Популизм в политике, собственно, и означает, что ни обще-
ство, ни политическая система не справляются с задачей "агреги-
рования" и рационализации требований, без чего их невозможно пере-
вести в плоскость конкретных решений.
Вернемся ко второй важнейшей проблеме, касающейся согласован-
ности между двумя системами общества: культурной и политической.
Наряду с социальными пшюзами, предохраняющими политическую сис-
тему от наплыва радикально-утопических или экстремистских требова-
ний, существуют шлюзы культуры.
Культура может "подыгрывать" политической системе, легитимируя
своими средствами (наделяя знаками современности, престижности,
моральной необходимости, справедливости и т.п.) как раз те виды тре-
бований, которые совпадают с доминантой политической системы и ее
возможностями. Но культура может, напротив, находиться в состоянии
перманентного конфликта с политической системой и легитимировать
те требования, которые политическая система либо вообще не может
признать легитимными, либо, даже признав, заведомо не в состоянии их
своевременно удовлетворить.
В этих условиях политическая власть обретает тенденцию притес-
нять культуру, препятствовать свободной деятельности интеллектуаль-
ной и художественной элит, опасаясь их нелояльности. Но чем последо-
вательнее она это делает, тем быстрее зреет подпольный бунт культуры,
в недрах которой вызревают идеи, способные вдохновить тираноборче-
ских трибунов и пророков - будущих ниспровергателей системы.
Как сложатся отношения между политической и культурной систе-
мами - это во многом зависит от особенностей политической и духов-
53
ной истории страны, а также от самого характера этих систем. Знаме-
нитый англо-американский эмпиризм означает, собственно, такой тип
культуры, которая питает неприязнь к поспешной глобализации оценок,
выводов и упований. В этой культуре осторожные скептики пользуются
большим престижем, чем вдохновенные пассионарии - носители миро-
потрясательных проектов.
В свою очередь, политическая элита англо-американского типа дос-
таточно часто демонстрировала готовность своевременно идти на уступ-
ки "низам" общества, расширять пропускную способность политиче-
ской системы в отношении требований традиционных и новых групп
населения, не препятствовать деятельности различных активистов -
профсоюзных, молодежных, женских и т.п.
В результате сложился определенный баланс между политической и
культурной системами, что и объясняет нам высокую социально-
политическую стабильность обществ "атлантического образца".
Опыт бесчисленных революций, бунтов и катастроф XX в. подтвер-
ждает, что судьбы политических систем и режимов, а значит, и судьбы
всего общества во многом зависят от состояния промежуточного звена
D (в схеме Истона). Для современной политической науки оно еще
представляет собой загадку. В этом звене решается поистине роковой
вопрос: будет ли политическая история общества развиваться относи-
тельно плавно, "линейно" и преемственно или прерываться периодиче-
скими срывами и катастрофами в рамках трагического цикла.
Цикл этот, как правило, развертывается следующим образом.
Первая фаза: самоуверенный монолог власти перед лицом тотально-
го молчания общества, в котором исподволь зреет социальный протест,
подогреваемый оскорбляемым чувством справедливости, и протест куль-
туры, провоцируемый духовно-интеллектуальным убожеством власти.
Фаза вторая: начало реформ, либерализация, гласность и наплыв ра-
дикально-максималистских требований через сломанные шлюзы поли-
тической и духовной цензуры. Происходит тотальное опустошение
прежних пантеонов, дискредитация всех авторитетов, наконец, паралич
власти, ведущий к хаосу и катастрофе.
Фаза третья (реставрационная): в ответ на предыдущую анархиче-
скую фазу вызревает массовый социальный заказ на "твердый порядок",
в обществе все сильнее ощущается ностальгия по "крепкой власти". И
чем сильнее были проявления всеобщего разброда, анархии и шатаний
на предыдущей фазе, тем большую цену готово уплатить общество за
"возврат к порядку" и, следовательно, тем больший карт-бланш может
получить потенциальный диктатор.
Промежуточное звено D (в схеме Истона) имеет решающее значение
потому, что именно в нем закладывается механизм либо эволюционных
поступательных изменений в духе восходящего "линейного" времени,
либо катастрофических перерывов и инверсий в духе циклического
времени.
54
Глава П.
ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ПЕРЕД ЛИЦОМ
"РЕВОЛЮЦИИ ПРИТЯЗАНИЙ"
Парадоксом новой и новейшей истории является то, что все ее не-
слыханные трагедии связаны с возрастанием человеческой свободы.
Феномен свободы улавливается не во всех научных парадигмах.
В парадигме Гегеля-Маркса (свобода как познанная необходимость)
драма свободы в принципе не может быть осмыслена. В этой парадигме
человек обретает "гарантированную" историю (с заранее обеспеченным
счастливым финалом), но в ней нет свободы. Свобода человека в поли-
тической истории означает, что он своими действиями строит непред-
определенное будущее, которое может стать и значительно лучше про-
шлого, но может — и значительно хуже.
Эту драму человеческой свободы, включающей роковые дву-
смысленности и люциферовы искушения, впервые, пожалуй, раскрыл
Ф.М.Достоевский, который, несомненно, является первым (и по време-
ни появления и по рангу) политическим философом России.
Достоевский описывает человека как актора1, действующего не в
мире "непреложных закономерностей" и материальных необходимостей,
а в ареале идей. В этом мире роли не навязываются человеку непре-
ложным образом, а избираются - в соответствии с его системой ценно-
стей, представлениями о сущем и должном, достойном и недостойном.
Наш великий писатель доказал, что принудительная сила "идеи" мо-
жет стать куда выше принудительности материальных обстоятельств
или предписаний, связанных с выполнением обычных социальных ро-
лей.
Вот эта правда символического мира оказалась не по плечу ни мар-
ксистской, ни либеральной методологии, не сумевших разгадать приро-
ду человека как духовно ориентированного существа, для которого мир
ценностей отнюдь не менее значим, чем мир интересов.
В качестве "религиозного животного" человек изначально жил в ми-
ре идей и воодушевлялся ими. Однако в прежних обществах идеи обыч-
но выступали, во-первых, безальтернативным образом (давались челове-
ку с рождения вместе с его конфессиональной, этнической и сословной
принадлежностью), а во-вторых, они лишь в исключительных случаях
обретали политический статус.
Под понятием "актор" современная теория понимает субъекта - носителя
политического действия.
55
Тогда еще не было отлаженного духовного производства — той
"фабрики мнений", которая работает крупносерийно (в массовом мас-
штабе) и продукция которой подвержена "моральному старению".
Под влиянием этих "фабрик" происходит невероятное разрастание
символических систем - "второй реальности" автономных образов,
насаждающих тот или иной социокультурный и психологический кли-
мат в обществе, способных как вдохновить и сориентировать, так и
деморализовать и дезориентировать целые нации.
Значение этой "второй реальности" растет, с одной стороны, по мере
увеличения доли духовного производства по сравнению с материальным,
с другой - по мере возрастания в общем национальном потреблении
доли духовной продукций по сравнению с той, которая удовлетворяет
"первичные потребности".
Следует сказать, что вместе с возрастанием роли символического
мира образов растет и число возможных альтернатив социального пове-
дения. В традиционном обществе, в котором сильнее ощущалось давле-
ние социальной необходимости, число возможных вариантов поведения
было весьма ограничено. В современном обществе человек не столько
наследует определенный тип поведения, сколько избирает его в соответ-
ствии со своей системой ценностей.
Стоит при этом отметить, что возрастанию масштабов духовного
производства и разнообразия его продукции сопутствует релятивизация
многих ценностей. В традиционной ситуации ценностной безальтерна-
тивности - когда человек изначально погружен в единообразную и не-
зыблемую ценностную систему, его приверженность ей носила нерас-
суждающий характер. Сегодня ввиду многообразия ценностных систем
ценностный выбор начинает носит все более условный характер, менее
обязывающий личность.
Другой, духовный изъян, также связанный с ускоренным ростом
второй, символической реальности, - это возрастание социальной и
морально-психологической неудовлетворенности современного челове-
ка. В социальной психологии удовлетворенность (У) измеряют форму-
лой:
Реальные возможности
У= —————————————— .
Притязания
Начиная с Нового времени во всех обществах наблюдается драмати-
ческая тенденция: притязания людей растут быстрее их реальных воз-
можностей. Наблюдаемый социологами и политиками парадокс про-
гресса выражается в том, что росту реальных возможностей нередко
сопутствует не возрастание, а снижение удовлетворенности. Это касает-
56
I
ся и отдельных обществ целиком, и отдельных социальных групп:
"любимцы" прогресса, более всех взявшие от его достижений, часто
ведут себя подобно избалованным любимцам в семье - платят неблаго-
дарностью. Для объяснения этого парадокса надо обратиться к нашей
формуле: вероятно, дело в том, что росту реальных возможностей со-
путствует непропорционально высокий (завышенный) рост притязаний.
Именно поэтому статистика прогресса, выражаемая показателями рас-
тущего уровня жизни, досуга, образования, омрачена и статистикой
растущих социальных эксцессов и бунтов, как на коллективном уровне,
так и на уровне отдельной личности (рост девиантного поведения -
преступности, самоубийств, наркомании и т.п.).
Какие же факторы закладывают дестабилизирующий механизм, свя-
занный с опережающим ростом знаменателя по сравнению с числителем
в формуле, приведенной выше?
В числе первых факторов можно назвать современную демографиче-
скую революцию, связанную с переходом от традиционной патриар-
хальной семьи к новой нуклеарной семье. Традиционная семья характе-
ризовалась высокой рождаемостью и выступала в роли института, обес-
печивающего быстрый экстенсивный рост населения (даже несмотря на
высокую детскую смертность).
Не меньшую важность имеет и то, что люди, воспитываемые в тра-
диционной многодетной семье, с молоком матери усваивали дух тради-
ционной аскезы: выносливость, неприхотливость, непритязательность.
Наконец, следует отметить и то, что традиционная патриархальная
семья виступала как институт жесткой власти: старших над младшими,
мужчин над женщинами. Юношество формировалось под сенью непре-
рекаемого отцовского авторитета и проникалось духом нерассуждающей
и жесткой дисциплины.
Итак, патриархальная семья длительное время (более 6000 лет)
работала как институт, обеспечивающий общество многочисленным,
выносливым и неприхотливым, аскетически-дисциплинированным кон-
тингентом, пригодным и для тягот повседневного труда, и для тягот
войны.
И вот в XX в. грянула демографическая революция, связанная с бун-
том "пролетаристов Фрейда" - женщин и молодежи против власти авто-
ритарного Отца.
Эмансипация женщин резко повлияла на сокращение рождаемости:
чем больше продвигается женщина на пути самоутверждения, тем ниже
ее готовность выдерживать тяготы, связанные с ролью многодетной
матери.
Эмансипация молодежи, в свою очередь, ускорила переход к совре-
менной нуклеарной семье: взрослеющие дети, тяготясь опекой родите-
57
лей, предпочитают жить от них отдельно. Демографическая революция
породила того анархического "единственного", которого другими сред-
ствами и в других измерениях описал М.Штирнер в своей знаменитой
книге1.
Современная нуклеарная семья преимущественно формирует "един-
ственного" - одного ребенка, социализация которого происходит в кли-
мате завышенных родительских отношений и "щадящего" воспитания.
"Единственный" претендует на уникальную социальную, профессио-
нальную и семейную судьбу и менее всего готов делить тяготы, свя-
занные с унаследованной ситуацией. Единственные дети поставляют
аудиторию для всех проповедников "немедленного счастья" и морали
успеха и отличаются особой нетерпимостью к прошлому. Их устами
говорит сегодня самовлюбленная и самонадеянная Современность, без-
жалостно третирующая национальную традицию и "старую" мораль. Эта
психология "единственных" в значительной мере объясняет метаморфо-
зы посттрадиционного индивидуализма. В нашей литературе их тща-
тельно описал Ю.А.Замошкин на обильнейшем американском материа-
ле2.
Он выделил два этапа развития буржуазного индивидуализма. Этап
героическо-аскетический, сформированный под влиянием протестант-
ской этики, и современный этап безответственно-гедонистического ин-
дивидуализма, уже не способного ни к усердному труду, ни к настоя-
щей бережливости накопления и ориентированного сугубо потребитель-
ски.
Сегодня, когда у нас столь усердно насаждается новый индивидуали-
стический культ, полезно отметить эту качественную разницу двух
исторических типов индивидуализма. Демографическая революция,
совершенная в специфическом духовном климате, сформированном
учителями раскованности и "безудержной эмансипации", подорвала
героическо-аскетический индивидуализм - питательную среду самодея-
тельного гражданского общества.
На родине этого индивидуализма - на Западе еще сохраняются его
следы и действует его благодатная инерция. Старый протестантский
индивидуализм и новый, гедонистический, причудливо переплетаются,
но в целом можно сказать: Западу суждено держаться до тех пор, пока
мотивация и специфическая энергетика старого индивидуализма еще не
погашены, не вытеснены окончательно "современным", связанным не
столько с протестантской этикой, сколько с авангардистско-модернист-
ской "эстетикой".
1 Штирнер М. Единственный и его собственность. М., 1995.
1965.
2 Замошкин Ю.А. Кризис буржуазного индивидуализма и личность. М.,
58
Что же касается незападного мира, в изобилии импортирующего
"передовые образцы", то его шансы заполучить продуктивный индиви-
дуализм классического героическо-аскетического типа близки к нулю.
По-видимому, современная "пострелигиозная" культура уже не способ-
на продуцировать индивидуализм этого типа. Построить эффективное
рыночно-капиталистическое общество на основе современного дека-
дентского индивидуализма вообще невозможно. Не случайно динамич-
ные страны тихоокеанского региона пошли по другому пути: сочетания
старой авторитарно-патриархальной морали с современной образован-
ностью. Первая дает усердие, вторая — знание. Знания без усердия не
эффективны и быстро вырождаются в сугубо декоративную субкульту-
ру, впечатлительную, но неразборчивую и, главное, не способную пере-
водить идеи на язык практики.
На основании сказанного можно сделать следующее заключение:
драматическая дисгармония современности связана с расхождением
результатов демографической и технологической революций.
Первая предопределила скачкообразный рост наших притязаний,
вторая - эволюцию наших возможностей. Проблема в том, что
"революция притязаний" в очень малой степени обеспечена революцией
в сфере реальных возможностей, несмотря на впечатляющие технологи-
ческие сдвиги во всех областях.
Сегодня человечество находится на перепутье. Одни полагают, что
еще одна технологическая революция наконец-таки удовлетворит притя-
зания современного человека и таким образом сбалансирует показатели
знаменателя и числителя в формуле, приведенной выше. Другие убеж-
дены, что перспективный путь не в том, чтобы еще раз попытаться
удовлетворить посредством очередного витка научно-технического про-
гресса безудержные и безответственные притязания гедонистического
индивидуализма, а в том, чтобы преобразовать сам знаменатель
(притязания) на пути духовной реформации - возвращения к аскезе в
новых формах.
В обоих случаях мы получим существенно разные требования и со-
циальные заказы, обращенные к современной политической системе. В
первом случае предполагаются институциональные преобразования,
призванные в первую очередь обеспечить разблокирование обществен-
ной инициативы и энергии1.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
ство, ни политическая система не справляются с задачей "агреги-
рования" и рационализации требований, без чего их невозможно пере-
вести в плоскость конкретных решений.
Вернемся ко второй важнейшей проблеме, касающейся согласован-
ности между двумя системами общества: культурной и политической.
Наряду с социальными пшюзами, предохраняющими политическую сис-
тему от наплыва радикально-утопических или экстремистских требова-
ний, существуют шлюзы культуры.
Культура может "подыгрывать" политической системе, легитимируя
своими средствами (наделяя знаками современности, престижности,
моральной необходимости, справедливости и т.п.) как раз те виды тре-
бований, которые совпадают с доминантой политической системы и ее
возможностями. Но культура может, напротив, находиться в состоянии
перманентного конфликта с политической системой и легитимировать
те требования, которые политическая система либо вообще не может
признать легитимными, либо, даже признав, заведомо не в состоянии их
своевременно удовлетворить.
В этих условиях политическая власть обретает тенденцию притес-
нять культуру, препятствовать свободной деятельности интеллектуаль-
ной и художественной элит, опасаясь их нелояльности. Но чем последо-
вательнее она это делает, тем быстрее зреет подпольный бунт культуры,
в недрах которой вызревают идеи, способные вдохновить тираноборче-
ских трибунов и пророков - будущих ниспровергателей системы.
Как сложатся отношения между политической и культурной систе-
мами - это во многом зависит от особенностей политической и духов-
53
ной истории страны, а также от самого характера этих систем. Знаме-
нитый англо-американский эмпиризм означает, собственно, такой тип
культуры, которая питает неприязнь к поспешной глобализации оценок,
выводов и упований. В этой культуре осторожные скептики пользуются
большим престижем, чем вдохновенные пассионарии - носители миро-
потрясательных проектов.
В свою очередь, политическая элита англо-американского типа дос-
таточно часто демонстрировала готовность своевременно идти на уступ-
ки "низам" общества, расширять пропускную способность политиче-
ской системы в отношении требований традиционных и новых групп
населения, не препятствовать деятельности различных активистов -
профсоюзных, молодежных, женских и т.п.
В результате сложился определенный баланс между политической и
культурной системами, что и объясняет нам высокую социально-
политическую стабильность обществ "атлантического образца".
Опыт бесчисленных революций, бунтов и катастроф XX в. подтвер-
ждает, что судьбы политических систем и режимов, а значит, и судьбы
всего общества во многом зависят от состояния промежуточного звена
D (в схеме Истона). Для современной политической науки оно еще
представляет собой загадку. В этом звене решается поистине роковой
вопрос: будет ли политическая история общества развиваться относи-
тельно плавно, "линейно" и преемственно или прерываться периодиче-
скими срывами и катастрофами в рамках трагического цикла.
Цикл этот, как правило, развертывается следующим образом.
Первая фаза: самоуверенный монолог власти перед лицом тотально-
го молчания общества, в котором исподволь зреет социальный протест,
подогреваемый оскорбляемым чувством справедливости, и протест куль-
туры, провоцируемый духовно-интеллектуальным убожеством власти.
Фаза вторая: начало реформ, либерализация, гласность и наплыв ра-
дикально-максималистских требований через сломанные шлюзы поли-
тической и духовной цензуры. Происходит тотальное опустошение
прежних пантеонов, дискредитация всех авторитетов, наконец, паралич
власти, ведущий к хаосу и катастрофе.
Фаза третья (реставрационная): в ответ на предыдущую анархиче-
скую фазу вызревает массовый социальный заказ на "твердый порядок",
в обществе все сильнее ощущается ностальгия по "крепкой власти". И
чем сильнее были проявления всеобщего разброда, анархии и шатаний
на предыдущей фазе, тем большую цену готово уплатить общество за
"возврат к порядку" и, следовательно, тем больший карт-бланш может
получить потенциальный диктатор.
Промежуточное звено D (в схеме Истона) имеет решающее значение
потому, что именно в нем закладывается механизм либо эволюционных
поступательных изменений в духе восходящего "линейного" времени,
либо катастрофических перерывов и инверсий в духе циклического
времени.
54
Глава П.
ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ПЕРЕД ЛИЦОМ
"РЕВОЛЮЦИИ ПРИТЯЗАНИЙ"
Парадоксом новой и новейшей истории является то, что все ее не-
слыханные трагедии связаны с возрастанием человеческой свободы.
Феномен свободы улавливается не во всех научных парадигмах.
В парадигме Гегеля-Маркса (свобода как познанная необходимость)
драма свободы в принципе не может быть осмыслена. В этой парадигме
человек обретает "гарантированную" историю (с заранее обеспеченным
счастливым финалом), но в ней нет свободы. Свобода человека в поли-
тической истории означает, что он своими действиями строит непред-
определенное будущее, которое может стать и значительно лучше про-
шлого, но может — и значительно хуже.
Эту драму человеческой свободы, включающей роковые дву-
смысленности и люциферовы искушения, впервые, пожалуй, раскрыл
Ф.М.Достоевский, который, несомненно, является первым (и по време-
ни появления и по рангу) политическим философом России.
Достоевский описывает человека как актора1, действующего не в
мире "непреложных закономерностей" и материальных необходимостей,
а в ареале идей. В этом мире роли не навязываются человеку непре-
ложным образом, а избираются - в соответствии с его системой ценно-
стей, представлениями о сущем и должном, достойном и недостойном.
Наш великий писатель доказал, что принудительная сила "идеи" мо-
жет стать куда выше принудительности материальных обстоятельств
или предписаний, связанных с выполнением обычных социальных ро-
лей.
Вот эта правда символического мира оказалась не по плечу ни мар-
ксистской, ни либеральной методологии, не сумевших разгадать приро-
ду человека как духовно ориентированного существа, для которого мир
ценностей отнюдь не менее значим, чем мир интересов.
В качестве "религиозного животного" человек изначально жил в ми-
ре идей и воодушевлялся ими. Однако в прежних обществах идеи обыч-
но выступали, во-первых, безальтернативным образом (давались челове-
ку с рождения вместе с его конфессиональной, этнической и сословной
принадлежностью), а во-вторых, они лишь в исключительных случаях
обретали политический статус.
Под понятием "актор" современная теория понимает субъекта - носителя
политического действия.
55
Тогда еще не было отлаженного духовного производства — той
"фабрики мнений", которая работает крупносерийно (в массовом мас-
штабе) и продукция которой подвержена "моральному старению".
Под влиянием этих "фабрик" происходит невероятное разрастание
символических систем - "второй реальности" автономных образов,
насаждающих тот или иной социокультурный и психологический кли-
мат в обществе, способных как вдохновить и сориентировать, так и
деморализовать и дезориентировать целые нации.
Значение этой "второй реальности" растет, с одной стороны, по мере
увеличения доли духовного производства по сравнению с материальным,
с другой - по мере возрастания в общем национальном потреблении
доли духовной продукций по сравнению с той, которая удовлетворяет
"первичные потребности".
Следует сказать, что вместе с возрастанием роли символического
мира образов растет и число возможных альтернатив социального пове-
дения. В традиционном обществе, в котором сильнее ощущалось давле-
ние социальной необходимости, число возможных вариантов поведения
было весьма ограничено. В современном обществе человек не столько
наследует определенный тип поведения, сколько избирает его в соответ-
ствии со своей системой ценностей.
Стоит при этом отметить, что возрастанию масштабов духовного
производства и разнообразия его продукции сопутствует релятивизация
многих ценностей. В традиционной ситуации ценностной безальтерна-
тивности - когда человек изначально погружен в единообразную и не-
зыблемую ценностную систему, его приверженность ей носила нерас-
суждающий характер. Сегодня ввиду многообразия ценностных систем
ценностный выбор начинает носит все более условный характер, менее
обязывающий личность.
Другой, духовный изъян, также связанный с ускоренным ростом
второй, символической реальности, - это возрастание социальной и
морально-психологической неудовлетворенности современного челове-
ка. В социальной психологии удовлетворенность (У) измеряют форму-
лой:
Реальные возможности
У= —————————————— .
Притязания
Начиная с Нового времени во всех обществах наблюдается драмати-
ческая тенденция: притязания людей растут быстрее их реальных воз-
можностей. Наблюдаемый социологами и политиками парадокс про-
гресса выражается в том, что росту реальных возможностей нередко
сопутствует не возрастание, а снижение удовлетворенности. Это касает-
56
I
ся и отдельных обществ целиком, и отдельных социальных групп:
"любимцы" прогресса, более всех взявшие от его достижений, часто
ведут себя подобно избалованным любимцам в семье - платят неблаго-
дарностью. Для объяснения этого парадокса надо обратиться к нашей
формуле: вероятно, дело в том, что росту реальных возможностей со-
путствует непропорционально высокий (завышенный) рост притязаний.
Именно поэтому статистика прогресса, выражаемая показателями рас-
тущего уровня жизни, досуга, образования, омрачена и статистикой
растущих социальных эксцессов и бунтов, как на коллективном уровне,
так и на уровне отдельной личности (рост девиантного поведения -
преступности, самоубийств, наркомании и т.п.).
Какие же факторы закладывают дестабилизирующий механизм, свя-
занный с опережающим ростом знаменателя по сравнению с числителем
в формуле, приведенной выше?
В числе первых факторов можно назвать современную демографиче-
скую революцию, связанную с переходом от традиционной патриар-
хальной семьи к новой нуклеарной семье. Традиционная семья характе-
ризовалась высокой рождаемостью и выступала в роли института, обес-
печивающего быстрый экстенсивный рост населения (даже несмотря на
высокую детскую смертность).
Не меньшую важность имеет и то, что люди, воспитываемые в тра-
диционной многодетной семье, с молоком матери усваивали дух тради-
ционной аскезы: выносливость, неприхотливость, непритязательность.
Наконец, следует отметить и то, что традиционная патриархальная
семья виступала как институт жесткой власти: старших над младшими,
мужчин над женщинами. Юношество формировалось под сенью непре-
рекаемого отцовского авторитета и проникалось духом нерассуждающей
и жесткой дисциплины.
Итак, патриархальная семья длительное время (более 6000 лет)
работала как институт, обеспечивающий общество многочисленным,
выносливым и неприхотливым, аскетически-дисциплинированным кон-
тингентом, пригодным и для тягот повседневного труда, и для тягот
войны.
И вот в XX в. грянула демографическая революция, связанная с бун-
том "пролетаристов Фрейда" - женщин и молодежи против власти авто-
ритарного Отца.
Эмансипация женщин резко повлияла на сокращение рождаемости:
чем больше продвигается женщина на пути самоутверждения, тем ниже
ее готовность выдерживать тяготы, связанные с ролью многодетной
матери.
Эмансипация молодежи, в свою очередь, ускорила переход к совре-
менной нуклеарной семье: взрослеющие дети, тяготясь опекой родите-
57
лей, предпочитают жить от них отдельно. Демографическая революция
породила того анархического "единственного", которого другими сред-
ствами и в других измерениях описал М.Штирнер в своей знаменитой
книге1.
Современная нуклеарная семья преимущественно формирует "един-
ственного" - одного ребенка, социализация которого происходит в кли-
мате завышенных родительских отношений и "щадящего" воспитания.
"Единственный" претендует на уникальную социальную, профессио-
нальную и семейную судьбу и менее всего готов делить тяготы, свя-
занные с унаследованной ситуацией. Единственные дети поставляют
аудиторию для всех проповедников "немедленного счастья" и морали
успеха и отличаются особой нетерпимостью к прошлому. Их устами
говорит сегодня самовлюбленная и самонадеянная Современность, без-
жалостно третирующая национальную традицию и "старую" мораль. Эта
психология "единственных" в значительной мере объясняет метаморфо-
зы посттрадиционного индивидуализма. В нашей литературе их тща-
тельно описал Ю.А.Замошкин на обильнейшем американском материа-
ле2.
Он выделил два этапа развития буржуазного индивидуализма. Этап
героическо-аскетический, сформированный под влиянием протестант-
ской этики, и современный этап безответственно-гедонистического ин-
дивидуализма, уже не способного ни к усердному труду, ни к настоя-
щей бережливости накопления и ориентированного сугубо потребитель-
ски.
Сегодня, когда у нас столь усердно насаждается новый индивидуали-
стический культ, полезно отметить эту качественную разницу двух
исторических типов индивидуализма. Демографическая революция,
совершенная в специфическом духовном климате, сформированном
учителями раскованности и "безудержной эмансипации", подорвала
героическо-аскетический индивидуализм - питательную среду самодея-
тельного гражданского общества.
На родине этого индивидуализма - на Западе еще сохраняются его
следы и действует его благодатная инерция. Старый протестантский
индивидуализм и новый, гедонистический, причудливо переплетаются,
но в целом можно сказать: Западу суждено держаться до тех пор, пока
мотивация и специфическая энергетика старого индивидуализма еще не
погашены, не вытеснены окончательно "современным", связанным не
столько с протестантской этикой, сколько с авангардистско-модернист-
ской "эстетикой".
1 Штирнер М. Единственный и его собственность. М., 1995.
1965.
2 Замошкин Ю.А. Кризис буржуазного индивидуализма и личность. М.,
58
Что же касается незападного мира, в изобилии импортирующего
"передовые образцы", то его шансы заполучить продуктивный индиви-
дуализм классического героическо-аскетического типа близки к нулю.
По-видимому, современная "пострелигиозная" культура уже не способ-
на продуцировать индивидуализм этого типа. Построить эффективное
рыночно-капиталистическое общество на основе современного дека-
дентского индивидуализма вообще невозможно. Не случайно динамич-
ные страны тихоокеанского региона пошли по другому пути: сочетания
старой авторитарно-патриархальной морали с современной образован-
ностью. Первая дает усердие, вторая — знание. Знания без усердия не
эффективны и быстро вырождаются в сугубо декоративную субкульту-
ру, впечатлительную, но неразборчивую и, главное, не способную пере-
водить идеи на язык практики.
На основании сказанного можно сделать следующее заключение:
драматическая дисгармония современности связана с расхождением
результатов демографической и технологической революций.
Первая предопределила скачкообразный рост наших притязаний,
вторая - эволюцию наших возможностей. Проблема в том, что
"революция притязаний" в очень малой степени обеспечена революцией
в сфере реальных возможностей, несмотря на впечатляющие технологи-
ческие сдвиги во всех областях.
Сегодня человечество находится на перепутье. Одни полагают, что
еще одна технологическая революция наконец-таки удовлетворит притя-
зания современного человека и таким образом сбалансирует показатели
знаменателя и числителя в формуле, приведенной выше. Другие убеж-
дены, что перспективный путь не в том, чтобы еще раз попытаться
удовлетворить посредством очередного витка научно-технического про-
гресса безудержные и безответственные притязания гедонистического
индивидуализма, а в том, чтобы преобразовать сам знаменатель
(притязания) на пути духовной реформации - возвращения к аскезе в
новых формах.
В обоих случаях мы получим существенно разные требования и со-
циальные заказы, обращенные к современной политической системе. В
первом случае предполагаются институциональные преобразования,
призванные в первую очередь обеспечить разблокирование обществен-
ной инициативы и энергии1.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63