– Нет, – ответил он. – Мэгги…
– Значит, она вынашивала его ребенка, – сказала Маргарет и попыталась сделать очередной стежок, но ее рука дрожала. Она положила ее на ткань. – Ребенка Рэндольфа Тернера.
– Нет, – сказал он. – Мэгги…
Она подняла на него глаза, в которых стояли слезы.
– Но это невозможно, Дункан, – сказала она. – Должно быть либо то либо другое. Либо вы были любовниками и сбежали, когда она обнаружила, что ждет ребенка. Либо она бежала с тобой, беременная от мужа. В этом случае ты все это время скрывал законнорожденного ребенка от его отца. Так что случилось?
Его лицо приняло угрюмое выражение.
– Ни то и ни другое, – сказал он.
Маргарет отложила пяльцы и встала. Ее руки были сжаты в кулаки, лицо побледнело.
– Ты не способен сказать правду, даже будучи загнан в угол! – воскликнула она, шагнув к нему. – Я пытаюсь убедить себя, что за твоей ложью стоят хотя бы благородные мотивы, что ты любишь Тоби и не можешь вынести мысли о том, чтобы отдать мальчика его настоящему отцу. Но это не оправдание. Я предпочла бы, чтобы вы были любовниками, а затем сочинили историю о насилии и побоях, чтобы оправдать себя. Пусть это недостойно, но, помоги мне Боже, я предпочла бы, чтобы это было так. Так что случилось?
Он сам навлек это на себя. Но, даже понимая это, Дункан ощутил вспышку гнева.
– Ни то и ни другое, – повторил он отрывистым тоном.
– Видимо, – произнесла Маргарет язвительным тоном, – у нее был другой любовник, отказавшийся бежать с ней. Как благородно с твоей стороны! А мертвые не могут защитить себя, не так ли?
– Позволь мне объяснить, – сказал он.
Но Маргарет была слишком рассержена и слишком расстроена. Она отвернулась и зажала уши ладонями, что было совсем не в ее духе.
– Меня тошнит от твоих объяснений, – сказала она. – Меня тошнит от твоей лжи. Я больше не буду тебя слушать. Но больше всего я ненавижу тебя вот за что, Дункан: ты привез меня сюда, не сказав правду, и теперь я тоже полюбила Тоби. Я тоже испытываю соблазн навсегда скрыть правду, чтобы он мог остаться частью нашей счастливой семьи. Я никогда не прощу тебе этого!
И, не убирая рук от ушей, не считая мгновения, которое ей потребовалось, чтобы открыть дверь, она выскочила из комнаты.
Проклятие, подумал Дункан.
Проклятие!
Она не станет слушать его, и вряд ли ее можно в этом винить. Но если Маргарет не желает слушать его, будут ли слушать его остальные? Неужели он был прав, опасаясь так же, как Лора, что никто не станет его слушать?
И что теперь будет делать Мэгги? Держать рот на замке? Или заговорит?
Может, емту следует заставить ее выслушать?
А ведь они влюбились друг в друга. Или ему так казалось? Они снова поверили в любовь и научились доверять друг другу.
Но ее доверие к нему поколеблено, потому что он не был искренним с ней. И ему некого винить в этом, кроме самого себя. Он побоялся рассказать ей всю правду, опасаясь, что она попытается заставить его сделать то, что – как он и сам чувствовал в глубине души – он должен сделать.
Дункан глубоко вздохнул и вышел из комнаты. Но вместо того чтобы подняться вслед за женой наверх, куда она, надо полагать, удалилась, он вышел из дома и направился к конюшне. Хорошая скачка – вот что ему сейчас нужно.
Следующую неделю Маргарет посвятила делам, узнавая больше об управлении домом, планируя обеды и вечеринки, которые она собиралась устроить для соседей, нанося визиты женам арендаторов и гуляя по парку. По утрам, когда Дункан был занят, она брала с собой Тоби. В остальное время она писала письма родным и знакомым и трудилась над своим вышиванием.
Она ничего не предприняла в связи с тем, что узнала. В сущности, это были всего лишь подозрения, и было бы опрометчиво действовать на таком шатком основании. Так, во всяком случае, она сказала себе. Дункан отказался отвечать на прямой вопрос, но он хотел объясниться с ней, пусть даже чтобы признать свою вину. Возможно, ей следовало выслушать его.
О, вне всяких сомнений, ей следовало выслушать его. Она задала вопросы и сама же на них ответила, потому что ей казалось и до сих пор кажется, что на них можно ответить только двояко. Ни один из этих ответов не был приятным.
Неужели существует другое объяснение?
Она не верила, что такое возможно. Тем не менее она обязана была его выслушать. Она всегда гордилась своей рассудительностью и тем фактом, что при любом сомнении она предоставляла обвиняемому возможность оправдаться.
Но теперь, когда они поссорились, было невероятно трудно снова поднять эту тему. И Маргарет медлила. Это свидетельствовало, как признавалась она себе порой, о том, что она стала трусихой. Она вела себя так, словно, если она будет постоянно чем-то занята, избегая личных разговоров с Дунканом, ее мир не взорвется, разлетевшись на тысячи кусков.
За эту неделю Дункан стал отчужденным и холодным, почти надменным, кроме времени, которое он проводил с Тоби. Он спал в комнате, располагавшейся рядом с покоями, которые они занимали в течение первой недели.
Больше не было никакого ухаживания или романтики.
И супружеских отношений не было.
Любовь Маргарет к Тоби, хоть и возникшая недавно, превратилась в мучительное чувство. Малыш был весел и беспечен, но иногда он заставлял ее сердце сжиматься от боли сильнее, чем обычно. Однажды утром, например, она сидела на берегу реки, а Тоби носился поблизости, играя в какую-то игру, которая не требовала ее участия. Через некоторое время он подбежал к ней с букетиком из маргариток, лютиков и клевера в руке.
– Это тебе, тетя Мэг, – сказал он, протянув ей цветы и чмокнув ее в щеку вытянутыми в трубочку губами.
И умчался прочь, прежде чем она успела поблагодарить его.
Было еще кое-что, давившее на ее сознание. Она была замужем почти месяц, и за все это время у нее не было месячных. Конечно, задержка составляла всего лишь три дня, но у нее всегда был очень регулярный цикл.
Маргарет даже не знала, надеется она или страшится, что ее задержка имеет какое-то значение.
Через восемь дней после ссоры Маргарет возвращалась из сада с охапкой цветов, которые она срезала для гостиной, и увидела Дункана. Он шел из конюшни с Тоби, который держал его за руку и о чем-то болтал. Они были на верховой прогулке. Маргарет отвернулась и направилась к дому, не дожидаясь их.
Однако стук копыт заставил ее остановиться на нижней ступеньке. Она обернулась, глядя на подъездную аллею. Дункан проделал то же самое. К дому приближался всадник, но он был слишком далеко, чтобы определить, кто это.
А затем следом за ним появилась элегантная карета, запряженная четверкой лошадей, которую Маргарет узнала, несмотря на расстояние.
Это была карета Эллиота.
Эллиот и Ванесса приехали сюда? И Стивен? Она вдруг узнала всадника.
– Смотри, тетя Мэг! – закричал Тоби, подбежав к ней и указывая в сторону подъездной аллеи. – Кто-то приехал. Кто это? Папа сказал, что они нездешние.
– Это мой брат, – улыбнулась она. – И кажется, моя сестра с мужем.
О, она надеялась, что в карете Несси с детьми. Подавив нелепый порыв броситься им навстречу, Маргарет осталась стоять на месте, прижимая к себе цветы. Она бросила короткий взгляд на Дункана, который подошел ближе и остановился рядом с ней.
– Это Стивен, – сообщила она, хотя в этом не было необходимости. Стивен находился достаточно близко, чтобы его можно было узнать. – И карета Эллиота… Стивен! – крикнула она, когда копыта его лошади зацокали по террасе. Положив цветы на ступеньку, она протянула к нему руки, улыбаясь и плача одновременно.
Он спешился одним гибким движением и, заключив ее в объятия, крепко прижал к себе.
– Мэг, – произнес он, прежде чем отпустить ее, и они отступили в сторону, позволив карете подъехать к подножию ступенек.
Не прошло и мгновения, как Маргарет, радостно стиснув сестру в коротком объятии, повернулась к Эллиоту, чтобы обнять и его тоже.
И только тут она заметила нечто странное.
Никто не улыбался. И никто ничего не произнес, не считая ее имени.
Что-то случилось.
С Кейт?! Или с кем-нибудь из детей?! Несси и Эллиот приехали без детей. А они никуда не ездили без них!
Маргарет отступила назад, переводя встревоженный взгляд с одного на другого.
– Мы постарались приехать как можно быстрей, чтобы предупредить вас, – сказал Стивен. – Тер…
– Стивен! – резко произнесла Ванесса. – Ребенок!
– О, – вздохнула Маргарет, посмотрев на Тоби, который цеплялся за ногу Дункана, наполовину прячась за ней. Конечно, она же не рассказала им о нем. Хотя Дункан неохотно согласился, что их соседи должны знать, кто он такой, но он не хотел, чтобы об этом знали все остальные, включая их близких. – Это Тобиас, – сказала она, улыбнувшись мальчику. – Тоби. Он… Он сын Дункана.
– Привет, Тоби, – произнесла Ванесса с улыбкой. – Я очень рада познакомиться с тобой.
Тоби продолжал прятаться за Дунканом.
– Пожалуй, – сказал Дункан, положив руку на его голову, – нам лучше войти в дом. Мэгги проводит вас всех в гостиную, пока для вас приготовят комнаты. А я присоединюсь к вам после того, как отведу Тоби в детскую.
Он выглядел мрачным.
Впрочем, они все выглядели мрачными.
Маргарет подняла цветы и двинулась вверх по ступенькам. Вручив цветы лакею в холле, она проводила вновь прибывших в гостиную. Поразительно, но, оказавшись там, они минут десять вели светский разговор, пока к ним не присоединился Дункан. Маргарет расспрашивала Ванессу о детях, Эллиота о путешествии, Стивена о его планах, а они отвечали.
Словно никто из них не сознавал надвигающейся катастрофы. Это не связано с Кейт, поняла Маргарет, или с кем-нибудь из детей. Иначе они бы уже все рассказали.
Она разливала чай, когда в гостиную вошел Дункан и тихо притворил за собой дверь.
Маргарет поставила чайник, хотя не успела наполнить последнюю чашку. Впрочем, никто даже не встал с места, чтобы взять свою чашку.
– Мы приехали, чтобы предупредить вас, – сказал Стивен после короткого молчания. – К счастью, мы втроем еще были в Лондоне, хотя Монти и Кейт уже вернулись в свое поместье. Говорят, Шерингфорд, что ты прячешь здесь ребенка.
– Да, мой сын живет здесь со мной, – отозвался Дункан. Он проследовал в комнату, но не стал садиться. Собственно, ни один из мужчин не сел. Эллиот стоял у буфета, Стивен у окна. – Мэгги узнала о нем еще до свадьбы и отказалась прятать его от людских глаз.
– Я люблю его, – сказала Маргарет, – как собственного ребенка.
У нее в ушах слегка шумело.
– О, Мэг, – огорченно произнесла Ванесса, – говорят, что Тоби сын не Дункана, а Рэндольфа Тернера. В самом деле у него подходящий возраст, и он действительно похож на мистера Тернера.
– Лора тоже была белокурой и хрупкой, – возразил Дункан ровным тоном.
– Я никогда с ней не встречалась, – сказала Ванесса. – Но конечно же, вы правы. Я уверена, что вы никогда бы не сбежали с сыном другого мужчины, Дункан. Но…
– Но Тернер уверен, что это его ребенок, – вмешался Эллиот, поигрывая графином с бренди, хотя не налил себе ни капли. – А также миссис Пеннеторн. Норман Пеннеторн вне себя от ярости. Говорят, что все они собираются приехать сюда, Шерингфорд, чтобы забрать мальчика.
– Тоби мой! – отрезал Дункан. – Никто его не заберет.
– У меня нет оснований не верить вам, Шерингфорд, – заметил Стивен. – В любом случае я не представляю, зачем вам удерживать ребенка, если он не ваш. По крайней мере сейчас, когда его мать умерла.
– О, Стивен, – воскликнула Ванесса, – ты ничего не знаешь о родительских чувствах! Вот подожди, когда у тебя появятся собственные дети.
– Это не имеет отношения к делу, Ванесса, – сказал Эллиот. – Суть в том, что ребенок, кто бы ни был его отцом, рожден женой Тернера до окончания девяти месяцев после ее побега с Шерингфордом, то есть он зачат до побега. По закону ребенок Тернера. Ни один суд в Англии не вынесет другого вердикта.
– Никто, – снова заявил Дункан, – не заберет Тоби из этого дома. Пусть попробуют!
Маргарет молчала, сцепив руки на коленях.
Итак, это случилось. От нее больше ничего не зависит. Решение принято за них, и Тоби могут в любой момент забрать в соответствии с законом.
На мгновение ей показалось, что она сейчас упадет в обморок или ее стошнит.
Она вдруг поняла, что всю прошлую неделю она сознательно запрещала себе думать. Ей вдруг стали понятны эти вспышки узнавания, возникавшие у нее порой в мозгу, когда она смотрела на Тоби. Это не сходство с Дунканом она видела, а сходство с Рандольфом Тернером.
Его отцом.
Это и есть, вне всяких сомнений, ответ на ее вопрос.
Тоби – законнорожденный ребенок. Он единственный сын и наследник члена высшего общества, богатого и известного, который, весьма возможно, никогда не избивал свою жену и который, возможно, любил ее и был жестоко обманут.
Дункан украл его сына почти на пять лет.
Он лишил или пытался лишить Тоби его наследственных прав.
Почему он сбежал с Лорой Тернер, она не знала. Наверное, были какие-то причины. Но теперь это не имеет значения. Тоби – сын Рэндольфа Тернера.
– Извините меня, – сказала Маргарет, отодвинув чайный поднос и поднявшись на ноги. Она выскочила из комнаты и, сбежав вниз по лестнице, вышла из дома. Она уже была на полпути к летнему домику, когда замедлила шаги. Никто ее не преследовал.
Ее родные понимают, что им нечего сказать ей в утешение.
А Дункан не придет.
Она не хочет, чтобы он приходил.
Она вообще не хочет больше видеть его.
А Тоби? Бедный ребенок…
Дункан потерял бы немало времени, если бы пошел к озеру, но, к счастью, у него хватило ума спросить конюха, который чистил во дворе лошадь Мертона, не проходила ли здесь леди Шерингфорд.
Она здесь не проходила.
Второй мыслью Дункана был летний домик. Подойдя ближе, он убедился, что не ошибся в своих предположениях. Маргарет сидела внутри, не глядя на него, хотя она должна была знать о его приближении.
Дункан боялся отлучиться. Он предпочел бы оставаться в доме, крепко обняв Тоби. Но вскоре он попросил трех членов семьи Мэгги защитить и не отдавать мальчика, если представители закона появятся на его пороге, пока он отсутствует.
– Конечно, – сказала герцогиня со слезами на глазах.
– Разумеется, – почти хором ответили Мертон и Морленд.
– Идите к Мэг, – добавила герцогиня.
Ему совсем этого не хотелось. Всю неделю Дункан сердился на нее, задетый более, чем готов был признать. Он думал, что она близка к тому, чтобы полюбить его. Однако ее доверия оказалось недостаточно даже для того, чтобы выслушать, что он скажет в ответ на вопросы, на которые она ответила сама.
Конечно, вина наполовину лежала на нем. Ему не следовало ждать так долго, прежде чем рассказать ей то, что она имела полное право знать.
Он вошел внутрь летнего домика и прислонился спиной к дверному косяку. Маргарет даже не взглянула на него.
– Мне тошно находиться в одной комнате с тобой, – заявила она без всякого выражения.
– А меня охватывает бешенство, когда я нахожусь в одной комнате с тобой, – парировал он. – Ты всегда задаешь вопросы, Мэгги, не так ли? И сама на них отвечаешь. Как удобно!
Маргарет наконец посмотрела на него, с нескрываемой неприязнью.
– Ты прав, – сказала она. – Не стоило задавать вопросы, когда ответы настолько очевидны.
Дункан скрестил руки на груди.
– Я очень виноват перед тобой, – произнес он, – полагая, что мое клятвенное обещание умершей женщине значит больше, чем мои обязательства перед собственной женой. А возможно, я просто откладывал признание из страха перед последствиями. Все, что я говорил тебе раньше, Мэгги, правда. К сожалению, я рассказал тебе только часть правды, и это очень плохо с моей стороны. Ты имела право узнать все до того, как согласилась выйти за меня замуж.
– Имела, – сказала Маргарет. – Но я поступила как дура, поверив тебе.
Она откинулась в кресле и отвернулась, устремив взгляд в окно.
– По твоим словам, – продолжила она, – миссис Тернер подвергалась насилию со стороны своего мужа. Допустим. Но если ты знал, увозя ее, что она беременна, ты поступил очень плохо. Если ты обнаружил это позже, ты поступил очень плохо, удерживая ее при себе. Если ты действительно полагал, что ее жизнь и рассудок находятся в опасности, и тем не менее удерживал ее, ты поступил очень плохо, позволив ей скрыть существование сына от мистера Тернера. И наконец, даже если ты поступил так ради ее спокойствия, ты поступил очень плохо, скрывая Тоби от его отца после ее смерти.
– Бога ради, Мэгги, – сказал он, снова рассердившись, – Тоби – не сын Тернера!
Маргарет обратила на него холодный взгляд.
– Лжец! – заявила она. – Я заметила сходство между ними. Просто до сегодняшнего дня я не отдавала себе в этом отчета. Но теперь я знаю. Тоби похож на мистера Тернера.
Дункан рассмеялся, хотя ему было совсем не весело.
– Вот видишь? – фыркнула она. – Ты не можешь отрицать правду, когда она смотрит тебе в лицо. Тебе придется вернуть ребенка отцу, и это нанесет ему непоправимый вред.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33