лишены эволюции, являясь самодостаточными. И если вслед за нашими!
"западниками" сводить современные исторические процессы в мире к|
процессу тотальной вестернизации - приспособлению всех незападных!
обществ к западному образцу, всемирная история сведется к чисто тех-1
нологическому процессу серийного воспроизводства уже полученного!
"опытного образца". На самом же деле об историческом процессе мож-1
но сказать то же самое, что Хайек говорил о рыночной конкуренции: I
она выступает процедурой открытия таких факторов, которые носят)
непредопределенный характер.
314
Современное экономическое мышление феноменологично: оно отка-
зывается выискивать скрытые сущности (типа стоимости, прибавочной
стоимости и т.д.) и ориентируется на эмпирически наблюдаемые фено-
мены, в частности на цену. Но цена товара неопределима до того, как
произойдет встреча производителя с независимым от него потребителем.
Так образуются неустранимые релятивистские эффекты, делающие
старые фундаменталистские установки классической науки (выведение
явлений из определяющей их сущности) некорректными в принципе.
Это вполне применимо и к историческому процессу. Да, западная циви-
лизация стала источником многих ценностей, являющихся сегодня эта-
лонными (общецивилизационными). Но до встречи заемного образца с
местной культурной "почвой", т.е. до столкновения различных циввли-
зационных типов, невозможно определить, какова "цена" этого
"признанного эталона": какими издержками чревато заимствование
"передовых образцов" и как меняется само их содержание по мере про-
хождения через те или иные социокультурные фильтры.
Главная методологическая ошибка "западничества" - неосознанная
презумпция социокультурной нейтральности тех или иных "прогрес-
сивных образцов", обеспечивающей их автоматическую приживаемость
на любой "почве". Или, другими словами, - презумпция единого миро-
вого социокультурного рынка, не знающего таможенных барьеров. На
самом же деле реальный исторический процесс (формационная эволю-
ция, связанная со сменой фаз развития) протекает в гетерогенной сре-
де, характеризующейся плюрализмом культур и цивилизаций. Он вовсе
не становится тиражированием известных "передовых образцов". В этом
смысле не оправдался гегеле-марксистский тезис о том, что более
развитые общества открывают менее развитым их завтрашний день.
История менее развитых обществ всегда выступает как "неправильная"
история, искажающая "передовой образец". Она порождает великое
множество "профанированных" - смешанных, неканонических форм,
вызванных наложением универсалий прогресса на местную специфику.
Этим "неправильным" формам предстоит не только решать традицион-
ные проблемы человеческого существования, но и выдерживать конку-
ренцию с "правильными", ставшими доминирующими в силу высокой
адаптированности к новой исторической среде.
Сегодня осмысление сути цивилизационной социокультурной специ-
фики России становится центральной темой реформационного дискурса.
До тех пор, пока в цивилизационной специфике России видели одну
только субъективную сторону, сводимую к ментальности, модерниза-
торский радикализм не встречал настоящего отпора в обществе. Боль-
315
пшнство соглашались "обменять" специфику на такие "зримые" ценно-
сти, как экономическое процветание и гарантии прав личности. Но
сегодня, по истечении нескольких лет после смены режима, за
"субъективностью" культурного своеобразия открылось "объективное"
своеобразие исторического, географического, геополитического поло-
жения нашей страны.
Переходный исторический период можно охарактеризовать как про-
цедуру открытия (общественным осознанием) новых назревших общест-
венных потребностей. Это период появления гетерогенных, смешанных
форм как во временном (сочетание нового и старого), так и в простран-
ственном (социальные гибриды, вызванные взаимовлиянием различных
общественных групп, культур, цивилизаций) отношении. Подобные
эпохи обычно отличаются предельной расшатанностью всех стереотипов
поведения и завышенными (утопическими) ожиданиями. Длительность
переходных периодов в различных социально-исторических условиях
может варьироваться, но, по-видимому, существуют некие предельные
величины. Дело в том, что в периоды завышенных ожиданий и притяза-
ний, перераспределений богатства и статусов происходит "проедание"
того общественного капитала (в широком смысле), который был накоп-
лен в предшествующий прозаический период будничной, "рутинной"
работы. Размеры этого капитала, "проедаемого" разными обществами с
разной скоростью, имеют свой предел, что указывает и на объективные
временные границы переходной эпохи.
Постпереходный, постреформенный период характеризуется проце-
дурой открытия неких объективных границ (ограничений, инвариантов),
на которые наталкиваются устремления реформаторов. Тогда наступает
"реванш реальности". Этот реванш может проявляться в различных
общественно-политических формах. Наиболее известная из них описы-
вается политической социологией. Она анализирует процесс, в ходе
которого определенные социальные группы возвращают предельно рас-
шатанный социум в стабильное положение. В описываемом нами слу-
чае - применительно к современной России — этот "реванш реальности"
можно было бы охарактеризовать следующими общими чертами.
Во-первых, можно ожидать столкновения двух моделей капитализма
(персонифицированных в различных общественных силах): народного
капитализма, отстаивающего честную соревновательность и экономиче-
скую демократию, и номенклатурного капитализма, стремящегося лю-
бой ценой сохранить свои монопольные позиции. Очевидно, ничем не
ограниченный монополизм означает извлечение дополнительных прибы-
лей не на основе расширения производства, а путем взвинчивания цен и
манипуляций с финансовым капиталом. В обозримой перспективе такой
путь ведет общество в тупик тотальной экономической катастрофы.
316
Поэтому, если общество желает выжить, оно вынуждено активизировать
свою борьбу с номенклатурно-монополистическим капиталом, усили-
вать поддержку массового предпринимательства.
Во-вторых, отмеченная выше экспансия контркультуры в конечном
счете ведет к полной деморализации общества, к исчезновению границ
между нормальным и девиантным, между пороком и добродетелью.
Если общество желает избежать полного одичания, сохранить накоп-
ленный нравственный, духовный капитал, оно вынуждено будет мобили-
зовать свое нравственное сознание в борьбе с воинствующим нигилиз-
мом.
По-видимому, здесь нас ожидает нечто похожее на неоконсерватив-
ную революцию на Западе, которая в борьбе с силами декаданса, угро-
жавшими устойчивости западной цивилизации, мобилизовала консерва-
тивное в сопиокультурном смысле "моральное большинство", воору-
жившееся фундаменталистскими установками. Социокультурный ре-
ванш провинции над центром, "глубинки" над мегаполисами, обыденно-
го народного здравомыслия над доктринерством носителей новых
"учений" и утопизмом неуемных реформаторов, наконец, "правых" над
"левыми" - таковы общие типологические признаки неоконсервативно-
го поворота.
Следующий ракурс общественно-политической борьбы - столкнове-
ние между национально-патриотическими силами и компрадорским
капиталом.
Одна из иллюзий официозного либерал-реформизма состоит в том,
что геополитическая нестабильность связана с наследием "искусственно
сконструированной" советской империи. Реформаторы предполагали,
что выход России из СССР и последующее закрепление в естественной
цивилизационной и геополитической "нише" в конечном счете стабили-
зируют ее международное положение и статус. Действительность, одна-
ко, безжалостно хоронит эти надежды. Опасные геополитические тре-
щины, не ограничиваясь пространством бывшего Союза, захватывают
территорию самой России, делая самое ее государственное бытие про-
блематичным. Следовательно, и эти процессы нового геополитического
передела мира имеют тенденцию переходить все допустимые границы и
в перспективе грозят нашей стране тотальной национально-государст-
венной катастрофой. Таким образом, необходима мобилизация новых
общественных сил, способных положить конец компрадорским играм
антинациональных групп и духу "либерального" капитулянтства. Сло-
вом, все свидетельствует о том, что общество находится у предельной
черты, когда возникает дилемма: либо приход к власти новых, нацио-
нально ответственных сил, либо тотальная национальная катастрофа.
317
Но парадоксальная особенность наблюдаемого нами сегодня общест-
венно-исторического процесса состоит в том, что "пределы" уже явно
просматриваются, а консолидации сил, способных предложить спаси-
тельную альтернативу, так и не происходит. Мы имеем дело с кризисом
политического субъекта как такового: с неспособностью общества
мобилизоваться для самозащиты путем решительной ротации элит и
смены правящих группировок. Можно только гадать, что за этим стоит:
наследие прежней коммунистической монополии на власть, вызвавшей
атрофию общественной воли, историческая слабость гражданского об-
щества в России или устаревание самой политической технологии на-
сильственных отвоеваний власти, грозящей тотальной гражданской вой-
ной.
Вероятно, возможен и другой путь, когда при видимом сохранении
прежней монополии на власть захватившей все позиции элиты происхо-
дит процесс дифференциации позиций внутри самой этой элиты. Наш
номенклатурный класс в самом деле захватил все позиции, но догадыва-
ется ли он, что тем самым взял на себя и всю полноту ответственно-
сти"! Речь идет не о моральной ответственности - по этой части "новые
русские" достаточно беззаботны, но о практической, касающейся само-
го выживания общества, а тем самым и элиты, пользующейся его ресур-
сами. Если в стране политически марганализованы все общественные
типы, способные в чем-то дополнять или корректировать монопольно
властвующий тип, то не означает ли это, что необходимую альтернативу
ему предстоит отыскать внутри себя, пойдя на пока что плохо предска-
зуемую дифференциацию своих групп и подгрупп и образование
"внутренней оппозиции"?
Узаконенная оппозиция при наличии отработанных механизмов ро-
тации элит быстрее реагирует на кризис, не давая ему достигать пре-
дельных значений. Оппозиция, образуемая в результате дифференциа-
ции внутри властвующей элиты, появляется лишь в той предельной
точке, где обществу со всеми его элитами грозит срыв в бездну. Совре-
менному западному буржуа не нужно выступать одновременно в роли и
предпринимателя, и государственного мужа, и военного героя, и трибу-
на, и пророка. Его дополняют другие общественные типы, место и ста-
тус которых узаконены. Но наш феномен вездесущей власти - собст-
венности - не дает развиться нормальному плюрализму общественных
типов.
Попробуем предвосхитить еще не вполне обозначившиеся результа-
ты той "процедуры открытия" пивилизапионных условий, ограничений и
инвариантов, к которой уже фактически приступило российское обще-
ство, столкнувшееся с реваншем неумолимых обстоятельств. А на осно-
318
ве этого попытаемся наметить контуры вынужденной дифференциации
властвующей элиты, образования в ее недрах "внутренней оппозиции" и
альтернативных подходов. Еще сегодня такие внутренние размежевания
властвующей элиты представляются демагогическим приемом и стили-
зацией. Данная элита в условиях очевидного банкротства радикал-
либералистского курса поручает тем или иным своим подгруппам пред-
ставлять "альтернативу": играть роль "центристов", "социал-демокра-
тов", "государственников" и т.п. Однако уже завтра многие из этих
ролей придется принимать всерьез. По-настоящему неотложными вы-
ступают три задачи: предотвращение тотального экономического краха,
предотвращение развала государства, предотвращение полного разруше-
ния духовно-нравственной среды, грозящего превращением социума в
джунгли.
Здесь можно значительно ошибиться, если посчитать, что целепола-
гание властвующей элиты направлено на решение данных задач. Ее
подлинным мотивом является сохранение собственной власти. Это тем
более необходимо ей, так как в нашем обществе нет статуса "почетной
отставки" или почетной оппозиции. Феномен власти-собственности
означает, что с потерей власти происходит и потеря собственности. А
поскольку мафиозно-номенклатурная приватизация с самого начала,
придавала собственности нелегитимный характер, то в случае утраты
власти собственникам угрожает не только экспроприация. Поэтому
сохранение власти является абсолютным условием, в контексте которо-
го только и могут восприниматься и решаться любые проблемы.
Таким образом, российское цивилизапионное пространство не меня-
ется в одном решающем качестве: при любых режимах оно остается
пространством воспроизводства неограниченной власти. Местные ре-
форматоры хотели сменить этатистскую доминанту этого пространства
на европейскую, сделать его рыночным. Понадобилось всего два-три
года, чтобы все стало на свои места. Европейская модель локализован-
ной власти, готовой уступить частным, не связанным с нею экономиче-
ским и прочим инициативам, у нас не прошла. Восторжествовало ста-
рое правило: политический победитель получает все, проигравший те-
ряет все. Понятно поэтому, что ставки в нашей политической игре не-
сравненно превышают западные. В таких условиях не могут действовать
известные нормы западной демократической политической культуры: ее
светский (т.е. иронически-отстраненный) характер, готовность к ком-
промиссам, периодическая самоустраненность от власти. Это возможно
лишь там, где в политике решается четко очерченный и достаточно
узкий круг вопросов, а остальные сферы сохраняют гарантированную
автономию от властных вмешательств. В России, где в политике реша-
319
ется, по существу, все, она неминуемо сакрализуется (или демонизиру-
ется), обретая предельно идеологизированный характер. Ее аргументы
неизменно носят мироспасательный характер, необходимый для оправ-
дания столь неумеренных властных амбиций. Поэтому и нашей полити-
ческой аналитике приличествует жанр "жесткого текста". В этом жанре
мы и попытаемся сформулировать свое заключение.
Главный парадокс российской современной политической истории
состоит в том, что основателям августовского режима 1991 г. для со-
хранения своей власти предстоит в ближайшем будущем занять позиции
прямо противоположные тем, с которыми они начинали свою реформа-
торскую деятельность. Неистовые "западники" станут "восточниками",
предающими анафеме "вавилонскую блудницу" - Америку. Либералы,
адепты теории "государство-минимум" станут законченными этатиста-
ми. Мондиалисты и космополиты станут националистами, да в такой
степени, что это превзойдет все, до сих пор виденное в России. Критики
империи, сторонники демократического федерализма и нового мирового
порядка станут воинствующими империалистами и централистами-
державниками, наследниками традиций Ивана Калиты и Ивана Грозно-
го. Но ведь нечто подобное произошло и с большевиками! По-
видимому, наше евразийское пространство обладает мощной специфи-
ческой энергетикой, порождающей закономерные инверсии первона-
чальных замыслов и позиций благонамеренного прогрессизма.
Итак, сегодня перед властвующей элитой стоит жесткая дилемма:
сохранение своей монополии на власть или эшафот. В этих условиях
понятна ее готовность пойти буквально на все для сохранения свой
власти. Сильная власть должна заполучить особо сильные аргументы
для оправдания своей неограниченности. Главным, если не единствен-
ным оправданием в настоящее время может быть только лозунг:
"Отечество в опасности!" Поскольку оно действительно в опасности,
такой лозунг имеет все шансы быть воспринятым обществом и обеспе-
чить власти так недостающую ей харизму. Поэтому уже в ближайшее
время следует ожидать рокировки в среде властвующей элиты и выдви-
жения на авансцену решительных государственников, не считающих
патриотизм бранным словом.
Кроме того, элита, ориентированная всецело на власть, не имеет ка-
ких-либо естественных добродетелей, связанных с традицией или мора-
лью. Лишь включившись в предельно намагниченное поле власти, она
воспринимает те или иные ценности всерьез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63