характере нашей посттрадиционалистской эпохи. Поражает достовер
ность диаметрально противоположных исторических интуиции: од
убедительно свидетельствуют о пресно-позитивистском, безбожно праг-|
матическом настрое, о господстве языческой "морали успеха". Другие
об отчаянии людей, пресытившихся потребительской моралью и жду-
щих новых духовных откровений.
Создается впечатление, что техническая цивилизация снабжает на
возрастающей физической энергией, в то же время лишая духовной. Но
когда источники духовной энергии иссякают, наступает деградация
опустошение, "порча" человека в современном мире. Человек - религи-
озное животное, черпающее свою энергию в тех таинственных глубина
духа, где создаются новые ценности и открываются новые смыслы.
Смещение центров мирового развития происходит по законам духовно
энергетики: из мест, где все сильнее ощущается духовный вакуум, в|
места нового духовного напряжения, к источникам массового вдохнове-|
ния и воодушевления.
Россия в конце XX в. произвела над собой новый колоссальный экс-
перимент: она попыталась мигрировать из "евразийского" пространства
в западноевропейское в поисках благополучия и процветания. Со вре-|
мени провозглашенного "возвращения в европейский дом" прошло не!
более десяти лет, а подводить итоги уже приходится: возвращение не!
состоялось. С одной стороны, оно не состоялось по причинам внешним:!
хозяева европейского дома Россию в этот дом не пустили и в обещан-1
ном "стратегическом партнерстве" ей отказали. А ведь ради этого она|
разоружилась материально и духовно, отвергла своих традицией
союзников в дальнем зарубежье, отпустила на Запад или на Восток
прежних своих "домочадцев" из сегодняшнего "ближнего зарубежья"
364
С другой стороны, по причинам внутренним. По мере того как росла
настойчивость ее очередных перевоспитателей на европейский лад, об-
наруживалось все более сильное давление таинственных стихий, сопро-
тивляющихся проектам "вестернизапии".
Можно прямо сказать: в любых областях общественной жизни, от
экономики до политики, культуры, воспитания и образования, обнару-
живались странные эффекты бумеранга: вместо созидания получалось
разрушение и опустошение. Очередная западническая фаза политико-
исторического развития Россия невиданно быстро подошла к своему
концу, не дав при этом, в отличие от прежних попыток, ни одного
сколько-нибудь яркого государственного характера или творческого
гения. Вестернизация обернулась преждевременным декадансом: разгу-
лом самых низменных страстей, которых некому сдержать и урезонить,
с одной стороны, параличом созидательной воли (в том числе, на госу-
дарственном уровне), с другой.
Сегодня Россия стоит на перепутье: упорствовать ли ей и дальше в
своих попытках достучаться в "европейский дом" или круто повернуть
в противоположную сторону, на Восток. Соответствующий раскол сре-
ди элиты сегодня уже явно наметился. Сегодня Восток соблазняет не
только экзотикой и духовной таинственностью. Есть еще и динамичный
Дальний, тихоокеанский Восток, обгоняющий Запад по его же, Запада,
критериям: темпам экономического и научно-технического роста, уров-
ню жизни, рациональной организации.
В XX в. похищение России из Европы однажды уже состоялось: его
произвели большевики.
Еще одна "истернизация" России может быть осуществлена под
влиянием разительных поражений западнического курса наших радикал-
либералов, старательных адептов американского опыта. Соответствую-
щая реакция со стороны новых националистов и ностальгических дер-
жавников, питающихся энергетикой оскорбленного патриотического
чувства, уже оказывает несомненное влияние на перераспределение по-
литических сил в современной России.
Здесь можно поставить вопрос: можно ли еще спасти в России
"европейскую идею" и каким образом? Можно ли создать воодушев-
ляющий образ другого европеизма, альтернативного атлантической идее,
соблазнившей, а затем деморализовавшей и дезориентировавшей Рос-
сию? В поисках ответа на этот вопрос следует обратиться к греко-
православной идее. Возможно ли русскому человеку, не без оснований
разочарованному в проекте вестернизапии, все же остаться "западни-
ком", но православным "западником"? Это связано с другим вопросом:
сохранилась ли в таинственных недрах современной культуры память о
втором Риме, о Византии - не та архивная память, что воодушевляет
365
одних только историков и филологов-библиофилов, а память творче-
ская, способная и сегодня быть источником воодушевляющих алътерна-1
тив романс-германским принципам жизнестроения. Поиски таких аль-1
тернатив сегодня активно ведутся в мире. Романо-германский Запад, I
сформировавший фаустовскую культуру и "прометеева человека" — I
покорителя природы, поверг мир в пучину глобального экологического!
кризиса, из которого пока не видно выхода. Отсюда - поиски новой!
постиндустриальной, посттехнической цивилизации, призванной заново!
примирить человека с природой и культурой, обеспечить неразрушаю-
щие, коэволюпионные стратегии развития. Может ли греко-православ-
ное наследие стать питательной почвой глобального альтернативного
проекта, или эти альтернативы вообще тщетно искать в европейском
наследии как таковом?
Таким образом, современный дискурс о Византии, о греко-право-*
славном наследии может быть понят как попытка защитить европей-1
скую идею не с позиций догматического западничества, готового всех!
перевоспитывать в духе вестернизации и не способного к самокритике и!
покаянию, а с позиций критического европеизма, осознающего тупики!
модернизации и готового участвовать в мировом конкурсе альтернатив-!
ных проектов. Догматический европеизм породил либо бездумных эпи-|
гонов, либо активных "антизападников", вкусивших горькие плоды на-1
сильственной вестернизации. В любом случае можно говорить о сумер-1
ках Просвещения, теряющего достойных наследников. И только критя-1
ческий европеизм, чуткий к свидетельствам духовного и экологического!
банкротства технической цивилизации и готовый в поисках альтерната-1
вы к диалогу с другими мировыми культурами, может считаться про-1
должателем Просвещения в лучших его образцах. I
Сохранилась ли сегодня подлинная, нестилизованная греко-право-!
славная идентичность? И хватят ли у ее носителей творческого дерза-1
ния, достаточного для того, чтобы не подлаживаться под романо-1
германский мир или загораживаться от него в испуге за свою хрупкую!
непорочность, а вступить с ним в творческий спор о началах человече-1
ского бытия и принципах жизнестроения? I
Историческая судьба греко-православного наследия достаточно дра-1
матична. С Ближнего Востока, где соответствующая идея зародилась и!
нашла питательную почву, она была вытеснена мусульманским натис-1
ком. В Западной же Европе эта идея всегда была маргинальной - уде-1
лом стран-неудачников, составляющих "второй эшелон" развития. Что!
касается России, то здесь в свое время произошла "национализация"!
православной идеи и присвоение ее государством, что в целом противо-1
показано для мировых религий, лишая их горизонта и нравственной!
независимости. Для современной России проблема греко-православного!
366 I
наследия стоит необычайно остро по ряду причин. Во-первых, это каса-
ется судеб распавшейся восточно-славянской семьи, включающей Рос-
сию, Украину и Белоруссию. Они поспешили расстаться друг с другом,
наперегонки устремившись в "европейский дом", но так и не нашли в
нем приюта и признания. Все соображения прагматически ориентиро-
ванного светского сознания, достигшего своей потребительской стадии,
не свидетельствуют в пользу объединения. Украинцев и белорусов та-
мошние "западники" пугают великорусским шовинизмом и империа-
лизмом, русских - тяготами экономически невыгодного союза. Показате-
льно, что славянский сепаратизм эксплуатирует низменные чувства, свя-
занные с алчностью, ревностью, завистью, национальной нетерпимостью.
В этих условиях оживление православной идеи могло бы перевести дис-
курс о славянском единстве, о плюсах и минусах воссоединения в иную
плоскость, затрагивающую долговременные основания исторического
бытия.
Во-вторых, греко-православная идея способствует выработке ответа
на трудный вопрос, все чаще задаваемый сторонникам независимого
пути России: существует ли особая российская цивилизация, на чем она
основывается и чем скрепляется?
Характерно, что никакие ухищрения сциентистского подхода, упи-
рающего на экономическую, технологическую, политическую рацио-
нальность, на императивы информационного общества, не способствуют
решению этого вопроса. Цивилизапионная проблематика в своих осно-
вах является духовной и требует мобилизации гуманитарного гения,
умеющего читать знаки будущего в культурном наследии и прежде все-
го в сакральных ценностях, составляющих его ядро.
Устойчивость долговременным суперэтническим общностям сооб-
щают религии. Для восточно-славянской общности такой религией яв-
ляется православие. Но не случайно лучшие консервативные умы Рос-
сии, усматривающие в православии нетленную ценность, столь настой-
чиво предупреждали на счет попыток этноцентричного истолкования
православной идеи, объявления его национальным достоянием одних
только русских или одних славян. Особо настойчив в этих предупреж-
дениях КЛеонтьев. Он писал: "Этот племенной принцип, в чистоте сво-
ей губительный... для религии, для государственности и даже для эсте-
тики"1. "А что, как не православие, скрепило нас с Малороссией? Ос-
тальное все у малороссов, в предании, в воспитании историческом, бы-
ло иное, на Московию не похожее?"2.
В-третьих, от православия сегодня многие ждут исцеления от болез-
ней декаданса - от нигилизма и имморализма, апатии и уныния, неумения
1 Леонтьев К. Цветущая сложность. М., 1992. С. 234.
Там же.
367
противостоять вызовам бездуховной силы, попирающей нормы, святыни
и ценности в погоне за своим "успехом". Характерный парадокс
современной цивилизации состоит в переплетении безудержного проме-
теева активизма, унаследованного от "героического энтузиазма" ре-
нессансной эпохи, с безграничным пессимизмом и духовной опусто-
шенностью. Именно Запад скрестил эти крайности: преобразовательный
активизм и апатию, безудержное преклонение перед будущим и без-
граничный страх перед ним. Западная духовная эволюция циклична:
фазы просветительского энтузиазма и веры в прогресс сменяются фаза-
ми консервативно-романтической реакции и критики прогресса.
Особый интерес представляют отношения православия и постмодер-
низма. Постмодернизм есть новейшее откровение Запада, предельное
выражение его всеразъедающей иронии. Предшествующая эпоха уско-
ренной индустриализации и урбанизации породила многочисленный
внутренний и внешний пролетариат - тех маргиналов, которые уже вы-
толкнуты из традиционного общества, но не успели по-настоящему
"натурализироваться" в современном. Этим маргиналам предстоял дол-
гий и трудный путь освоения духовных и материальных достижений
цивилизации. Но на этом пути их вначале остановил Маркс, призвав
поменять перспективу: не приспосабливаться к "буржуазной цивилиза-
ции", а разрушить ее решительным революционным штурмом.
Сегодня на Западе появились "новые пролетарии" - уже яе Маркса,
а Фрейда (точнее, неофрейдизма). Их "бунт" представляет собой массо-
вое проявление "эдипового комплекса" - восстания против "Отца", это-
го олицетворения Нормы и Авторитета. Бунт против культуры и морали
получил алиби со стороны модной постмодернистской теории. Послед-
няя утверждает, что современная культура не имеет сколько-нибудь
надежных критериев для отличения нормы от патологии, прекрасного от
безобразного, добра от зла, мудрости от невежества. Словом, "новых
пролетариев", бунтующих не столько против институтов, сколько про-
тив внеинституциональных основ цивилизации, заложенных в культур-
но-религиозной памяти, призывают не стесняться. Роль постмодернизма,
как и многих других феноменов культуры конца XX в., двусмысленна.
Его можно понять и как самоиронию Запада, направленную против ав-
торитарной догматики прежних "великих учений", и как тонкую стили-
зацию культуры homo ludens (человека играющего), и, наконец, как
средство морального разоружения других культур, враждебных Западу.
Во всяком случае опыт новейших вестернизаций, в частности, россий-
ской, показывает, что постмодернистская ирония может стать формой
опасного кокетничанья с варварством.
Российская интеллигенция ожидала, что процесс вестернизаций яв-
ляется "путем в цивилизацию". На деле этот процесс, сопровождающий-
368
ся дискредитацией святынь и опустошением национальных пантеонов,
оказался дорогой к варварству. Никогда еще волна имморализма и все-
дозволенности с такой силовой не накрывала общество и не угрожала
его духовному здоровью, как сегодня. Общество лихорадочно ищет ре-
зервы для отпора. Православие, бесспорно, является таким резервом. Но
для этого предстоит осуществить гигантскую творческую работу внутри
самого православия.
НА ПУТИ К ПРАВОСЛАВНОМУ ЗАПАДНИЧЕСТВУ
Этот путь касается идентичности самого православия. Со времен па-
дения Византии православие "эмигрировало" на Восток, в Москву. Его
натурализация в России, сопровождаемая нещадной идеологической
эксплуатацией государственной властью, постепенно создала ему репу-
тацию не столько мировой, сколько "русской" религии. Сегодня, если
православие в самом деле желает участвовать в духовном реформирова-
нии человечества, ему необходимо вернуть экуменический, вселенский
кругозор. Иными словами, необходимо реактивировать византийскую
память, приглушенную после победы осифлян над "нестяжателями".
Требуется новое подтверждение великого принципа мировых религий:
независимости от любой "местной", национальной власти, свободного
духовного авторитета и творчества.
В этом смысле "греческая" идентичность православия несомненно
более продуктивна, чем "русская" его идентичность, ибо в первом слу-
чае демонстрируется зависимость от одной только великой письменной
традиции, но независимость от власти, во втором это становится спор-
ным. Власть не должна путать свое земное величие с духовной горды-
ней. Президент Франции и добрый католик генерал де Голль не стес-
нялся склониться перед кардиналом Вышинским, потому что видел в
нем не представителя Польши, а представителя Великой Церкви. Труд-
но представить себе российского президента в аналогичной позе. Ска-
занное здесь - не деталь, оно касается самого статуса церкви, а в ее
лице — статуса духовного, неполитического авторитета в современном
мире. Российской власти и церкви необходимо усвоить христианский
парадокс: истинное духовное возвышение идет не через гордыню, а че-
рез самоуничижение. Но это самоуничижение не перед обладателями
земных благ — в отношении их российские власть и церковь сегодня
демонстрируют неприличную искательность, — а перед символами выс-
ших истин. Идя в сторону атлантического Запада, власть и церковь
унижаются перед земной силой. Идя в сторону греческого Запада, они
совершают подвиг христианского самоуничижения.
369
Итак, византийская идентичность России позволяет ей осуществить
высокий творческий парадокс: сохранить в антитоталитарном устремле-
нии путь России на Запад, но не тот Запад, который олицетворяет зем-
ные соблазны и культ успеха, а тот, который со времен принятия хри-
стианства является духовной родиной России.
Как известно, сегодняшний раскол восточно-славянской семьи про-
изошел по законам, диктуемым вестернизацией атлантического образца.
Это был путь к чужому Западу, который ставил свои условия перед
восточным и южным славянством. Главным из этих условий был анти-
русский национализм (сепаратизм). Вестернизация вела к антирусскому
национализму, а национализм - к вестернизации. "Восточная" альтерна-
тива этому курсу вряд ли будет убедительной для славян в обозримом
будущем. Альтернатива возможна на другом пути: к своему, православ-
ному Западу. Славянству предстоит, подобно рассеянным по миру евре-
ям, найти свой путь в землю обетованную, в незримый Иерусалим. И
только на этом новом пути из варяг в греки может открыться перспек-
тива реинтеграции восточного славянства.
Сегодня разговоры о реинтеграции ведутся на сциентистском языке,
использующем, в основном, экономические аргументы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63