей лет сорок пять – пятьдесят. А еще я заметила, что, несмотря на шаль и жемчуга, в ней проскальзывало что-то от дешевки. Я знала, что она работала в разных женских журналах, но она чем-то напомнила мне гардеробщицу, удачно охмурившую миллионера.
– Вы живете здесь постоянно?
– Да, в Нью-Йорке меня больше ничто не держит. А вы… вы приехали только на день?
– Вообще-то я остановилась в Карверсвилле.
– У кого? Возможно, я знаю этого человека.
– Это пожилой мужчина, его зовут Лэндон Хейсе. Он ведет довольно активную светскую жизнь, так что, возможно, вы с ним встречались.
– Имя мне не знакомо. Но мы ведь всегда общались только в своем кругу.
– Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего мужа, – сказала я. – Я не очень хорошо его знала, мы встречались только на деловых мероприятиях, но он был очень известным человеком.
– А с вами мы никогда не встречались, не так ли?
– Не думаю, что мы встречались. Но у нас определенно есть общие знакомые по работе.
– Лесли Стоун из «Глянца», вы ее имеете в виду? – спросила Дарма. – Я работала с ней в «Фут энд энтертей-нинг». Долорес я, разумеется, тоже знаю, они с Такером были друзьями. Оба пришли в ужас, когда увидели, что сделала с «Глянцем» Кэт Джонс.
– Да, не все одобряют перемены, но читателям журнал нравится.
– Как говорится, о вкусах не спорят. Так о чем вы так срочно хотели со мной поговорить?
– Прежде всего позвольте поблагодарить вас за то, что согласились со мной встретиться, дело действительно очень важное. Вы, возможно, не слышали, что в воскресенье умерла девушка, которая работала няней у Кэт Джонс. По всей видимости, ее отравили. Однако в действительности жертвой должна была стать сама Кэт. Вот я и задумалась, не существует ли какой-то связи между этой смертью и смертью вашего мужа?
Дарма посмотрела на меня своими зелеными глазами так сурово, что я едва не заерзала в кресле.
– Так вот зачем вы хотели меня видеть, – протянула она, едва сдерживая гнев. – Именно поэтому вы настояли на своем приезде?
И что мне на это ответить?
– Да, я надеялась, что вы сможете нам помочь, – быстро сказала я. – Ходили слухи, что ваш муж отравился ядовитыми грибами. Два похожих случая на протяжении шести месяцев – это кажется довольно странным, возможно, это не простое совпадение.
– Значит, у вас там все еще ходит миф о ядовитых грибах, – загадочно произнесла Дарма.
– Вы хотите сказать, что на самом деле ничего такого не было?
– На самом деле никто толком не знает, отчего Такер умер. И нет ни единого доказательства версии, что в его смерти виноваты какие-то ядовитые грибы. Это предположение высказал кто-то из врачей местной больницы, но никто так ничего и не доказал.
– Ваш муж любил собирать грибы?
– Да, и не только собирать, но и есть. По-видимому, существует какая-то вероятность того, что он мог съесть и ядовитые. Но если вас интересует мое мнение, то, на мой взгляд, вся эта история выглядит как попытка врачей прикрыть свои задницы.
– Ему стало плохо на работе?
– Да.
– В будний день?
– Дело было в четверг. Сразу после ленча он почувствовал себя неважно, Такер собирался уехать из города на выходные, прихватив и пятницу – я была уже здесь, – но ему было настолько не по себе, что он не решился сесть за руль и вызвал машину с водителем. К тому времени, когда он сюда приехал, ему стало совсем плохо, и я сразу отвезла его и больницу. Ему было семьдесят, к сожалению, в его возрасте такое случается.
– Он не говорил, что ел какие-нибудь грибы?
– Нет, не говорил, – ответила Дарма резко. – А если бы и сказал, какая теперь разница?
– Но вспомните, ведь кто-то пытался отравить главного редактора еще одного женского журнала. Вот почему я думаю, не был ли и ваш муж убит.
Дарма молчала. Повернувшись ко мне в профиль, она с отсутствующим видом уставилась в окно. Я заметила, что на кончике ее носа есть странная маленькая шишечка, которой не было видно, когда Дарма была повернута ко мне анфас.
– Ну что ж, теперь я все поняла, – проговорила она с сарказмом. – Прямо как в книге «Кто-то убивает величайших шеф-поваров Европы».
– К сожалению, я не читала эту книгу, поэтому ничего не могу сказать. Но мне действительно кажется, что между двумя смертями может существовать связь. Вдруг кто-то расправляется с главными редакторами женских журналов? Тогда он может повторить попытку.
– Вот как?
– Во всяком случае, я думаю, что имеет смысл поделиться этими соображениями с полицией.
Лицо Дармы посуровело.
– Что до меня, то я считаю все это полнейшей нелепицей, и у меня совершенно нет желания общаться по этому поводу с полицией. Мой муж умер, и меня совершенно не волнует, что теперь происходит на Манхэттене.
– Я вас понимаю, – кивнула я. – У меня остался всего один вопрос. Незадолго до смерти у вашего мужа не было конфликтов со служащими? Может быть, ему кто-то угрожал?
– Если бы вы хорошо знали моего мужа, вы бы не задавали таких возмутительных вопросов. Моего мужа все обожали.
– Мне очень жаль, что я плохо его знала. Пожалуй, мне пора, не хотелось бы отнимать у вас время.
«Кто его знает, – подумала я, – вдруг Такер Бобб умер от страха, когда представил себе, что его ждет, если он когда-нибудь ненароком в чем-то провинится перед этой красоткой?»
Вместо того чтобы проводить меня через дом тем же путем, каким мы пришли сюда, Дарма пересекла комнату, подошла к стеклянным дверям, выходящим в патио, и раздвинула их с такой силой, что те чуть не соскочили с направляющих.
– Выходите здесь, гараж вон там.
– Спасибо, что уделили мне время.
Я протянула Дарме руку, она быстро ее пожала и тут же отдернула свою. Едва я вышла в патио, как стеклянные двери с грохотом закрылись у меня за спиной. Я поспешила через лужайку к своему джипу. Меня бы ничуть не удивило, если бы Дарма взорвала его при помощи дистанционно управляемого взрывного устройства или в лучшем случае спустила на меня парочку доберманов. Мотор завелся лишь с третьей попытки. Когда мне наконец удалось тронуться с места, я поехала по дороге, посыпанной гравием. Но я не проехала еще и двух минут, как дорога стала сужаться и сменилась на грунтовую. Я поняла, что свернула куда-то не туда и оказалась не то на просеке, не то на пешеходной дорожке. Развернуться мнe было негде, а углубляться в лес в поисках подходящего места для разворота я не собиралась, у меня и так уже возникло ощущение, будто я попала в фильм ужасов. Поэтому я стала медленно, рывками, пятиться задним ходом.
Нет, Дарма не встретила меня с заряженным дробовиком, когда я вернулась в ее внутренний двор. Я развернулась и медленно поехала вперед, высматривая правильный путь. Нужная мне дорога оказалась за самым большим сараем, о чем мне следовало бы помнить, но я так торопилась убраться, что у меня это вылетело из головы. Отъезжая, я посмотрела в зеркало заднего вида: мужчина в джинсах и джинсовой рубашке, похожий на ковбоя с рекламы «Мальборо», шел по дорожке к дому.
Как ни странно, дорогу на шестьсот одиннадцатое шоссе я нашла без труда. Часы показывали ровно два. Интервью с Дармой получилось очень коротким, поэтому теперь мне надо было как-то убить больше часа времени, остававшегося до встречи с доктором Тресслер. На полпути в Дойлстаун я завернула в закусочную «Сэмми». Это было одно из тех придорожных кафе, торгующих хот-догами, жареной картошкой и мороженым, где делаешь заказ через затянутое сеткой окошко, которое приоткрывается только затем, чтобы взять у клиента деньги. Я заказала молочный коктейль и взяла его с собой в джип.
Затем я достала блокнот и записала все, что смогла вспомнить из разговора с Дармой – если это вообще можно назвать разговором. Боясь ее спугнуть, я не стала делать заметки в доме – как выяснилось, напрасная предосторожность, потому что в результате я ее все равно спугнула. Было у меня искушение сразу же попытаться проанализировать, почему Дарма так взъерепенилась от моих вопросов, но это означало бы поставить телегу впереди лошади. Сейчас было куда важнее записать ее высказывания и мои впечатления, а выводы можно будет сделать и позже.
Записав все, что вспомнилось, я завела двигатель и поехала дальше. Лэндон говорил, что больница находится совсем недалеко от шоссе и повсюду есть указатели. Так и оказалось. Подъезжая к городу, я сразу заметила синий знак прямо над съездом с шоссе. Я свернула туда, куда указывала стрелка, и, проехав не дольше двух минут, оказалась возле больницы.
Приемная отделения скорой помощи выглядела очень современно. Я объяснила женщине за стойкой, что у меня назначена встреча с доктором Тресслер. Женщина пообещала ее вызвать и велела мне подождать. В приемной было всего несколько человек: супружеская пара (обоим супругам было лет по пятьдесят, причем женщина почему-то была в голубых домашних шлепанцах необъятного размера) и женщина с маленьким сыном, который колотил свою мамашу по голове игрушечной резиновой коровой. Глядя на них, было непонятно, кто из них пациент. Только я присела на краешек стула, как открылась дверь и в приемную быстро вошла женщина в белом халате поверх брюк. Она целеустремленно двинулась в мою сторону. На вид ей было лет тридцать восемь – тридцать девять, внешне привлекательная, правда, немного мужеподобная, и явно куда-то торопилась. Еще не пройдя и полпути до меня, она спросила прямо оттуда:
– Бейли Вэгон?
Я стала подниматься со стула и хотела было исправить ошибку в моей фамилии, но она вскинула обе руки в сигнале «стоп», как если бы я выезжала с плотно забитой стоянки задним ходом, а она давала мне указания.
– Сидите, не вставайте, – сказала она. – У меня срочный пациент, и я буду занята минут двадцать – тридцать. Сожалею, но такие вещи нельзя предвидеть заранее.
– Ничего страшного, я подожду. Спасибо, что уделяете мне время.
– Думаю, вам будет удобнее подождать меня в кафетерии. Вы можете пока выпить кофе, а я прибегу, как только освобожусь.
– Да, пожалуй, так будет лучше, – согласилась я. Доктор Тресслер показала куда-то за мою спину и пояснила:
– Идите по желтому коридору, там везде есть указатели. С этими словами она повернулась и ушла.
Я нашла дорогу до кафетерия и купила себе чашку кофе, который по вкусу напоминал аптечную резинку, если ее перевести в жидкое состояние. Читать мне было нечего, поэтому оставалось только сидеть и медленно потягивать кофе маленькими глотками. Мне снова полезли в голову мысли о прошедшей ночи. Яснее ясного, что Кайла интересует только короткая интрижка, и с моей стороны самым разумным будет порвать с ним, убраться подобру-поздорову, пока не обожглась. Но это были чисто теоретические рассуждения: вряд ли Кайл еще когда-нибудь мне позвонит.
Я одолела почти полчашки кофе, когда на соседний стул опустилась доктор Тресслер и вытянула перед собой ноги. У нее были карие глаза (под нижними ресницами правого я рассмотрела две родинки), прямой нос, большой рот, чуть ли не всю ширину лица, и короткие волосы. Сначала мне показалось, что у нее короткая стрижка, но потом я разглядела, что ее длинные волосы собраны во французский узел. Под белым халатом – коричневые брюки и синяя водолазка, на ногах – коричневые сабо.
– Извините за задержку, – сказала она. – Десятилетний мальчишка поцеловался с асфальтом, катаясь на скейтборде. Пришлось наложить ему двадцать семь швов.
– Наверное, когда наступает теплая погода, к вам привозят пациентов с самыми разными травмами.
– Да, это верно. – Она принесла кофе в пластиковой чашке и большим пальцем сняла крышку. – Значит, вы работаете в «Глянце»? Надеюсь, не вы пишете все эти статейки на сексуальные темы? Вчера вечером я заглянула в один номер, некоторые материалы о-очень откровенные.
– Нет, к таким статьям меня не подпускают, – засмеялась я. – Я пишу о происходящих событиях. Но кроме того, дружу с главным редактором, именно поэтому я и приехала. Как я сказала вам по телефону, по всей вероятности, кто-то пытался ее отравить. Но и Такер Бобб работал в той же области, и я подумала, не может ли его смерть быть как-то связана с этим происшествием.
Доктор Тресслер склонила голову набок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38