Пятеро же рыцарей, со своими верными оруженосцами и с десятком копейщиков Бизоля де Сент-Омера, выехали ранним утром из Иерусалима по направлению к Мертвому морю. На первом этапе пребывания в Палестине задача, поставленная Гуго де Пейном, была предельно проста и конкретна: изучить ближайшие окрестности Святого Города, примыкающие к нему территории, состояние дорог, их проходимость в дождливое время, другие пути и тропы, настроение местных жителей, и ту степень поддержки, которую они способны оказать, а также выбрать наиболее благоприятнее места для организации форпостов, могущих служить перевалочными базами и для них самих, и для паломников. Первое знакомство показало, что надежной и четкой структуры в защите города не существовало, или она была случайной и слабой — в зависимости от грозящей опасности, хотя в окружении Бодуэна I имелись опытные и искушенные военачальники, прошедшие и огонь, и воду; виною же всему была наступившая после эйфории победы некая расхоложенность и успокоенность. Никто из них даже не соизволил проехаться вместе с Гуго де Пейном до Мертвого моря, несмотря на донесения о вспыхивающих там очагах напряженности и появлении небольших конных отрядов сельджуков, возглавляемых воинственным князем Санджаром, сыном верховного правителя Мухаммеда.
Итак, Бодуэн I позировал в одежде мавританского султана с огромным догом, лежащим у его ног, Андре де Монбар возводил в бывших конюшнях рыцарские покои, Фуше Шартрский переписывал ассиз «О подметании улиц…» в свои тетради, а грек Христофулос страдал одной головной болью: как уследить за непоседливым, часто ускользающим из-под наблюдения Гуго де Пейном? Христофулос со своими людьми поселился в снятом ими доме; напротив входа в соломоновы конюшни. Массивные ворота в них были видны, как на ладони, и кто-нибудь из его агентов постоянно дежурил возле окна, беря на заметку всех, кто входил или выходил из здания. Когда ранним утром ему доложили об отбытии рыцарей, Христофулос, привыкший к быстрым действиям, тотчас же собрался и отправился вслед за ними, захватив одного из своих людей, и держась от всадников в пределах видимости, позевывая и проклиная начавшийся дождь. Его помощник ворчливо заметил:
— Долго мы будем за ним следить? Иногда мне кажется, что у нашего начальника не голова, а кочан капусты. Что мы хоть должны выяснить? Где у него ахиллесова пята?
— Именно, — ответил коренастый грек. — И если для этого потребуется полезть в канализационную трубу, то ты отправишься туда первым. Даже не снимая штанов.
Между тем рыцари, делая короткие остановки в древнебиблейских городках и селениях, приближались к Иерихону и, миновав его, выехали к разлившемуся после сезона дождей Иордану.
— Ну, и как мы будем переправляться? — озабоченно спросил Бизоль, стряхивая с сапог воду.
— Учтите, я не умею плавать, — заметил Роже де Мондидье.
— Надо спуститься к устью, — предложил де Пейн. — Где-то там должны быть рыбачьи лодки. Мы не дадим вам утонуть.
Отряд Гуго де Пейна, оставляя за собой белые пыльные облака, помчался вниз по течению, а за ними поторопились Христофулос и его помощник, который впервые начал задумываться о достоинствах и недостатках канализации. Побережье Мертвого моря, куда впадал Иордан, походило на застывшие и спрессованные тысячелетиями людские слезы и горе, если бы они могли обрести материальное воплощение. Страдающая от жажды и соли желтая земля, придавленная тяжелыми, наваленными друг на друга камнями, безжизненный воздух, в котором, казалось, ни разу не пролетала ни одна птица, грязевые, засасывающие отмели, омертвелая тишина, — все это оставляло тягостное и гнетущее впечатление, словно перед рыцарями неожиданно открылся совершенно иной, неведомый, лунный мир.
— За этим страшным морем, на границе Палестинского королевства, находятся крепости Керак и Монреаль, — произнес Людвиг фон Зегенгейм, всматриваясь в водную гладь. — Как-то раз мы загнали сюда отряд сельджуков и пустили их на самое дно.
— Это случилось после освобождения Иерусалима, — напомнил Роже де Мондидье. — Я не удивлюсь, если их несчастные души поднимутся сейчас на поверхность, выберутся на берег и ринутся в свой последний бой.
— Драться с потусторонними силами? Нет ничего прелестнее, — промолвил Милан Гораджич. Его бравый вид и решительный взгляд не оставляли сомнений том, что он готов сразиться с самим дьяволом.
— Кто знает, — произнес Гуго де Пейн, — возможно мы и ведем настоящую войну не с людьми, а с призраками. Возможно, между небом и землей завязываются битвы пострашнее наших? Мир разделен на два войска — ангелов и демонов, сил бытия и сил небытия. И тайные истоки всех приключающихся с нами событий исходят из природы этого вечного сражения. Невидимого сражения… Оно может проходить и внутри каждого из нас, — немного помолчав, добавил он. — Поскольку душа и тело находятся в постоянной борьбе между собой. И, если ты забыл о своем духе и открестился от него, ты непременно столкнешься с ним в жестоком и мгновенном откровении…
Бизоль нарушил тишину, наступившую после этих слов, хлопнув себя ладонью по бедру.
— Ты хорошо сказал, Гуго! — воскликнул он. — Я бы так не смог!
— Ты можешь многое другое, — утешил его Роже де Мондидье.
— Смотрите! — выкрикнул Раймонд, указывая в сторону каменистой кручи. Из-за ее скалистого бока выехали шестеро всадников в белых бурнусах с копьями наперевес. Расстояние между ними и рыцарями было около трехсот метров.
— Это сельджуки, — произнес Людвиг фон Зегенгейм. — Вот ваши мертвые души, которых вы вызывали, — обернулся он к Роже.
— По крайней мере, они ими сейчас станут, — ответил тот.
— Вперед! — скомандовал Гуго де Пейн, и его отряд, насчитывающий двадцать человек, помчался за развернувшими своих туркменских коней всадниками.
Погоня, длившаяся несколько минут, увлекла их в ущелье между двумя холмами, поросшими высоким кустарником. Здесь сельджуки внезапно остановились и повернули коней навстречу рыцарям, а к ним, с диким криком и визгом присоединилась еще дюжина всадников, выскочив из-за крутого поворота. Оглянувшись, Гуго де Пейн увидел, что вход в ущелье теперь закупорен невесть откуда взявшимися двумя десятками конных сельджуков, взметнувшими вверх свои кривые мечи. Лошадиное ржанье смешалось с воинственным кличем, и обе группы сельджуков понеслись на рыцарей, сгрудившихся в кучу.
— Похоже, они что-то хотят у нас выяснить, раз так торопятся, — проговорил Бизоль де Сент-Омер, вертя головой: ему хотелось сразиться и с теми, и с другими.
— Наверное, расспросить дорогу на Иерусалим, — подтвердил Роже де Мондидье.
Рыцари быстро разделились: десять человек, во главе с Гуго де Пейном и Миланом Гораджичем бросились на тех, кто был впереди, а остальные — на скрывавшихся в засаде. На стороне сельджуков было численное превосходство, но они не учли того, что узкое ущелье не позволяло использовать это преимущество, а испугать рыцарей внезапной засадой и дикими криками оказалось напрасным делом. Наоборот, встречный натиск хорошо вооруженных мечами и копьями и надежно защищенных латами рыцарей и их воинов (лишь слуга-оруженосец сербского князя Джан был по-прежнему одет в просторную серую широкую рубаху и такие же штаны, а в руках держал какие-то странные дубовые палочки, скрепленные цепью) был столь яростен и неудержим, что сельджуки дрогнули. Тщетно их предводитель — обросший черной щетиной мясистоносый турок — кричал: — Убейте их! Убейте! — Передние ряды его воинов, против которых бились Бизоль де Сент-Омер, Роже де Мондидье и Людвиг фон Зегенгейм со своими оруженосцами и латниками, уже лежали на земле и корчились от нанесенных им смертельных ран. То же самое было и на другом фланге, где на головы противников обрушились мечи и палицы Гуго де Пейна, Милана Гораджича и остальных. Изумление как своих соратников, так и врагов вызвал маленький китаец, который так искусно вертел своими крепкими палками, что от трескавшихся черепов сельджуков лишь хруст разносился по всему ущелью. И, не выдержав накала борьбы, потеряв с десяток всадников, которые — кто убитый, кто раненый валялись на земле, — турки, охваченные паникой — побежали. Вытолкнув их с обеих сторон из ущелья, рыцари не стали преследовать уносивших ноги сельджуков, рассыпавшихся по равнине. Обогнув холм, рыцари сошлись все вместе и подсчитали свои потери. Серьезно не пострадал никто, кроме раненого в живот одного из латников Бизоля; кроме того, еще трех человек задели кривые мечи сельджуков. Глубокий порез оказался и на предплечье Раймонда Плантара.
— Поздравляю тебя с первым крещением сталью, — сказал ему Гуго де Пейн, перевязывая руку своему оруженосцу. — Теперь ты вступил на порог рыцарства.
— А твой крестный, который окропил тебя кровью, ускользнул, — добавил Милан Гораджич.
— Я хорошо запомнил его, — стискивая зубы проговорил юноша, глаза которого продолжали возбужденно гореть.
— Кстати, — заметил подъехавший к ним Людвиг фон Зегенгейм. — Я узнал того, кто руководил сельджуками. Этот носатый турок — Умар Рахмон, правая рука Санджара. Мы дрались с ним еще в Леванте, но тогда он ускользнул от меня.
— Как и на этот раз, — произнес Роже де Мондидье.
— Но если здесь был Умар, то где-то неподалеку находится и его хозяин.
— И весь вопрос в том — что они замышляют? — заключил Гуго де Пейн.
— А я знаю, что! — поставил точку Бизоль де Сент-Омер. — Они хотят окунуться в Мертвом море. И я готов им в этом помочь.
… Наблюдавшие с вершины холма за ходом боя, а потом и за встречей рыцарей, Христофулос и его помощник переглянулись.
— А вы говорили, что его надо от кого-то охранять, — язвительно проговорил младший агент, выразительно показывая на валявшиеся в ущелье трупы. — Да это от него надо выставлять двойную защиту, и то она вряд ли поможет!
— Не мешало бы нам спустится вниз и помочь раненым, — ответил на это Христофулос, вынимая кинжал.
Глава II. ПАЛЕСТИНА, 1112 ГОД
И когда приблизился к городу
то, смотря на него, заплакал о нем…
Евангелие от Луки 19; 41
1
За Мертвым морем собирались крупные силы сельджуков. Информацию об этом Бодуэн I получил не только от Гуго де Пейна, но и из других источников. Но конкретных мер противодействия пока не предпринимал, надеясь на хорошо укрепленные сторожевые крепости Керак и Монреаль и на иные заградительные бастионы на пути в Иерусалим. Кроме того, он в любой момент мог выставить ополчение, мобилизовав двадцать тысяч слоняющихся по городу без дела рыцарей, не считая своей регулярной гвардии. Никто не верил, что сельджуки могут представлять какую-нибудь серьезную опасность. Побывавший в пограничных крепостях, Гуго де Пейн убеждал иерусалимского короля:
— Гарнизоны Керака и Монреаля не смогут противостоять хлынувшей на них лавине. Единственное, что они предпримут — это будут отсиживаться за высокими стенами, пропуская мимо колонны сельджуков, устремляющихся на Иерусалим. Необходимо уже сейчас укрепить этот опасный район хорошо организованным, быстро перемещающимся войском, в три-пять тысяч рыцарей, способным оттягивать на себя силы противника, а в нужный момент укрываться за крепостными стенами Монреаля или Керака.
— Сколько недель вы пробыли в Палестине? — Бодуэна I больше интересовал огромный портрет на холсте, выполненный графом Норфолком, которого он наградил за «особые заслуги» перстнем со своей руки — редкой чистоты алмазом, ограненном золотой арабской вязью.
— Скоро пойдет третий месяц.
— Как вы думаете, по-моему, левый ус на портрете чуточку длиннее правого? Вам не кажется?
— Ваше величество! Оба уса одинаковой длины, но даже сложенные вместе, они будут короче сельджукских мечей.
— Да? Так вот, — Бодуэн посмотрел на рыцаря. — Мы прожили здесь гораздо дольше и изучили нравы этих поганых псов. Они никогда не решатся напасть на Святой Город, а будут только выть по ночам, как шакалы, и кусать нам пятки. В ближайшие пятьдесят лет им не оправиться от поражений, которые мы нанесли им тринадцать лет назад. Когда вы, надо полагать, еще ходили в оруженосцах.
— Мы все носили чье-то копье и меч.
— Да, разумеется, но я не об этом. Я благодарен вам за заботу о вверенном мне государстве и рассчитываю на ваше участие и преданность также и впредь.
Поняв, что дальнейший разговор бесполезен, Гуго де Пейн откланялся и покинул Бодуэна I. Разыскивая во дворце графа Норфолка, он наткнулся на свободного в этот день от дежурства Рихарда Агуциора, который и проводил его на женскую половину покоев, где в одной из комнат молодой художник рисовал сидящую перед ним в кресле старшую дочь иерусалимского короля — Мелизинду. Черноволосая и темноокая красавица, увидев вошедших рыцарей, залилась румянцем, охватившем ее бледно-мраморные щеки. Смутившись, она искоса поглядывала на де Пейна, который почтительно приветствовал ее. Мелизинде минуло девятнадцать лет. Родившись в Лотарингии, она до пятнадцати лет воспитывалась в замке своего деда Евстафия Буйонского и бабки Иды Арденнской, и лишь последние четыре года жила в Иерусалиме. Среди ее предков были воинственные и отчаянные графы, маркизы, герцоги и короли, некоторые из которых имели английское, греческое, итальянское, кельтское происхождение. Но ни она, ни ее отец, ни даже дядя Годфруа Буйонский, не знали, что в их жилах течет еще одна кровь, благодаря которой, они и вознеслись столь стремительно на иерусалимский престол. Но что это была за кровь — о том ведал лишь очень узкий круг лиц: здесь, в Святом Городе, в Нарбонне, в Труа и в Ватикане. И это была кровь Меровингской династии…
Нрав Мелизинды нельзя было назвать скромным и послушным, но в присутствии этого рыцаря с холодным серым взглядом и невозмутимым лицом, она почему-то робела, — и так случилось еще при первой встрече, когда ее отец задумал столь беспечно и глупо подшутить над прибывшими рыцарями. Она чувствовала какое-то смятение, когда смотрела на него, хотя за все время он не перемолвился с нею и парой фраз. Словно попав в водоворот на реке, она втягивалась все глубже в неведомую воронку, и это было страшно и прекрасно одновременно, а грудь разрывалась от недостатка воздуха, и дна — не было видно. Мелизинда, боясь себе в том признаться, все больше думала о Гуго де Пейне, как о человеке, не случайно явившимся в Иерусалим.
— Простите меня, милая принцесса, — обратился к ней вдруг де Пейн, и Мелизинда вздрогнула, — но я вынужден прервать сеанс. Ваш живописец, граф Норфолк, потребуется мне для срочного и ответственного поручения.
— Пожалуйста, — послушно ответила Мелизинда, хотя, скажи ей это кто другой, и она взвилась бы от негодования. Даже Агуциор, привыкший к ее взрывному характеру, изумленно посмотрел на нее. Дождавшись, когда принцесса покинет комнату, Гуго де Пейн обернулся к Норфолку.
— Граф, мне кажется сейчас не время заниматься рисованием.
— Я и сам хотел попросить вас, чтобы меня избавили от этого занятия, — ответил молодой англичанин. — Я уже начинаю жалеть о том дне, когда впервые взял в руку кисть. Откровенно говоря, я стал подумывать, а не изобразить ли мне принцессу Мелизинду какой-нибудь щербатой, да с двойным подбородком, чтобы меня наконец оставили в покое…
— Не нужно, — произнес де Пейн под смех Рихарда Агуциора. — Но живопись пока оставим в стороне. Теперь же я рассчитываю на вашу исключительную память, наблюдательность и умение составлять карты местности. Необходимость в этом огромная. Вы знаете, что Бизоль находится сейчас в Триполи и проследует дальше к Тортозе, а Роже курсирует между Тибериадой и Акрой, налаживая безопасные маршруты для следования паломников. Людвиг фон Зегенгейм отправился за Мертвое море к крепостям Керак и Монреаль, Виченцо Тропези — в Яффе, и даже маркиз де Сетина, оставив свои изыскания в библиотеках города, подготавливает все для принятия паломников в Цезарии. Вам же, с Миланом Гораджичем, я поручаю, возможно, самое трудное дело: отправиться на юг королевства, и, начиная с Газы, проследовать по всем приграничным городам и селениям. Я думаю, вам не составит труда сделать подробную карту дорог и укреплений. Это необходимо мне, это потребуется и Бодуэну I. Гораджич знает местность, а вы — будете его глазами и памятью. Потом вы вернетесь в Иерусалим, и мы определим дальнейшие маршруты.
— Почему бы и мне не проехаться вместе с вами? — предложил вдруг Агуциор. — Весь февраль я свободен. А в крепости Сан-Порта, на границе с Египтом, я долгое время командовал гарнизоном.
— Хорошая мысль, — согласился де Пейн.
— Когда мы выезжаем? — спросил граф Норфолк, которому не терпелось поскорее покинуть надоевший королевский дворец.
— Завтра утром.
Гуго де Пейн, отправив своих рыцарей по разным городам Палестины, и сам вскоре покинул Иерусалим, оставив в почти обустроенном штабе одного Андре де Монбара, заканчивающего отделку помещений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Итак, Бодуэн I позировал в одежде мавританского султана с огромным догом, лежащим у его ног, Андре де Монбар возводил в бывших конюшнях рыцарские покои, Фуше Шартрский переписывал ассиз «О подметании улиц…» в свои тетради, а грек Христофулос страдал одной головной болью: как уследить за непоседливым, часто ускользающим из-под наблюдения Гуго де Пейном? Христофулос со своими людьми поселился в снятом ими доме; напротив входа в соломоновы конюшни. Массивные ворота в них были видны, как на ладони, и кто-нибудь из его агентов постоянно дежурил возле окна, беря на заметку всех, кто входил или выходил из здания. Когда ранним утром ему доложили об отбытии рыцарей, Христофулос, привыкший к быстрым действиям, тотчас же собрался и отправился вслед за ними, захватив одного из своих людей, и держась от всадников в пределах видимости, позевывая и проклиная начавшийся дождь. Его помощник ворчливо заметил:
— Долго мы будем за ним следить? Иногда мне кажется, что у нашего начальника не голова, а кочан капусты. Что мы хоть должны выяснить? Где у него ахиллесова пята?
— Именно, — ответил коренастый грек. — И если для этого потребуется полезть в канализационную трубу, то ты отправишься туда первым. Даже не снимая штанов.
Между тем рыцари, делая короткие остановки в древнебиблейских городках и селениях, приближались к Иерихону и, миновав его, выехали к разлившемуся после сезона дождей Иордану.
— Ну, и как мы будем переправляться? — озабоченно спросил Бизоль, стряхивая с сапог воду.
— Учтите, я не умею плавать, — заметил Роже де Мондидье.
— Надо спуститься к устью, — предложил де Пейн. — Где-то там должны быть рыбачьи лодки. Мы не дадим вам утонуть.
Отряд Гуго де Пейна, оставляя за собой белые пыльные облака, помчался вниз по течению, а за ними поторопились Христофулос и его помощник, который впервые начал задумываться о достоинствах и недостатках канализации. Побережье Мертвого моря, куда впадал Иордан, походило на застывшие и спрессованные тысячелетиями людские слезы и горе, если бы они могли обрести материальное воплощение. Страдающая от жажды и соли желтая земля, придавленная тяжелыми, наваленными друг на друга камнями, безжизненный воздух, в котором, казалось, ни разу не пролетала ни одна птица, грязевые, засасывающие отмели, омертвелая тишина, — все это оставляло тягостное и гнетущее впечатление, словно перед рыцарями неожиданно открылся совершенно иной, неведомый, лунный мир.
— За этим страшным морем, на границе Палестинского королевства, находятся крепости Керак и Монреаль, — произнес Людвиг фон Зегенгейм, всматриваясь в водную гладь. — Как-то раз мы загнали сюда отряд сельджуков и пустили их на самое дно.
— Это случилось после освобождения Иерусалима, — напомнил Роже де Мондидье. — Я не удивлюсь, если их несчастные души поднимутся сейчас на поверхность, выберутся на берег и ринутся в свой последний бой.
— Драться с потусторонними силами? Нет ничего прелестнее, — промолвил Милан Гораджич. Его бравый вид и решительный взгляд не оставляли сомнений том, что он готов сразиться с самим дьяволом.
— Кто знает, — произнес Гуго де Пейн, — возможно мы и ведем настоящую войну не с людьми, а с призраками. Возможно, между небом и землей завязываются битвы пострашнее наших? Мир разделен на два войска — ангелов и демонов, сил бытия и сил небытия. И тайные истоки всех приключающихся с нами событий исходят из природы этого вечного сражения. Невидимого сражения… Оно может проходить и внутри каждого из нас, — немного помолчав, добавил он. — Поскольку душа и тело находятся в постоянной борьбе между собой. И, если ты забыл о своем духе и открестился от него, ты непременно столкнешься с ним в жестоком и мгновенном откровении…
Бизоль нарушил тишину, наступившую после этих слов, хлопнув себя ладонью по бедру.
— Ты хорошо сказал, Гуго! — воскликнул он. — Я бы так не смог!
— Ты можешь многое другое, — утешил его Роже де Мондидье.
— Смотрите! — выкрикнул Раймонд, указывая в сторону каменистой кручи. Из-за ее скалистого бока выехали шестеро всадников в белых бурнусах с копьями наперевес. Расстояние между ними и рыцарями было около трехсот метров.
— Это сельджуки, — произнес Людвиг фон Зегенгейм. — Вот ваши мертвые души, которых вы вызывали, — обернулся он к Роже.
— По крайней мере, они ими сейчас станут, — ответил тот.
— Вперед! — скомандовал Гуго де Пейн, и его отряд, насчитывающий двадцать человек, помчался за развернувшими своих туркменских коней всадниками.
Погоня, длившаяся несколько минут, увлекла их в ущелье между двумя холмами, поросшими высоким кустарником. Здесь сельджуки внезапно остановились и повернули коней навстречу рыцарям, а к ним, с диким криком и визгом присоединилась еще дюжина всадников, выскочив из-за крутого поворота. Оглянувшись, Гуго де Пейн увидел, что вход в ущелье теперь закупорен невесть откуда взявшимися двумя десятками конных сельджуков, взметнувшими вверх свои кривые мечи. Лошадиное ржанье смешалось с воинственным кличем, и обе группы сельджуков понеслись на рыцарей, сгрудившихся в кучу.
— Похоже, они что-то хотят у нас выяснить, раз так торопятся, — проговорил Бизоль де Сент-Омер, вертя головой: ему хотелось сразиться и с теми, и с другими.
— Наверное, расспросить дорогу на Иерусалим, — подтвердил Роже де Мондидье.
Рыцари быстро разделились: десять человек, во главе с Гуго де Пейном и Миланом Гораджичем бросились на тех, кто был впереди, а остальные — на скрывавшихся в засаде. На стороне сельджуков было численное превосходство, но они не учли того, что узкое ущелье не позволяло использовать это преимущество, а испугать рыцарей внезапной засадой и дикими криками оказалось напрасным делом. Наоборот, встречный натиск хорошо вооруженных мечами и копьями и надежно защищенных латами рыцарей и их воинов (лишь слуга-оруженосец сербского князя Джан был по-прежнему одет в просторную серую широкую рубаху и такие же штаны, а в руках держал какие-то странные дубовые палочки, скрепленные цепью) был столь яростен и неудержим, что сельджуки дрогнули. Тщетно их предводитель — обросший черной щетиной мясистоносый турок — кричал: — Убейте их! Убейте! — Передние ряды его воинов, против которых бились Бизоль де Сент-Омер, Роже де Мондидье и Людвиг фон Зегенгейм со своими оруженосцами и латниками, уже лежали на земле и корчились от нанесенных им смертельных ран. То же самое было и на другом фланге, где на головы противников обрушились мечи и палицы Гуго де Пейна, Милана Гораджича и остальных. Изумление как своих соратников, так и врагов вызвал маленький китаец, который так искусно вертел своими крепкими палками, что от трескавшихся черепов сельджуков лишь хруст разносился по всему ущелью. И, не выдержав накала борьбы, потеряв с десяток всадников, которые — кто убитый, кто раненый валялись на земле, — турки, охваченные паникой — побежали. Вытолкнув их с обеих сторон из ущелья, рыцари не стали преследовать уносивших ноги сельджуков, рассыпавшихся по равнине. Обогнув холм, рыцари сошлись все вместе и подсчитали свои потери. Серьезно не пострадал никто, кроме раненого в живот одного из латников Бизоля; кроме того, еще трех человек задели кривые мечи сельджуков. Глубокий порез оказался и на предплечье Раймонда Плантара.
— Поздравляю тебя с первым крещением сталью, — сказал ему Гуго де Пейн, перевязывая руку своему оруженосцу. — Теперь ты вступил на порог рыцарства.
— А твой крестный, который окропил тебя кровью, ускользнул, — добавил Милан Гораджич.
— Я хорошо запомнил его, — стискивая зубы проговорил юноша, глаза которого продолжали возбужденно гореть.
— Кстати, — заметил подъехавший к ним Людвиг фон Зегенгейм. — Я узнал того, кто руководил сельджуками. Этот носатый турок — Умар Рахмон, правая рука Санджара. Мы дрались с ним еще в Леванте, но тогда он ускользнул от меня.
— Как и на этот раз, — произнес Роже де Мондидье.
— Но если здесь был Умар, то где-то неподалеку находится и его хозяин.
— И весь вопрос в том — что они замышляют? — заключил Гуго де Пейн.
— А я знаю, что! — поставил точку Бизоль де Сент-Омер. — Они хотят окунуться в Мертвом море. И я готов им в этом помочь.
… Наблюдавшие с вершины холма за ходом боя, а потом и за встречей рыцарей, Христофулос и его помощник переглянулись.
— А вы говорили, что его надо от кого-то охранять, — язвительно проговорил младший агент, выразительно показывая на валявшиеся в ущелье трупы. — Да это от него надо выставлять двойную защиту, и то она вряд ли поможет!
— Не мешало бы нам спустится вниз и помочь раненым, — ответил на это Христофулос, вынимая кинжал.
Глава II. ПАЛЕСТИНА, 1112 ГОД
И когда приблизился к городу
то, смотря на него, заплакал о нем…
Евангелие от Луки 19; 41
1
За Мертвым морем собирались крупные силы сельджуков. Информацию об этом Бодуэн I получил не только от Гуго де Пейна, но и из других источников. Но конкретных мер противодействия пока не предпринимал, надеясь на хорошо укрепленные сторожевые крепости Керак и Монреаль и на иные заградительные бастионы на пути в Иерусалим. Кроме того, он в любой момент мог выставить ополчение, мобилизовав двадцать тысяч слоняющихся по городу без дела рыцарей, не считая своей регулярной гвардии. Никто не верил, что сельджуки могут представлять какую-нибудь серьезную опасность. Побывавший в пограничных крепостях, Гуго де Пейн убеждал иерусалимского короля:
— Гарнизоны Керака и Монреаля не смогут противостоять хлынувшей на них лавине. Единственное, что они предпримут — это будут отсиживаться за высокими стенами, пропуская мимо колонны сельджуков, устремляющихся на Иерусалим. Необходимо уже сейчас укрепить этот опасный район хорошо организованным, быстро перемещающимся войском, в три-пять тысяч рыцарей, способным оттягивать на себя силы противника, а в нужный момент укрываться за крепостными стенами Монреаля или Керака.
— Сколько недель вы пробыли в Палестине? — Бодуэна I больше интересовал огромный портрет на холсте, выполненный графом Норфолком, которого он наградил за «особые заслуги» перстнем со своей руки — редкой чистоты алмазом, ограненном золотой арабской вязью.
— Скоро пойдет третий месяц.
— Как вы думаете, по-моему, левый ус на портрете чуточку длиннее правого? Вам не кажется?
— Ваше величество! Оба уса одинаковой длины, но даже сложенные вместе, они будут короче сельджукских мечей.
— Да? Так вот, — Бодуэн посмотрел на рыцаря. — Мы прожили здесь гораздо дольше и изучили нравы этих поганых псов. Они никогда не решатся напасть на Святой Город, а будут только выть по ночам, как шакалы, и кусать нам пятки. В ближайшие пятьдесят лет им не оправиться от поражений, которые мы нанесли им тринадцать лет назад. Когда вы, надо полагать, еще ходили в оруженосцах.
— Мы все носили чье-то копье и меч.
— Да, разумеется, но я не об этом. Я благодарен вам за заботу о вверенном мне государстве и рассчитываю на ваше участие и преданность также и впредь.
Поняв, что дальнейший разговор бесполезен, Гуго де Пейн откланялся и покинул Бодуэна I. Разыскивая во дворце графа Норфолка, он наткнулся на свободного в этот день от дежурства Рихарда Агуциора, который и проводил его на женскую половину покоев, где в одной из комнат молодой художник рисовал сидящую перед ним в кресле старшую дочь иерусалимского короля — Мелизинду. Черноволосая и темноокая красавица, увидев вошедших рыцарей, залилась румянцем, охватившем ее бледно-мраморные щеки. Смутившись, она искоса поглядывала на де Пейна, который почтительно приветствовал ее. Мелизинде минуло девятнадцать лет. Родившись в Лотарингии, она до пятнадцати лет воспитывалась в замке своего деда Евстафия Буйонского и бабки Иды Арденнской, и лишь последние четыре года жила в Иерусалиме. Среди ее предков были воинственные и отчаянные графы, маркизы, герцоги и короли, некоторые из которых имели английское, греческое, итальянское, кельтское происхождение. Но ни она, ни ее отец, ни даже дядя Годфруа Буйонский, не знали, что в их жилах течет еще одна кровь, благодаря которой, они и вознеслись столь стремительно на иерусалимский престол. Но что это была за кровь — о том ведал лишь очень узкий круг лиц: здесь, в Святом Городе, в Нарбонне, в Труа и в Ватикане. И это была кровь Меровингской династии…
Нрав Мелизинды нельзя было назвать скромным и послушным, но в присутствии этого рыцаря с холодным серым взглядом и невозмутимым лицом, она почему-то робела, — и так случилось еще при первой встрече, когда ее отец задумал столь беспечно и глупо подшутить над прибывшими рыцарями. Она чувствовала какое-то смятение, когда смотрела на него, хотя за все время он не перемолвился с нею и парой фраз. Словно попав в водоворот на реке, она втягивалась все глубже в неведомую воронку, и это было страшно и прекрасно одновременно, а грудь разрывалась от недостатка воздуха, и дна — не было видно. Мелизинда, боясь себе в том признаться, все больше думала о Гуго де Пейне, как о человеке, не случайно явившимся в Иерусалим.
— Простите меня, милая принцесса, — обратился к ней вдруг де Пейн, и Мелизинда вздрогнула, — но я вынужден прервать сеанс. Ваш живописец, граф Норфолк, потребуется мне для срочного и ответственного поручения.
— Пожалуйста, — послушно ответила Мелизинда, хотя, скажи ей это кто другой, и она взвилась бы от негодования. Даже Агуциор, привыкший к ее взрывному характеру, изумленно посмотрел на нее. Дождавшись, когда принцесса покинет комнату, Гуго де Пейн обернулся к Норфолку.
— Граф, мне кажется сейчас не время заниматься рисованием.
— Я и сам хотел попросить вас, чтобы меня избавили от этого занятия, — ответил молодой англичанин. — Я уже начинаю жалеть о том дне, когда впервые взял в руку кисть. Откровенно говоря, я стал подумывать, а не изобразить ли мне принцессу Мелизинду какой-нибудь щербатой, да с двойным подбородком, чтобы меня наконец оставили в покое…
— Не нужно, — произнес де Пейн под смех Рихарда Агуциора. — Но живопись пока оставим в стороне. Теперь же я рассчитываю на вашу исключительную память, наблюдательность и умение составлять карты местности. Необходимость в этом огромная. Вы знаете, что Бизоль находится сейчас в Триполи и проследует дальше к Тортозе, а Роже курсирует между Тибериадой и Акрой, налаживая безопасные маршруты для следования паломников. Людвиг фон Зегенгейм отправился за Мертвое море к крепостям Керак и Монреаль, Виченцо Тропези — в Яффе, и даже маркиз де Сетина, оставив свои изыскания в библиотеках города, подготавливает все для принятия паломников в Цезарии. Вам же, с Миланом Гораджичем, я поручаю, возможно, самое трудное дело: отправиться на юг королевства, и, начиная с Газы, проследовать по всем приграничным городам и селениям. Я думаю, вам не составит труда сделать подробную карту дорог и укреплений. Это необходимо мне, это потребуется и Бодуэну I. Гораджич знает местность, а вы — будете его глазами и памятью. Потом вы вернетесь в Иерусалим, и мы определим дальнейшие маршруты.
— Почему бы и мне не проехаться вместе с вами? — предложил вдруг Агуциор. — Весь февраль я свободен. А в крепости Сан-Порта, на границе с Египтом, я долгое время командовал гарнизоном.
— Хорошая мысль, — согласился де Пейн.
— Когда мы выезжаем? — спросил граф Норфолк, которому не терпелось поскорее покинуть надоевший королевский дворец.
— Завтра утром.
Гуго де Пейн, отправив своих рыцарей по разным городам Палестины, и сам вскоре покинул Иерусалим, оставив в почти обустроенном штабе одного Андре де Монбара, заканчивающего отделку помещений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75