Оба они – прямые люди, веселые и бесстрашные, оба смотрят на жизнь без выкрутасов и принимают такой, как она есть. Они пройдут по жизни одной командой.
Колин? Сейчас у него тяжелые времена: бросил друг, с которым он прожил семь лет. Но я верю, что у Колина все будет хорошо. У него открытая душа и щедрое сердце: одинокие и несчастливые люди тянутся к нему, словно мотыльки к огню. Такие, как Колин, не остаются в одиночестве. К сожалению, я к этому типу людей не отношусь.
За последние несколько недель мои взгляды на жизнь потряслись до основания; но если вы спросите, верю ли я, что кого-нибудь найду, боюсь, я по-прежнему отвечу «нет». Ключевое слово здесь «боюсь». Думаю, в этом я похожа на Финна. Теперь понимаю, почему рядом с ним мне так неуютно: я смотрю на него – и вижу человека, который почти отказался от надежды, потому что надежда ничего, кроме боли, не приносит. Неужели остальные видят то же самое во мне? Перебирая в уме своих знакомых, я понимаю: мне легко поверить в успех тех, кто сам в него верит, но еще легче и естественнее усомниться в тех, кто сам в себе сомневается. Так вот как оно выходит! Не веришь в себя – значит, никто другой в тебя верить не будет. И когда предстанет передо мной человек, на котором природа поставила невидимую метку «Предназначен для Джейми» – где гарантия, что и он мне поверит? А не усомнится, не махнет рукой, не пойдет прочь? Вот почему Надин всегда побеждает – из-за непоколебимой уверенности, что станет Невестой Года.
– Уже уходите?
Я оборачиваюсь и вижу, что Зейн и Миа поднимаются на ноги. Шелковистые волосы Миа в беспорядке падают на лицо: она заметно шатается, и Зейн ее поддерживает.
– Миа у меня такая прелесть, когда выпьет! – смеется он.
В это время «прелесть» наваливается на стол, опрокинув две кофейные чашки и пепельницу. Зейн без лишних слов подхватывает ее на руки, словно младенца.
– Сейчас, детка, сейчас пойдем домой, – мурлыкает он. – Финн, ты идешь?
– Ты иди, а я останусь.
– Уверен? Звони, если что-нибудь понадобится.
– Спасибо, что пришли! – благодарю я, убирая с дороги стул.
– А какие у вас, ребята, планы на завтра? – интересуется он, обернувшись к нам с Миа на руках.
– Все утро ищем подходящую часовню для венчания. Вместе с Надин, – вздыхаю я.
– Помоги нам бог! – добавляет Иззи.
– К сожалению, я завтра работаю, – вздыхает Рид.
– И у меня есть отмазка – завтра с утра у меня лекции! – ухмыляется Скотт и энергично пожимает Риду руку.
– А после обеда из Англии прилетает моя мама и двое друзей, – продолжаю я.
– Здорово! Значит, вечером девичник?
– Ага, у нас уже все расписано!
– Скотт, а ты будешь устраивать мальчишник?
– Э-э… ну…
– Ладно, еще успеем это обсудить, – улыбается Зейн.
– Не волнуйся, Джейми, к дешевым женщинам я его и близко не подпущу!
– Поздно спохватился, тебе не кажется? – язвит Лейла.
Я смеюсь громче всех, сообразив, что она намекает на меня.
– А мы, пожалуй, вернемся в бар к Сету, – объявляет Синди. – Кто хочет, может пойти с нами.
– Нет, спасибо, с меня хватит! Идите вдвоем.
– А ты, Финн, не хочешь к нам присоединиться?
– Нет, мне больше пить не стоит. Опасное это дело – кормить рыб с похмелья.
– Я пойду с вами! – вызывается дядя Сэм.
– Ну уж нет! – твердо отвечает Лейла.
– Да будет тебе ломаться… – и дядя Сэм тянет к ней лапы.
Быстрым точным движением Лейла хватает его за кадык Сэм хрипит и выкатывает глаза.
– Послушай, ты, похотливый старый алкаш! Твоим вонючим обществом мы сыты по горло. Ясно?
Она отпускает руку. Сэм плюхается в кресло, которое под его тяжестью опрокидывается – и мы в молчаливом восторге следим, как он катится по полу. Рид протягивает было ему руку, но тут же отдергивает, повинуясь дружному женскому хору:
– Не надо!
– Ну что, – поворачивается ко мне Скотт, – продолжим наши игры дома?
Скотт – настоящее сокровище! Ни одного прокола за весь вечер.
– С удовольствием, – застенчиво улыбаюсь я.
– Финн, тебя подвезти?
Тот колеблется, но Скотт настаивает:
– Не беспокойся, ичего, кроме пива, не пил. Пошли… Рида и Иззи мы отвозим в «Белладжо», а сами катим вниз по Хармон-авеню. По дороге узнаем много интересного о живородящих тропических рыбках: эти рыбки, живущие в Центральной Америке и Вест-Индии, оказывается, не мечут икру, а рождают живое потомство. С ума сойти…
– Вот и приехали! – говорит наконец Финн. За всю дорогу это первая его фраза, не имеющая отношения к рыбам.
Скотт тормозит у подъезда.
– Не возражаешь, если я зайду в туалет? – обаятельно улыбается он. – Понимаешь, пиво и все такое.
Финн молча вводит нас к себе в квартиру. Я чувствую странную неловкость, словно вторгаюсь в дом без приглашения, но это мимолетное чувство тут же сменяется любопытством. Я всегда представляла себе жилище Финна не иначе как в виде какой-нибудь подводной пещеры или заброшенного бассейна, и теперь мне страшно интересно узнать, есть ли у него обычные вещи, вроде холодильника или тостера?
– Вот это да! – восклицает, едва войдя, Скотт. – Ты свою квартиру не сдаешь в аренду продюсерам? Здесь можно кино снимать!
– Фантастика! – поражаюсь и я, не меньше Скотта восхищенная стильной смесью китча и крутизны. – Ой, посмотри только на бар! – И я мчусь в гостиную, чтобы разглядеть поближе хромированный шейкер, бокалы для мартини на высоченных ножках, пластмассовый ананас для кубиков льда и витые соломинки. – Какая прелесть!
Скотт останавливается в позе буриданова осла между кожаным пуфиком и асимметричным диваном – не знает, куда сесть.
– Класс, дружище! Откуда ты все это взял?
– Собирал годами – в комиссионных лавках, на аукционах. Кое-что нашел в сувенирных магазинах – там попадаются любопытные вещицы.
– Например, в «Экстравагантных товарах Сэма»? – спрашиваю я, указывая на красные настенные часы в форме игральной кости.
– Может быть, – улыбается Финн.
– А эта красотка откуда? – тыкаю я в настольную лампу с розовым абажуром в мелкий цветочек.
– Фамильное наследство, – с такой же задумчивой и немного грустной улыбкой отвечает Финн.
– Антикварная машина, антикварная мебель, антикварные безделушки… Что вы об этом скажете, доктор? – спрашиваю я Скотта.
– Очевидно, прошлое для тебя привлекательнее настоящего. Реальному миру, полному боли и горя, ты предпочитаешь мир воображаемый, срзданный твоей фантазией.
Финн задумывается.
– Без обид, приятель, – спохватывается Скотт. – Джейми такая же. Каждый приспосабливается по-своему.
– Я-то думала, у тебя с потолка будет свисать рыболовная сеть, полная ракообразных! – Я стараюсь перевести разговор на шутливый лад.
– Пошли за мной! – улыбается Финн. – Сейчас увидишь то, чего так жаждешь.
Он открывает дверь в ванную – и нас окутывает голубое сияние. Во всю длину ванной раскинулся подсвеченный аквариум с тропическими рыбами.
– Ух ты! – восхищается Скотт, прижавшись носом к стеклу и любуясь тем, как колышутся в воде медно-бирюзовые плавники. – Как хороша вон та, красная! У которой плавники как перья.
– Сиамский боец? – подсказываю я. Финн кивает.
– А по-латыни она называется:№ Вена 5р1еп<1еп5!№ Финн смотрит на меня с удивлением и одобрением.
– Я кое-что читала о рыбах… – скромно объясняю я.
Взглянув себе под ноги, замечаю, что пол в ванной усыпан ракушками и морской галькой.
– Это все – с пляжа, на котором я вырос, – объясняет Финн.
– Ты подсознательно не хочешь расставаться с детством и используешь эти предметы как напоминания о дорогом твоему сердцу времени и месте…
– Скотт, сделай перерыв! Очень красиво, Финн.
Я присаживаюсь на корточки и глажу раковины, восхищаясь их изящными изгибами и гладкой, отшли-фованной морем поверхностью. Какую красоту создает природа! У стен выстроились рядком кувшины с песком и чем-то еще, кажется, водорослями.
Взгляд мой падает на дверной засов в форме деревянной рыбки.
– А это мне подарили, – объясняет Финн. – Мне часто дарят сувениры, связанные с рыбами.
– Э-э… прошу прощения! – окликает нас Скотт, переминаясь с ноги на ногу.
– О, извини, извини! – И мы со смехом оставляем его в одиночестве.
– Хочешь что-нибудь выпить?
– Не откажусь от стакана воды, – отвечаю, входя следом за Финном в скромную чистую кухоньку, которая, по всей видимости, служит ему и столовой.
– Скотт, кажется, хороший парень.
– Да, когда не увлекается психоанализом.
– И давно вы знаете друг друга?
Он протягивает мне стакан. Я выпиваю залпом, прежде чем ответить:
– Совсем недолго. А кажется, что тысячу лет.
– Понимаю. Это прекрасное чувство. Главное, чтобы он чувствовал то же самое.
Я ставлю в мойку пустой стакан и оглядываюсь.
– А где твои картины?
– В спальне. Они не для чужих глаз.
– Мне кажется, акварельные пейзажи не очень-то сочетаются с интимной обстановкой…
– Спальня у меня совсем простенькая. Пойдем, покажу, – поколебавшись, предлагает он.
Стены, диван, подушки, покрывало – все здесь глубокого синего цвета, исцеляющего и успокаивающего. Картины лежат на большом деревянном столе, сделанном из старой двери. Обстановка и в самом деле очень простая: кровать, стол, стул, картины, несколько свечей и фотографии на стене.
– Кто это? – спрашиваю я, взглянув на снимок хорошенькой девушки в пляжном халатике на берегу моря.
– Моя мать. Здесь ей лет двадцать с небольшим. Эта фотография – моя любимая: на ней мама такая счастливая, полная жизни… – Голос его вздрагивает и затихает на полуслове.
Меня охватывает жгучая жалость – никогда не подозревала, что способна так остро чувствовать чужую боль.
– Тебе очень не хватает ее, верно?
Он моргает, стараясь сдержать слезы.
– Сегодня двадцать девятое июля. Годовщина…
Забыв обо всем на свете, я обвиваю его руками. Секунду или около того он остается напряжен – а затем вдруг расслабляется, обмякает, раздавленный своим горем. Я прижимаюсь щекой к его щеке, и слезы наши сливаются в один поток. Я целую его в глаза, в брови, в губы – что же, что еще мне сделать, чтобы облегчить его невыносимое одиночество?
– Э-гхм… у вас все в порядке?
Финн отшатывается и торопливо вытирает глаза.
– Извини, я просто…
– Ничего страшного. – Скотт по-прежнему стоит в дверях. – Если хочешь поговорить…
Финн поднимает глаза. Во взгляде его я читаю очень знакомое чувство – надежду. Дурацкую, отчаянную надежду на мудрого доктора. Что-то очень похоже испытывала и я, когда Скотт предложил мне облегчить душу. Только Финн, в отличие от меня, молчит.
– Может быть, в другой раз, – мягко говорит Скотт. – Что ж, Джейми, пойдем.
– Я остаюсь.
Финн от изумления теряет дар речи. А бедняга Скотт, совершенно ошарашенный, не понимает, что делать дальше – стоит ли следовать сценарию?
– Ладно, тогда я вас оставлю… то есть… я тебе доверяю, милая, и если другу нужна твоя помощь…
С этими словами он исчезает. А Финн стоит, словно врос в землю. Я запираю за Скоттом дверь, выключаю свет в гостиной и на кухне и возвращаюсь в спальню. Подхожу к Финну, беру его за руку:
– Пойдем в постель.
ГЛАВА 39
– Где ты пропадала, черт побери? Мы уже час тебя дожидаемся! – рявкает Надин, едва меня увидев.
– В самом деле, Джейми, – подхватывает Иззи, – у твоей сестры очень насыщенное расписание, так что на осмотр часовен нам остается всего, каких-нибудь три часа!
– Прошу прощения я…
– Не ночевала дома. Вижу, вижу. А что, расчески у Скотта не нашлось?
Я оборачиваюсь и испепеляю ее взглядом.
– Мне плевать, как я выгляжу, и плевать, где выходить замуж!
Надин ахает от ужаса – одним махом я посягнула на обе ее святыни.
– Мне надо принять душ. Если вы все еще хотите ехать, я буду готова минут через двадцать.
Иззи, сгорая от любопытства, бросается за мной следом.
– Ну что? Ты его «обратила»?
– Кого?
– Кого-кого, папу римского! Скотта, разумеется! Ты с ним трахнулась?
– А-а. Нет.
– Ну вот… – разочарованно кривится она. – А выглядишь как-то… знаешь, как будто в тебе что-то изменилось… Может, расскажешь все-таки, что произошло?
Я тяжело вздыхаю.
– Хорошо, все расскажу, но попозже. Когда эта дурацкая скачка по часовням останется позади.
– Ладно. Не беспокойся, надолго это не затянется. Я уже решила, что буду венчаться в Грейсленде, и даже десять Надин меня не переубедят!
– Здесь венчался Лоренцо Ламаз! – И Надин неодобрительно поджимает тонкие губы.
– И еще Эксел Роуз, – улыбается Иззи. – Здорово, правда?
– Да это просто хижина с беленой крышей!
– Не хижина, а церковь.
– Мне случалось видеть собачьи конуры и размером побольше, и видом поприличнее, – замечает Надин, разглядывая частокольчик высотой по колено.
– Надин, размер – не главное. У нас ведь не будет толпы гостей.
На долю секунды на лице Иззи отражается грусть. Толпы и вправду не будет. Дейв, разумеется, не приедет. Айрис ни за что не покинет свой удушливо-уютный мирок ковриков, салфеточек и обоев в цветочек На похороны она бы, может, еще поехала, но на свадьбу… Видеть свою дочь в центре внимания – да ни за что! Отец Иззи и рад был бы, но не может в разгар сезона бросить отель. И любимой тети не будет, потому что одному из ее отпрысков – юному кузену Иззи – вчера вырезали аппендицит. Приглашать дальних родственников Иззи, наученная горьким опытом, даже не пробовала. Рид, посмотрев на все это, заявил, что никого из своей семьи звать на свадьбу не станет: сейчас, мол, отпразднуем счастливое событие в интимном кругу, а настоящее торжество устроим дома, в Филадельфии.
Снята с повестки дня и двойная свадьба. Мы с Иззи, как следует все обдумав, решили, что венчаться лучше по отдельности, а потом устроить общий банкет. Стыдно признаться, но в моем решении немалую роль сыграли мысли о Кристиане: что, если он захочет похитить меня из-под венца? Две свадьбы, без сомнения, смутят его больше, чем одна…3ато банкет у нас будет шикарный! Какое счастье, что Рид богач и не жадина – что бы я без него делала? Скотт – всего-навсего студент со скромным приработком, а папа ясно дал понять, что не потратит на мою свадьбу ни гроша.
Энергичным шагом Надин входит в часовню. Мы плетемся за ней. Нас всего четверо, считая служащего, но мы почти заполнили свободное пространство часовни.
– Идеальное место! – замечает Иззи. – Прибавьте еще Рида и шафера – и часовня будет набита до отказа!
Наш сопровождающий – просто душка, что при его романтической работе неудивительно, сладко улыбаясь, он с гордостью демонстрирует нам оконные витражи, пыльно-розовые плиты пола и пропускает мимо ушей жалобы Надин вроде «Элвис, которым вы обе так восхищаетесь, сюда бы и не заглянул!»
– Ничего страшного, я приведу собственного Элвиса. Есть у меня один необычный знакомый, – сообщает Иззи нашему улыбчивому гиду.
– Как пожелаете, красавицы, ведь это ваш особенный день!
– Особенный день, как же! – фыркает Надин. – У вас тут все поставлено на конвейер! А тебе, Иззи, я удивляюсь. Похоже, твой принцип – чем вульгарнее, тем лучше. Привести на свадьбу, двойника Элвиса – вот выдумала! Сейчас ты скажешь, что сама придешь в платье Присциллы…
– Ошибаешься! – загадочно улыбаюсь я.
– А в чем же?
– Подожди – увидишь.
– Мне нужно знать заранее, иначе я не смогу подобрать для тебя букет, – волнуется Надин.
– Боюсь, к этому платью букет не подойдет…
– Не обязательно идти под венец с традиционными лилиями. Вот я, например, для своей свадьбы выбрала орхидеи фалеанопсис со страусовыми перьями.
– Фалло-что? – ловит знакомое звукосочетание Иззи.
– Фа-ле-анопсис, – отчеканивает Надин. – Белые цветы с желтоватой сердцевиной, в восточном стиле. Очень современно.
Мы только глазами хлопаем. Тяжело вздохнув, Надин снисходит до объяснений:
– В дорогих ресторанах – если вы когда-нибудь там бывали – на стол ставят высокую вазу и в ней – один цветок Примерно такой.
– Угу, – отвечаю я. Описание Надин не произвело на меня того впечатления, на какое она рассчитывала. – Но, мне кажется, к платью Иззи больше пойдет лучевой пистолет.
– Да вы просто надо мной издеваетесь! Ладно, сами потом будете жалеть. Свадьба – дело ответственное, все детали надо продумать заранее. А то кончите тем, что пойдете к алтарю с каким-нибудь веником, как те бедняги на фотографиях в холле.
– Неужели тебе еще не надоело готовить свадьбы? – изумляется Иззи.
– Что ты! – мечтательно отвечает Надин. – Собственная свадьба меня только разогрела! Знаете, люди, с которыми я имела дело – и в церкви, и у флориста, – все в один голос говорили, что в свадьбах я разбираюсь лучше профессионалов!
– Не понимаю, почему бы тебе не открыть собственную фирму по организации свадеб! – предлагает Иззи.
Надин розовеет.
– Не говори глупостей! И бросить работу? Нет, это чересчур рискованно! К тому же меня ждет повышение, а если я уволюсь…
– Да я пошутила! – прерывает ее Иззи.
– А! Ага. Понятно. Ха-ха-ха.
Меня посещает непривычное чувство – становится ее жаль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Колин? Сейчас у него тяжелые времена: бросил друг, с которым он прожил семь лет. Но я верю, что у Колина все будет хорошо. У него открытая душа и щедрое сердце: одинокие и несчастливые люди тянутся к нему, словно мотыльки к огню. Такие, как Колин, не остаются в одиночестве. К сожалению, я к этому типу людей не отношусь.
За последние несколько недель мои взгляды на жизнь потряслись до основания; но если вы спросите, верю ли я, что кого-нибудь найду, боюсь, я по-прежнему отвечу «нет». Ключевое слово здесь «боюсь». Думаю, в этом я похожа на Финна. Теперь понимаю, почему рядом с ним мне так неуютно: я смотрю на него – и вижу человека, который почти отказался от надежды, потому что надежда ничего, кроме боли, не приносит. Неужели остальные видят то же самое во мне? Перебирая в уме своих знакомых, я понимаю: мне легко поверить в успех тех, кто сам в него верит, но еще легче и естественнее усомниться в тех, кто сам в себе сомневается. Так вот как оно выходит! Не веришь в себя – значит, никто другой в тебя верить не будет. И когда предстанет передо мной человек, на котором природа поставила невидимую метку «Предназначен для Джейми» – где гарантия, что и он мне поверит? А не усомнится, не махнет рукой, не пойдет прочь? Вот почему Надин всегда побеждает – из-за непоколебимой уверенности, что станет Невестой Года.
– Уже уходите?
Я оборачиваюсь и вижу, что Зейн и Миа поднимаются на ноги. Шелковистые волосы Миа в беспорядке падают на лицо: она заметно шатается, и Зейн ее поддерживает.
– Миа у меня такая прелесть, когда выпьет! – смеется он.
В это время «прелесть» наваливается на стол, опрокинув две кофейные чашки и пепельницу. Зейн без лишних слов подхватывает ее на руки, словно младенца.
– Сейчас, детка, сейчас пойдем домой, – мурлыкает он. – Финн, ты идешь?
– Ты иди, а я останусь.
– Уверен? Звони, если что-нибудь понадобится.
– Спасибо, что пришли! – благодарю я, убирая с дороги стул.
– А какие у вас, ребята, планы на завтра? – интересуется он, обернувшись к нам с Миа на руках.
– Все утро ищем подходящую часовню для венчания. Вместе с Надин, – вздыхаю я.
– Помоги нам бог! – добавляет Иззи.
– К сожалению, я завтра работаю, – вздыхает Рид.
– И у меня есть отмазка – завтра с утра у меня лекции! – ухмыляется Скотт и энергично пожимает Риду руку.
– А после обеда из Англии прилетает моя мама и двое друзей, – продолжаю я.
– Здорово! Значит, вечером девичник?
– Ага, у нас уже все расписано!
– Скотт, а ты будешь устраивать мальчишник?
– Э-э… ну…
– Ладно, еще успеем это обсудить, – улыбается Зейн.
– Не волнуйся, Джейми, к дешевым женщинам я его и близко не подпущу!
– Поздно спохватился, тебе не кажется? – язвит Лейла.
Я смеюсь громче всех, сообразив, что она намекает на меня.
– А мы, пожалуй, вернемся в бар к Сету, – объявляет Синди. – Кто хочет, может пойти с нами.
– Нет, спасибо, с меня хватит! Идите вдвоем.
– А ты, Финн, не хочешь к нам присоединиться?
– Нет, мне больше пить не стоит. Опасное это дело – кормить рыб с похмелья.
– Я пойду с вами! – вызывается дядя Сэм.
– Ну уж нет! – твердо отвечает Лейла.
– Да будет тебе ломаться… – и дядя Сэм тянет к ней лапы.
Быстрым точным движением Лейла хватает его за кадык Сэм хрипит и выкатывает глаза.
– Послушай, ты, похотливый старый алкаш! Твоим вонючим обществом мы сыты по горло. Ясно?
Она отпускает руку. Сэм плюхается в кресло, которое под его тяжестью опрокидывается – и мы в молчаливом восторге следим, как он катится по полу. Рид протягивает было ему руку, но тут же отдергивает, повинуясь дружному женскому хору:
– Не надо!
– Ну что, – поворачивается ко мне Скотт, – продолжим наши игры дома?
Скотт – настоящее сокровище! Ни одного прокола за весь вечер.
– С удовольствием, – застенчиво улыбаюсь я.
– Финн, тебя подвезти?
Тот колеблется, но Скотт настаивает:
– Не беспокойся, ичего, кроме пива, не пил. Пошли… Рида и Иззи мы отвозим в «Белладжо», а сами катим вниз по Хармон-авеню. По дороге узнаем много интересного о живородящих тропических рыбках: эти рыбки, живущие в Центральной Америке и Вест-Индии, оказывается, не мечут икру, а рождают живое потомство. С ума сойти…
– Вот и приехали! – говорит наконец Финн. За всю дорогу это первая его фраза, не имеющая отношения к рыбам.
Скотт тормозит у подъезда.
– Не возражаешь, если я зайду в туалет? – обаятельно улыбается он. – Понимаешь, пиво и все такое.
Финн молча вводит нас к себе в квартиру. Я чувствую странную неловкость, словно вторгаюсь в дом без приглашения, но это мимолетное чувство тут же сменяется любопытством. Я всегда представляла себе жилище Финна не иначе как в виде какой-нибудь подводной пещеры или заброшенного бассейна, и теперь мне страшно интересно узнать, есть ли у него обычные вещи, вроде холодильника или тостера?
– Вот это да! – восклицает, едва войдя, Скотт. – Ты свою квартиру не сдаешь в аренду продюсерам? Здесь можно кино снимать!
– Фантастика! – поражаюсь и я, не меньше Скотта восхищенная стильной смесью китча и крутизны. – Ой, посмотри только на бар! – И я мчусь в гостиную, чтобы разглядеть поближе хромированный шейкер, бокалы для мартини на высоченных ножках, пластмассовый ананас для кубиков льда и витые соломинки. – Какая прелесть!
Скотт останавливается в позе буриданова осла между кожаным пуфиком и асимметричным диваном – не знает, куда сесть.
– Класс, дружище! Откуда ты все это взял?
– Собирал годами – в комиссионных лавках, на аукционах. Кое-что нашел в сувенирных магазинах – там попадаются любопытные вещицы.
– Например, в «Экстравагантных товарах Сэма»? – спрашиваю я, указывая на красные настенные часы в форме игральной кости.
– Может быть, – улыбается Финн.
– А эта красотка откуда? – тыкаю я в настольную лампу с розовым абажуром в мелкий цветочек.
– Фамильное наследство, – с такой же задумчивой и немного грустной улыбкой отвечает Финн.
– Антикварная машина, антикварная мебель, антикварные безделушки… Что вы об этом скажете, доктор? – спрашиваю я Скотта.
– Очевидно, прошлое для тебя привлекательнее настоящего. Реальному миру, полному боли и горя, ты предпочитаешь мир воображаемый, срзданный твоей фантазией.
Финн задумывается.
– Без обид, приятель, – спохватывается Скотт. – Джейми такая же. Каждый приспосабливается по-своему.
– Я-то думала, у тебя с потолка будет свисать рыболовная сеть, полная ракообразных! – Я стараюсь перевести разговор на шутливый лад.
– Пошли за мной! – улыбается Финн. – Сейчас увидишь то, чего так жаждешь.
Он открывает дверь в ванную – и нас окутывает голубое сияние. Во всю длину ванной раскинулся подсвеченный аквариум с тропическими рыбами.
– Ух ты! – восхищается Скотт, прижавшись носом к стеклу и любуясь тем, как колышутся в воде медно-бирюзовые плавники. – Как хороша вон та, красная! У которой плавники как перья.
– Сиамский боец? – подсказываю я. Финн кивает.
– А по-латыни она называется:№ Вена 5р1еп<1еп5!№ Финн смотрит на меня с удивлением и одобрением.
– Я кое-что читала о рыбах… – скромно объясняю я.
Взглянув себе под ноги, замечаю, что пол в ванной усыпан ракушками и морской галькой.
– Это все – с пляжа, на котором я вырос, – объясняет Финн.
– Ты подсознательно не хочешь расставаться с детством и используешь эти предметы как напоминания о дорогом твоему сердцу времени и месте…
– Скотт, сделай перерыв! Очень красиво, Финн.
Я присаживаюсь на корточки и глажу раковины, восхищаясь их изящными изгибами и гладкой, отшли-фованной морем поверхностью. Какую красоту создает природа! У стен выстроились рядком кувшины с песком и чем-то еще, кажется, водорослями.
Взгляд мой падает на дверной засов в форме деревянной рыбки.
– А это мне подарили, – объясняет Финн. – Мне часто дарят сувениры, связанные с рыбами.
– Э-э… прошу прощения! – окликает нас Скотт, переминаясь с ноги на ногу.
– О, извини, извини! – И мы со смехом оставляем его в одиночестве.
– Хочешь что-нибудь выпить?
– Не откажусь от стакана воды, – отвечаю, входя следом за Финном в скромную чистую кухоньку, которая, по всей видимости, служит ему и столовой.
– Скотт, кажется, хороший парень.
– Да, когда не увлекается психоанализом.
– И давно вы знаете друг друга?
Он протягивает мне стакан. Я выпиваю залпом, прежде чем ответить:
– Совсем недолго. А кажется, что тысячу лет.
– Понимаю. Это прекрасное чувство. Главное, чтобы он чувствовал то же самое.
Я ставлю в мойку пустой стакан и оглядываюсь.
– А где твои картины?
– В спальне. Они не для чужих глаз.
– Мне кажется, акварельные пейзажи не очень-то сочетаются с интимной обстановкой…
– Спальня у меня совсем простенькая. Пойдем, покажу, – поколебавшись, предлагает он.
Стены, диван, подушки, покрывало – все здесь глубокого синего цвета, исцеляющего и успокаивающего. Картины лежат на большом деревянном столе, сделанном из старой двери. Обстановка и в самом деле очень простая: кровать, стол, стул, картины, несколько свечей и фотографии на стене.
– Кто это? – спрашиваю я, взглянув на снимок хорошенькой девушки в пляжном халатике на берегу моря.
– Моя мать. Здесь ей лет двадцать с небольшим. Эта фотография – моя любимая: на ней мама такая счастливая, полная жизни… – Голос его вздрагивает и затихает на полуслове.
Меня охватывает жгучая жалость – никогда не подозревала, что способна так остро чувствовать чужую боль.
– Тебе очень не хватает ее, верно?
Он моргает, стараясь сдержать слезы.
– Сегодня двадцать девятое июля. Годовщина…
Забыв обо всем на свете, я обвиваю его руками. Секунду или около того он остается напряжен – а затем вдруг расслабляется, обмякает, раздавленный своим горем. Я прижимаюсь щекой к его щеке, и слезы наши сливаются в один поток. Я целую его в глаза, в брови, в губы – что же, что еще мне сделать, чтобы облегчить его невыносимое одиночество?
– Э-гхм… у вас все в порядке?
Финн отшатывается и торопливо вытирает глаза.
– Извини, я просто…
– Ничего страшного. – Скотт по-прежнему стоит в дверях. – Если хочешь поговорить…
Финн поднимает глаза. Во взгляде его я читаю очень знакомое чувство – надежду. Дурацкую, отчаянную надежду на мудрого доктора. Что-то очень похоже испытывала и я, когда Скотт предложил мне облегчить душу. Только Финн, в отличие от меня, молчит.
– Может быть, в другой раз, – мягко говорит Скотт. – Что ж, Джейми, пойдем.
– Я остаюсь.
Финн от изумления теряет дар речи. А бедняга Скотт, совершенно ошарашенный, не понимает, что делать дальше – стоит ли следовать сценарию?
– Ладно, тогда я вас оставлю… то есть… я тебе доверяю, милая, и если другу нужна твоя помощь…
С этими словами он исчезает. А Финн стоит, словно врос в землю. Я запираю за Скоттом дверь, выключаю свет в гостиной и на кухне и возвращаюсь в спальню. Подхожу к Финну, беру его за руку:
– Пойдем в постель.
ГЛАВА 39
– Где ты пропадала, черт побери? Мы уже час тебя дожидаемся! – рявкает Надин, едва меня увидев.
– В самом деле, Джейми, – подхватывает Иззи, – у твоей сестры очень насыщенное расписание, так что на осмотр часовен нам остается всего, каких-нибудь три часа!
– Прошу прощения я…
– Не ночевала дома. Вижу, вижу. А что, расчески у Скотта не нашлось?
Я оборачиваюсь и испепеляю ее взглядом.
– Мне плевать, как я выгляжу, и плевать, где выходить замуж!
Надин ахает от ужаса – одним махом я посягнула на обе ее святыни.
– Мне надо принять душ. Если вы все еще хотите ехать, я буду готова минут через двадцать.
Иззи, сгорая от любопытства, бросается за мной следом.
– Ну что? Ты его «обратила»?
– Кого?
– Кого-кого, папу римского! Скотта, разумеется! Ты с ним трахнулась?
– А-а. Нет.
– Ну вот… – разочарованно кривится она. – А выглядишь как-то… знаешь, как будто в тебе что-то изменилось… Может, расскажешь все-таки, что произошло?
Я тяжело вздыхаю.
– Хорошо, все расскажу, но попозже. Когда эта дурацкая скачка по часовням останется позади.
– Ладно. Не беспокойся, надолго это не затянется. Я уже решила, что буду венчаться в Грейсленде, и даже десять Надин меня не переубедят!
– Здесь венчался Лоренцо Ламаз! – И Надин неодобрительно поджимает тонкие губы.
– И еще Эксел Роуз, – улыбается Иззи. – Здорово, правда?
– Да это просто хижина с беленой крышей!
– Не хижина, а церковь.
– Мне случалось видеть собачьи конуры и размером побольше, и видом поприличнее, – замечает Надин, разглядывая частокольчик высотой по колено.
– Надин, размер – не главное. У нас ведь не будет толпы гостей.
На долю секунды на лице Иззи отражается грусть. Толпы и вправду не будет. Дейв, разумеется, не приедет. Айрис ни за что не покинет свой удушливо-уютный мирок ковриков, салфеточек и обоев в цветочек На похороны она бы, может, еще поехала, но на свадьбу… Видеть свою дочь в центре внимания – да ни за что! Отец Иззи и рад был бы, но не может в разгар сезона бросить отель. И любимой тети не будет, потому что одному из ее отпрысков – юному кузену Иззи – вчера вырезали аппендицит. Приглашать дальних родственников Иззи, наученная горьким опытом, даже не пробовала. Рид, посмотрев на все это, заявил, что никого из своей семьи звать на свадьбу не станет: сейчас, мол, отпразднуем счастливое событие в интимном кругу, а настоящее торжество устроим дома, в Филадельфии.
Снята с повестки дня и двойная свадьба. Мы с Иззи, как следует все обдумав, решили, что венчаться лучше по отдельности, а потом устроить общий банкет. Стыдно признаться, но в моем решении немалую роль сыграли мысли о Кристиане: что, если он захочет похитить меня из-под венца? Две свадьбы, без сомнения, смутят его больше, чем одна…3ато банкет у нас будет шикарный! Какое счастье, что Рид богач и не жадина – что бы я без него делала? Скотт – всего-навсего студент со скромным приработком, а папа ясно дал понять, что не потратит на мою свадьбу ни гроша.
Энергичным шагом Надин входит в часовню. Мы плетемся за ней. Нас всего четверо, считая служащего, но мы почти заполнили свободное пространство часовни.
– Идеальное место! – замечает Иззи. – Прибавьте еще Рида и шафера – и часовня будет набита до отказа!
Наш сопровождающий – просто душка, что при его романтической работе неудивительно, сладко улыбаясь, он с гордостью демонстрирует нам оконные витражи, пыльно-розовые плиты пола и пропускает мимо ушей жалобы Надин вроде «Элвис, которым вы обе так восхищаетесь, сюда бы и не заглянул!»
– Ничего страшного, я приведу собственного Элвиса. Есть у меня один необычный знакомый, – сообщает Иззи нашему улыбчивому гиду.
– Как пожелаете, красавицы, ведь это ваш особенный день!
– Особенный день, как же! – фыркает Надин. – У вас тут все поставлено на конвейер! А тебе, Иззи, я удивляюсь. Похоже, твой принцип – чем вульгарнее, тем лучше. Привести на свадьбу, двойника Элвиса – вот выдумала! Сейчас ты скажешь, что сама придешь в платье Присциллы…
– Ошибаешься! – загадочно улыбаюсь я.
– А в чем же?
– Подожди – увидишь.
– Мне нужно знать заранее, иначе я не смогу подобрать для тебя букет, – волнуется Надин.
– Боюсь, к этому платью букет не подойдет…
– Не обязательно идти под венец с традиционными лилиями. Вот я, например, для своей свадьбы выбрала орхидеи фалеанопсис со страусовыми перьями.
– Фалло-что? – ловит знакомое звукосочетание Иззи.
– Фа-ле-анопсис, – отчеканивает Надин. – Белые цветы с желтоватой сердцевиной, в восточном стиле. Очень современно.
Мы только глазами хлопаем. Тяжело вздохнув, Надин снисходит до объяснений:
– В дорогих ресторанах – если вы когда-нибудь там бывали – на стол ставят высокую вазу и в ней – один цветок Примерно такой.
– Угу, – отвечаю я. Описание Надин не произвело на меня того впечатления, на какое она рассчитывала. – Но, мне кажется, к платью Иззи больше пойдет лучевой пистолет.
– Да вы просто надо мной издеваетесь! Ладно, сами потом будете жалеть. Свадьба – дело ответственное, все детали надо продумать заранее. А то кончите тем, что пойдете к алтарю с каким-нибудь веником, как те бедняги на фотографиях в холле.
– Неужели тебе еще не надоело готовить свадьбы? – изумляется Иззи.
– Что ты! – мечтательно отвечает Надин. – Собственная свадьба меня только разогрела! Знаете, люди, с которыми я имела дело – и в церкви, и у флориста, – все в один голос говорили, что в свадьбах я разбираюсь лучше профессионалов!
– Не понимаю, почему бы тебе не открыть собственную фирму по организации свадеб! – предлагает Иззи.
Надин розовеет.
– Не говори глупостей! И бросить работу? Нет, это чересчур рискованно! К тому же меня ждет повышение, а если я уволюсь…
– Да я пошутила! – прерывает ее Иззи.
– А! Ага. Понятно. Ха-ха-ха.
Меня посещает непривычное чувство – становится ее жаль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40