Саша терпеливо выжидал, когда люди выйдут из дома и уедут, но, как назло, вокруг воцарилась тишина и даже те двое, которые рыскали по территории в поисках беглеца, куда-то исчезли. Прошло часа два, и мальчик уже хотел было сделать попытку осторожно вылезти из ящика, как тут со стороны ворот послышался шум подъехавшей машины и требовательные сигналы. Совсем рядом протопали чьи-то торопливые шаги. По всей видимости, один из охранников спешил к воротам. Прошло ещё несколько минут, и машина подъехала почти вплотную к бакам.
— Ну чего? — услышал Саша грубый мужской голос. — Вывозить сегодня?
— Давай вывози! — отозвался второй. Где-то совсем рядом раздался скрип, и бак сильно тряхануло.
— Эй, поосторожней, опрокинешь!
— Сам знаю! — крикнул шофёр мощным басом. Бак закачался. Чтобы сохранить равновесие, мальчик упёрся руками в стенки. Наконец мусорные баки благополучно погрузили, и машина, взревев, выехала из ворот. Саша слышал, как шофёр громогласно распевает какую-то разухабистую песню. Хотя чувствовалось, что машина ехала не очень быстро, баки все-таки сильно трясло, и мальчик то и дело ударялся головой о металлическую стенку. Тряска продолжалась минут тридцать, наконец, скрипнув тормозами, машина остановилась на каком-то открытом месте, мальчик слышал вой ветра. Пришёл в действие какой-то механизм, бак, в котором сидел маленький Снегирёв, перевернулся, и содержимое вывалилось на землю. Саша больно ударился головой и с трудом сдержал стон. Он был готов стерпеть вес, что угодно. Шофёр, все так же громко распевая что-то блатное, залез в кабину, и машина тронулась с места. Саша осторожно выглянул из-за груды мусора. Вокруг никого не было. Огромный мусоровоз уже отъехал довольно далеко, и теперь можно было спокойно вздохнуть и выйти из укрытия. Ноги и руки затекли, и Саша с удовольствием потянулся.
В кромешной темноте ничего не было видно. Под ногами шуршали какие-то бумаги, коробки, перекатывались банки.
«Свалка», — догадался Саша.
Куда идти, мальчик не знал. Никакой дороги не было, сплошные мусорные кучи. Откуда-то издалека ветер донёс едва слышный звон колокола. Мальчик прислушался, но понять, откуда доносился звук, было трудно, и Саша двинулся наугад. Через полчаса он добрёл до какого-то странного сооружения, на ощупь это было что-то металлическое, возможно, старый вагон то ли трамвая, то ли поезда.
Саша осторожно обошёл сооружение и совсем близко от себя вдруг увидел чью-то тень. От неожиданности мальчик шарахнулся в сторону, и в ту же минуту чьи-то сильные руки крепко ухватили его за шиворот и приподняли над землёй.
— Вот ты где! — произнёс чуть глуховатый голос, и Саша громко закричал.
* * *
Мужчина в чёрном плаще смотрел холодным, пронзительным взглядом, которого подчинённые боялись больше всего. Вадим никогда не кричал, не размахивал руками и никогда не угрожал. Но любой, встретившись с этим взглядом, мгновенно тушевался. Двое охранников, виновато стоявших перед хозяином, почувствовали, как мороз пробежал у них по коже, они знали, что пощады не будет, и поэтому молча замерли.
— Не нашли? — почти утвердительно спросил мужчина.
— Вадим… — начал было один из охранников Снегирёва-младшего, тот, который был постарше и крупнее, и тут же осёкся. Глаза Вадима не давали шанса для оправдания.
— Вчера, вы знаете, Марина не вернулась из госпиталя… Это… серьёзная потеря… — медленно произнёс человек в чёрном плаще. — Но…
— Мы найдём его. Всю округу обыщем. Все сделаем. — Молодой парень в кожаной куртке выступил вперёд.
Мужчина внимательно посмотрел на подчинённого и усмехнулся:
— Разумеется, мы найдём его. Территория полностью закрыта, спрятаться здесь некуда, а убежать далеко он не мог.
— Вот-вот! — с жаром подхватил первый охранник.
— Я не договорил, — спокойно остановил его мужчина. — Мы найдём его, ты, Боря, сказал совершенно верно. Мы найдём, — он сознательно сделал акцент на слове «мы» и повернулся к охранникам спиной, — мы найдём, а не вы. Вы можете быть свободны.
Оба парня служили у Вадима полгода и прекрасно понимали, что означает фраза «вы — свободны». Тот, кого Вадим назвал Борей, упал на колени и обхватил ноги хозяина.
— Я прошу тебя, Вадим, мы недосмотрели, это правда, но мы все исправим.
Обязательно исправим… Найдём пацана…
Вадим повернулся и в упор выстрелил в стоящего на коленях, второй парень не успел сообразить, что произошло, как прозвучал второй выстрел, и он рухнул на пол. Через секунду в комнату вошли двое людей в форме защитного цвета, за ноги выволокли оба трупа, и на полу остались ярко-красные следы крови. Вадим вышел в коридор и вопросительно посмотрел на человека, ожидавшего его у дверей.
— Вероятно, он спрятался в мусорном ящике, — предположил человек. — На территории и в доме его нет. Мусоровоз уехал полчаса назад. Я уже отправил людей на поиски.
— Будут новости — докладывай, — кивнул Вадим и направился к лестнице, — я буду ждать.
* * *
Вадим поднялся наверх и вошёл в комнату. Там ничего не было, кроме двух табуретов и небольшого старого журнального столика. Необжитость чувствовалась во всем доме, но эта комната, в которой шикарная отделка стен и потолка резко контрастировала с убогостью обстановки, угнетающе действовала на каждого сюда входившего. Вадим не был аскетом, просто этот особняк был приобретён для совершенно определённой цели, и обставлять его мебелью не входило в его планы.
Мужчина сел на табурет и закрыл ладонью глаза. Всегда в сложные минуты жизни перед ним возникала одна и та же картина. Он никогда не мог объяснить, почему именно эта сцена так врезалась в его память, но она преследовала его уже на протяжении более двадцати лет.
— Убью! Всех расстреляю! — истошно кричал мужчина в майке и спортивных штанах с вытянутыми коленками и грозил палкой.
У отца была последняя степень белой горячки, он носился за матерью и совсем маленьким сыном по всей квартире и норовил ударить палкой. Мать, схватив сына, убегала в дальний угол и там, прижавшись к стене, испуганно смотрела на приближающегося отца. Тот, увидев, что добыча почти настигнута, останавливался и, хищно улыбаясь, злорадно говорил:
— Ну все, попались…
Ребёнок зажмуривал глаза и сильнее прижимался к матери…
Ничего страшнее этой сцены потом в своей жизни Вадим Козырев не видел.
И никогда потом не испытывал такого полного ощущения безнадёжности. Той безнадёжности, когда сопротивление бессмысленно и остаётся только, закрыв глаза, идти навстречу неминуемой гибели. Он видел круглые от страха глаза матери, её полуоткрытый рот, остальные черты как будто стёрлись, её лица он не помнил. В тот день, так сильно врезавшийся в его память, отец до полусмерти избил мать, и она через неделю скончалась в больнице. Вадиму тогда было три года. Его взяла на воспитание сестра матери, и он почти до совершеннолетия не знал, что женщина, которую он называл мамой, была его тёткой. И только лет в семнадцать ему сказали правду. Вот тогда он вспомнил эту сцену, и с тех пор она преследовала его как кошмарный сон.
Вадим заткнул уши, зловещий шёпот отца как будто наяву больно резал слух.
— Ну вот, попались… — услышал он опять торжествующий голос, и по коже пробежала мелкая дрожь.
Ему пришлось сильно тряхнуть головой, чтобы наваждение наконец исчезло.
И вот так всегда ему приходилось превозмогать себя, чтобы избавиться от преследующего его кошмара. Кошмара, в котором он был безропотной жертвой. А по жизненному опыту он знал, что, для того чтобы не быть жертвой, он должен сам стать охотником.
* * *
Павлу Пастухову, получившему от одного остряка ещё в юности кличку Толстяк, потребовалось чуть более получаса, чтобы овладеть полной информацией по делу о похищении сына Снегирёва. Павел служил у Жучка десять лет и привык работать быстро и чётко. За эти качества босс его уважал и направлял только на особо важные задания. Пастухов обладал строгим аналитическим умом и, прикинув ситуацию, быстро вычислил, откуда могла просочиться информация о маршруте машины, на которой везли ребёнка. Трусоватого секретаря он отбросил сразу, тот на риск не пойдёт, а вот пожилая женщина вполне могла быть источником информации. Пастухов не был идеалистом и прекрасно ориентировался в человеческих слабостях. Он прикинул: домработница — человек пожилой, вряд ли обеспеченный. Как живут старики, Павел знал и поэтому сделал ставку на один из известных человеческих пороков — жадность. Поэтому, не теряя ни минуты, он направился к дому Снегирёва. Павел был уверен, что ему удастся раскрутить старушку.
Уже подъезжая к высотному элитному зданию, Толстяк интуитивно почувствовал, что он опоздал. Чуть позже, анализируя своё предчувствие, он понял, откуда исходила эта уверенность. За углом он приметил притаившуюся иномарку чёрного цвета. Машина стояла чуть поодаль, как будто говорила:
«Я тут просто так стою…» Но был подозрителен тот факт, что шофёр поставил машину в достаточно неудобном месте. Хотя совсем рядом находился специально выделенный отсек для парковки. Правда, там почти вплотную друг к другу стояло несколько автомобилей, но место ещё было, и при желании там можно было вписаться. Но чёрная иномарка стояла в боевой готовности: чуть что — сорвётся с места.
Толстяк выскочил из машины, быстро пересёк двор и, предъявив охранникам удостоверение, вбежал в подъезд. Он помнил, что квартира Снегирёва находится на втором этаже, но Павел, повинуясь интуиции, нажал кнопку третьего этажа и, выйдя из лифта, прислушался. Неслышный хлопок раздался почти сразу, как только с шумом закрылись двери лифта. Павел перегнулся через перила и заглянул вниз.
Молодой мужчина, на ходу снимая чёрную маску, быстро спускался вниз. Пастухов, стараясь не быть замеченным, бросился вслед за ним. Как он и думал, убийца заскочил в чёрную иномарку, и та мгновенно сорвалась с места. Пастухов завёл свой БМВ и, соблюдая все меры предосторожности, отправился следом. Через сорок минут преследуемая машина выехала за пределы города, а ещё через десять минут въехала в высокие металлические ворота. Павлу этого было достаточно. Он знал, где похитители скрывают ребёнка. Оставалось выяснить имя владельца особняка.
Толстяк, конечно, не собирался узнавать официальным путём, на кого зарегистрирован трехэтажный дом. Он проехал несколько метров и остановился возле уютного двухэтажного домика, владельцы которого были поклонниками готического стиля и украсили своё строение причудливыми башенками и продолговатыми окнами. За воротами, украшенными изящными вензелями, пожилой мужчина устанавливал какие-то провода.
Пастухов вышел из машины и, улыбаясь во весь рот, подошёл к старику.
Тот при виде незнакомца насторожился, но, заметив его улыбку, тоже улыбнулся в ответ.
— Здорово, дедуля! — поприветствовал его Толстяк.
— Здравствуйте, — вежливо отозвался мужчина.
— Я тут к другу приехал, а дом найти не могу. Вроде тот, за углом, похож, но я не уверен. Когда мы сюда приезжали, сильно под этим делом были, — Павел щёлкнул себя по шее.
— Как фамилия друга?
— Семён… Подожди, дедуля. Сейчас… Как его, бишь! Семён Сергеев! Да, точно, Сергеев! Такой огромный, мордастый.
— Да тут все здоровые, мордастые! — махнул рукой старик. — А вот Семена Сергеева не знаю.
— А в том доме кто живёт? — Павел махнул рукой в сторону трехэтажного особняка.
— В том?
— Ага, за углом, такой кирпичный.
— Нет, там не знаю никого. Старые хозяева съехали год назад. Долго там никто не жил, потом продали. Но я никого там не видел. Приезжают какие-то машины, потом уезжают, а людей не видел.
— Жаль. Не найду, наверное, друга. Мы ведь с ним случайно познакомились, он меня к себе привёз. Встретил хорошо… А вот теперь найти его не могу.
— Бывает, — развёл руками старик и направился к дому.
— Спасибо, дедуль, извини, что побеспокоил, — бросил ему вслед Павел и вернулся к машине.
План к тому времени у него уже был. Он понял, что узнать имя владельца будет трудно, поэтому решил последить за особняком. Для этого он выехал за пределы посёлка, оставил машину в нескольких метрах от дома на пустыре и вернулся пешком. Место для наблюдения найти было сложно. Деревья и кусты стояли голые, вокруг ни души, улица пуста. Забор особняка был выше человеческого роста, двора не видно. Павел с безнадёжным видом посмотрел на дом напротив и усмехнулся шальной идее: попроситься у хозяев посидеть у окна и понаблюдать за соседями. Вот бы они удивились такому предложению! — подумал Пастухов и прошёл вдоль соседского дома.
Жители посёлка, по всей видимости, были людьми осторожными. Поэтому заборы выстроили на совесть, взобраться ни на один не было никакой возможности.
Шансы у любопытных были нулевые. Толстяк прошёл мимо соседских ворот и понял наконец, что счастье ему улыбнулось. Благодаря своей хрупкой комплекции Павел мог пролезть под воротами, поэтому он, недолго думая, лёг на живот и быстро пролез внутрь. Оказавшись по ту сторону, он внимательно огляделся. Казалось, никто не заметил его манёвра, поэтому Толстяк взобрался на крышу сарайчика и стал наблюдать.
Он хорошо видел крыльцо особняка. Некоторое время там никто не показывался. Потом из дома вышли двое мужчин, в одном из которых Павел узнал уже знакомого ему стрелка, второй был чуть ниже ростом и одет в чёрный плащ. На секунду Пастухову показалось, что он где-то видел этого человека, но, сколько он ни напрягал память, вспомнить никак не мог. Двое сели в машину и выехали за ворота. Третий, вышедший почти сразу вслед за ними, быстро закрыл ворота на висячий замок и вернулся в дом. По виду это был типичный охранник, и Павел был уверен, что мальчик находится в доме.
Павел понимал, что должен позвонить и доложить о своих наблюдениях, но включать мобильный телефон было неосторожно, поэтому он отложил доклад на более позднее время.
Толстяк видел все: и выбежавших из дома испуганных охранников, и проскользнувшего в дверь мальчика, он видел, как ребёнок метался в поисках выхода, как мальчик спрятался в мусорном бакс. Когда мусоровоз выехал за ворота, Павел быстро вылез из укрытия и направился к машине…
Через двадцать минут, когда его машина свернула на шоссе, раздался взрыв и объятая пламенем машина, несколько раз перевернувшись, свалилась в кювет.
Незнакомец затащил Сашу внутрь вагона, мальчик больно ударился коленкой об угол и громко завизжал.
— Тёс, молчи, — мужчина ткнул ребёнка в спину, — думал сбежать, да? А я тебя и поймал. Вот гадёныш! Сейчас узнаешь у меня, как воровать!
— Я ничего не воровал! — взмолился Саша.
— Ну да!
— Вы меня с кем-то спутали! Я сын кандидата Снегирёва…
— Чего-чего? — незнакомец от удивления ослабил руку и выпустил мальчика.
Почувствовав свободу, Саша сделал резкое движение в сторону, чьи-то руки скользнули по его лицу.
— Скворец, это ты?
Руки мужчины скользнули по голове ребёнка.
— Нет! Я не Скворец! — крикнул испуганный мальчик.
— А кто? Откуда взялся?
— Я… тут… — по его лицу потекли слезы.
— Ты что плачешь? Испугался, да?
— Вы кто?
— Я? Кучеров я, дядя Лева… Пацан мой бутылку стащил, я тебя с ним перепутал. Прости, пацан… Спутал я, ни черта не вижу. А с похмелья — так и слышу через пень-колоду. Ну и дела! — искренне удивился слепой. — Кому расскажешь — не поверят. Видно, и пальцы что-то отказывать стали…
Откуда-то из угла послышался шорох.
— Скворец, ты здесь? — Мужчина насторожённо поднял голову.
— Не крал я твою бутылку! Ты чего наговариваешь?
— Ax ты! — мужчина, назвавшийся дядей Левой, мгновенно вскочил и бросился по направлению звука. Через секунду он извлёк откуда-то щуплого мальчишку. — Вот ты где! А я тут обыскался!
— Отпусти! — заверещал ребёнок.
— А где пол-литра?
— Не знаю я! Может, ты её по дороге обронил!
— Вот ещё! — ответил дядя Лева, но видно было, что он засомневался. — Как я её обронить мог?
— А что! Вчера потерял нож? Потерял. А два дня назад…
— Да ладно, найду я тебе нож, чего ты!
— Ну и не надо тогда лапищи распускать. А то брошу тебя тут, помирай с голоду! — угрожающе произнёс мальчишка.
— Не сердись, — миролюбиво ответил дядя Лева и нащупал рукой притихшего рядом Сашу. — Видишь, у нас тут гость.
Саша весь сжался в комок. Мальчишка быстро метнулся в его сторону. Он с удивлением заглянул Саше в лицо и неожиданно спросил:
— Есть хочешь?
От неожиданности Саша на секунду растерялся, а потом утвердительно кивнул. Он уже часа два жутко хотел есть, и в ответ на вопрос мальчишки его желудок требовательно заурчал.
— Сейчас соображу! — мальчик шмыгнул куда-то в угол, пошуршал там несколько секунд, лязгнул чем-то металлическим и наконец вернулся к Саше и протянул ему консервную банку и чёрствый батон. — Ешь!
Ничего вкуснее Саша Снегирёв никогда не ел за свою жизнь. Мальчик жадно набросился на кильки в томате, заедая их хлебом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Ну чего? — услышал Саша грубый мужской голос. — Вывозить сегодня?
— Давай вывози! — отозвался второй. Где-то совсем рядом раздался скрип, и бак сильно тряхануло.
— Эй, поосторожней, опрокинешь!
— Сам знаю! — крикнул шофёр мощным басом. Бак закачался. Чтобы сохранить равновесие, мальчик упёрся руками в стенки. Наконец мусорные баки благополучно погрузили, и машина, взревев, выехала из ворот. Саша слышал, как шофёр громогласно распевает какую-то разухабистую песню. Хотя чувствовалось, что машина ехала не очень быстро, баки все-таки сильно трясло, и мальчик то и дело ударялся головой о металлическую стенку. Тряска продолжалась минут тридцать, наконец, скрипнув тормозами, машина остановилась на каком-то открытом месте, мальчик слышал вой ветра. Пришёл в действие какой-то механизм, бак, в котором сидел маленький Снегирёв, перевернулся, и содержимое вывалилось на землю. Саша больно ударился головой и с трудом сдержал стон. Он был готов стерпеть вес, что угодно. Шофёр, все так же громко распевая что-то блатное, залез в кабину, и машина тронулась с места. Саша осторожно выглянул из-за груды мусора. Вокруг никого не было. Огромный мусоровоз уже отъехал довольно далеко, и теперь можно было спокойно вздохнуть и выйти из укрытия. Ноги и руки затекли, и Саша с удовольствием потянулся.
В кромешной темноте ничего не было видно. Под ногами шуршали какие-то бумаги, коробки, перекатывались банки.
«Свалка», — догадался Саша.
Куда идти, мальчик не знал. Никакой дороги не было, сплошные мусорные кучи. Откуда-то издалека ветер донёс едва слышный звон колокола. Мальчик прислушался, но понять, откуда доносился звук, было трудно, и Саша двинулся наугад. Через полчаса он добрёл до какого-то странного сооружения, на ощупь это было что-то металлическое, возможно, старый вагон то ли трамвая, то ли поезда.
Саша осторожно обошёл сооружение и совсем близко от себя вдруг увидел чью-то тень. От неожиданности мальчик шарахнулся в сторону, и в ту же минуту чьи-то сильные руки крепко ухватили его за шиворот и приподняли над землёй.
— Вот ты где! — произнёс чуть глуховатый голос, и Саша громко закричал.
* * *
Мужчина в чёрном плаще смотрел холодным, пронзительным взглядом, которого подчинённые боялись больше всего. Вадим никогда не кричал, не размахивал руками и никогда не угрожал. Но любой, встретившись с этим взглядом, мгновенно тушевался. Двое охранников, виновато стоявших перед хозяином, почувствовали, как мороз пробежал у них по коже, они знали, что пощады не будет, и поэтому молча замерли.
— Не нашли? — почти утвердительно спросил мужчина.
— Вадим… — начал было один из охранников Снегирёва-младшего, тот, который был постарше и крупнее, и тут же осёкся. Глаза Вадима не давали шанса для оправдания.
— Вчера, вы знаете, Марина не вернулась из госпиталя… Это… серьёзная потеря… — медленно произнёс человек в чёрном плаще. — Но…
— Мы найдём его. Всю округу обыщем. Все сделаем. — Молодой парень в кожаной куртке выступил вперёд.
Мужчина внимательно посмотрел на подчинённого и усмехнулся:
— Разумеется, мы найдём его. Территория полностью закрыта, спрятаться здесь некуда, а убежать далеко он не мог.
— Вот-вот! — с жаром подхватил первый охранник.
— Я не договорил, — спокойно остановил его мужчина. — Мы найдём его, ты, Боря, сказал совершенно верно. Мы найдём, — он сознательно сделал акцент на слове «мы» и повернулся к охранникам спиной, — мы найдём, а не вы. Вы можете быть свободны.
Оба парня служили у Вадима полгода и прекрасно понимали, что означает фраза «вы — свободны». Тот, кого Вадим назвал Борей, упал на колени и обхватил ноги хозяина.
— Я прошу тебя, Вадим, мы недосмотрели, это правда, но мы все исправим.
Обязательно исправим… Найдём пацана…
Вадим повернулся и в упор выстрелил в стоящего на коленях, второй парень не успел сообразить, что произошло, как прозвучал второй выстрел, и он рухнул на пол. Через секунду в комнату вошли двое людей в форме защитного цвета, за ноги выволокли оба трупа, и на полу остались ярко-красные следы крови. Вадим вышел в коридор и вопросительно посмотрел на человека, ожидавшего его у дверей.
— Вероятно, он спрятался в мусорном ящике, — предположил человек. — На территории и в доме его нет. Мусоровоз уехал полчаса назад. Я уже отправил людей на поиски.
— Будут новости — докладывай, — кивнул Вадим и направился к лестнице, — я буду ждать.
* * *
Вадим поднялся наверх и вошёл в комнату. Там ничего не было, кроме двух табуретов и небольшого старого журнального столика. Необжитость чувствовалась во всем доме, но эта комната, в которой шикарная отделка стен и потолка резко контрастировала с убогостью обстановки, угнетающе действовала на каждого сюда входившего. Вадим не был аскетом, просто этот особняк был приобретён для совершенно определённой цели, и обставлять его мебелью не входило в его планы.
Мужчина сел на табурет и закрыл ладонью глаза. Всегда в сложные минуты жизни перед ним возникала одна и та же картина. Он никогда не мог объяснить, почему именно эта сцена так врезалась в его память, но она преследовала его уже на протяжении более двадцати лет.
— Убью! Всех расстреляю! — истошно кричал мужчина в майке и спортивных штанах с вытянутыми коленками и грозил палкой.
У отца была последняя степень белой горячки, он носился за матерью и совсем маленьким сыном по всей квартире и норовил ударить палкой. Мать, схватив сына, убегала в дальний угол и там, прижавшись к стене, испуганно смотрела на приближающегося отца. Тот, увидев, что добыча почти настигнута, останавливался и, хищно улыбаясь, злорадно говорил:
— Ну все, попались…
Ребёнок зажмуривал глаза и сильнее прижимался к матери…
Ничего страшнее этой сцены потом в своей жизни Вадим Козырев не видел.
И никогда потом не испытывал такого полного ощущения безнадёжности. Той безнадёжности, когда сопротивление бессмысленно и остаётся только, закрыв глаза, идти навстречу неминуемой гибели. Он видел круглые от страха глаза матери, её полуоткрытый рот, остальные черты как будто стёрлись, её лица он не помнил. В тот день, так сильно врезавшийся в его память, отец до полусмерти избил мать, и она через неделю скончалась в больнице. Вадиму тогда было три года. Его взяла на воспитание сестра матери, и он почти до совершеннолетия не знал, что женщина, которую он называл мамой, была его тёткой. И только лет в семнадцать ему сказали правду. Вот тогда он вспомнил эту сцену, и с тех пор она преследовала его как кошмарный сон.
Вадим заткнул уши, зловещий шёпот отца как будто наяву больно резал слух.
— Ну вот, попались… — услышал он опять торжествующий голос, и по коже пробежала мелкая дрожь.
Ему пришлось сильно тряхнуть головой, чтобы наваждение наконец исчезло.
И вот так всегда ему приходилось превозмогать себя, чтобы избавиться от преследующего его кошмара. Кошмара, в котором он был безропотной жертвой. А по жизненному опыту он знал, что, для того чтобы не быть жертвой, он должен сам стать охотником.
* * *
Павлу Пастухову, получившему от одного остряка ещё в юности кличку Толстяк, потребовалось чуть более получаса, чтобы овладеть полной информацией по делу о похищении сына Снегирёва. Павел служил у Жучка десять лет и привык работать быстро и чётко. За эти качества босс его уважал и направлял только на особо важные задания. Пастухов обладал строгим аналитическим умом и, прикинув ситуацию, быстро вычислил, откуда могла просочиться информация о маршруте машины, на которой везли ребёнка. Трусоватого секретаря он отбросил сразу, тот на риск не пойдёт, а вот пожилая женщина вполне могла быть источником информации. Пастухов не был идеалистом и прекрасно ориентировался в человеческих слабостях. Он прикинул: домработница — человек пожилой, вряд ли обеспеченный. Как живут старики, Павел знал и поэтому сделал ставку на один из известных человеческих пороков — жадность. Поэтому, не теряя ни минуты, он направился к дому Снегирёва. Павел был уверен, что ему удастся раскрутить старушку.
Уже подъезжая к высотному элитному зданию, Толстяк интуитивно почувствовал, что он опоздал. Чуть позже, анализируя своё предчувствие, он понял, откуда исходила эта уверенность. За углом он приметил притаившуюся иномарку чёрного цвета. Машина стояла чуть поодаль, как будто говорила:
«Я тут просто так стою…» Но был подозрителен тот факт, что шофёр поставил машину в достаточно неудобном месте. Хотя совсем рядом находился специально выделенный отсек для парковки. Правда, там почти вплотную друг к другу стояло несколько автомобилей, но место ещё было, и при желании там можно было вписаться. Но чёрная иномарка стояла в боевой готовности: чуть что — сорвётся с места.
Толстяк выскочил из машины, быстро пересёк двор и, предъявив охранникам удостоверение, вбежал в подъезд. Он помнил, что квартира Снегирёва находится на втором этаже, но Павел, повинуясь интуиции, нажал кнопку третьего этажа и, выйдя из лифта, прислушался. Неслышный хлопок раздался почти сразу, как только с шумом закрылись двери лифта. Павел перегнулся через перила и заглянул вниз.
Молодой мужчина, на ходу снимая чёрную маску, быстро спускался вниз. Пастухов, стараясь не быть замеченным, бросился вслед за ним. Как он и думал, убийца заскочил в чёрную иномарку, и та мгновенно сорвалась с места. Пастухов завёл свой БМВ и, соблюдая все меры предосторожности, отправился следом. Через сорок минут преследуемая машина выехала за пределы города, а ещё через десять минут въехала в высокие металлические ворота. Павлу этого было достаточно. Он знал, где похитители скрывают ребёнка. Оставалось выяснить имя владельца особняка.
Толстяк, конечно, не собирался узнавать официальным путём, на кого зарегистрирован трехэтажный дом. Он проехал несколько метров и остановился возле уютного двухэтажного домика, владельцы которого были поклонниками готического стиля и украсили своё строение причудливыми башенками и продолговатыми окнами. За воротами, украшенными изящными вензелями, пожилой мужчина устанавливал какие-то провода.
Пастухов вышел из машины и, улыбаясь во весь рот, подошёл к старику.
Тот при виде незнакомца насторожился, но, заметив его улыбку, тоже улыбнулся в ответ.
— Здорово, дедуля! — поприветствовал его Толстяк.
— Здравствуйте, — вежливо отозвался мужчина.
— Я тут к другу приехал, а дом найти не могу. Вроде тот, за углом, похож, но я не уверен. Когда мы сюда приезжали, сильно под этим делом были, — Павел щёлкнул себя по шее.
— Как фамилия друга?
— Семён… Подожди, дедуля. Сейчас… Как его, бишь! Семён Сергеев! Да, точно, Сергеев! Такой огромный, мордастый.
— Да тут все здоровые, мордастые! — махнул рукой старик. — А вот Семена Сергеева не знаю.
— А в том доме кто живёт? — Павел махнул рукой в сторону трехэтажного особняка.
— В том?
— Ага, за углом, такой кирпичный.
— Нет, там не знаю никого. Старые хозяева съехали год назад. Долго там никто не жил, потом продали. Но я никого там не видел. Приезжают какие-то машины, потом уезжают, а людей не видел.
— Жаль. Не найду, наверное, друга. Мы ведь с ним случайно познакомились, он меня к себе привёз. Встретил хорошо… А вот теперь найти его не могу.
— Бывает, — развёл руками старик и направился к дому.
— Спасибо, дедуль, извини, что побеспокоил, — бросил ему вслед Павел и вернулся к машине.
План к тому времени у него уже был. Он понял, что узнать имя владельца будет трудно, поэтому решил последить за особняком. Для этого он выехал за пределы посёлка, оставил машину в нескольких метрах от дома на пустыре и вернулся пешком. Место для наблюдения найти было сложно. Деревья и кусты стояли голые, вокруг ни души, улица пуста. Забор особняка был выше человеческого роста, двора не видно. Павел с безнадёжным видом посмотрел на дом напротив и усмехнулся шальной идее: попроситься у хозяев посидеть у окна и понаблюдать за соседями. Вот бы они удивились такому предложению! — подумал Пастухов и прошёл вдоль соседского дома.
Жители посёлка, по всей видимости, были людьми осторожными. Поэтому заборы выстроили на совесть, взобраться ни на один не было никакой возможности.
Шансы у любопытных были нулевые. Толстяк прошёл мимо соседских ворот и понял наконец, что счастье ему улыбнулось. Благодаря своей хрупкой комплекции Павел мог пролезть под воротами, поэтому он, недолго думая, лёг на живот и быстро пролез внутрь. Оказавшись по ту сторону, он внимательно огляделся. Казалось, никто не заметил его манёвра, поэтому Толстяк взобрался на крышу сарайчика и стал наблюдать.
Он хорошо видел крыльцо особняка. Некоторое время там никто не показывался. Потом из дома вышли двое мужчин, в одном из которых Павел узнал уже знакомого ему стрелка, второй был чуть ниже ростом и одет в чёрный плащ. На секунду Пастухову показалось, что он где-то видел этого человека, но, сколько он ни напрягал память, вспомнить никак не мог. Двое сели в машину и выехали за ворота. Третий, вышедший почти сразу вслед за ними, быстро закрыл ворота на висячий замок и вернулся в дом. По виду это был типичный охранник, и Павел был уверен, что мальчик находится в доме.
Павел понимал, что должен позвонить и доложить о своих наблюдениях, но включать мобильный телефон было неосторожно, поэтому он отложил доклад на более позднее время.
Толстяк видел все: и выбежавших из дома испуганных охранников, и проскользнувшего в дверь мальчика, он видел, как ребёнок метался в поисках выхода, как мальчик спрятался в мусорном бакс. Когда мусоровоз выехал за ворота, Павел быстро вылез из укрытия и направился к машине…
Через двадцать минут, когда его машина свернула на шоссе, раздался взрыв и объятая пламенем машина, несколько раз перевернувшись, свалилась в кювет.
Незнакомец затащил Сашу внутрь вагона, мальчик больно ударился коленкой об угол и громко завизжал.
— Тёс, молчи, — мужчина ткнул ребёнка в спину, — думал сбежать, да? А я тебя и поймал. Вот гадёныш! Сейчас узнаешь у меня, как воровать!
— Я ничего не воровал! — взмолился Саша.
— Ну да!
— Вы меня с кем-то спутали! Я сын кандидата Снегирёва…
— Чего-чего? — незнакомец от удивления ослабил руку и выпустил мальчика.
Почувствовав свободу, Саша сделал резкое движение в сторону, чьи-то руки скользнули по его лицу.
— Скворец, это ты?
Руки мужчины скользнули по голове ребёнка.
— Нет! Я не Скворец! — крикнул испуганный мальчик.
— А кто? Откуда взялся?
— Я… тут… — по его лицу потекли слезы.
— Ты что плачешь? Испугался, да?
— Вы кто?
— Я? Кучеров я, дядя Лева… Пацан мой бутылку стащил, я тебя с ним перепутал. Прости, пацан… Спутал я, ни черта не вижу. А с похмелья — так и слышу через пень-колоду. Ну и дела! — искренне удивился слепой. — Кому расскажешь — не поверят. Видно, и пальцы что-то отказывать стали…
Откуда-то из угла послышался шорох.
— Скворец, ты здесь? — Мужчина насторожённо поднял голову.
— Не крал я твою бутылку! Ты чего наговариваешь?
— Ax ты! — мужчина, назвавшийся дядей Левой, мгновенно вскочил и бросился по направлению звука. Через секунду он извлёк откуда-то щуплого мальчишку. — Вот ты где! А я тут обыскался!
— Отпусти! — заверещал ребёнок.
— А где пол-литра?
— Не знаю я! Может, ты её по дороге обронил!
— Вот ещё! — ответил дядя Лева, но видно было, что он засомневался. — Как я её обронить мог?
— А что! Вчера потерял нож? Потерял. А два дня назад…
— Да ладно, найду я тебе нож, чего ты!
— Ну и не надо тогда лапищи распускать. А то брошу тебя тут, помирай с голоду! — угрожающе произнёс мальчишка.
— Не сердись, — миролюбиво ответил дядя Лева и нащупал рукой притихшего рядом Сашу. — Видишь, у нас тут гость.
Саша весь сжался в комок. Мальчишка быстро метнулся в его сторону. Он с удивлением заглянул Саше в лицо и неожиданно спросил:
— Есть хочешь?
От неожиданности Саша на секунду растерялся, а потом утвердительно кивнул. Он уже часа два жутко хотел есть, и в ответ на вопрос мальчишки его желудок требовательно заурчал.
— Сейчас соображу! — мальчик шмыгнул куда-то в угол, пошуршал там несколько секунд, лязгнул чем-то металлическим и наконец вернулся к Саше и протянул ему консервную банку и чёрствый батон. — Ешь!
Ничего вкуснее Саша Снегирёв никогда не ел за свою жизнь. Мальчик жадно набросился на кильки в томате, заедая их хлебом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23