Жаннэ спокойно реагировал на срывы студента. Твердой рукой он поправлял молодого повесу во время всего учения в медицинском институте. А после диплома устроил его практикантом в хирургическое отделение Голландской мемориальной больницы.
— Так вот почему лицо этого человека показалось знакомым Исааку Кобу! — пробормотал инспектор, продолжая сосредоточенно слушать.
После практики Томас Жаннэ был зачислен в штат госпиталя. Он продолжал работу под руководством отца. Некоторое время Томас даже преуспевал.
Свенсон помолчал, облизал высохшие губы и, смотря отсутствующим взглядом мимо лица окружного прокурора, продолжал:
— Вот тогда и случилось... Это было пять лет тому назад, приблизительно в это же время года. Я сорвался. Опять начал пить. Однажды утром я оперировал, будучи в нетрезвом виде. В крити-
чеокий момент- моя рука дрогнула, нож вошел в тело слишком глубоко, и пациент умер на операционном столе.
Все молчали. Бывший хирург, казалось, переживал тот момент, когда рухнули планы и надежды юности, когда он роковым образом оскандалился на работе.
— Я тогда страшно испугался, — сказал Свенсон, — упал духом и почувствовал тошноту.
Три свидетеля присутствовали при операции, но существовавшие тогда строгие правила профессиональной этики помешали выйти молве об этом происшествии из стен больницы.
Доктор Жаннэ сам сообщил миссис Дурн о происшедшей трагедии и о виновности своего пасынка. Старая леди была беспощадной. Молодому хирургу пришлось уйти. Он был вынужден подать в отставку.
Несмотря на усилия отчима, дурная репутация о нем распространилась, и он всюду встречал закрытые двери. Постепенно, без шума Свенсон утратил свои медицинские права. Доктор Томас Жаннэ стал просто Томасом Жаннэ. Далее в порядке самозащиты он поменял фамилию Жаннэ на Свенсон. Это девичья фамилия матери.
Из Нью-Йорка он переселился в пригород Порт-Честер. Пользуясь протекцией и широкими связями отчима, сумел устроиться страховым агентом. Стал вести трезвый образ жизни.
— Ужасное событие заставило меня вдруг осознать и осудить свое поведение, — сказал он. — Но было уже слишком поздно. Ничто не могло спасти мою карьеру. О, я никого не обвиняю, — горько произнес он в тишине кабинета окружного прокурора. — Старуха действовала по совести, и мой отчим тоже. Для него свет сошелся клином на профессиональных принципах. Он бы мог отстоять меня, я думаю, посредством личного влияния на миссис Дурн. Но он строго придерживался своих принципов. Кроме того, он понимал, что необходим был суровый урок, чтобы спасти меня...
Доктор Жаннэ никогда не укорял своего непутевого пасынка, несмотря на боль, которую тот ему причинил. Он страшно переживал, когда рушились его надежды и планы. Однако он все же продолжал помогать молодому человеку встать на ноги и начать новую жизнь.
Жаннэ недвусмысленно обещал, что, если Томас будет вести трезвый образ жизни и честно трудиться, ему все будет прощено. Молодой человек останется наследником Жаннэ, другого наследника у него нет и не будет.
— С его стороны это было очень порядочно, —пробормотал бывший хирург, — чертовски порядочно. Он не мог ко мне отнестись лучше, если бы даже я был его настоящим сыном.
Он замолчал, нервно сминая поля своей шляпы крепкими пальцами — пальцами хирурга.
— Дело, конечно, выглядит сейчас по-другому, мистер... мистер Свенсон, — сказал Самсон. — Теперь мне ясно, почему док-top Жаннэ хотел нас сбить с пути. Старый скандал...
— Да, — прервал его Свенсон. — Это положило бы конец моему пятилетнему честному труду, конец моей службе. Это выставило бы меня в глазах общественности как никчемного хирурга, преступно нарушившего свой долг и которому нельзя доверять и в других делах... Мы оба очень переживали, — продолжал он, — это чрезвычайное происшествие в больнице, вызвавшее всякие измышления. Ведь если бы доктор Жаннэ помог полиции найти Свенсона, то старый скандал непременно всплыл бы наружу. Мы оба этого страшно боялись. Но, —. продолжал Свенсон, — когда я увидел, что отца так серьезно подозревают по этому делу, я не мог далее считаться с личными интересами. Я надеюсь, что теперь все подозрения относительно доктора Жаннэ отпали, джентльмены. Все это было страшным недоразумением. Моей единственной целью посещения отца в понедельник было одолжить незначительную сумму денег — двадцать пять долларов. Дела шли неважно, и мне надо было обернуться за несколько дней. Отец, как всегда, был щедрым — вручил мне чек на 50 долларов. Я его предъявил в банк и получил деньги, как только вышел из больницы.
Он оглянулся вокруг. В его глазах была невыраженная словами мольба. Инспектор угрюмо рассматривал изношенную поверхность своей коричневой табакерки.
Комиссар полиции незаметно ускользнул из комнаты. Ожидавшегося взрыва бомбы не получилось, и его дальнейшее присутствие здесь стало бессмысленным.
Голос Свенсона в конце рассказа звучал менее уверенно. Он застенчиво спросил, удовлетворила ли его исповедь присутствующих. Если да, то он очень просил бы не сообщать представителям прессы его настоящего имени. Вообще он в их полном распоряжении. Если понадобятся его свидетельские показания, то он готов их представить, хотя для него чем меньше шума, тем лучше. Ибо репортеры всегда готовы раскопать события прошлого и раскрыть неблаговид-.. ные факты старого, давно забытого скандала.
— На этот счет вам нечего бояться, мистер Свенсон, — окружной прокурор казался взволнованным. — То, что вы сегодня нам рассказали, конечно, оправдывает вашего отчима. Арестовать его при наличии такого бесспорного алиби мы не можем. Не так ли, Квин?
— Теперь, конечно, нет. - Инспектор чихнул, понюхав табаку. — Мистер Свенсон, видели ли вы доктора Жаннэ после, встречи в понедельник утром?
Свенсон заколебался, нахмурился и наконец поднял глаза с искренним выражением.
— Нет смысла отрицать это теперь, — сказал он. — Я видел отца после встречи в понедельник утром. Он тайно приезжал ко мне в Порт-Честер в понедельник вечером. Я не хотел рассказывать об этом, но... Его беспокоила охота, за мной. Он настаивал, чтобы я покинул город и уехал на Запад или еще куда-нибудь. Но когда он мне рассказал, как злится полиция на него за мое укрывательство, я, конечно, не мог уехать и оставить его в таком положении. В конце концов ни ему, ни мне скрывать нечего» Мы непричастны к убийству. А бегство могло быть квалифицировано как признание вины. Так что я отказался, и он уехал домой. А сегодня утром мне надо было приехать рано в город. И тут мне сразу попалась на глаза газетная статья...
— Знает ли доктор Жаннэ, что вы к нам пришли с целью обо всем рассказать? — спросил инспектор.
— О, нет!
— Мистер Свенсон, — старик уставился на бывшего хирурга, . можете ли вы мне дать какое-то объяснение этого преступления? Свенсон покачал головой:
— Для меня это большая загадка. Я старуху не очень хорошо знал. Я был ребенком, когда она так много помогла моему отцу. А когда стал подростком, я все время находился в школе. Единственное, что могу сказать — мой отец к убийству непричастен.
Инспектор снял трубку одного из аппаратов на письменном столе Самсона.
— Так вот что, молодой человек, ради порядка я вас проверю. Посидите минуточку спокойно.
Он набрал телефон Голландской мемориальной больницы.
— Алло, соедините меня с доктором Жаннэ.
— Отвечает оператор. Кто это говорит?
— Инспектор Квин из управления полиции. Пожалуйста, побыстрее.
— О, одну минуточку. — Инспектор услышал щелканье переключателей, затем раздался мужской бас:
— Алло, отец, это ты?
— Эллери! Что за чертовщина, куда ты пропал? Ты где? — В кабинете Жаннэ.
— Как ты туда попал?
— Просто зашел минуту назад, точнее — три минуты назад. Я пришел навестить Джона Минчена, отец.
— Не бросай трубку, — закричал старик. — У меня новость. Сегодня утром явился Свенсон. Мы только что заслушали его рассказ. Очень интересно, Эллери, я тебя подробно проинформирую, дам тебе стенограмму его показаний. Когда я тебя увижу? Да, самое главное — он сын Жаннэ.
— Что?
— То, что я тебе сказал. Где доктор Жаннэ? Ты что, целый день будешь молчать? Дай мне минуточку поговорить с Жаннэ, сынок.
Эллери, чеканя слова, медленно ответил: — Поговорить с Жаннэ тебе, не удастся.
— Почему? Где он? Разве он не с вами?
— Я пытался тебе объяснить, но ты меня прервал... Он здесь, — сурово произнес Эллери. — Но причина, по которой он не может с тобой гдворить, уважительная. Он мертв, отец!
— Мертв?
— Да, ушел к праотцам. — В тоне Эллери чувствовалась тревога, несмотря на легкомысленность его выражений. — Теперь 10.35... Дай я соображу... Я сюда пришел в 10.30... Отец, его убили тридцать минут назад!
Абби Дурн, доктор Жаннэ... Два убийства подряд.
От офиса окружного прокурора в направлении Голландской мемориальной больницы мчалась тяжелая полицейская машина. В ней находился инспектор Квин, погруженный в мрачное раздумье.
«Невероятно... Но тем не менее второе убийство будет легче раскрыть, и это приведет к раскрытию первого. А может быть, оба убийства не имеют ничего общего друг с другом? Но как можно совершить убийство в здании, заполненном полицией и сыщиками, не оставив ни следа, никакой улики, ни одного свидетеля?»
С левой и правой стороны от старика сидели окружной прокурор и убитый горем Свенсон. Полицейский комиссар, которого известили о новом преступлении, ехал Следом в черном лимузине. Он кусал ногти от отчаяния, гнева и волнения.
Мчавшийся на большой скорости кортеж взвизгнул тормозами и резко остановился у центрального входа больницы. Из машин выскочили важные персоны и побежали вверх по ступенькам.
Комиссар, запыхавшись, обратился к инспектору:
— Это дело надо решать быстро, сразу, сегодня же. Иначе вам придется распрощаться с вашим креслом, Квин, а мне со своим.
Полицейский открыл двери.Если после убийства Абби Дурн больница была встревожена, то теперь, после убийства доктора Жаннэ, она была совершенно дезорганизована. Не было видно ни одного врача, ни одной сестры. Даже швейцар Исаак Коб покинул свой пост.
Но зато полицейские и сыщики наводняли коридоры, особенно на первом этаже около входа. Дверь лифта широко распахнута. Комната ожидания заперта. Двери кабинетов закрыты. Притихшие служащие были изолированы полицией. Кругом стало пусто и тоскливо.
Лишь около кабинета с табличкой «Доктор Францис Жаннэ» теснились полицейские. Кучка этих людей моментально растаяла, как только в коридоре появились инспектор, комиссар полиции, доктор Прути, сержант Вели и Самсон.
Инспектор первым вошел в кабинет убитого. За ним мелкими шагами протиснулся Свенсон. Он был бледен, с искаженным от страха лицом. Последним вошел Вели и тихо закрыл за собой дверь. В скудно обставленном кабинете глаза вошедших сразу натолкнулись на тело доктора Жаннэ. Оно покоилось в небрежной позе за заваленным бумагами письменным столом.
Хирург сидел в своем вращающемся кресле, когда смерть настигла его. Расслабленное тело опиралось грудью о край стола, седая голова лежала на согнутой левой руке, правая рука была вытянута по стеклу, пальцы ее крепко сжимали автоматическую ручку.
Свенсон бросил беглый, полный ужаса взгляд в сторону холодной, застывшей фигуры, слегка оперся о косяк двери и понуро опустил голову.
Инспектор, комиссар и Самсон стояли друг возле друга, осматривая в замешательстве комнату смерти. Она была почти квадратной. В нее вела единственная дверь, через которую вошли все присутствующие. Дверь выходила в Южный коридор, наискось от главного вхда. В левой части задней стены имелось широкое окно, смотревшее в длинный внутренний двор. Слева от двери стоял письменный столик для стенографистки. На нем размещалась пишущая машинка. За ним вдоль стены находились четыре стула, на которых сидели Эллери, Минчен, Харпер и Парадайз. В дальнем углу стоял большой письменный стол мертвого хирурга. Он располагался наискось и был обращен передней кромкой в левый ближний угол. За исключением вращающегося кресла, на котором покоилось тело Жаннэ, позади письменного стола ничего не было. У стены справа стоял книжный шкаф, заполненный книгами, рядом с ним широкий стул.
— Доктор, каково ваше заключение? — спросил сурово комиссар Доктор Прути помял свою погасшую сигару.
— Та же самая история, комиссар: убийство путем удушения. —Проволока, как и в случае с Абби Дурн?
— Да, Можете убедиться сами.
Квин медленно направился к письменному столу, сопровождаемый Самсоном и комиссаром.На седой голове мертвого они увидели темный обширный сгусток крови. Инспектор и комиссар оба быстро подняли глаза.
— Его стукнули по голове до того, как удушили, — пояснил доктор Прути. — Каким-то тяжелым предметом, трудно сказать каким. Вот тут, в задней части головы, повреждена кожа, прямо над мозжечковой областью.
— Хирурга оглушили, чтобы он не мог позвать на помощь, когда
его душили, — пробормотал инспектор. — Удар нанесен по затылку, доктор. Какое положение он занимал, по-вашему, когда его ударили? Может быть, он задремал и напавший на него стоял перед письменным столом, когда наносил удар? Ибо если он сидел нормально, то нанесший удар должен был стоять позади него. Глаза Эллери заблестели, но он ничего не сказал..'
— Скорее всего правильно последнее, инспектор... - В губах Прути смешно торчала потухшая сигара. — Тот, кто его ударил, стоял позади письменного стола. Дело в том, что, когда мы его нашли, он лежал в другом положении. Он сидел в своем кресле, опрокинувшись назад. Давайте я вам покажу.
Прути шагнул к письменному столу и осторожно протиснулся между углом стола и стеной. Оказавшись позади письменного стола, он аккуратно, но с полнейшим безразличием приподнял мертвого за плечи и усадил во вращающемся кресле. Голова хирурга свисала на грудь.
- Смотрите, сейчас можно увидеть проволоку.
Прути осторожно приподнял мертвую голову Жаннэ. Вокруг шеи виднелась тонкая кровавая линия. Проволока так глубоко вошла в мертвое тело, что была еле заметна. Позади шеи оба конца проволоки были закручены точно так же, как и у Абби Дурн.
Инспектор выпрямился.
— Произошло это, вероятно, следующим образом. Он сидел за столом. Кто-то вошел, приблизился к нему сзади, ударил по голове и потом задушил.-Правильно?
— Именно так. — Прути собрал свою сумку. — Могу поклясться чем угодно, удар по голове мог быть нанесен только из-за спины. То есть убийца стоял позади своей жертвы — позади письменного стола... Ну что же, я пошел. Фотографы здесь уже были, инспектор, и ребята сняли отпечатки пальцев. Их всюду масса, особенно на стекле письменного стола. Но большинство из них, наверно, принадлежит Жаннэ и его помощнице или стенографистке.
Судебный эксперт нахлобучил шляпу, крепко вонзил зубы/ в обмусоленную сигару и тяжелой поступью вышел из кабинета. Оставшиеся принялись рассматривать мертвого.
— Доктор Минчен, эта рана на голове не могла являться причиной смерти?
Минчен сделал глотательное движение.
— Прути прав, — сказал он тихим голосом. — Удар лишь оглушил его. Он умер от удушения, инспектор, это несомненно. Инспектор Квин нагнулся, чтобы рассмотреть проволоку.
— Похоже, тот же сорт, — произнес он. — Томас, первым делом проверьте это.
Великан кивнул.Мертвое тело все еще держалось вертикально в кресле, как оставил его Прути. Комиссар что-то пробормотал себе под нос, тща-
тельно всматриваясь в лицо Жаннэ. На нем не было ужаса, удивления или страха. Черты лица оставались спокойными, почти благодушными. Глаза были плотно закрыты.
— Вы заметили, сэр? — вдруг сказал Эллери. — У него лицо человека, не ожидавшего нападения.
Комиссар повернулся и смерил Эллери взглядом.
— Это как раз то, о чем я думаю, молодой человек. Да, странно, можно сказать... Вы, кажется, сын инспектора Квина?
- Вы угадали. — Эллери встал со стула и подошел к письменному столу, чтобы лучше рассмотреть лицо Жаннэ.
— А тупой предмет, о котором говорил Прути, исчез! — продолжал комиссар. — Убийца, наверное, забрал его с собой... Выяснили, что делал Жаннэ до убийства?
Он указал на ручку в пальцах мертвого и полуисписанный лист бумаги, лежавший на стекле письменного стола. Расположение листа говорило о том, что Жаннэ работал. Он прекратил писать, остановившись на середине фразы. Последнее слово заканчивалось рывком, переходящим в чернильную кляксу.
— Он работал над своей книгой, когда его ударили, — произнес Эллери. — Это элементарно. Известно, что он и доктор Минчен совместно работали над сугубо медицинским трудом под названием «Врожденная аллергия».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21