— Весьма холодные. Абби была не из тех, кого можно водить за нос. Она прекрасно видела, что он вытворяет.
— А как насчет миссис Дурн и Гульды?
— О, они были по-настоящему привязаны друг к другу! — не задумываясь, ответил Моргаус. — Гульда была гордостью и радостью Абби. Но Гульда всегда была умеренна и скромна.
Безусловно, она не жила, как могла бы себе это позволить одна из самых богатых наследниц в мире. Да, она очень скромна... Вы же ее видели.
— Скажите, Гульда знает о репутации своего дяди?
— Полагаю, что да. Но это, вероятно, причиняло ей большую боль. Она никогда об этом никому ни слова не говорила, даже... — Моргаус запнулся,— даже мне.
— Скажите, пожалуйста, сколько лет молодой леди?
— Гульде? О, девятнадцать или двадцать.
Эллери повернулся к доктору Минчену, тихо сидевшему в дальнем углу помещения.
— Джон, кажется, мы натолкнулись на один из редких феноменов. Сегодня утром ты сказал, что Абби было за семьдесят.
— Ну да. Что ты имеешь в виду? Эллери многозначительно поднял палец.
— Миссис Дурн, вероятно, была удивительной женщиной. Кстати, что случилось с покойным мистером Дурном? Когда он умер? Как ты знаешь, я не слежу за объявлениями.
— Около пятнадцати лет тому назад, — вставил Моргаус. — Мистер Квин, на что вы намекаете?
— Мой дорогой Моргаус, — улыбнулся Эллери, — все-таки несколько странно... Уж слищком большая разница в возрасте между матерью и дочерью!
Моргаус казался разгневанным.
— Послушайте! — вмешался инспектор. — Это нас никуда не приведет. Я хотел бы побольше узнать о той женщине, о Фуллер, которая сидит сейчас в амфитеатре. Каково было ее официальное положение в доме Абби Дурн?
— Она была экономкой Абби. Они прожили около четверти века вместе и всегда ссорились.
— Из-за чего? Моргаус пожал плечами.
— Об этом, пожалуй, никто не знает. В минуты раздражения Абби часто говорила, что избавится от нее, но почему-то никогда этого не делала. Привычка, наверное...
— Что представляет собой прислуга?
— Обычные люди. Я уверен, Для вас ничего интересного нет.
— Мы, кажется, дошли, — произнес Эллери, — до той стадии расследования, когда становится необходимым задавать вопросы, касающиеся завещания. Вооружайтесь вашей манерой выражаться юридически и выкладывайте, Моргаус.
— Боюсь, — ответил Моргаус монотоннее обычного, — что ничего тайного в этом завещании нет. Все абсолютно открыто и законно. Почти весь капитал переходит к Гульде. Гендрик получает солидную сумму под опекой. Этого хватит ему до конца жизни, если только он не попытается осушить запас спиртных напитков всего
Нью-Йорка. Сара Фуллер тоже получает порядочную сумму. Конечно, будут щедро вознаграждены и слуги. Но вы, возможно, будете удивлены, джентльмены, услышав, что доктор Жаннэ дважды упоминается в завещании.
— Ах вот как! — насторожился инспектор.
— Для него выделены две суммы. Одна из них ему лично. Ведь Жаннэ находится на содержании Абби с момента совершеннолетия. Вторая предназначена для финансирования научной работы, которую ведут совместно доктор Жаннэ и Кнейзел.
— Продолжайте! Продолжайте! —попросил инспектор. —Кто такой Кнейзел? Я впервые о нем слышу.
Доктор Минчен придвинулся вместе со стулом.
— Моритц Кнейзел ученый. Он работает вместе с Жаннэ над какой-то проблемой, связанной с металлами. У них на этом этаже имеется специально оборудованная лаборатория. Заслуга в создании лаборатории принадлежит доктору Жаннэ. Кнейзел работает там день и ночь.
— Точнее, над чем они там работают? Минчен смутился.
— Я полагаю, что этого никто не знает, кроме Кнейзела и Жаннэ. Но они молчат. В лаборатории никто никогда не был. Там массивная металлическая дверь с сейфовским замком, толстые стены и нет окон. Имеется всего два ключа к входной двери. К тому же надо знать комбинацию цифр замка. Жаннэ категорически запретил всем входить в лабораторию.
— Сверхтайна, — проворчал Эллери. — Алхимики изобретают золото!
Инспектор спросил Моргауса:
— Вы что-нибудь знаете обо всем этом?
— Ничего касающегося их работы. Но я думаю, вы заинтересуетесь маленьким фактом, который мне известен.
— Минуточку! — инспектор пальцем подозвал Вели. — Пошлите кого-нибудь за этим Кнейзелом. Нам нужно с ним поговорить. Пусть подождет в наркозной, пока я его не позову.
Вели вышел в коридор.
— А теперь, мистер Моргаус, вы собирались сказать... Моргаус продолжал:
— Видите ли, Абби, несмотря на свое старое доброе сердце и мудрую седую голову, все-таки оставалась женщиной. Очень изменчивой, инспектор. Поэтому я не особенно удивился, когда две недели назад она мне приказала составить новое завещание.
— О боже! — простонал Эллери. — Это дело просто перенасыщено профессиональными тонкостями. Сначала анатомия, потом металлургия, а теперь правосудие.
— Не думайте, что первое завещание было плохо составлено, — прервал его Моргаус. — Она просто передумала относительно выделения суммы...
— Предназначенной Жаннэ? -— спросил Эллери.
— Вы угадали. Но речь шла о сумме на финансирование научных работ. Она хотела, чтобы этот пункт был полностью вычеркнут.
Кроме того, Абби хотела выделить дополнительные суммы для слуг и на ряд благотворительных целей. Ведь старое завещание имело двухлетнюю давность.
— И это новое завещание было составлено? — спросил Эллери.
— Да, конечно. Составлено, но не подписано, — ответил Моргаус. — Это несчастье с потерей сознания... а теперь уже убийство... Помешали. Видите ли, если бы я знал... Я намеревался представить завещание на подпись Абби завтра. Теперь уже слишком поздно. Первое завещание остается в силе.
— Все это надо будет изучить, —пробормотал инспектор. — Завещания всегда были причиной убийств... Много ли денег угробила старая леди в рискованное предприятие Жаннэ?
— «Угробила», очень хорошо сказано! - ответил Моргаус. — Я склонен думать, что мы все могли бы весьма комфортабельно жить на деньги, которые Абби передала Жаннэ для таинственных экспериментов.
— Вы сказали, — вмещался Эллери, — что никто, кроме хирурга и Кнейзела, не знает характера изысканий? Разве миссис Дурн не знала? Кажется невероятным, чтобы старая леди, известная своей практичностью в делах, финансировала проект, не зная заранее его сути?
— Всякая затея имеет изъян, — заключил Моргаус. — Слабостью Абби был Жаннэ. Он никогда не злоупотреблял ее расположением. Она, безусловно, не разбиралась в научных тонкостях их проекта. Вы знаете, Жаннэ и Кнейзел работают над этой штукой уже в течение двух с половиной лет.
— Ничего себе! — Эллери улыбнулся. — Держу пари, что старая леди не была уж такой наивной, как вы ее представляете. Вероятно, она во втором завещании хотела ликвидировать финансирование проекта в связи с тем, что они слишком долго с ним возились.
Инспектор неожиданно встал.
— Благодарю вас, мистер Моргаус. На этом закончим. Вы можете идти.
Моргаус соскочил со стула, словно его ошпарили кипятком.
— Спасибо, бегу к семье Дурн.
Доктор Минчен что-то шепнул Эллери, поклонился инспектору и тоже вышел. Шум в коридоре заставил Вели приоткрыть дверь.
— Окружной прокурор! — воскликнул он.
Инспектор засеменил через комнату. Эллери поднялся, поправляя пенсне. Трое мужчин вошли в комнату.Окружной прокурор Генри Самсон был здоровым, моложавым, крепко сложенным. Рядом с ним его помощник Тимоти Кронин, подвижный человек средних лет, с яркими рыжыми волосами, выглядел худым. За ними прятался пожилой репортер с бегающими глазками и сигарой в зубах. Его шляпа была сдвинута на лоб, из-под нее выбивалась прядь седых волос.
Вели схватил репортера за рукав, как только тот переступил порог.
— Эй ты, куда ты? Как ты сюда попал?
— Будь человеком, Вели, — репортер стряхнул огромную руку сержанта. — Разве не видишь, что я прибыл по личному, приглашению окружного прокурора? Хелло, инспектор. Как дела с убийствами? Привет, Эллери Квин! Ну, старик, если ты здесь, дела, наверное, серьезные.
— Замолчи, Пит, — сказал Самсон. — Квин, что тут происходит? Скажу тебе прямо, что из-за этого дела у нас масса неприятностей.
Он сел и бросил шляпу на каталку, оглядывая с любопытством помещение. Рыжеволосый мужчина поздоровался с Эллери и с инспектором. Репортер дотащился до стула и опустился на него со вздохом облегчения.
— Все очень сложно, Генри, — спокойно сказал инспектор. — Просвета пока не видно. Миссис Дурн была задушена, когда находилась без сознания и ожидала операции. Кто-то проник в помещение, выдавая себя за хирурга. Сейчас никто не может распознать этого самозванца. Мы в тупике.
— Вам не удастся замять это дело, Квин, — сказал окружной прокурор, нахмурив брови. — Газетчики с нетерпением ждут на улице новостей. Полиция сдерживает их там у ворот. Одному Питу Харперу предоставлены привилегии. Полчаса назад мне звонил губернатор. Можете себе представить, что он сказал! Это крупное дело, Квин, крупное. Что кроется за этим? Личная месть, маньяк, деньги?
— Мне самому хотелось бы знать... — вздохнул инспектор. — Послушай, Генри. Надо бы сделать официальное заявление для прессы.
Он вполголоса описал окружному прокурору события утра, выявленные факты и возникшие подозрения. Закончив рассказ, инспектор попросил перо и бумагу и с помощью окружного прокурора быстро написал проект заявления для репортеров, бродящих по улице перед больницей. Затем вызвали сестру, чтобы напечатать документ, который Ч1амсон подписал. После этого Вели послал одного из сыщиков размножить заявление и вручить представителям прессы.
Инспектор Квин прошел к двери операционной и вызвал доктора Лусиса Даннинга. Его высокая угловатая фигура появилась на пороге-Терапевт был смущен, его глаза блестели.
— Итак, наконец-то вы решили меня позвать, — буркнул он, покачав седой головой. Упрек предназначался всем присутствующим без исключения.
—Вы, наверное, думаете, что мне больше нечего делать, кроме как сидеть и ждать, когда позовут. Так разрешите мне сказать вам раз и навсегда, сэр! — Он поДошел к инспектору и взмахнул худым кулаком над головой старика. — Это издевательство вам дорого обойдется!
— Успокойтесь, доктор Даннинг, — произнес окружной прокурор Самсон. — Расследование находится в самых компетентных руках Нью-Йорка. Если вам нечего скрывать, вам нечего бояться, Если у вас есть какие-то жалобы, — добавил он сухо, — так они должны быть адресованы мне.
Даннинг сунул руки в карманы халата.
— Вы отрываете меня от работы. У меня серьезный случай язвы желудка, которым я должен немедленно заняться. Ваши люди в коридоре пять раз принуждали меня покидать операционную. Это преступление! Я срочно должен увидеть моего больного!
— Садитесь, доктор, — сказал Эллери с успокаивающей улыбкой. — Чем больше вы будете протестовать, тем дольше задержитесь здесь. Ответьте всего на несколько вопросов.
Даннинг посмотрел на него, что-то пробормотал и опустился на стул.
— Вы можете допрашивать меня хоть весь день, но вы даром теряете время. Ничего интересного, что могло бы вам помочь, я не знаю.
— Это вопрос нашей компетенции, — заметил Эллери.
— Спокойно, спокойно, — прервал их инспектор, — прекратите перебранку. Давайте лучше послушаем вас, доктор. Я хотел бы знать, как вы начали рабочий день сегодня утром, куда выходили?
— И это все? — удивился Даннинг. —Я прибыл в больницу в 9.00 и до 10 часов принимал больных. С 10 до 10.45 оставался в кабинете, просматривая' карточки больных. Делая в них пометки, выписывал рецепты. Никуда из кабинета не выходил.
За несколько минут до начала операции я пересек Северный коридор и направился в амфитеатр. Там встретил свою дочь и... —У вас были посетители после 10.00?
— Нет. — Даннинг. задумался. — То есть никого, кроме мисс Фуллер, экономки мисс Дурн. Она заходила на несколько минут, чтобы узнать о состоянии миссис Дурн.
— Хорошо ли вы знали миссис Дурн, доктор? — спросил Эллери.
— Я не был с ней знаком близко, — ответил Даннинг. Я состою в штате больницы с момента ее создания и, естественно, знаю миссис Дурн официально. Я ведь являюсь членом совета главных врачей, как доктор Жаннэ, доктор Минчен и другие.
Окружной прокурор Самсон поднял указательный палец:
— Давайте будем откровенны. Вы знаете, какое положение занимала миссис Дурн в финансовом мире. И вы представляете, какой шум поднимется, когда все узнают, что она убита. Во-первых, это, безусловно, отразится на бирже. Поэтому, чем скорее убийство будет раскрыто и забыто, тем лучше для всех. Что вы думаете об этом происшествии?
Доктор Даннинг поднялся и стал расхаживать по комнате. Шагая, он похрустывал суставами пальцев. Казалось, он обдумывал ответ. Затем, не произнеся ни единого слова, Даннинг вышел из комнаты.
Эллери вскочил.
— Кто там еще ждет в коридоре? Кнейзел? Сара Фуллер? Давайте!
Дверь в предоперационную с треском распахнулась, и лейтенант Ритхи втиснулся с тремя людьми странного вида, которых подталкивали трое полицейских.
— Кого я вижу! —- воскликнул инспектор. — Джо Гекко, Малютка Вилли и Снаппер! Ритхи, где вы их подобрали?
Джо Гекко был худым, со жгучими глазами и сломанным носом. Снаппер был полной его противоположностью: маленький, ангельского вида, с розовыми щечками и полными влажными губами. Из всех троих Малютка Вилли казался самым зловещим. Кожа на его лысой голове была покрыта коричневыми пятнами. Он был огромным, грузным, дряблым. Его судорожные движения и бегающие глазки говорили о преждевременной старости.
Инспектор удивленно рассматривал задержанных.
— Ну, Джо,— спросил он строго, — какой на сей раз у вас жульнический бизнес? Вы что, теперь больницы грабите? Где вы их нашли, Ритхи?
—Они бродили наверху, около 32-й одиночной палаты.
— Так это же палата Большого Майка! — воскликнул инспектор. — Значит, вы сейчас нянчите Большого Майка, так, что ли? А я думал, что вы в шайке гориллы Айки Блюма. Вы что, поменяли счастье? Давайте выкладывайте, ребята!
Трое бандитов смущенно посмотрели друг на друга. Малютка Вилли застенчиво ухмыльнулся. Джо Гекко потупил голову и напряженно уставился на свои носки. Ответил розовощекий и улыбающийся Снаппер:
— Будьте снисходительны, инспектор! У вас против нас ничего нет. Мы просто навестили своего босса. Врачи вынимали ему кишки или что-то вроде этого.
— Да, да, — сказал инспектор, — а вы держали его за руку и убаюкивали?
— Да нет, он законный пациент, — сказал Снаппер. — Мы просто решили подежурить у его палаты наверху. Вы понимаете, босс там больной. А немало ребят вроде бы его не любят.
Инспектор Квин рявкнул на Ритхи:
— Вы их обыскали?
Малютка Вилли начал судорожно приближаться к двери. Гекко схватил руку полицейского, который прижал его, и зашипел: «Не смейте!» Через несколько минут Ритхи доложил:
— Три маленьких револьвера, инспектор. Инспектор засмеялся:
— Теперь вам инкриминируют обвинение в незаконном хранении оружия. Я удивляюсь вам, Снаппер! Ладно, Ритхи, уведите их. Снаппер, в какое время вы сюда прибыли?
Маленький гангстер пробормотал:
— Мы здесь находились все утро, инспектор.
—Я полагаю, вы ничего не знаете про убийство миссис Дурн?
— Убийство? Они окаменели.
— Ну ничего,—сказал инспектор. —Уберите их, Ритхи. Лейтенант вышел следом за полицейскими и гангстерами. Вели закрыл за ними дверь с разочарованием в глазах.
— Ну что ж, — сказал устало Эллери, — еще осталась Сара Фуллер. Вот уже три часа, как она там ждет. Когда мы с ней закончим, ее придется, наверное, поместить в больницу. Я голоден, отец. Как насчет того, чтобы кого-нибудь послать за бутербродами в кафе?
Инспектор Квин потрогал свои усы.
— Я не заметил, как прошло время. А как вы, Генри? Вы обедали? - А я за, — объявил вдруг Пит Харпер. —Работа такого рода вызывает голод. Питание будет за счет города?
— Ну ладно, Пит, — ответил инспектор,—люблю твой юмор. Потом разберемся, кто будет платить, но идти за бутербродами придется тебе. В соседнем квартале есть кафетерий.
Когда Пит ушел, Вели впустил в предоперационную женщину средних лет, одетую в черное. Она держала голову неестественно прямо. Глаза ее были дикими. Сержант на всякий случай подошел к ней поближе.
Через открывшуюся дверь Эллери увидел группу врачей, стоявших вокруг операционного стола, на котором все еще лежало тело Абби Дурн. Шепнув что-то отцу, он вышел в операционную.
Там никто не занимался делом. Сестры и врачи ходили, громко разговаривали, умышленно игнорируя молчаливых полицейских и сыщиков. Во всех разговорах слышалась какая-то нервозность.
За исключением людей, собравшихся у операционного стола, никто не интересовался мертвой женщиной.Эллери подошел и представился. Все умолкли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21