Ясно, что в модернизаторской парадигме
демократия вряд ли имеет шансы на утверждение. В самом деле: демо-
кратия есть власть, избираемая и направляемая волей электорального
большинства. Но если предполагается, что это большинство образует
косную традиционалистскую среду, то реформаторское меньшинство
вряд ли может положиться на его волю и идти на риск свободных выбо-
ров. Модернизаторское недоверие в отношении архаичной культуры
большинства объясняет нам, почему столь часто модернизаторы говорят
о "несвоевременности" демократии и уповают на авторитаризм. Этот
прием прогрессистского недоверия к большинству использовали боль-
шевики для разгона демократически избранного Учредительного собра-
ния. Подобный же прием сегодня используется для дискредитации сво-
бодных выборов в России и оправдания сползания к режиму ЛИЧНОЕ
власти.
Итак, классика представительской демократии характеризовалась
"усыновлением" капитализма в национальной культуре - восприятием
его как широкого национального дела. Модернизм знаменуется иным
видением: здесь новое посттрадиционное общество выступает как про-
ект, навязанный просвещенной элитой и потому требующий авторитар-
ных методов внедрения. Модернизация предполагает определенную
денационализацию элиты, отождествляющую себя не столько с собст-
венным народом, сколько с заимствованной у передовых стран прогрес-
сивной моделью. Отсюда миссионерско-воспитательское отношение к
собственному народу как к "туземному" населению, подлежащему пе-
169
рековке в "новых людей". Ясно, насколько меняется при этом поведе-
ние и менталитет политических акторов. В рамках представительской
парадигмы политический субъект выступает как бы с заполненным
мандатом: он видит свою задачу в скрупулезном выполнении наказан
своих избирателей и воли групп, делегирующих его в систему власть
Его сознание, психология и этика соответствуют традициям англосак-
сонского эмпиризма: ведь он представляет в политике не утопию
"светлого будущего", а достаточно четко очерченные, связанные с на-
стоящим групповые интересы и потребности.
Совсем другую политическую философию и мораль исповедуют
субъекты модернизационного процесса. Они столь же тяготятся наказа-
ми избирателей, как и эмпирическими требованиями сегодняшнего дня.
Они ориентируются не на настоящее, а на будущее, не на националь-
ную культуру, а на заемные передовые -образцы, не на волю избирате-
лей, которых предстоит перевоспитывать, прежде чем признать их дос-
тойными демократии. Представительская парадигма, основанная на при-
знании действительности и доверии к избирателям, заменяется мобили-
зационной парадигмой, требующей изменения и самой действительности,
и сформированных ею людей. Не случайно наступление XX в. озна-
меновалось милитаризацией политики, равно как и всего духа общест-
венной жизни. Модернизационные политические субъекты- - великие
организаторы массовых действий - меняют онтологический статус всего
окружающего мира: спонтанный мир как бытие в себе (самоценное и
самодостаточное) сменяется бытием для другого, служебным, ангажиро-
ванным бытием. Женщины превращаются в "работниц", интеллигенция -
в служащих, природа - в мастерскую, культура - в средство воспитания
"нового человека". Существование в модусе затребованности и мобили-
зованности, становясь универсальным, породило особую, лихорадочную
ритмику модернизационных обществ XX в.
Щадящий пространственно-временной континуум классической эпо-
хи - все эти ниши бытия, где беззаботная, неангажированная приват-
ность находила свое убежище, теперь исчез начисто.
Характерно, что этот новый, мобилизационный принцип бытия, сна-
чала явившийся миру как "немецкий порядок", "советский порядок" и
т.п., бумерангом ударил и по атлантическому Западу, сначала в виде
военного вызова со стороны тоталитарных империй, а затем и в виде
собственной организационной модели - достаточно вспомнить "новый
курс Рузвельта" или даже программу "великого общества" Кеннеди -
Джонсона, основанную на растущем вмешательстве государства в обще-
ственную жизнь. Структурно-функциональный подход, возобладавший в
170
американской общественной науке (в первую очередь в социологии) с
50-х годов, а затем перекинувшийся в Европу, в известной степени мо-
жет быть понят как "либеральный тоталитаризм" (так его впоследствии
и оценили идеологи нового левого движения). В самом деле, его главные
принципы: функциональность и адаптированность. Основной проблемой
современных обществ признаны так называемые "неадаптированные" -
многочисленные выходцы из деревни, национальные меньшинства, им-
мигранты, и даже гуманитарная интеллигенция, не желающая усваивать
язык и нормы технократического "всеобщего порядка". Перспективы
человека в горизонте технократической идеологии - уподобиться жест-
кой машине, подчиниться ритмике индустриальных обществ и преодо-
леть, выкорчевать в себе все, относящееся к нефункциональным
"рудиментам", к тому, что не затребовано "технической средой". Было
развернуто беспрецедентное наступление на "витальное" начало челове-
ческой природы и "декоративное" начало культуры. Техническая циви-
лизация воспринимается как оазис "порядка" в хаотичной среде мар-
гиналов. Эти марпшалы подлежат жестким процедурам перековки.
Молодежи предстоит социализация, понимаемая как преодоление ин-
фантильного своеволия; выходцам из доиндустриальной и доурбани-
стической среды - адаптация, понимаемая как приобщение к механиче-
ской ритмике промышленного предприятия; лицам свободных профес-
сий и гуманитарной богеме - интеграция, т.е. усвоение господствующей
утилитарной этики и других базовых ценностей технократического об-
щества. Социология структурно-функционального анализа на Западе
выполняла едва ли не ту же роль, что и научный коммунизм в бывшем
СССР: воспитания и перевоспитания большинства авангардом - носите-
лем новых норм. Как писал один из теоретиков "индустриального об-
щества" Ж.Фурастье, "не основана ли вся наша цивилизация на невиди-
мом, но непреодолимом конфликте между прагматическим, рапионали-
стическо-материалистическим мышлением правящих классов и сопро-
тивляющимся ему магическо-утопическом, иррациональным мышлением
класса рабочих и крестьян"1.
Это отношение модернизаторской методологии к низовой нацио-
нальной культуре как к "маргинальной" и "неадаптированной" объеди-
няет вчерашних адептов технократической идеологии на Западе с пра-
вящими сегодня "демократами" в России и составляет основу устано-
вившегося консенсуса двух элит.
1 Fourastie J. Idees majeures. P., 1966. P. 75-76.
171
Глава Ш.
КРИЗИС МОДЕРНИЗАЦИОННОЙ СИСТЕМЫ.
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СУКЬЕКТЫ
В ПОСТМОДЕРНИСТСКУЮ ЭПОХУ
Все, что есть хорошего в жизни, либо не-
законно, либо аморально, либо ведет к
ожирению.
Первый постулат Парда
Кризис модернизационной парадигмы в культуре и порожденной ею
технократической идеологии на Западе пришелся на вторую половину
60-х годов. Возникли новые социальные движения, воплощающие про-
тест определенных слоев и групп населения против технократической
мобилизации. Технократическому "порядку" они противопоставили
этику демобилизации. Эту этику на языке теории обосновывает неофрей-
дизм (фрейдо-марскизм), сыгравший в формировании самосознания но-
вых движений протеста ту же роль, которую некогда сыграл марксизм в
формировании революционаристского пролетарского самосознания.
Кто же такие эти "пролетарии неофрейдизма", сменившие пролета-
риев Маркса? В первую очередь это женщины и молодежь". Неофрейт
дистская теория выдвигает свое понятие "базиса", альтернативное поня-
тию экономического базиса Маркса. Главной проблемой для Маркса
выступали экономическая эксплуатация и обнищание, поэтому он изу-
чал капиталистическое предприятие в качестве основной ячейки обще-
ства. Главной проблемой неофрейдистов выступает технократическая
мобилизация личности, искажающая ее природу и эксплуатирующая
более тонкие материи, нежели способность к физическому труду. Речь
идет не столько об эксплуатации в собственном смысле, сколько о по-
давлении и манипуляции. Ибо технократические общества второй поло-
вины XX в. представляют собой не накопление капитала, а в первую
очередь накопление власти над природой и самим человеком. Поэтому
и мишенью движения протеста является уже не та "ячейка" общества,
где производится капиталистическая прибыль, а та, где формируется
особый менталитет приниженной и отчужденной личности. "Наше об-
щество, - писал А.Турен, - есть общество отчуждения - не в том смыс-
ле, что оно обрекает на нищету или прямой полицейский террор, но в
том, что оно совращает, манипулирует и интегрирует"1. Поэтому и его
внутренние конфликты обрели другую природу: "они не столько выра-
1 Tourain A. La socie^epostindustrielle. P., 1969. P. 14-15.
172
жают противоречие труда и капитала, сколько противоречие между
технократической системой принятия решений и теми, кого она обрека-
ет на роль безгласных винтиков"1. Не экономическая система как тако-
вая, а система производства самого человека отныне должна стать
предметом напряженной критической рефлексии. В основании же этой
системы лежит патриархальная семья. Поэтому не политэконом, а ан-
трополог и психоаналитик могут выступать в качестве теоретиков но-
вых движений протеста. Психоаналитическая теория ищет тот истори-
ческий момент, когда совершилось технократическое грехопадение че-
ловечества, отделившее и противопоставившее два мира: "мир внешний,
публичный, маскулинизированный, где царствует сила, и мир внутрен-
ний, домашний, женский, где царит забота"2. Образ Женщины служит
той великой метафорой, которая обозначает и поруганную, осквернен-
ную природу, и поруганную, претерпевшую насилие личность, и стра-
дающие от насильственных модернизаций и внутреннего колониализма
народы, сгоняемые в индустриальное гетто то под наганами большеви-
стских комиссаров, то по указке комиссий по планированию новых тер-
риториально-производственных комплексов. Технократическая власть
олицетворяет собой мертвящую бюрократическую рациональность, цель
которой - подавить жизнь и подчинить ее вездесущей производственной
машине. Поэтому и движения протеста выступают под знаком взбунто-
вавшейся чувственности - органики человеческой природы и культуры,
вырывающихся из состояния "мобилизованности". Здесь теоретики но-
вых социальных движений, в первую очередь женского и молодежного,
используют такие ключевые понятия психоаналитической теории, как
либидо и эдилов комплекс. В свое время Фрейд расшифровал трагедию
Эсхила "Царь Эдип" на языке своей антропологии, в основе которой
лежит теория социализации личности посредством преодоления подсоз-
нательных сексуальных влечений. Ребенок — это олицетворение буйства
жизни, не знающей границ и запретов. Эти запреты идут от отца, посте-
пенно помещающего своего ребенка из первобытного рая раннего детст-
ва в суровый мир обязанностей, долга и авторитета. Эдип, как известно,
по неведению убивает своего отца и женится на собственной матери.
Фрейд указывает, что в трагедии Эсхила, в основе которой лежит роко-
вое недоразумение, на самом деле говорится о нашем бессознательном
стремлении уйти от власти отца и связанных с нею запретов. Обручение
сына с матерью после убийства отца - это миф, соответствующий само-
сознанию молодежного и женского движений, выражающих протест
против технократического порядка и обслуживающей его морали успе-
1 Tourain A. La societe postindustrielle. P., 1969. P. 14-15.
2 Garaudy R. Pour L'avcnement de la femme. P., 1981. P. 29.
173
ха. Отец любит сына за его успехи, мать, напротив, любит по-
христиански: сын-неудачник ближе ее сердцу, чем преуспевший сноб,
нашедший себя в мире публичности. Мы указали на неофрейдистскую
интерпретацию женского и молодежного движения. Но не слишком ли
однозначна эта интерпретация? Молодежное и женское движение мож-
но интерпретировать двояко: и на языке модернизма и на языке постмо-
дернизма. В первом случае феминизм, в частности, может быть оценен
как движение женщин за равноправие. Тогда вся практика модерниза-
ции, связанная с урбанизацией и индустриализацией, с вовлечением
женщин в профессиональную жизнь, может быть оценена положитель-
но - как эмансипация. Модернизация создает базу для женской эманси-
пации, а эмансипация в свою очередь расширяет социальную базу мо-
дернизационного процесса, вовлекая в него профессионально и полити-
чески ангажированных женщин. То же самое можно сказать и о моло-
дежи. Молодежная эмансипация может быть истолкована на языке мо-
дерна. В этом случае противостояние молодежи поколению отцов может
совпадать с противопоставлением города деревне, прогресса - отстало-
сти, современного - традиционному. Не случайно социологи отмечают:
чем новее профессия, отрасль экономики, территориально-производст-
венная среда, тем моложе средний возраст занятой в них рабочей силы.
В этом модернистском измерении молодежь можно определить как осо-
бую социально-демографическую группу, предназначаемую „обществом
для ускоренного освоения новой профессионально-производственной,
научно-технической и социокультурной среды. Все движения авангар-
да - от политического до технического и художественного - являлись
молодежными по составу и менталитету. В этом смысле молодежный
миф первой половины XX в. можно расценить как авангардистско-
модернизаторский. В значительной мере это относится и к идеологии
феминизма, какой она сложилась в период между французской револю-
цией конца XVIII в. и русскими революциями начала XX в. И моло-
дежный и феминистский мифы выступали как разновидность гордого
мифа о Прометее — похитителе огня и ослушнике богов. Собственно,
вся социокультурная энергетика индустриальной эпохи основана на
этом прометеевом самоутверждении - богоборческой гордыне человека,
вздумавшего стать сверхчеловеком. Иное дело, что психология сверхче-
ловека далека от христианского универсализма: новый сверхчеловек
идентифицирует себя в противовес "отжившим людям", недочеловекам,
"врагам прогресса" и т.п. Поэтому процесс формирования сверх-
человека одновременно оказался и процессом невиданно жестокой по-
ляризации человечества на "авангард истории" и "навоз истории".
В какой же момент мифу модернизма начал противостоять другой
миф и каким, в частности, образом молодежное и женское движения
174
стали выступать под знаком этого альтернативного мифа? Какова связь
этого социокультурного поворота с переходом от индустриальной эпохи
к постиндустриальной? Прежние движения носили мобилизационный
характер, они способствовали расширению социальной базы системы
индустриального роста и могущества за счет вовлечения в нее маргина-
лов патриархальной семьи - женщин и молодежи. Новые движения вы-
ступают под знаком демобилизации - "великого отказа" взбунтовавших-
ся маргинален быть вовлеченными в систему роста. К ним присоедини-
лось движение "зеленых", задача которых - вырвать природу из разру-
шительного состояния индустриальной "мобилизации", сохранить и за-
щитить сложившиеся биоцинозы - системы природного равновесия.
Кстати, само противопоставление человека природе идеологи новых
движений связывают с грехопадением патриархата, нарушившим былую
гармонию. "Подобно матери, природа стоит в центре матриархальной
культуры"1. Но тот же принцип демобилизации и зашиты нового модуса
существования не под знаком функции, а под знаком автономии, само-
достаточности и самоценности защищают сторонники региональных
движений, протестующие против "внутреннего колониализма". "История
и география, принадлежность к культурной традиции и к территории
становятся способом самоопределения тех, кто сопротивляется внутрен-
нему колониализму. Региональное сознание и зашита местных автоно-
мий являются фундаментальной опорой сопротивления технократиче-
ской власти"2 .
Сделаем некоторые выводы.
Первое. Новые социальные движения как политические субъекты
постмодернистской эпохи придают эмансипаторской идеологии нашего
века новый характер. Эмансипация понимается уже не как равноправ-
ное участие в прометеевом процессе покорения природы и истории, а
как право на неучастие — на существование в новом, нефункциональ-
ном модусе: под знаком автономии, самобытности и самоценности.
Второе. Новые социальные движения оспаривают принцип унифор-
мизма, отстаивая ценности социокультурного плюрализма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
демократия вряд ли имеет шансы на утверждение. В самом деле: демо-
кратия есть власть, избираемая и направляемая волей электорального
большинства. Но если предполагается, что это большинство образует
косную традиционалистскую среду, то реформаторское меньшинство
вряд ли может положиться на его волю и идти на риск свободных выбо-
ров. Модернизаторское недоверие в отношении архаичной культуры
большинства объясняет нам, почему столь часто модернизаторы говорят
о "несвоевременности" демократии и уповают на авторитаризм. Этот
прием прогрессистского недоверия к большинству использовали боль-
шевики для разгона демократически избранного Учредительного собра-
ния. Подобный же прием сегодня используется для дискредитации сво-
бодных выборов в России и оправдания сползания к режиму ЛИЧНОЕ
власти.
Итак, классика представительской демократии характеризовалась
"усыновлением" капитализма в национальной культуре - восприятием
его как широкого национального дела. Модернизм знаменуется иным
видением: здесь новое посттрадиционное общество выступает как про-
ект, навязанный просвещенной элитой и потому требующий авторитар-
ных методов внедрения. Модернизация предполагает определенную
денационализацию элиты, отождествляющую себя не столько с собст-
венным народом, сколько с заимствованной у передовых стран прогрес-
сивной моделью. Отсюда миссионерско-воспитательское отношение к
собственному народу как к "туземному" населению, подлежащему пе-
169
рековке в "новых людей". Ясно, насколько меняется при этом поведе-
ние и менталитет политических акторов. В рамках представительской
парадигмы политический субъект выступает как бы с заполненным
мандатом: он видит свою задачу в скрупулезном выполнении наказан
своих избирателей и воли групп, делегирующих его в систему власть
Его сознание, психология и этика соответствуют традициям англосак-
сонского эмпиризма: ведь он представляет в политике не утопию
"светлого будущего", а достаточно четко очерченные, связанные с на-
стоящим групповые интересы и потребности.
Совсем другую политическую философию и мораль исповедуют
субъекты модернизационного процесса. Они столь же тяготятся наказа-
ми избирателей, как и эмпирическими требованиями сегодняшнего дня.
Они ориентируются не на настоящее, а на будущее, не на националь-
ную культуру, а на заемные передовые -образцы, не на волю избирате-
лей, которых предстоит перевоспитывать, прежде чем признать их дос-
тойными демократии. Представительская парадигма, основанная на при-
знании действительности и доверии к избирателям, заменяется мобили-
зационной парадигмой, требующей изменения и самой действительности,
и сформированных ею людей. Не случайно наступление XX в. озна-
меновалось милитаризацией политики, равно как и всего духа общест-
венной жизни. Модернизационные политические субъекты- - великие
организаторы массовых действий - меняют онтологический статус всего
окружающего мира: спонтанный мир как бытие в себе (самоценное и
самодостаточное) сменяется бытием для другого, служебным, ангажиро-
ванным бытием. Женщины превращаются в "работниц", интеллигенция -
в служащих, природа - в мастерскую, культура - в средство воспитания
"нового человека". Существование в модусе затребованности и мобили-
зованности, становясь универсальным, породило особую, лихорадочную
ритмику модернизационных обществ XX в.
Щадящий пространственно-временной континуум классической эпо-
хи - все эти ниши бытия, где беззаботная, неангажированная приват-
ность находила свое убежище, теперь исчез начисто.
Характерно, что этот новый, мобилизационный принцип бытия, сна-
чала явившийся миру как "немецкий порядок", "советский порядок" и
т.п., бумерангом ударил и по атлантическому Западу, сначала в виде
военного вызова со стороны тоталитарных империй, а затем и в виде
собственной организационной модели - достаточно вспомнить "новый
курс Рузвельта" или даже программу "великого общества" Кеннеди -
Джонсона, основанную на растущем вмешательстве государства в обще-
ственную жизнь. Структурно-функциональный подход, возобладавший в
170
американской общественной науке (в первую очередь в социологии) с
50-х годов, а затем перекинувшийся в Европу, в известной степени мо-
жет быть понят как "либеральный тоталитаризм" (так его впоследствии
и оценили идеологи нового левого движения). В самом деле, его главные
принципы: функциональность и адаптированность. Основной проблемой
современных обществ признаны так называемые "неадаптированные" -
многочисленные выходцы из деревни, национальные меньшинства, им-
мигранты, и даже гуманитарная интеллигенция, не желающая усваивать
язык и нормы технократического "всеобщего порядка". Перспективы
человека в горизонте технократической идеологии - уподобиться жест-
кой машине, подчиниться ритмике индустриальных обществ и преодо-
леть, выкорчевать в себе все, относящееся к нефункциональным
"рудиментам", к тому, что не затребовано "технической средой". Было
развернуто беспрецедентное наступление на "витальное" начало челове-
ческой природы и "декоративное" начало культуры. Техническая циви-
лизация воспринимается как оазис "порядка" в хаотичной среде мар-
гиналов. Эти марпшалы подлежат жестким процедурам перековки.
Молодежи предстоит социализация, понимаемая как преодоление ин-
фантильного своеволия; выходцам из доиндустриальной и доурбани-
стической среды - адаптация, понимаемая как приобщение к механиче-
ской ритмике промышленного предприятия; лицам свободных профес-
сий и гуманитарной богеме - интеграция, т.е. усвоение господствующей
утилитарной этики и других базовых ценностей технократического об-
щества. Социология структурно-функционального анализа на Западе
выполняла едва ли не ту же роль, что и научный коммунизм в бывшем
СССР: воспитания и перевоспитания большинства авангардом - носите-
лем новых норм. Как писал один из теоретиков "индустриального об-
щества" Ж.Фурастье, "не основана ли вся наша цивилизация на невиди-
мом, но непреодолимом конфликте между прагматическим, рапионали-
стическо-материалистическим мышлением правящих классов и сопро-
тивляющимся ему магическо-утопическом, иррациональным мышлением
класса рабочих и крестьян"1.
Это отношение модернизаторской методологии к низовой нацио-
нальной культуре как к "маргинальной" и "неадаптированной" объеди-
няет вчерашних адептов технократической идеологии на Западе с пра-
вящими сегодня "демократами" в России и составляет основу устано-
вившегося консенсуса двух элит.
1 Fourastie J. Idees majeures. P., 1966. P. 75-76.
171
Глава Ш.
КРИЗИС МОДЕРНИЗАЦИОННОЙ СИСТЕМЫ.
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СУКЬЕКТЫ
В ПОСТМОДЕРНИСТСКУЮ ЭПОХУ
Все, что есть хорошего в жизни, либо не-
законно, либо аморально, либо ведет к
ожирению.
Первый постулат Парда
Кризис модернизационной парадигмы в культуре и порожденной ею
технократической идеологии на Западе пришелся на вторую половину
60-х годов. Возникли новые социальные движения, воплощающие про-
тест определенных слоев и групп населения против технократической
мобилизации. Технократическому "порядку" они противопоставили
этику демобилизации. Эту этику на языке теории обосновывает неофрей-
дизм (фрейдо-марскизм), сыгравший в формировании самосознания но-
вых движений протеста ту же роль, которую некогда сыграл марксизм в
формировании революционаристского пролетарского самосознания.
Кто же такие эти "пролетарии неофрейдизма", сменившие пролета-
риев Маркса? В первую очередь это женщины и молодежь". Неофрейт
дистская теория выдвигает свое понятие "базиса", альтернативное поня-
тию экономического базиса Маркса. Главной проблемой для Маркса
выступали экономическая эксплуатация и обнищание, поэтому он изу-
чал капиталистическое предприятие в качестве основной ячейки обще-
ства. Главной проблемой неофрейдистов выступает технократическая
мобилизация личности, искажающая ее природу и эксплуатирующая
более тонкие материи, нежели способность к физическому труду. Речь
идет не столько об эксплуатации в собственном смысле, сколько о по-
давлении и манипуляции. Ибо технократические общества второй поло-
вины XX в. представляют собой не накопление капитала, а в первую
очередь накопление власти над природой и самим человеком. Поэтому
и мишенью движения протеста является уже не та "ячейка" общества,
где производится капиталистическая прибыль, а та, где формируется
особый менталитет приниженной и отчужденной личности. "Наше об-
щество, - писал А.Турен, - есть общество отчуждения - не в том смыс-
ле, что оно обрекает на нищету или прямой полицейский террор, но в
том, что оно совращает, манипулирует и интегрирует"1. Поэтому и его
внутренние конфликты обрели другую природу: "они не столько выра-
1 Tourain A. La socie^epostindustrielle. P., 1969. P. 14-15.
172
жают противоречие труда и капитала, сколько противоречие между
технократической системой принятия решений и теми, кого она обрека-
ет на роль безгласных винтиков"1. Не экономическая система как тако-
вая, а система производства самого человека отныне должна стать
предметом напряженной критической рефлексии. В основании же этой
системы лежит патриархальная семья. Поэтому не политэконом, а ан-
трополог и психоаналитик могут выступать в качестве теоретиков но-
вых движений протеста. Психоаналитическая теория ищет тот истори-
ческий момент, когда совершилось технократическое грехопадение че-
ловечества, отделившее и противопоставившее два мира: "мир внешний,
публичный, маскулинизированный, где царствует сила, и мир внутрен-
ний, домашний, женский, где царит забота"2. Образ Женщины служит
той великой метафорой, которая обозначает и поруганную, осквернен-
ную природу, и поруганную, претерпевшую насилие личность, и стра-
дающие от насильственных модернизаций и внутреннего колониализма
народы, сгоняемые в индустриальное гетто то под наганами большеви-
стских комиссаров, то по указке комиссий по планированию новых тер-
риториально-производственных комплексов. Технократическая власть
олицетворяет собой мертвящую бюрократическую рациональность, цель
которой - подавить жизнь и подчинить ее вездесущей производственной
машине. Поэтому и движения протеста выступают под знаком взбунто-
вавшейся чувственности - органики человеческой природы и культуры,
вырывающихся из состояния "мобилизованности". Здесь теоретики но-
вых социальных движений, в первую очередь женского и молодежного,
используют такие ключевые понятия психоаналитической теории, как
либидо и эдилов комплекс. В свое время Фрейд расшифровал трагедию
Эсхила "Царь Эдип" на языке своей антропологии, в основе которой
лежит теория социализации личности посредством преодоления подсоз-
нательных сексуальных влечений. Ребенок — это олицетворение буйства
жизни, не знающей границ и запретов. Эти запреты идут от отца, посте-
пенно помещающего своего ребенка из первобытного рая раннего детст-
ва в суровый мир обязанностей, долга и авторитета. Эдип, как известно,
по неведению убивает своего отца и женится на собственной матери.
Фрейд указывает, что в трагедии Эсхила, в основе которой лежит роко-
вое недоразумение, на самом деле говорится о нашем бессознательном
стремлении уйти от власти отца и связанных с нею запретов. Обручение
сына с матерью после убийства отца - это миф, соответствующий само-
сознанию молодежного и женского движений, выражающих протест
против технократического порядка и обслуживающей его морали успе-
1 Tourain A. La societe postindustrielle. P., 1969. P. 14-15.
2 Garaudy R. Pour L'avcnement de la femme. P., 1981. P. 29.
173
ха. Отец любит сына за его успехи, мать, напротив, любит по-
христиански: сын-неудачник ближе ее сердцу, чем преуспевший сноб,
нашедший себя в мире публичности. Мы указали на неофрейдистскую
интерпретацию женского и молодежного движения. Но не слишком ли
однозначна эта интерпретация? Молодежное и женское движение мож-
но интерпретировать двояко: и на языке модернизма и на языке постмо-
дернизма. В первом случае феминизм, в частности, может быть оценен
как движение женщин за равноправие. Тогда вся практика модерниза-
ции, связанная с урбанизацией и индустриализацией, с вовлечением
женщин в профессиональную жизнь, может быть оценена положитель-
но - как эмансипация. Модернизация создает базу для женской эманси-
пации, а эмансипация в свою очередь расширяет социальную базу мо-
дернизационного процесса, вовлекая в него профессионально и полити-
чески ангажированных женщин. То же самое можно сказать и о моло-
дежи. Молодежная эмансипация может быть истолкована на языке мо-
дерна. В этом случае противостояние молодежи поколению отцов может
совпадать с противопоставлением города деревне, прогресса - отстало-
сти, современного - традиционному. Не случайно социологи отмечают:
чем новее профессия, отрасль экономики, территориально-производст-
венная среда, тем моложе средний возраст занятой в них рабочей силы.
В этом модернистском измерении молодежь можно определить как осо-
бую социально-демографическую группу, предназначаемую „обществом
для ускоренного освоения новой профессионально-производственной,
научно-технической и социокультурной среды. Все движения авангар-
да - от политического до технического и художественного - являлись
молодежными по составу и менталитету. В этом смысле молодежный
миф первой половины XX в. можно расценить как авангардистско-
модернизаторский. В значительной мере это относится и к идеологии
феминизма, какой она сложилась в период между французской револю-
цией конца XVIII в. и русскими революциями начала XX в. И моло-
дежный и феминистский мифы выступали как разновидность гордого
мифа о Прометее — похитителе огня и ослушнике богов. Собственно,
вся социокультурная энергетика индустриальной эпохи основана на
этом прометеевом самоутверждении - богоборческой гордыне человека,
вздумавшего стать сверхчеловеком. Иное дело, что психология сверхче-
ловека далека от христианского универсализма: новый сверхчеловек
идентифицирует себя в противовес "отжившим людям", недочеловекам,
"врагам прогресса" и т.п. Поэтому процесс формирования сверх-
человека одновременно оказался и процессом невиданно жестокой по-
ляризации человечества на "авангард истории" и "навоз истории".
В какой же момент мифу модернизма начал противостоять другой
миф и каким, в частности, образом молодежное и женское движения
174
стали выступать под знаком этого альтернативного мифа? Какова связь
этого социокультурного поворота с переходом от индустриальной эпохи
к постиндустриальной? Прежние движения носили мобилизационный
характер, они способствовали расширению социальной базы системы
индустриального роста и могущества за счет вовлечения в нее маргина-
лов патриархальной семьи - женщин и молодежи. Новые движения вы-
ступают под знаком демобилизации - "великого отказа" взбунтовавших-
ся маргинален быть вовлеченными в систему роста. К ним присоедини-
лось движение "зеленых", задача которых - вырвать природу из разру-
шительного состояния индустриальной "мобилизации", сохранить и за-
щитить сложившиеся биоцинозы - системы природного равновесия.
Кстати, само противопоставление человека природе идеологи новых
движений связывают с грехопадением патриархата, нарушившим былую
гармонию. "Подобно матери, природа стоит в центре матриархальной
культуры"1. Но тот же принцип демобилизации и зашиты нового модуса
существования не под знаком функции, а под знаком автономии, само-
достаточности и самоценности защищают сторонники региональных
движений, протестующие против "внутреннего колониализма". "История
и география, принадлежность к культурной традиции и к территории
становятся способом самоопределения тех, кто сопротивляется внутрен-
нему колониализму. Региональное сознание и зашита местных автоно-
мий являются фундаментальной опорой сопротивления технократиче-
ской власти"2 .
Сделаем некоторые выводы.
Первое. Новые социальные движения как политические субъекты
постмодернистской эпохи придают эмансипаторской идеологии нашего
века новый характер. Эмансипация понимается уже не как равноправ-
ное участие в прометеевом процессе покорения природы и истории, а
как право на неучастие — на существование в новом, нефункциональ-
ном модусе: под знаком автономии, самобытности и самоценности.
Второе. Новые социальные движения оспаривают принцип унифор-
мизма, отстаивая ценности социокультурного плюрализма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63