— Шура, я знаю способ, но он несколько нестандартный.
— В каком смысле нестандартный? Может, разденешься все-таки? Чай, кофе?.. Пройдём на кухню, поговорим…
— Да нет, спасибо. Действительно, я ненадолго.
— Ну и что?
— Это моя тётка. Родная тётка.
— Она сыщик? Частный детектив? — Шура добавила в тон немного яда.
— Нет, Света по профессии программист. Сейчас, правда, дома, её сократили, но не в этом дело, дело не в её профессии…
— А в чем?
— Она гадает, понимаешь? Она гадает очень хорошо. Света видит то, чего не видят другие.
— Дора, извини…
Практикантка умоляюще подняла руку:
— Шура, я понимаю, что это звучит несколько диковато и странно, но это действительно так. Я поэтому и не стала тебе говорить по телефону, это лично надо. Если бы я не была племянницей Светы, я бы сама не поверила ни в один из рассказов про неё. Шура снова начала раздражаться.
— Дора, ты взрослая, надеюсь, умная девушка… Этих гадалок и ясновидящих столько сейчас развелось…
— Она не такая, как все. И она не называет себя, кстати, гадалкой. Это уж мы так, чтоб привычнее. И ясновидящей. Она просто действительно все видит.
Света — потомственная гадалка, наша прабабушка по Светиной линии, Мария Константиновна, была при дворе…
— Постой, постой, при каком дворе?
— У Романовых, — буднично пояснила Дора и, расстегнув верхнюю пуговицу плаща, сползла спиной по стене, усевшись на низкую тумбочку для обуви: хозяйка ведь стула не предложила. — Она была у Романовых личным советчиком, об этом даже в записках княгини Трубецкой можешь прочитать. Там не вымысел, в этой книжке, потому что я знаю — это наша семейная история. И не легенда, потому что Мария Константиновна все Светиной маме передала, когда в конце сороковых поехала умирать на родину, в Саратовскую губернию. Но об этом тогда вслух не говорилось, а мы говорили у себя дома полушёпотом. Так вот, Светина мама практически не использовала эти знания, и Света с детства догадывалась, конечно, что её способности необыкновенные, а технологию не знала. И вот, когда Ксения, это мама Светина, заболела сильно… Ну, в общем, тебе это не должно быть интересно.
— Ну почему же, — чуть убавив, но не отключив до конца иронию, сказала Шура, — интересно. Семейные истории очень даже интересные… А по профессии ты собираешься работать?
— Конечно, Шура, извини… В общем. Света — она самая настоящая. Она действительно все видит, это проверялось тысячу раз, она невероятная женщина.
Так вот, если тебе ещё нужно что-то в этом деле, если тебе до сих пор интересно, — Дора произнесла последние слова с несвойственным скромной практикантке нажимом, — мы можем съездить к Свете.
В Шуриной голове опять пронеслась крошечная комета азарта и любопытства. Но совсем крошечная.
— Хорошо, давай.
* * *
Дом Светланы был самый обыкновенный, стандартная девятиэтажка с домофоном, консьержем и двумя лифтами — грузовым и пассажирским, в меру чистым подъездом и относительно недавно покрашенными стенами. Никакой таинственности, загадочности, никаких ухающих сов и бархатных портьер. Двухкомнатная квартира, хозяйка — женщина лет сорока пяти, со стрижкой, в очках с тонкой металлической оправой, вылитая программистка или учительница математики, которая любит формулы, но не использует косметику, — поздоровалась и сразу пригласила в комнату, стандартно обставленную и чистую.
— Дора сказала по телефону, что дело очень срочное, — Светлана убирала газеты с журнального столика в шкаф, — но ко мне все со срочными делами, так что вы не исключение.
Потапова протянула руку хозяйке:
— Александра.
— Меня зовут Светлана Владимировна, можно просто Света. Я как-то не люблю отчества, у других их забываю постоянно и к себе никак не могу применить.
— Я тоже не люблю отчества, — согласилась Шура.
Дора по-хозяйски сразу прошла на кухню и хлопнула дверцей холодильника.
— Да-да, Дорочка, доставай там, что увидишь — сыр есть, колбаса, сейчас сделаем бутерброды и будем пить чай. Вы, молодые, всегда голодные.
Шура хотела было отказаться, но вдруг поняла, что до «сеанса магии» неплохо бы подкрепиться, оглядеться, понаблюдать.
— Извините, мы ничего к чаю не купили.
— Правильно, вы же не в гости шли, а за информацией. — Светлана села в кресло напротив и по-учительски пристально посмотрела на собеседницу. — Только вы навоображали себе бог знает чего. Наверное, старуху себе представили такую, в тёмных лохмотьях, верно?
Шура рассмеялась и поняла вдруг, как ей легко общаться с совершенно посторонним человеком. Надо сейчас выложить все, сформулировать чётко, задать вопрос, а будет ответ или нет — это уже дело второе, главное — никакого тумана.
— Иван Давидович Снегирёв, бизнесмен с недавних пор, баллотируется в губернаторы… — начала Шура.
Светлана тотчас жестом отставила её:
— Во-первых, девушки, это для меня тоже лишняя информация, как и отчество. А во-вторых, сначала чай, бутерброды, это много времени у вас не займёт, а потом посмотрим… — гадалка говорила решительно, но не обидно. — А потом посмотрим, где сейчас может быть этот мальчик, Саша Снегирёв.
Шура поняла, что тётя Доры уже знает первичную информацию, никаких вопросов задавать не нужно. Дора вплыла в комнату с подносом, и женщины некоторое время пили вкусный, свежезаваренный чай с бутербродами и говорили на малозначительные, светские темы. Шура оглядывала комнату, пытаясь зацепиться хоть за что-то, что выдавало бы нестандартный вид деятельности хозяйки дома.
Разве что колода чёрных карт, кажется, они называются «Таро», на тумбочке около телевизора и ещё корешки книг — Алиса Бейли, Идзин…
— Да, я иногда это читаю, но, признаться, ни философская, ни эзотерическая литература меня не увлекает, — перехватила Шурин взгляд Светлана.
— А что любите читать?
— Классику. Нашу русскую классику. Такое море удовольствия, честное слово. И речь чистая, как родник, сейчас уже так и не говорят, и не пишут…
Говорить и писать разучились в восемьдесят пятом, но вы, Саша, ещё тогда были подростком, не заметили, какая одномоментная катастрофа произошла с русским языком. Горбачёва тогда все слушали взахлёб, с восторгом — наконец-то, мы думали, появился человек, который разговаривает с народом, и надежда такая… А он однажды сказал: «Перестройка дожит начало». Меня как обухом по голове ударило. Вы представляете, Сашенька: «ложит начало»?! Я так чётко этот момент зафиксировала, и действительно — начало было положено, потом все дружно стали говорить вслед за Михаилом Сергеевичем «Азебарджан», потом выпустили словари с вариантным ударением и закрепили в языке эти жуткие «договора», затем дикторы, как по команде, разучились говорить правильно, а ведь дикторы телевидения и радио всегда были образцом и эталоном современной русской речи.
— Нас не учат… — покраснев, оправдывалась Шура. — Вернее, учат, но это факультатив, а потом, речь, вы знаете, действительно быстро меняется, новые слова появляются…
Светлана улыбнулась:
— Да не переживайте, дорогая. Чаю не хотите больше? Хорошо, выпьете после. А теперь приступим к главной части вашего визита. Есть какой-нибудь предмет одежды, какая-нибудь другая вещь этого мальчика?
Шура Потапова растерялась.
Нужен предмет? Ну да, она слышала, что экстрасенсы и ясновидящие обязательно должны подержать в руках вещь пропавшего человека и через эту вещь, которая незримо связана с хозяином, увидеть его. Знала, но забыла.
— Извините, мы, кажется, не подготовились. Я даже фотографию Саши с собой не взяла, как-то не подумала.
— Это ты извини, Шура, — вмешалась в разговор практикантка и племянница хозяйки квартиры. — Я без спросу, без твоего разрешения то есть…
— Что?
— Ну, в общем… У меня есть вещь этого мальчика.
— Но откуда?!
И Дора рассказала, что накануне, всеми забытая и заброшенная на студии, она решила проявить инициативу и съездить домой к Снегирёву якобы за интервью.
Редактор отпустил её, потому что думал, что на то есть санкция Шуры Потаповой, и Дора предупредила, что ничего в эфир не пойдёт, это не заказуха и вообще не репортаж, а так — разведка обстановки. Должны же журналисты питерского телевидения знать, как живёт и чем дышит кандидат в губернаторы Иван Давыдович Снегирёв в тот момент, когда у него похитили малолетнего сына. Дора пообещала быть максимально корректной и деликатной, позвонила пресс-секретарю Снегирёва, но у того телефон не отвечал, взяла с собой индифферентного Гаврилина с камерой и поехала к политику…
Пройти сквозь охрану кандидата без предварительной договорённости — тоже дело немыслимое, тут никакие корочки не помогут, но Дора — девушка решительная, и, видимо, решительность её проявляется именно в экстремальной ситуации. Они нашли Снегирёва недалеко от участка, у пруда, где грустный потенциальный губернатор отдыхал в беседке со своим телохранителем. Прекрасный пейзаж, воздух свежий, как «Рондо», которое облегчает понимание. Может, воздух, может, ещё что-то, но «до тела» Снегирёва Дору и Гаврилина допустили. Они сказали, что все понимают, но они только на десять минут, потому что сейчас как раз администрация города успешно заваливает вопрос по пилотному проекту реструктуризации Ленэнерго, и его, Снегирёва, мнение супернеобходимо…
Снегирёв пригласил гостей в дом.
И пока оператор выставлял свет, Дора умудрилась заглянуть в детскую (искала туалет, так честно всем и сказала, что туалет ищет, вы уж извините, дорога длинная), а в детской — такая удача — совсем недалеко от двери лежала игрушка сына Снегирёва.
— Вот. — Дора вынула из сумочки маленький жёлтый предмет, похожий на игрушечные часы. — Это «тамагочи». Саша Снегирёв очень любит «тамагочи», у него их много.
Шура в который раз за день пожалела о том, что недооценивала практикантку факультета журналистики Дору Карбышеву, и теперь она убедилась, что девушка не просто сообразительная и самостоятельная. Она сто очков даст самой Шуре Потаповой.
— Итак, начнём. — Светлана сконцентрировалась. — Девушки, уберите, пожалуйста, посуду со стола и сядьте чуть подальше, на диван.
Теперь программистка средних лет с современной стрижкой и модной оправой очков неуловимо изменилась — лицо её приобрело немного отрешённое выражение, а движения, которыми она совершала обряд приготовления к главной части визита, были царственно-плавными, степенными.
Светлана зашторила окна, зажгла свечу (свеча стояла в закрытом шкафчике), повела руками по воздуху, как будто приглаживая незримые вихри энергий или смахивая с несуществующих предметов несуществующую пыль. Жёлтая игрушка лежала в центре стола, и на ней было сфокусировано основное внимание.
Затем гадалка прошлась несколько раз по комнате — легко, бесшумно, — она настраивалась, готовилась, что-то еле слышно бормотала. Шуре показалось, что транс, в который вводит себя Светлана, заразителен — он передаётся и ей, и Доре, тихонько наблюдающей происходящее с дивана. Через несколько минут стало казаться, что сгущаются сумерки (хотя дневной свет пробивался сквозь шторы), становится зябко и предметы в комнате приобретают другие очертания, другой смысл. Шура вдруг почувствовала присутствие в квартире какого-то другого, параллельного мира, как будто кроме них троих кто-то был на этой же территории.
«Ой, мамочка…»
Светлана подошла к столу и, протянув вперёд руки ладонями вниз, как бы обняла сферу вокруг крошечного «тамагочи», а «тамагочи» стал ярче и выделялся в темноте, как крошечный фонарик.
— Вижу, — заговорила Светлана глуховато. — Я вижу. Вот он. У него круглое лицо, на лице веснушки, рубашка светлая, расстёгнута, он улыбается…
Брючки серые, он сидит на корточках, улыбается и рассказывает что-то…
Рядом с ним другой мальчик. Есть ещё мальчик. Потемнее и поменьше ростом. Он его товарищ. Это друзья. Они вместе, и им не страшно, им хорошо. Никаких ограничений у них нет. Они не закрыты. Они на свободе… Им неплохо, и они спокойно разговаривают… Никакой опасности. Опасности нет. Их никто не похищал… Все… Все, больше не смотрю. Достаточно.
Шура была ошарашена — окончательно и бесповоротно. Как это никто не похищал?!! А награда — пятьдесят тысяч долларов? А отец, на котором лица нет и которому не до политики и ни до чего вообще… Он что, сам своего сына спрятал?
Так нет, Саша вообще не спрятан — никаких ограничений. Боже мой, ничего не понятно…
Светлана выглядела не просто усталой — измотанной. При дневном свете резко обозначились морщины, и теперь она выглядела лет на пятьдесят с лишним, — действительно, почти старуха. Дора молча убрала свечку в шкаф, тихо пододвинула на место кресла, поправила шторы. Девушки быстро распрощались с хозяйкой и ушли.
Срочно! Срочно нужно звонить Лешке! — вот в этом Шура была убеждена на все сто процентов.
Вопрос «поверила — не поверила» даже не мог возникнуть. Как не возникла мысль о награде для себя, появилась искренняя тревога за десятилетнего мальчика Пашу Снегирёва, которого ищут все, и ему наверняка нужна помощь. Даже если никто его не похищал, у пацана все равно какие-то серьёзные неприятности. И ещё появилась чёткая уверенность что нужен Лёша, он обязательно найдёт выход и поможет. И сейчас не время для личных обид — нужно звонить…
Владимир Владимирович Жучков прошёлся по комнате, остановился возле большого натюрморта и внимательно посмотрел на картину. Из всей своей коллекции больше всего Жучок любил именно эту. В искусстве и живописи бывший уголовник разбирался не очень, но с экспертами никогда не советовался, а в подборе коллекции ориентировался исключительно на собственный вкус. Больше всего он любил натюрморты. Этот, датированный 1747 годом, Жучков ценил больше всего. И вовсе не потому, что обошёлся он в довольно кругленькую сумму, почему-то именно в этой работе старого мастера Владимир Владимирович видел особую тщательность и добросовестность. А эти два качества для Жучка были главными.
Хозяин подошёл ближе и с наслаждением начал рассматривать композицию картины. В центре старый художник любовно выписал серпантин лимонной кожуры, чуть правее от яркого пятна на столе лежала сочная гроздь винограда, на заднем плане были выставлены керамические горшки, один чуть больше, другой меньше.
Почему-то все это располагалось на дорогом изысканном ковре, узор которого, как казалось Жучкову, особенно удался художнику.
— Н-да, — причмокнул Владимир Владимирович — работать раньше умели.
Он отвернулся от картины и задумался. Что-то в разговоре с Красновым ему не понравилось. Что-то не давало ему покоя и не позволяло спокойно наслаждаться картиной.
— Не найдут они снегиревского сынка, не найдут — сформулировал вслух Жучков мучившую его мысль.
Разумеется, Владимир Владимирович не был альтруистом и чужие проблемы его не волновали. Забота о пропавшем сыне Снегирёва возникла из простого расчёта. Он знал, что избиратели все о нем знали: человеком он был известным не только, как говорится, в определённых кругах. Жучок был абсолютно уверен, что большинство подозревают его в похищении ребёнка, а ему это было очень неприятно. Мало того, это было просто невыгодно. Ежедневный просмотр рейтингов уже показывал, как резко упали его показатели. И Жучков занервничал. Поговорив с Красновым, он понял, что определённых версий у следствия нет, и занервничал ещё больше. Такая ситуация его не устраивала, поэтому конкурент Снегирёва достал из кармана телефон и набрал номер. Через несколько секунд в дверях появился невысокий человек.
— Павлик, заходи, заходи, поговорить нужно, — пригласил его Жучков.
Мужчина почти бесшумно подошёл к своему патрону и вопросительно посмотрел на него.
— Не нравится мне все это дело со Снегирёвым, — начал Жучков, — ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да. Я сегодня смотрел результаты рейтингов.
— Был у меня тут гость из органов, или как они там теперь называются?
Топчутся они на месте. И мне это очень не нравится. Снегирёв может снять свою кандидатуру раньше срока, который ему установили, а мне это не нужно, ты понимаешь.
Мужчина замер в ожидании приказа.
— Разберись с этим делом. Выясни, кто тут химичит.
— Я уже пытался узнать у наших, никто не в курсе.
— Я полагаю, человек этот опасный, ни перед чем не остановится. Двоих замочил, и ради чего? Мне лично непонятно.
— Я разберусь.
— Вот и хорошо, — кивнул Жучков и впервые за время разговора посмотрел на подчинённого.
Глава 14
ПРИКЛЮЧЕНИЯ БЕГЛЕЦА
Саша Снегирёв сидел в мусорном баке и боялся пошевелиться, мальчику казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Потной ладонью он провёл по лбу, это лёгкое движение вызвало, как ему показалось, страшный шум, что-то зашуршало, и Саша опять притаился. Через некоторое время мальчик почувствовал, что замерзает, неприятный запах, идущий откуда-то снизу, казалось, пропитал одежду ребёнка насквозь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23