Во п р о с: Когда?
Ответ: Вчера после обеда. Это был один из моих первых шагов после смерти клиента.
Инспектор Квин пытался узнать, о чем шла речь в уничтоженных документах. Моргаус ответил, что не знает. Утверждал, что, уничтожая документы, пунктуально выполнял завещание. При этом конверты не распечатывал. По его словам, он даже не имел понятия, что эти документы хранились в фирме Моргаусов много лет. В прошлом делами Дурн ведал его отец. Принимая дела клиентов отца, он якобы не интересовался их содержанием, а обращал главное внимание на соблюдение моральной ответственности и этики при выполнении обязанностей их фирмой перед клиентами.
Моргаусу было предъявлено обвинение в том, что при данных обстоятельствах (убийство) он не имел права так поступать, не посоветовавшись с полицией, уж не говоря о том, что не имел права уничтожать возможные улики.
Моргаус настаивал, что поступил в рамках закона».
— Это мы еще посмотрим! — крикнул Самсон,
«Гульда Дурн, присутствовавшая при разговоре, была очень расстроена. Она отрицала какое бы то ни было знакомство с содержанием уничтоженных документов. Она якобы даже не знала о их существовании, хотя не отрицает, что в последние годы через ее руки прошла значительная часть личной переписки матери.
Вывод: Рекомендую окружному прокурору немедленно выяснить правовую сторону этого вопроса. Если Моргаус превысил права, предоставленные ему штатом как слуге закона, возбудить про-
тив него дело, а если это невозможно, передать весь вопрос в ассоциацию адвокатов.
В управлении почти все считают, что уничтоженные документы содержали какие-то сведения, имеющие отношение к расследованию преступления...»
— Старик Квин распалился, — заключил окружной прокурор спокойным голосом. — Это впервые с тех пор, как я его знаю, он проявляет такую мстительность. Видно, что дело его сильно задело.
Не хотел бы быть на месте бедного Моргауса... Мэр тяжело поднялся.
— На сегодня достаточно, джентльмены, — сказал он. — Все, что мы можем сделать, это надеяться на лучшее и ожидать, какие события принесет завтрашний день. Из донесений, поступивших от инспектора Квина, я делаю вывод, что он ведет следствие в меру своих способностей, и мы все надеемся на.него. Я немедленно сделаю заявление в этом духе для представителей прессы. Это успокоит и губернатора. — Он повернулся к начальнику полиции Нью-Йорка. — Вы согласны, комиссар?
Комиссар, вытерев шею большим платком, кивнул с усталой покорностью и неуклюже вышел из помещения.
Мэр нажал кнопку на своем столе. Это означало конец совещания. Окружной прокурор и его помощники с угрюмыми лицами молча последовали за комиссаром.
Рано утром в среду инспектор Квин сидел за столом в управлении полиции. Перед ним лежала утренняя газета. В ней под крупным заголовком сообщалось о неизбежном аресте известного хирурга доктора Франциса Жаннэ по подозрению в убийстве. Далее из ряда деликатных фраз следовало, что хирурга должны задержать и предъявить ему обвинение в удушении Абби Дурн.
Инспектор не казался слишком удивленным. Его маленькие живые глаза блестели от беспокойства. Он кусал усы, прочитывая уже не в первый раз статью, написанную Питом Харпером. Телефон в соседней комнате непрерывно звонил, но аппарат на письменном столе инспектора молчал. Официально для всех, кроме сотрудников управления, его «не было на месте».
Репортеры всю ночь дежурили у главного полицейского здания. Выходящих сотрудников осаждали вопросами:
- Скажите, это правда, что Жаннэ арестовали за убийство старухи?
Но никто ничего не знал. Во всяком случае, никто не хотел обсуждать этот вопрос.
Комиссар полиции и мэр поздно ночью во вторник после ознакомления с донесениями инспектора Квина отказались говорить с представителями прессы.
За неимением официальных заявлений газеты цитировали сообщение Харпера.
В редакции газеты Харпера раздавались непрерывные звонки по поводу достоверности источника статьи, наделавшей столько шума. Однако там никто ничего не мог сказать.
В 9.00 инспектору Квину доложили, что звонил доктор Жаннэ. Хирург просил соединить его с инспектором. Вместо инспектора его соединили с дежурным лейтенантом. Тот вежливо сообщил, что инспектор находится на совещании и вызвать его оттуда никак нельзя. Жаннэ разразился громкими ругательствами. Он кричал в трубку, что репортеры все утро не дают ему покоя, желая получить интервью.
— Вы мне вот что скажите, — зарычал он, — сообщение этой газеты — правда?
Лейтенант крайне сожалел, что ничего не знал и ничем не мог помочь Жаннэ. Тогда разгневанный хирург прокричал, что закроется в своем кабинете в больнице и никого принимать не будет. Он так был разозлен, что его голос трудно было разобрать. В заключение Жаннэ так бросил трубку на крючок, что треск оглушил лейтенанта.
Этот разговор был дословно передан инспектору, который загадочно улыбнулся и дал указание сержанту Вели не пускать ни одного репортера в стены «Голландской мемориальной больницы». Затем позвонил окружному прокурору:
— От Свенсона все еще ни слова?
— Ни звука. Все-таки еще рано. Как только он позвонит, я вам сообщу.
— Генри, вы подумали о моих рекомендациях, касающихся этого ничтожества Моргауса?
Самсон закашлялся.
— Я готов пойти с вами в огонь и воду, и вы это знаете. Но боюсь, что придется оставить Моргауса в покое.
— Вы что-то запели по-иному, Генри!
— Я вас все еще поддерживаю, Квин, — произнес Самсон. — Но, поостыв после первой горячки, я еще раз проанализировал всю ситуацию. Послушайте, Квин, он действовал абсолютно в рамках закона! Этот пункт завещания Дурн касался не части ее имущества, а личных документов. Поэтому Моргаус не обязан был ждать, пока завещание будет оформлено, чтобы получить право уничтожить документы. Это совсем разные вопросы. Вы же не можете указать причину, по которой документы должны были быть сохранены, не так ли?
Инспектор устало ответил:
— Если вы имеете в виду, смогу ли я доказать, что документы содержали улики, я отвечаю: «Нет».
— В таком случае я сожалею, Квин. Я ничего не могу сделать. Инспектор медленно положил трубку, расправил газету Харпера на письменном столе и позвонил сержанту Вели:
— Томас, принесите мне парусиновые туфли, которые мы нашли в телефонной будке.
Вели принес. Старик бросил туфли на стекло, покрывавшее стол, и долго на них смотрел. Затем он повернулся к Вели:
— Вам что-нибудь говорят эти чертовы туфли, Томас? Потерев свою гранитную челюсть, великан ответил:
— Они говорят немного. Ну... у них порван шнурок... И тот, кто носил эти туфли, взял лейкопластырь и склеил разорванные половинки.
—Да, значит это непостижимо моему уму. — Инспектор выглядел несчастным. — Эллери зря не скажет, Томас. В этих туфлях есть что-то такое, что рассказывает важные вещи. Оставь их тут. Возможно, меня осенит идея.
Вели вышел из кабинета, оставив инспектора в глубоком раздумье перед двумя вполне невинными на вид белыми парусиновыми туфлями. Едва Эллери выполз из постели и принял душ, раздался звонок, и Джуна впустил доктора Джона Минчена.
— Привет! Ты что, никогда не видишь восхода солнца? Эллери плотнее запахнул полы халата.
— Сейчас только 9.15. Я до полуночи не спал, все думал. Минчен скорчил смешную физиономию, садясь в кресло.
— По дороге в больницу я решил зайти узнать новости из первых рук. Скажи, статья про Жаннэ в сегодняшней утренней газете достоверна?
— В какой газете, какая статья? — спросил флегматично Эллери, садясь завтракать. — Покушаешь со мной, Джон?
— Спасибо, я уже завтракал. — Минчен пристально посмотрел на Эллери. — Ты что, не знаешь? В утреннем выпуске газет напечатано, что доктор Жаннэ будет сегодня арестован за убийство старухи.
— Что ты говоришь? — Эллери откусил кусок бутерброда. — Современная пресса, несомненно, замечательная вещь!
Минчен покачал головой.
— Я вижу, что никакой информации сегодня не получу. Но все это кажется слишком уж глупым, Эллери. Бедный Жаннэ, наверное,, с ума сходит от бешенства... Как можно заподозрить его в убийстве своей благодетельницы? — Он выпрямился в кресле. — Слушай, видимо, я тоже получу свою долю известности, так?
— Что ты имеешь в виду?
— Как коллегу Жаннэ и его соавтора по книге «Врожденная аллергия» пресса, естественно, заметит и меня.
О, я бы не беспокоился об этом, Джон. И забудь, пожалуйста, Жаннэ, с ним ничего не случится... Сколько времени вы работали вместе над вашим чудесным творением?
— Не так много. Видишь ли, написать книгу несложно. А вот собрать материалы, медицинские факты, статистику — это гигантский труд. Жаннэ потребовались годы, чтобы собрать истории болезней. Они, между прочим, представляют большую научную ценность. И если что-нибудь случится с Жаннэ, я бы хотел их унаследовать... Тем более что они не представляют интереса для людей, не сведущих в этих вопросах.
Эллери аккуратно вытер губы.
— Естественно, нет. Кстати, если не секрет, какая у вас договоренность с Жаннэ о финансовой стороне дела? Вы равные партнеры?
Минчен покраснел.
— Он настаивал на этом, хотя его участие значительно больше, чем мое. Мне даже было стыдно. Жаннэ был очень порядочным в этом деле, Эллери.
— Рад это слышать,,— Эллери встал и направился в спальню. — Дай мне пять минут одеться, Джон, и я тебя провожу. Извини, пожалуйста.
Он исчез в соседней комнате. Минчен встал и принялся шагать по гостиной. Остановившись перед камином, он стал с любопытством рассматривать над каминной полкой пару скрещенных сабель. Услышав позади себя шуршание, Минчен обернулся и увидел улыбающегося Джуна.
— Привет, малыш! Откуда эти сабли?
— Это подарок папе Квину от одного человека, — Джуна с достоинством выпятил грудь. — Этот человек из Европы...
— Джон! — прокричал Эллери из спальни. — Как давно ты знаком с доктором Даннингом?
— С тех пор, как работаю в больнице. А почему ты интересуешься?
— Просто любопытствую... Что интересного ты знаешь про нашу галльскую амазонку — доктора Пеннини?
— Весьма мало. Она не очень приветлива, Эллери. Никогда с нами не общается, если только есть предлог избежать этого. Кажется, где-то у нее есть муж.
— Правда? А чем он занимается?
— Не знаю. Я его никогда не встречал и не говорил о нем с Пеннини.
Минчен слышал, как Эллери энергично суетился в спальне. Он сел, задумавшись с какой-то тревогой над вопросами Эллери. — Ты знаком с Кнейзелом? — снова послышался голос Эллери.
— Он настоящий медведь по отношению к работе. Всю свою жизнь он проводит в этой лаборатории.
— Он и Абби Дурн дружили?
— Думаю, что он встречался с ней через Жаннэ всего несколько раз. Я уверен, что близко он с ней не был знаком.
— А как насчет Эдит Даннинг? Она дружит с Гаргантюа? — Ты имеешь в виду Гендрика Дурна? Вот странный вопрос, Эллери! — Минчен засмеялся. — У меня не хватает фантазии представить, даже закрыв глаза, нашу молодую вертушку в объятиях пузатого Гендрика.
— Так что, между ними ничего нет?
— Если ты подозреваешь, что там что-нибудь есть, то ты, пожалуй, просто спятил с ума.
— Как знать! — засмеялся Эллери, появляясь одетым у дверей. * — Подожди, я возьму шляпу, пальто и трость, и мы можем идти.
Они пошли вниз по Бродвею, ведя непринужденный разговор о прошлых совместных похождениях. Касаться дела Дурн Эллери более не захотел.Он вдруг остановился:
— Совсем забыл. Хотел купить у моего букиниста книжонку о венских методах борьбы с преступностью. Который теперь час?
Минчен посмотрел на часы:
— Только 10.00.
— Так ты прямо поедешь в больницу? —- Да, я, пожалуй, возьму такси.
— Хорошо, Джон. Я через полчаса буду в больнице. Пока. Они расстались. Эллери быстро зашагал в переулок, а Минчен остановил такси и сел в него.
Он все же пришел! Способ завуалированной Публикации никогда еще не срабатывал гак быстро, как в среду утром. Худощавый мужчина, одетый в темную одежду, прошел мимо полицейского управления и стал нервно рассматривать номера зданий. Было видно, что он плохо ориентировался в этом районе. Дойдя до дома № 137, он украдкой скользнул взглядом по всем его десяти этажам и, убедившись, что в нем находилась контора окружного прокурора, поправил воротник своего черного пальто и решительно вошел в здание.
Загадочный, неуловимый Свенсон! Эта новость молниеносно распространилась повсюду. От клерка в кабинете окружного прокурора она перелетела через мост в старое закопченное здание уголовного суда, а оттуда через мост Вздохов в недра городской тюрьмы. И каждый надзиратель тюрьмы, каждый сыщик полицейского управления, каждый регулиров-
щик уличного движения в радиусе четырех кварталов, каждый лоточник и бездельник, находившийся поблизости, услышал сенсацию через пять минут после того, как на шестом этаже дома № 137 Свенсон вышел из лифта в сопровождении двух полицейских и исчез в кабинете окружного прокурора Самсона.
Десять минут спустя, ровно в 9.45, Свенсон сидел в окружении сосредоточенных лиц. Среди них были: окружной прокурор, его заместитель Тимоти Кронин, а также несколько его помощников. Инспектор Квин слегка улыбался. Он появился со свойственной ему быстротой. Сержант Вели был молчаливым и угрюмым, как всегда. Комиссар полиции сидел немного в стороне и молча'наблю-дал. До этого момента Свенсон заговорил лишь раз. Он произнес глубоким баритоном, неожиданным для человека столь хрупкого телосложения: «Я Томас Свенсон».
Окружной прокурор почтительно наклонил голову и указал на стул. Свенсон тихо сел, глядя с подозрением на собравшихся. У него были тусклые голубые глаза и темные ресницы.
Когда все расселись и за стеклянной дверью замерла фигура полицейского, окружной прокурор спросил:
— Мистер Свенсон, почему вы пришли сюда сегодня утром? Свенсон казался удивленным.
— Я полагал, что вы хотите меня видеть.
— Вот как! Значит, вы читаете газеты? — быстро спросил Самсон. Новоявленный улыбнулся
— О, да. Может быть, будет лучше, если я сраэу внесу ясность. Но прежде всего, джентльмены, хочу сказать, что отдаю себе отчет, что вы меня подозреваете, разыскиваете.
Нам очень приятно слышать, что вы «отдаете себе отчет» в этом.
Самсон взглянул на него сурово.
— Вам многое придется объяснить, мистер Свенсон. Вы стоили городу кучу денег.
— По правде говоря, сэр, у меня были неприятности личного порядка. Все это для меня является своего рода трагедией. Видите ли, у меня была уважительная причина не появляться. Кроме того, я не верил, что доктор Жаннэ замешан в убийстве миссис Дурн. В газетах даже намека не содержалось на такой факт...
— Вы ничего не объяснили, — разочарованно сказал Самсон. — Что же скрывалось за вашей игрой в прятки?
— Знаю, знаю. — Свенсон стеснительно опустил глаза. — Мне очень тяжело. Если бы не было известия, что доктора Жаннэ собираются арестовать за преступление, которого, я точно «знаю, он не совершал, я бы сегодня не явился. Но я не могу этого допустить, будучи убежденным в его полной невиновности.
— Были ли вы в кабинете доктора Жаннэ между 10.30 и 10.45 в понедельник утром? — спросил инспектор Квин.
— Да, он говорил сущую правду. Я приходил к нему одолжить незначительную сумму денег. Мы все указанное вами время находились вдвоем в его кабинете, ни он, ни я не отлучались ни на минуту.
— Гм... — Самсон смерил его внимательным взглядом с ног до головы. — Получается все так просто, мистер Свенсон. Между тем вы заставили нас искать вас по всему городу.
— Почему вас так скрывает Жаннэ? — неожиданно спросил инспектор.
Свенсон поднял руки в знак своей капитуляции.
— Я вижу, что должен говорить... Джентльмены, все очень просто. Я вовсе не Томас Свенсон. Я Томас Жаннэ — сын доктора Жаннэ.
Все встало на свои места. Томас Жаннэ являлся приемным сыном доктора Франциса Жаннэ. Хирург был бездетным вдовцом, когда вторично женился. Его вторая жена была матерью Томаса. Томасу исполнилось два года, когда доктор Жаннэ стал его законным отцом. Спустя восемь лет мать Томаса умерла.
По словам Томаса, он серьезно относился к учению, преследуя единственную цель: стать первоклассным хирургом — вторым Жаннэ. Для достижения этой цели его направили в институт Джона Гопкинса.
Человек, за которым безуспешно охотилось все полицейское управление в течение двух дней, рассказывал приглушенным и стыдливым голосом, как он наглым и безответственным образом попрал доверие своего знаменитого отчима.
— Я уже тогда знал, что из меня ничего не выйдет, — бормотал он. — У меня были хорошие отметки, почти самые лучшие на курсе, но я пил как рыба и проигрывал в карты приличные суммы денег, которые отец щедро давал на мое содержание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21