– На вашу беду – нет. Он английский шпион, но при этом настоящий священник. Так что наш брак вполне законен…
Анн медленно покачал головой.
– Понимаю… И когда же меня убьют? Вы для этого и приехали?
– Клянусь, нет! Я сама наказана за неповиновение, но вы… Вас не убьют, потому что… это уже ни к чему.
Альенора вдруг разрыдалась:
– Это я виновата, я одна! Возвращайтесь домой. Вместо вас я пойду в Иерусалим. Я уверена, что ваш прадед простит вас и вернет вам ваше добро.
Заламывая руки, она бросилась на колени у подножия креста.
– Умоляю, позвольте мне пойти в Иерусалим!
Анн смотрел на нее. Она дрожала как лист. Ее волосы слиплись от пота и пыли, глаза ввалились и покраснели, щеки блестели от слез, побледневшие губы беззвучно шевелились, словно шептали молитву…
И Анн заговорил – со спокойствием, которое его самого удивило:
– Окажите мне огромную милость, сударыня. Возвращайтесь туда, откуда пришли, и никогда больше не появляйтесь.
Альенора Заморская встала. Ее лицо выразило внезапную решимость.
– Вы правы! Я должна исчезнуть. Я сделаю так, что ваш прадед узнает об этом и восстановит вас в ваших правах, ибо я одна во всем повинна. Я утоплюсь в Куссоне!
Она рванулась к Безотрадному, но Анн резко перехватил ее за руку. Альенора коротко вскрикнула.
– Я вам запрещаю! – сказал Анн. – И одной смерти довольно на моей совести. Поклянитесь, что ничего с собой не сделаете!
Но Альенора неистово замотала головой, путаясь в длинных волосах.
– Я должна исчезнуть!
Анн сдавил ей руку еще крепче. Ему случалось крошить таким образом камни. Но Альенора сопротивлялась нестерпимой боли и все трясла головой. Наконец, Анн ослабил хватку.
– В таком случае оставайтесь при мне – коль скоро только так я могу быть уверен, что вы не наделаете глупостей… Дайте мне несколько минут, чтобы подумать.
Растирая себе запястье, Альенора бросила на него благодарный взгляд. Она отошла подальше, на другую сторону дороги, в поле, и села в траву под деревом.
Анн вернулся к кресту. Взгляд его снова стал рассеянно блуждать по окрестностям. До чего же ограничен человеческий ум! Как поскупился Господь Бог, наделяя людей воображением! Думаешь, что упал на самое дно, думаешь, что хуже не бывает, ан нет! Всегда может оказаться еще хуже…
Вдалеке, в долине, рядом с замком, Анн с трудом различил зеленые фигурки людей. Может, это благородные всадники и всадницы, разодетые в свои майские наряды? Да, наверняка так оно и есть! Он и сам был таким ровно год назад, а теперь – всего лишь убогий паломник.
И даже того меньше! У всякого паломника есть имя, семья, собственная история. А у него нет даже этого. Он разом лишился всего. Нет больше ни льва, ни волка. Оба ушли куда-то, далеко-далеко. Нет больше ни замка, ни герба, ни предка-крестоносца, ни философа, ни богослова, ни алхимика. Нет даже смертельного врага. Если он и встретит его, то черный рыцарь побрезгует поднять на него руку. Анн теперь и удара мечом не заслуживает. Он – никто!
Анн отвел глаза от далеких всадников, и его взгляд невольно упал на обручальное кольцо, блеснувшее на левом безымянном пальце… Никто? Нет! У него есть кое-что, чего прежде не было: законная жена, низкая английская шпионка, которая провела его, как ребенка!
Подумать только, а он-то воображал, будто эта великолепная женщина прельстилась его красотой, его умом! Он был этим так взволнован, так опьянен! А на самом деле она лишь делала свою работу. Она просто выполняла приказ. Она вела бы себя точно так же с самым отталкивающим, с самым тупым существом… Конечно, этот последний удар по самолюбию – просто ничто по сравнению с крушением всей его жизни, но он довершает остальное. Маленький конечный мазок, который добавляет к своему произведению талантливый художник.
Внезапно Анн расхохотался. Ему только что пришла в голову ужасно смешная мысль. В одном, по крайней мере, его никто не может упрекнуть. Уж тут-то он повел себя как самый настоящий Вивре. Поступил, как и все остальные в его роду: женился на англичанке! И сквозь смех он с яростью, с отчаянием затянул:


Это май, это май!
Это милый месяц май!



Глава 5
АНН ИЕРУСАЛИМСКИЙ

Анн поднялся на ноги. Его качало. Боль была слишком сильна. Ему немедленно требовалось сделать что-нибудь, не важно что!
Безотрадный щипал траву у обочины дороги. Анн свистнул коню и вскочил в седло. И поскакал прямо вперед, к Бордо, куда лежал его путь. Обезумев от радости, конь начал выделывать поистине фантастические прыжки, и это еще больше усугубило отчаяние Анна. Ему было невыносимо при мысли о том, что радость еще может существовать где-то в мире, пусть даже в сердце животного…
Дорога резко пошла в гору, и Анн вдруг выскочил на довольно крутой поворот, ведущий вдоль обрыва – настоящей пропасти. И это было для него словно приказ. Молодой человек резко остановил Безотрадного на самом краю. Им овладело нечто еще более беспросветное, еще более нестерпимое, чем отчаяние, – то была полная невозможность двинуться дальше, прожить следующие минуты. Просто его жизнь завершалась здесь и сейчас, вот и все. Он сойдет с коня и бросится в пустоту.
Но перед этим окончательным шагом у него все же мелькнуло последнее желание. Ему захотелось снова увидеть холм с распятием, чтобы последним образом, который он унесет с этой земли, был крест. И Анн обернулся.
Три всадника неслись по дороге во весь опор. Завидев их, Альенора вскочила и бросилась к холму с распятием. Повинуясь инстинкту, Анн развернул Безотрадного и галопом помчался в ту же сторону.
Он даже не заметил, как проделал обратный путь. Взобравшись на каменное подножие, Альенора из последних сил цеплялась за крест. Таким образом, она вверяла себя Божьей защите, и никто не смел коснуться ее под страхом вечного проклятия. Но всадники, похоже, не боялись ни Бога, ни дьявола, поскольку уже обнажили мечи.
Анн действовал быстро и точно. У него не было при себе никакого оружия; единственное, чем он располагал, был его конь. Молодой человек направил Безотрадного против одного из нападавших и в последний миг поднял коня на дыбы. Опуская копыта, Безотрадный сшиб вооруженного всадника на землю. Тот покатился вниз по склону и остался лежать без движения. Анн тотчас же соскочил на землю, намереваясь завладеть его мечом, который валялся рядом.
Но, бросив взгляд в сторону распятия, резко остановился. Альенора спрыгнула с креста и упала на дорогу. Двое других нападавших кружили над ней, размахивая клинками, но с высоты своих коней не могли достать лежащую ничком женщину. Тогда один из них решил спешиться.
Анн опять действовал инстинктивно. Он упал на Альенору, прикрывая ее своим телом, и при этом схватил свой страннический посох, оставленный на месте их встречи. Нападавший нанес Анну яростный удар мечом, но, удивленный столь неожиданным вмешательством, промахнулся. Анн проворно вскочил на ноги, держа посох перед собой.
Убийца замахнулся снова, и удар пришелся прямо посредине посоха, разрубив его ровно пополам. Анну того и надо было! Он тотчас же перешел в наступление, да так быстро, что взгляд не успевал уследить. Правым обрубком он ударил противника по руке, державшей меч. Тот дернулся от удивления и боли, и этого оказалось достаточно. Изо всех сил Анн впечатал левый обрубок ему в висок, отчего тот рухнул как подкошенный.
Анн вырвал у противника оружие еще до того, как тот коснулся земли, и обратился лицом к последнему из нападавших. Отразить его выпад было детской игрой. После чего он сам нанес точный удар, рассекший неприятелю грудь. Завладев вторым мечом, Анн направился к тому из всадников, которого Безотрадный свалил в овраг.
Тот с трудом поднимался. Завидев приближающегося Анна с мечами в обеих руках, враг не стал дожидаться: вскочил на коня и пустился наутек – однако не в сторону Нанта, откуда приехал, а в сторону Бордо.
Битва завершилась, продлившись не больше минуты.
Однако Анн не считал дело оконченным. Он кликнул Безотрадного и вскочил в седло. Немного замешкался со своими двумя мечами – прицепить их к седлу было не за что, поэтому пришлось держать в руке. Так он проскакал вслед за беглецом какое-то время, но вскоре сообразил, что уже не нагонит его. Поравнявшись с тем местом, откуда он хотел броситься с обрыва, Анн остановил коня и двинулся обратно, к распятию.
Он нашел Альенору всю в пыли и крови из-за многочисленных ссадин на лице. Она ошеломленно уставилась на него.
– Зачем вы это сделали? Вам достаточно было не вмешиваться, и моя смерть освободила бы вас. А вы вместо этого рисковали ради меня собственной жизнью!
Возбуждение битвы уже улеглось, и Анн вновь обрел былое спокойствие. Он ответил холодно:
– Я поступил так, потому что должен защищать слабого от сильного. Вот и все.
Он спешился, отстранил ее рукой и направился к телам, лежавшим близ распятия. Склонился над каждым по очереди. Оба противника были мертвы. Тот, кого он поразил в висок, наверняка был убит сразу. Анн осмотрел свой посох. То, что от него осталось, уже никуда не годится. А ведь сбежавший убийца наверняка предупредит остальных сообщников, так что на него снова могут напасть по дороге. Следует браться за дело без промедления.
Анн взял один из мечей, направился к дубу, внимательно его осмотрел и срубил крепкий сук. Альенора, хранившая до этого молчание, боязливо спросила:
– Что вы делаете?
– Делаю себе две дубинки. Мне для боя нужно по одной в каждую руку.
– А как же мечи?
Анн принялся обстругивать сук. Ответил, не поднимая глаз:
– Вы когда-нибудь видели паломника с мечом?
Подбородком он указал на мертвецов, застывших в пыли.
– Вы их знаете?
– Да. Они были поварами в «Полосатом осле», нашем штабе.
– Я-то уж было поверил, что ваш Берзениус решил подарить мне жизнь… Да и вам тоже.
– Должно быть, передумал. Не знаю…
Она помолчала мгновение, словно колеблясь, потом проговорила:
– Вы не обязаны идти в Иерусалим, поскольку ваша епитимья была предательством.
– Я все же пойду. Я это заслужил.
– Тогда я пойду с вами. Мы сможем сесть на какое-нибудь судно в Марселе: прежде чем уехать, я успела забрать деньги.
– Не нужны мне ваши деньги!
– Но они – ваши. Ведь мы…
Анн перестал строгать свои дубинки и бросил на Альенору такой взгляд, что она немедленно умолкла. Он снова взялся за работу. Когда обе дубинки были готовы, он, примеряясь, долго крутил ими. Потом подошел к лошадям убийц и прогнал прочь, крича и размахивая руками.
Альенора удивилась.
– Вы не оставите лошадей себе?
– Паломничество не совершают верхом, сударыня. Почему бы уж тогда не путешествовать в карете?
Она кивнула на Безотрадного.
– А его мы тоже бросим здесь?
– Нет, он мой. У меня есть долг по отношению к нему, как и по отношению к вам. Даже больший: он-то меня не предавал…
Альенора поникла головой. Анн продолжил сухо:
– На нем поедете вы.
– Я не могу. И у вас все ноги в крови.
Новый взгляд Анна заставил ее умолкнуть. Она покорно направилась к белому коню, но оклик Анна резко остановил ее:
– Стойте, сударыня! Вам тоже надо подчиниться приказу вашего духовника.
Она замерла, не понимая. Потом увидела, как Анн наклонился и подобрал горсть земли, чтобы посыпать себе голову. Она тоже взяла щепотку. Анн сурово ее одернул.
– Еще, сударыня! Не бойтесь выглядеть некрасивой. Вам сейчас некого обольщать.
Альенора подчинилась. Она села на Безотрадного, вся перемазанная грязью, кровью и потом, и тихонько заплакала. Слезы оставили длинные борозды в этой маске, приставшей к ее лицу.
Анн взял коня под уздцы, и они тронулись в путь – в первый день мая, на край света…


***

Первую ночь они провели в каком-то разрушенном доме. А наутро увидели, что пошел дождь. И снова пустились в дорогу тем же порядком, что и вчера: Альенора верхом на Безотрадном, Анн пешком, со своими двумя дубинками. Земля, которой они пачкали себе голову, не держалась и стекала им на шею. Приходилось накладывать ее снова и снова. Они стали грязны до жути.
Остановившись попить воды из быстрой речушки, Анн принялся размышлять. Он попытался представить себе, чем станет отныне его жизнь. От самоубийства он отказался. Миг слабости, когда он почувствовал себя полностью уничтоженным, уже миновал. Он будет жить. Но как? И для начала, кто он теперь такой? Ведь у него больше нет ни прошлого, ни предков…
Ответ пришел к нему, когда они снова пустились в дорогу: он англичанин. Англичанин! Ведь в жилах у него практически одна только английская кровь. Соломон Франсес обучил его начаткам арифметики, поэтому, чтобы чем-то занять свой ум, Анн попытался подсчитать, сколько именно…
Луи, его дед, сын Франсуа и англичанки, был англичанином наполовину. Его сын Шарль, родившийся при таких же исходных, был англичанином уже на три четверти, а сам Анн представляет собой половину целого плюс три четверти, то есть семь восьмых. В нем семь восьмых английской крови! Теперь можно заглянуть дальше. Ребенок от его брака с Альенорой Заморской будет англичанином на пятнадцать шестнадцатых… Хотя, конечно, не будет у них с Альенорой никакого ребенка. Никогда в жизни не прикоснется он к этой женщине.
А что, если они оба вернутся из своего паломничества живыми? Как только они снова окажутся во Франции, Анн попросит Альенору уйти в первый же попавшийся монастырь, который захочет принять ее, а сам отправится на войну. Агония не затянется надолго. Он будет искать геройской смерти в бою, а если с приближением мира все еще не погибнет, то в каком-нибудь последнем сражении просто не отобьет роковой удар меча.
Такой станет его жизнь: короткой и отчаянной, насколько только возможно. Но главное – трагически одинокой: до самого конца он останется на этом свете совершенно один. У него нет больше предков, не будет и потомства. Ни прошлого, ни будущего. Им ничто не кончается и ничто не начинается.
Анн долго травил себя этими мыслями, наполнившими его несказанной горечью, но вскоре их вытеснила другая, еще более мучительная: предательство Альеноры. Приходилось признать: вопреки тому, что он считал поначалу, именно ложь этой женщины терзала его больше всего. Больше, чем потеря семьи, титула, прошлого. Это было нестерпимо.
Он бросил взгляд в ее сторону. Альенора ехала на Безотрадном, поникнув липкой от грязи головой. Сидела она в седле не по-дамски, боком, а по-мужски, неизящно, словно какая-нибудь крестьянка на рабочей кляче. Англичанка-жена показалась юноше вульгарной, глупой, толстой. Подумать только! И это она провела его, как ребенка!.. То, что он испытывал к ней, было больше, чем злопамятство, это было отвращение, ненависть.
Потом он пытался урезонить себя, подавить в себе чувства, не подобающие паломнику. Но не смог.
Они обошли стороной Бордо, принадлежавший англичанам, и продолжили путь вдоль Гаронны, успокоенные, но несколько удивленные тем, что так и не повстречали других подручных Берзениуса.
Так они путешествовали четыре дня, нигде не находя монастырей, где могли бы попросить приюта. Они ночевали под открытым небом. Несмотря на май, беспрестанно лил дождь. Наконец, на пятый вечер они заслышали вдалеке колокол.
Это и точно оказался монастырь. Он был довольно мрачного вида и таился в самой глубине долины. Из-за его серых стен виднелась только похожая на гребень звонница часовни. Дождь усилился, путники ускорили шаг. За воротами их встретил монах в капюшоне, надвинутом по самые глаза. После приветствия он спросил, кто они такие. Анн ответил:
– Бедный англичанин с женой. Идем в Иерусалим замаливать грехи.
Монах проводил их в трапезную и принес по чашке супа, разбавленного вином. Анн ел с наслаждением. Это была его первая горячая еда с… да, с самого Куссона!
Потом появился отец настоятель. Высокий, с короткой седоватой бородой, он производил впечатление человека властного. Он благословил паломников и поинтересовался, точно ли они направляются в Иерусалим. И, услышав подтверждение, заключил:
– У вас великое мужество.
На что Анн мягко возразил:
– Нет, святой отец. У нас великие грехи…
В этот миг в трапезную, сопровождаемый монахом-привратником, вошел еще один человек. Вероятно, какой-то отшельник. Вида он был еще более жуткого, чем они сами. Лохмотья прикрывали только часть его волосатого тела, седые волосы ниспадали до середины спины, борода закрывала всю грудь. Казалось, это какой-то диковинный зверь. Невозможно было даже определить его возраст. Наверняка он очень стар, если только лишения и умерщвление плоти не одряхлили его преждевременно.
Монах-привратник обратился к настоятелю:
– Думаю, он откуда-то издалека, потому что изъясняется на языке, которого я не понимаю.
Отшельник стал что-то говорить дрожащим голосом, а когда закончил, то настоятель, ко всеобщему удивлению, ответил ему на том же языке. Таким образом, между ними состоялась короткая беседа, после чего отшельник удалился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67