Признаюсь, я тоже не прочь попробвать...
Рикко. Tant mienx, Mademoiselle, taut mieux! Tons les gens d'esprit aiment le jen a la fureuf .
Ми и ii а. Я, конечно, люблю выигрывать и охотно войду в долю с человеком, умеющим играть. Согласны ли вы, сударь, принять меня в компанию? II предоставить мне возможность участвовать в вашем банке?
Рикко. Comment, Mademoiselle, Vous voules etre de moitie avec moi? De tout mon coeur.
Ми и и а. Для начала моя доля будет очень скромной... (Достает деньги из шкатулки.)
Рикко. Ah, Mademoiselle, que Vous etes charmante!3
M и п н а. Вот мой недавний выигрыш, всего десять пистолей — мне, разумеется, неловко предлагать столь малую сумму...
Рикко. Donnes toujours, Mademoiselle, donnes! (Берет деньги.)
Минн а. Вы, сударь, конечно, делаете солидные ставки...
Рикко. Да, солидно. Десять пистоль? Значит, ваша милость будет interessir, в одна треть, pour le tiers. Хотя для треть бы надо шутить больше. Но с прекрасной дамой нельзя быть мелошен. Я счастлив завязать liaison с ваша милость, et de се moment je recommence a bien augurer de ma fortune.
Минна. Нет, при игре, сударь, я присутствовать не буду.
Рикко. Затем, ваша милость, присутствовать? Мы, игроки, честный человек между собой.
Минна. Ежели нам посчастливится, сударь, вы принесете мне мою долю, а ежели нас постигнет неудача..
1 Тем лучше, сударыня, тем лучше! Все умные люди страстно любят играть (франц.).
Рикко. Я приду получить подкрепление, так, ваша милость?
М и п м а. Подкреплений надолго не хватит. Посему, сударе хорошенько защищайте наши деньги.
Рикко. За кого меня считайте ваша милость? За простака? За дурашка?
М и н и а. Простите меня.
Рикко. Je suis de bons, Mademoiselle... Saves-vous ce que cela veul dire?
M и л н а. Но я не совсем понимаю, сударь...
Р и к ко. Je sais monter un coup...
Минна (удивленно). Неужто вы...
Рикко. .Те file la carte avec une adresse...
M и и n а. Нет, нет, нет...
Рикко. Je fait sauter la coupe avec une dexterite...
Минна. Сударь, не хотите же вы сказать, что...
Р и к к о. Чего я не ношу? Ваша милость, чего? Donnes-moi un pigeonneau a plumer, et...
Минн а. Вы шулер и плутуете в игре?
Рикко. Comment, Mademoiselle? Vous appelles cela «плутуете»? Corriger la fortune, Fenchainer sous ses doigts, etre sur de son fait,— и это немцы называть «плутуете»? О, немецкая язык, какая бедная язык! Какая нетсуразная язык!
Мини а. Нет, сударь, если вы так думаете...
Рикко. Laisses moi laire, Mademoiselle, и будьте спокойная! Вас не может интересовайт, как я играю! Хватит, завтра я буду приходить со сто пистоль, или ваша милость никогда меня не увидет. Votre tres-humble, Mademoiselle, votre tres-humble... (Быстро уходит.)
Минна (с досадой и удивлением смотрит ему вслед). Последнее было бы для меня самым желательным.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Минна, Франциска.
Франциска (огорченно). Ну что тут скажешь! Славно, куда как славно!
Минна. Смейся, смейся, я это заслужила. (Подумав, уже спокойнее.) Не смейся, Франциска, я итого не заслужила.
Франциска. Вот прекрасно! Напротив, вы совершили благородный поступок — помогли мошеннику снова встать на ноги.
М и н н а. Я помогала несчастному.
Франциска. Но самое-то замечательное, что он принял вас за своего брата — шулера. Ой, сейчас побегу за ним, отниму деньги. (Бежит к двери.)
Минн а. Франциска, налей мне кофе, я не люблю пить «холодный.
Франциска. Он обязан все вернуть вам, ведь вы же передумали вступать с ним в долю. Десять пистолей! Разве вы не видите, что :>то нищий!
Миппа сама наливает кофе.
А кто же столько подает нищему? Да еще при этом старается не унизить его подачкой? Ежели вы по своему милосердию нищего не считаете пищим, то и нищий вашу милостыню не считает милостыней. Вот вам и благодарность, он, видно, принял ваш дар я уж и не знаю за что...
ВЫ хотите еще больше разгорячим» мне кровь? Нет, я пить не стану.
Мншгл отодтппает от нее чашку.
«Parbleu, ваша милость, здесь не ценят заслуга». (Передразнивает француза.) Конечно, нет, если разрешают таким мошенникам разгуливать па свободе.
Минна (отпивая кофе, холодно и задумчиво). Девочка моя, ты превосходно разбираешься в хороших людях, но ты научишься понимать дурных? Они ведь тоже люди. И частенько вовсе не такие плохие, как кажется. Надо уметь и в них найти хорошие стороны. Сдается мне, что этот француз просто суетный малый. Из суетности он и выдает себя за шулера; не хочет быть обязанным мне, старается избавить себя от
необходимости меня благодарить. Возможно, что, выйдя отсюда, он заплатит мелкие долги, а если у пего что-нибудь еще останется, будет тихо и скромно жить, даже не помышляя об игре. Если это так, милая моя Франциска, то пусть приходит за подкреплением. (Передает ей чашку.) На, убери. И скажи, неужто Тельхейму не пора еще быть здесь?
Ф р а и ц и с к а. Нет, сударыня, я ни на то, ни на другое не способна, не умею разглядеть хорошую сторону в дурном человеке, и плохую в хорошем.
М и п н а. Но оп точно придет?
Ф р а н ц н с к а. А следовало бы ему не приходить! В нем, в этом лучшем из людей, вы углядели толику гордости и собрались жестоко над ним надсмеяться.
М инн а. Ты опять за свое? Молчи, я так хочу. Если ты испортишь мне игру, если не будешь все делать и говорить, как условлено... смотри, я оставлю тебя с ним наедине и тогда... да вот, кажется, и он.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Пауль В е р н е р входит, выправка у него, как в строю. М и if и а, Ф р a н ц и с к а.
М и н н а. Милый вахмистр? К кому же относится твое «милый»?
Франциска. Сударыня, прошу вас, не смущайте человека. К вашим услугам, господин вахмистр, с чем вы к нам пожаловали?
Верпер (не обращая внимания на Франциску, приближается к Минне). Майор фон Тельхейм приказал мне, вахмистру Вернеру, засвидетельствовать свое нижайшее почтение ее милости, фрейлейн Минне фон Барнхельм, и сказать, что он будет здесь.
М и и и а. Что же его задержало?
Нерп ер. Вы уж простите, ваша милость. Еще трех не пробило, как мы вышли из дому, да по дороге нам встретился поенный казначей, а от такого господина скоро не отвяжешься: йот майор и подал мне знак, чтобы я шел к вам и отрапортовал, почему он задерживается.
М и и и а. Благодарю вас, господин вахмистр. Надеюсь, что военный казначей сообщит майору какое-нибудь приятное известие.
Вернер. У этих редко находятся приятные известия для господ офицеров. Не прикажет ли мне чего ваша милость? (Хочет уйти.)
Ф р а н ц п с к а. Куда ж это вы опять торопитесь, господин вахмистр? Разве нельзя нам и словом перемолвиться?
Вернер (тихо и серьезно). Не здесь, душенька. Это было бы неуважительно и против правил субординации. Сударыня...
Мин и а. Благодарю за труд, господин вахмистр. Я рада была с вами познакомиться. Франциска рассказала мне о вас много хорошего.
Вернер чопорно откланивается и уходит.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
М н и и а, Франциск а.
Минна. Значит, это твой вахмистр, Франциска?
Франциска. Какой насмешливый тон, да некогда мне укорять вас за ваше «твой». Да, сударыня, это мой вахмистр. Вы, конечно, находите его немного чопорным и деревянным. Он и мне сейчас таким показался, хоть я и понимаю, что он считал нужным явиться к вашей милости, как на парад. Ну а когда солдаты маршируют на параде — они больше похожи на заводных кукол, чем на людей. Посмотрели бы вы на него, послушали бы его, когда он сам себе хозяин.
М и и н а. Что же, я не против.
Франциска. Он, наверно, еще в зале. Позвольте мне пойти туда перекинуться с ним словечком.
М и н н а. Мне неприятно отказывать тебе в этом удовольствии, Франциска, но ты должна остаться здесь и присутствовать при нашем разговоре. Да, мне вот еще что пришло на ум. (Снимает кольцо.) Возьми мое кольцо и спрячь его, а мне взамен дай перстень майора.
Франциска. Зачем?
М и н н а (в то время как Франциска достает другое кольцо). Толком я еще сама не знаю, но предвижу, что он мне пригодится. Стучат! Живо давай его сюда! (Надевает перстень.) Это он!
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Тельхейм (в том же платье, но причесанный л в башмаках, как TOiо требовала Франциска), Минна, Ф р а н ц и с к а.
Тельхейм. Сударыня, прошу прощения за то, что задержался...
Минна. О господин майор, к чему нам военная пунктуальность! Вы здесь! А дожидаться радости тоже радость. Итак (с улыбкой смотрит на него), мой милый Тельхейм, разве мы оба не веля себя сегодня как дети?
Тельхейм. Так точно, сударыня, как дети, которые упорствуют, вместо того чтобы спокойно подчиниться...
Минна. Давайте поедем покататься, милый майор, посмотрим город, кстати, встретим моего дядюшку.
Тельхейм. Что?
Минн а. Вот видите, даже самого важного мы не успели сказать друг другу. Да, сегодня он приезжает. Я по чистой случайности опередила его на один день.
Тельхейм. Граф фон Брухзаль? Разве он возвратился?
Минн а. Тревоги военного времени заставили его уехать в Италию, мир вернул его в родные края. Не беспокойтесь, Тельхейм. Если прежде мы полагали, что он будет чинить серьезнейшие препятствия нашему союзу...
Минна. Он наш друг. Слишком мною хорошего слышал он о вас, чтобы не быть им. И теперь горит желанием лично узнать человека, который стал избранником его единственной наследницы. Дядя, опекун, отец, он приедет сюда, чтобы отдать меня вам.
Тельхейм. Ах, сударыня, почему вы не прочитали моего письма? Почему не захотели прочитать его?
Минна. Какое письмо? Да, да, припоминаю, вы писали мне. Франциска, что сталось с письмом господина майора? Прочитали мы его или нет? Так что же вы мне писали, милейший Тельхейм?
Тельхейм. Лишь то, что мне повелевала честь.
Минна. Конечно же, она повелевает вам не покидать честном и любящей вас девушки. Да, мне следовало прочитать письмо. Но я ведь услышу сейчас то, что не удосужилась прочитать.
Тельхейм. Да, услышите...
М и и н а. Нет, мне и слышать не надо. Это же само собой попятно. Вы не способны на такой низкий поступок — теперь отречься от меня. Разве вы не понимаете, что я на всю жизнь стала бы посмешищем в глазах людей? Мои соотечественницы будут показывать на меня пальцами: «Вот она, девица фон Барнхельм; будучи богатой, она решила залучить себе в мужья бравого Тельхейма, словно за деньги можно купить честного вояку!» Вот какие пойдут разговоры, ведь все они завидуют мне. Что я богата, они отрицать не могут; но никак не хотят признать, что я еще и неплохая девушка, достойная своего будущего мужа.
Тельхейм. О сударыня, я узнаю ваших землячек. Конечно же, им внушает смертельную зависть отставной и опозоренный офицер, вдобавок еще калека и нищий.
Минна. Это вы о себе говорите? Если не ошибаюсь, что-то в этом роде я уже слышала сегодня утром. Здесь все вперемешку — добро и зло. Давайте же получше рассмотрим то и другое. Вы уволены в отставку? Я об этом слышала и думала, что полк ваш расформирован. Как же случилось, что столь достойного человека не оставили на службе?
Тельхейм. Все было так, как и быть должно. Сильные мира сего убедились, что некий солдат мало что делает из симпатии к ним, немногим больше по долгу службы, но готов па что угодно из чувства чести. Так разве же могут они считать себя в долгу перед ним? После войны наш брат стал им не нужен, да в конце концов им и вообще-то никто не нужен.
Минна. Вы говорите, как подобает мужу, не заискивающему перед сильными мира сего. И никогда еще не были вы столь независимы. Я всей душой благодарна им за то, что они более не претендуют на вас, ибо мне бы очень не хотелось делить вас с ними. Я ваша повелительница, Тельхейм, другого повелителя вам не нужно. Узнать, что вы в отставке,— боже, такое счастье мне даже и не снилось! Но этого мало. Вы сказали о себе «я — калека» (оглядывает его с головы до пят), а между тем этот калека достаточно строен, держится прямо, да и вообще выглядит еще довольно здоровым п сильным. Ми 1ый Тельхейм, если вы, как инвалид, пойдете просить милостыню, то, смею вас уверить, перед вами вряд ли откроется дверь, разве что в дому какой-нибудь добросердечной девушки вроде меня.
Тельхейм. Сейчас я слышу только речи озорницы девочки, милая Минна.
Минна. А я в вашем укоре слышу лишь одно: «Милая Минна!» Я больше не буду озорничать, ибо помню, что вы и в самом деле чуть-чуть калека. У вас прострелена правая рука. Если вдуматься поглубже, то это совсем уж не так плохо. Я, таким образом избавлюсь от ваших побоев.
Тельхейм. Сударыня!
Минн а. Вы хотите сказать, что не избавитесь от моих. Но, милый мой Тельхейм, я надеюсь, что до этого вы меня не доведете.
Тельхейм. Вам угодно смеяться, сударыня. Я сожалею, что не могу хохотать вместе с вами.
Минна. А почему, собственно? Разве смеяться — дурно? И разве нельзя смеяться, сохраняя полную серьезность? Дорогой мой майор, смех лучше сохраняет нам разум, нежели досада и огорчения. За доказательством недалеко ходить. Ваша смешливая подруга судит о ваших делах куда правильнее, нежели вы сами. Вы в отставке и полагаете, что тем самым нанесен урон вашей чести. У вас прострелена рука, и вам этого довольно, чтобы объявить себя калекой. Нет, вы не правы! Все это преувеличение. И не моя вина, что преувеличения заставляют смеяться. Бьюсь об заклад, что и ваша нищета не выдержит серьезного испытания. Пусть вы раз, другой, третий, наконец, теряли свое имущество, а теперь у того или другого банкира еще погибли ваши деньги, но разве это делает вас нищим? Даже если у вас ничего не осталось, кроме того, что привезет мой дядюшка.
Тельхейм. Ваш дядюшка, сударыня, ничего не привезет мне.
Минна. Ничего, кроме двух тысяч пистолей, которые вы великодушно ссудили нашим сословным представителям.
Тельхейм. Ах, если бы вы прочитали мое письмо, сударыня!
Минна. Я его прочитала. Но то, что в нем касалось этого пункта,— все равно осталось для меня загадкой. Невозможно, чтобы вам вменили в преступление благородный поступок. Объясните же мне, в чем дело...
Тельхейм. Помните ли вы, сударыня, что мне был дан приказ, применяя самые суровые меры, взыскать с населения ваших земель контрибуцию, и притом звонкой монетой. Я хотел избавить себя от столь суровых действий и внес недостающую сумму.
Минна. Да, я помню. Я вас полюбила за этот поступок еще до знакомства с вами.
Тельхейм. Представители сословий выдали мне вексель, и я думал после заключения мира приобщить эту сумму к долгам, подлежащим утверждению. Вексель был признан действительным, но мое право на получение по нему денег взято под сомнение. Язвительная, улыбка была мне ответом, когда я заверял, что внес всю сумму наличными. Вексель этот сочли взяткой, «благодарностью» сословий за то, что я без промедлений столковался с ними о сумме, удовлетвориться коей, согласно моим полномочиям, имел право лишь в самом крайнем случае. Так вексель уплыл из моих рук, и если деньги по нему и будут выплачены, то, уж конечно, не мне. Вот почему, сударыня, я считаю себя оскорбленным, а вовсе не из-за отставки, которую я бы все равно потребовал, если б не получил ее. У вас серьезное выражение лица, сударыня! Почему же вы не смеетесь? Ха-ха-ха! Я-то ведь смеюсь!
Минна. О, не смейтесь так, Тельхейм! Заклинаю вас! Это страшный смех ненависти ко всему роду людскому. Нет, не такой вы человек, чтобы раскаиваться в хорошем поступке оттого, что он привел к плачевным последствиям. Заверяю вас, эти последствия недолго будут давать знать о себе! Правда выйдет на свет божий! Свидетельство моего дядюшки, всех наших сословий...
Тельхейм. Вашего дядюшки! Ваших сословий! Ха-ха-ха!
Минн а. Ваш смех убивает меня, Тельхейм. Если вы верите в добро и в провидение, не смейтесь так! Я даже проклятий никогда не слышала более страшных, чем ваш смех. Давайте предположим наихудшее! Если здесь не пожелают оценить вас по достоинству, то уж у нас вас оценят. Нет, Тельхейм, мы не можем, не смеем отринуть вас! И если наши сословия имеют хоть малейшее понятие о чести, я знаю, что им надо делать! Но я несу вздор, к чему все это нужно? Представьте себе, Тельхейм, что в один злополучный вечер вы проиграли две тысячи пистолей. Король оказался для вас несчастливой картой, тем больше счастья (показывая на себя) принесет вам дама. Верьте мне, провидение всегда вознаграждает честного человека за его утраты. Нередко даже заранее. Поступком, лишившим вас двух тысяч пистолей, вы завоевали меня. Не будь его, во мне не вспыхнуло бы желание увидеть вас. Вы же знаете, я без приглашения пришла на тот раут, где надеялась встретить вас. Только из-за вас и пришла. Пришла с твердым намерением полюбить вас — да что там, я уже вас любила,— с твердым намерением соединить с вами свою жизнь, даже если вы окажетесь черным и некрасивым, как венецианский мавр. Вы не черны, и не безобразны, и никогда не будете таким ревнивцем, но, Тельхейм, Тельхейм, у вас все еще много общего с ним! О, вы неистовые, непреклонные мужчины, со взглядом, вечно устремленным на призрак чести, слишком суровые для других чувств! Взгляните же, взгляните на меня, Тельхейм.
Погруженный в свои думы, он неподвижно уставился в одну точку. О чем вы думаете? Слышите ли вы меня?
Тельхейм (рассеянно). О да! Но скажите мне, сударыня: почему мавр служил Венеции? Разве не было у него отчизны? Почему отдал он внаем чужой стране свою руку и свою кровь?
Минна (испуганно). Тельхейм, что с вами, где вы? Хватит, не надо больше разговоров. Идемте! (Берет его под руку.) Франциска, скажи, чтобы подавали карету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Рикко. Tant mienx, Mademoiselle, taut mieux! Tons les gens d'esprit aiment le jen a la fureuf .
Ми и ii а. Я, конечно, люблю выигрывать и охотно войду в долю с человеком, умеющим играть. Согласны ли вы, сударь, принять меня в компанию? II предоставить мне возможность участвовать в вашем банке?
Рикко. Comment, Mademoiselle, Vous voules etre de moitie avec moi? De tout mon coeur.
Ми и и а. Для начала моя доля будет очень скромной... (Достает деньги из шкатулки.)
Рикко. Ah, Mademoiselle, que Vous etes charmante!3
M и п н а. Вот мой недавний выигрыш, всего десять пистолей — мне, разумеется, неловко предлагать столь малую сумму...
Рикко. Donnes toujours, Mademoiselle, donnes! (Берет деньги.)
Минн а. Вы, сударь, конечно, делаете солидные ставки...
Рикко. Да, солидно. Десять пистоль? Значит, ваша милость будет interessir, в одна треть, pour le tiers. Хотя для треть бы надо шутить больше. Но с прекрасной дамой нельзя быть мелошен. Я счастлив завязать liaison с ваша милость, et de се moment je recommence a bien augurer de ma fortune.
Минна. Нет, при игре, сударь, я присутствовать не буду.
Рикко. Затем, ваша милость, присутствовать? Мы, игроки, честный человек между собой.
Минна. Ежели нам посчастливится, сударь, вы принесете мне мою долю, а ежели нас постигнет неудача..
1 Тем лучше, сударыня, тем лучше! Все умные люди страстно любят играть (франц.).
Рикко. Я приду получить подкрепление, так, ваша милость?
М и п м а. Подкреплений надолго не хватит. Посему, сударе хорошенько защищайте наши деньги.
Рикко. За кого меня считайте ваша милость? За простака? За дурашка?
М и н и а. Простите меня.
Рикко. Je suis de bons, Mademoiselle... Saves-vous ce que cela veul dire?
M и л н а. Но я не совсем понимаю, сударь...
Р и к ко. Je sais monter un coup...
Минна (удивленно). Неужто вы...
Рикко. .Те file la carte avec une adresse...
M и и n а. Нет, нет, нет...
Рикко. Je fait sauter la coupe avec une dexterite...
Минна. Сударь, не хотите же вы сказать, что...
Р и к к о. Чего я не ношу? Ваша милость, чего? Donnes-moi un pigeonneau a plumer, et...
Минн а. Вы шулер и плутуете в игре?
Рикко. Comment, Mademoiselle? Vous appelles cela «плутуете»? Corriger la fortune, Fenchainer sous ses doigts, etre sur de son fait,— и это немцы называть «плутуете»? О, немецкая язык, какая бедная язык! Какая нетсуразная язык!
Мини а. Нет, сударь, если вы так думаете...
Рикко. Laisses moi laire, Mademoiselle, и будьте спокойная! Вас не может интересовайт, как я играю! Хватит, завтра я буду приходить со сто пистоль, или ваша милость никогда меня не увидет. Votre tres-humble, Mademoiselle, votre tres-humble... (Быстро уходит.)
Минна (с досадой и удивлением смотрит ему вслед). Последнее было бы для меня самым желательным.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Минна, Франциска.
Франциска (огорченно). Ну что тут скажешь! Славно, куда как славно!
Минна. Смейся, смейся, я это заслужила. (Подумав, уже спокойнее.) Не смейся, Франциска, я итого не заслужила.
Франциска. Вот прекрасно! Напротив, вы совершили благородный поступок — помогли мошеннику снова встать на ноги.
М и н н а. Я помогала несчастному.
Франциска. Но самое-то замечательное, что он принял вас за своего брата — шулера. Ой, сейчас побегу за ним, отниму деньги. (Бежит к двери.)
Минн а. Франциска, налей мне кофе, я не люблю пить «холодный.
Франциска. Он обязан все вернуть вам, ведь вы же передумали вступать с ним в долю. Десять пистолей! Разве вы не видите, что :>то нищий!
Миппа сама наливает кофе.
А кто же столько подает нищему? Да еще при этом старается не унизить его подачкой? Ежели вы по своему милосердию нищего не считаете пищим, то и нищий вашу милостыню не считает милостыней. Вот вам и благодарность, он, видно, принял ваш дар я уж и не знаю за что...
ВЫ хотите еще больше разгорячим» мне кровь? Нет, я пить не стану.
Мншгл отодтппает от нее чашку.
«Parbleu, ваша милость, здесь не ценят заслуга». (Передразнивает француза.) Конечно, нет, если разрешают таким мошенникам разгуливать па свободе.
Минна (отпивая кофе, холодно и задумчиво). Девочка моя, ты превосходно разбираешься в хороших людях, но ты научишься понимать дурных? Они ведь тоже люди. И частенько вовсе не такие плохие, как кажется. Надо уметь и в них найти хорошие стороны. Сдается мне, что этот француз просто суетный малый. Из суетности он и выдает себя за шулера; не хочет быть обязанным мне, старается избавить себя от
необходимости меня благодарить. Возможно, что, выйдя отсюда, он заплатит мелкие долги, а если у пего что-нибудь еще останется, будет тихо и скромно жить, даже не помышляя об игре. Если это так, милая моя Франциска, то пусть приходит за подкреплением. (Передает ей чашку.) На, убери. И скажи, неужто Тельхейму не пора еще быть здесь?
Ф р а и ц и с к а. Нет, сударыня, я ни на то, ни на другое не способна, не умею разглядеть хорошую сторону в дурном человеке, и плохую в хорошем.
М и п н а. Но оп точно придет?
Ф р а н ц н с к а. А следовало бы ему не приходить! В нем, в этом лучшем из людей, вы углядели толику гордости и собрались жестоко над ним надсмеяться.
М инн а. Ты опять за свое? Молчи, я так хочу. Если ты испортишь мне игру, если не будешь все делать и говорить, как условлено... смотри, я оставлю тебя с ним наедине и тогда... да вот, кажется, и он.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Пауль В е р н е р входит, выправка у него, как в строю. М и if и а, Ф р a н ц и с к а.
М и н н а. Милый вахмистр? К кому же относится твое «милый»?
Франциска. Сударыня, прошу вас, не смущайте человека. К вашим услугам, господин вахмистр, с чем вы к нам пожаловали?
Верпер (не обращая внимания на Франциску, приближается к Минне). Майор фон Тельхейм приказал мне, вахмистру Вернеру, засвидетельствовать свое нижайшее почтение ее милости, фрейлейн Минне фон Барнхельм, и сказать, что он будет здесь.
М и и и а. Что же его задержало?
Нерп ер. Вы уж простите, ваша милость. Еще трех не пробило, как мы вышли из дому, да по дороге нам встретился поенный казначей, а от такого господина скоро не отвяжешься: йот майор и подал мне знак, чтобы я шел к вам и отрапортовал, почему он задерживается.
М и и и а. Благодарю вас, господин вахмистр. Надеюсь, что военный казначей сообщит майору какое-нибудь приятное известие.
Вернер. У этих редко находятся приятные известия для господ офицеров. Не прикажет ли мне чего ваша милость? (Хочет уйти.)
Ф р а н ц п с к а. Куда ж это вы опять торопитесь, господин вахмистр? Разве нельзя нам и словом перемолвиться?
Вернер (тихо и серьезно). Не здесь, душенька. Это было бы неуважительно и против правил субординации. Сударыня...
Мин и а. Благодарю за труд, господин вахмистр. Я рада была с вами познакомиться. Франциска рассказала мне о вас много хорошего.
Вернер чопорно откланивается и уходит.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
М н и и а, Франциск а.
Минна. Значит, это твой вахмистр, Франциска?
Франциска. Какой насмешливый тон, да некогда мне укорять вас за ваше «твой». Да, сударыня, это мой вахмистр. Вы, конечно, находите его немного чопорным и деревянным. Он и мне сейчас таким показался, хоть я и понимаю, что он считал нужным явиться к вашей милости, как на парад. Ну а когда солдаты маршируют на параде — они больше похожи на заводных кукол, чем на людей. Посмотрели бы вы на него, послушали бы его, когда он сам себе хозяин.
М и и н а. Что же, я не против.
Франциска. Он, наверно, еще в зале. Позвольте мне пойти туда перекинуться с ним словечком.
М и н н а. Мне неприятно отказывать тебе в этом удовольствии, Франциска, но ты должна остаться здесь и присутствовать при нашем разговоре. Да, мне вот еще что пришло на ум. (Снимает кольцо.) Возьми мое кольцо и спрячь его, а мне взамен дай перстень майора.
Франциска. Зачем?
М и н н а (в то время как Франциска достает другое кольцо). Толком я еще сама не знаю, но предвижу, что он мне пригодится. Стучат! Живо давай его сюда! (Надевает перстень.) Это он!
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Тельхейм (в том же платье, но причесанный л в башмаках, как TOiо требовала Франциска), Минна, Ф р а н ц и с к а.
Тельхейм. Сударыня, прошу прощения за то, что задержался...
Минна. О господин майор, к чему нам военная пунктуальность! Вы здесь! А дожидаться радости тоже радость. Итак (с улыбкой смотрит на него), мой милый Тельхейм, разве мы оба не веля себя сегодня как дети?
Тельхейм. Так точно, сударыня, как дети, которые упорствуют, вместо того чтобы спокойно подчиниться...
Минна. Давайте поедем покататься, милый майор, посмотрим город, кстати, встретим моего дядюшку.
Тельхейм. Что?
Минн а. Вот видите, даже самого важного мы не успели сказать друг другу. Да, сегодня он приезжает. Я по чистой случайности опередила его на один день.
Тельхейм. Граф фон Брухзаль? Разве он возвратился?
Минн а. Тревоги военного времени заставили его уехать в Италию, мир вернул его в родные края. Не беспокойтесь, Тельхейм. Если прежде мы полагали, что он будет чинить серьезнейшие препятствия нашему союзу...
Минна. Он наш друг. Слишком мною хорошего слышал он о вас, чтобы не быть им. И теперь горит желанием лично узнать человека, который стал избранником его единственной наследницы. Дядя, опекун, отец, он приедет сюда, чтобы отдать меня вам.
Тельхейм. Ах, сударыня, почему вы не прочитали моего письма? Почему не захотели прочитать его?
Минна. Какое письмо? Да, да, припоминаю, вы писали мне. Франциска, что сталось с письмом господина майора? Прочитали мы его или нет? Так что же вы мне писали, милейший Тельхейм?
Тельхейм. Лишь то, что мне повелевала честь.
Минна. Конечно же, она повелевает вам не покидать честном и любящей вас девушки. Да, мне следовало прочитать письмо. Но я ведь услышу сейчас то, что не удосужилась прочитать.
Тельхейм. Да, услышите...
М и и н а. Нет, мне и слышать не надо. Это же само собой попятно. Вы не способны на такой низкий поступок — теперь отречься от меня. Разве вы не понимаете, что я на всю жизнь стала бы посмешищем в глазах людей? Мои соотечественницы будут показывать на меня пальцами: «Вот она, девица фон Барнхельм; будучи богатой, она решила залучить себе в мужья бравого Тельхейма, словно за деньги можно купить честного вояку!» Вот какие пойдут разговоры, ведь все они завидуют мне. Что я богата, они отрицать не могут; но никак не хотят признать, что я еще и неплохая девушка, достойная своего будущего мужа.
Тельхейм. О сударыня, я узнаю ваших землячек. Конечно же, им внушает смертельную зависть отставной и опозоренный офицер, вдобавок еще калека и нищий.
Минна. Это вы о себе говорите? Если не ошибаюсь, что-то в этом роде я уже слышала сегодня утром. Здесь все вперемешку — добро и зло. Давайте же получше рассмотрим то и другое. Вы уволены в отставку? Я об этом слышала и думала, что полк ваш расформирован. Как же случилось, что столь достойного человека не оставили на службе?
Тельхейм. Все было так, как и быть должно. Сильные мира сего убедились, что некий солдат мало что делает из симпатии к ним, немногим больше по долгу службы, но готов па что угодно из чувства чести. Так разве же могут они считать себя в долгу перед ним? После войны наш брат стал им не нужен, да в конце концов им и вообще-то никто не нужен.
Минна. Вы говорите, как подобает мужу, не заискивающему перед сильными мира сего. И никогда еще не были вы столь независимы. Я всей душой благодарна им за то, что они более не претендуют на вас, ибо мне бы очень не хотелось делить вас с ними. Я ваша повелительница, Тельхейм, другого повелителя вам не нужно. Узнать, что вы в отставке,— боже, такое счастье мне даже и не снилось! Но этого мало. Вы сказали о себе «я — калека» (оглядывает его с головы до пят), а между тем этот калека достаточно строен, держится прямо, да и вообще выглядит еще довольно здоровым п сильным. Ми 1ый Тельхейм, если вы, как инвалид, пойдете просить милостыню, то, смею вас уверить, перед вами вряд ли откроется дверь, разве что в дому какой-нибудь добросердечной девушки вроде меня.
Тельхейм. Сейчас я слышу только речи озорницы девочки, милая Минна.
Минна. А я в вашем укоре слышу лишь одно: «Милая Минна!» Я больше не буду озорничать, ибо помню, что вы и в самом деле чуть-чуть калека. У вас прострелена правая рука. Если вдуматься поглубже, то это совсем уж не так плохо. Я, таким образом избавлюсь от ваших побоев.
Тельхейм. Сударыня!
Минн а. Вы хотите сказать, что не избавитесь от моих. Но, милый мой Тельхейм, я надеюсь, что до этого вы меня не доведете.
Тельхейм. Вам угодно смеяться, сударыня. Я сожалею, что не могу хохотать вместе с вами.
Минна. А почему, собственно? Разве смеяться — дурно? И разве нельзя смеяться, сохраняя полную серьезность? Дорогой мой майор, смех лучше сохраняет нам разум, нежели досада и огорчения. За доказательством недалеко ходить. Ваша смешливая подруга судит о ваших делах куда правильнее, нежели вы сами. Вы в отставке и полагаете, что тем самым нанесен урон вашей чести. У вас прострелена рука, и вам этого довольно, чтобы объявить себя калекой. Нет, вы не правы! Все это преувеличение. И не моя вина, что преувеличения заставляют смеяться. Бьюсь об заклад, что и ваша нищета не выдержит серьезного испытания. Пусть вы раз, другой, третий, наконец, теряли свое имущество, а теперь у того или другого банкира еще погибли ваши деньги, но разве это делает вас нищим? Даже если у вас ничего не осталось, кроме того, что привезет мой дядюшка.
Тельхейм. Ваш дядюшка, сударыня, ничего не привезет мне.
Минна. Ничего, кроме двух тысяч пистолей, которые вы великодушно ссудили нашим сословным представителям.
Тельхейм. Ах, если бы вы прочитали мое письмо, сударыня!
Минна. Я его прочитала. Но то, что в нем касалось этого пункта,— все равно осталось для меня загадкой. Невозможно, чтобы вам вменили в преступление благородный поступок. Объясните же мне, в чем дело...
Тельхейм. Помните ли вы, сударыня, что мне был дан приказ, применяя самые суровые меры, взыскать с населения ваших земель контрибуцию, и притом звонкой монетой. Я хотел избавить себя от столь суровых действий и внес недостающую сумму.
Минна. Да, я помню. Я вас полюбила за этот поступок еще до знакомства с вами.
Тельхейм. Представители сословий выдали мне вексель, и я думал после заключения мира приобщить эту сумму к долгам, подлежащим утверждению. Вексель был признан действительным, но мое право на получение по нему денег взято под сомнение. Язвительная, улыбка была мне ответом, когда я заверял, что внес всю сумму наличными. Вексель этот сочли взяткой, «благодарностью» сословий за то, что я без промедлений столковался с ними о сумме, удовлетвориться коей, согласно моим полномочиям, имел право лишь в самом крайнем случае. Так вексель уплыл из моих рук, и если деньги по нему и будут выплачены, то, уж конечно, не мне. Вот почему, сударыня, я считаю себя оскорбленным, а вовсе не из-за отставки, которую я бы все равно потребовал, если б не получил ее. У вас серьезное выражение лица, сударыня! Почему же вы не смеетесь? Ха-ха-ха! Я-то ведь смеюсь!
Минна. О, не смейтесь так, Тельхейм! Заклинаю вас! Это страшный смех ненависти ко всему роду людскому. Нет, не такой вы человек, чтобы раскаиваться в хорошем поступке оттого, что он привел к плачевным последствиям. Заверяю вас, эти последствия недолго будут давать знать о себе! Правда выйдет на свет божий! Свидетельство моего дядюшки, всех наших сословий...
Тельхейм. Вашего дядюшки! Ваших сословий! Ха-ха-ха!
Минн а. Ваш смех убивает меня, Тельхейм. Если вы верите в добро и в провидение, не смейтесь так! Я даже проклятий никогда не слышала более страшных, чем ваш смех. Давайте предположим наихудшее! Если здесь не пожелают оценить вас по достоинству, то уж у нас вас оценят. Нет, Тельхейм, мы не можем, не смеем отринуть вас! И если наши сословия имеют хоть малейшее понятие о чести, я знаю, что им надо делать! Но я несу вздор, к чему все это нужно? Представьте себе, Тельхейм, что в один злополучный вечер вы проиграли две тысячи пистолей. Король оказался для вас несчастливой картой, тем больше счастья (показывая на себя) принесет вам дама. Верьте мне, провидение всегда вознаграждает честного человека за его утраты. Нередко даже заранее. Поступком, лишившим вас двух тысяч пистолей, вы завоевали меня. Не будь его, во мне не вспыхнуло бы желание увидеть вас. Вы же знаете, я без приглашения пришла на тот раут, где надеялась встретить вас. Только из-за вас и пришла. Пришла с твердым намерением полюбить вас — да что там, я уже вас любила,— с твердым намерением соединить с вами свою жизнь, даже если вы окажетесь черным и некрасивым, как венецианский мавр. Вы не черны, и не безобразны, и никогда не будете таким ревнивцем, но, Тельхейм, Тельхейм, у вас все еще много общего с ним! О, вы неистовые, непреклонные мужчины, со взглядом, вечно устремленным на призрак чести, слишком суровые для других чувств! Взгляните же, взгляните на меня, Тельхейм.
Погруженный в свои думы, он неподвижно уставился в одну точку. О чем вы думаете? Слышите ли вы меня?
Тельхейм (рассеянно). О да! Но скажите мне, сударыня: почему мавр служил Венеции? Разве не было у него отчизны? Почему отдал он внаем чужой стране свою руку и свою кровь?
Минна (испуганно). Тельхейм, что с вами, где вы? Хватит, не надо больше разговоров. Идемте! (Берет его под руку.) Франциска, скажи, чтобы подавали карету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31