Влияние Николая Кузанского на научную и философскую мысль XV-XVII вв. было
достаточно сильным. В первую очередь обычно указывают на Джордано Бруно,
развившего основные принципы учения Кузанца в направлении углубляющегося
пантеизма. Как показал П. Дюгем, Кузанец оказал влияние также на Леонардо
да Винчи. "Леонардо, - писал Дюгем, - вдохновлялся геометрическими идеями,
развитыми Николаем Кузанским. В сочинениях Николая Кузанского и платоников,
которым следовал немецкий кардинал, эти идеи по существу направлены на
предмет теологический... Заимствуя эти идеи, Леонардо их трансформирует, он
сохраняет их геометрическое содержание и устраняет все, чем они связаны с
теологией..." На прямую зависимость Леонардо от методологических принципов
научного знания, как их понимал Кузанец, указывает вслед за Дюгемом
Кассирер. Кассирер прослеживает также те пути, какими сочинения Кузанца
проникли не только в Италию, но и во Францию. Так, в 1514 г. Фабер
Стапуленсис подготовил парижское издание сочинений Николая; таким путем с
идеями Кузанца познакомился К. Бовиль - философ, математик и физик, чьи
труды сыграли важную роль в переходе от средневековой схоластики к
натурфилософии Ренессанса. Как ни странно, в Германии влияние Кузанца было
меньшим, чем в Италии и Франции: здесь можно указать Рейхлина и Агриппу из
Неттесгейма, у которых мышление Кузанца преломилось в форме магии и учения
о "тайных силах".
Гораздо важнее с точки зрения развития науки та связь, которая ведет от
Кузанца к Копернику. В космологии Коперника находит свое дальнейшее
развитие идея Кузанца о "привативной бесконечности" космоса, а также его
убеждение в том, что Земля - такое же небесное тело, как Солнце и Луна. Так
же как и Кузанец, Коперник пользуется принципом относительности и на нем
теперь основывает новую астрономическую систему. Несомненно также влияние
Кузанца на Кеплера, сказавшееся в понимании последним значения математики
для развития космологии, а также в разработке им исчиcления бесконечно
малых. По мнению немецкого историка философии Э. Гофмана, теория познания
Кузанца оказала воздействие также и на Декарта, в частности, на его
концепцию "универсальной науки", и далее (возможно, отчасти через Бруно) на
Лейбница.
Но особенно важным для становления науки нового времени было влияние,
оказанное Кузанцем на Галилея.

3. ДЖОРДАНО БРУНО И БЕСКОНЕЧНАЯ ВСЕЛЕННАЯ

Джордано Бруно (1548-1600) делает шаг вперед по сравнению с Николаем
Кузанским и Николаем Коперником. Для Кузанца, как мы знаем, мир является
потенциально бесконечным, а актуально бесконечным - только Бог; у Коперника
мир "подобен бесконечности": в этом вопросе великий астроном проявляет
большую осторожность. Для Бруно, развившего дальше пантеистические
тенденции возрожденческой философии, актуально бесконечным является и мир.
Различие между Богом и миром, принципиальное для христианства с его учением
о творении мира Богом и о принципиальном различии между творением и
Творцом, - это различие у Бруно в сущности снимается. Это обстоятельство,
как и увлечение философа оккультными и герметическими учениями, вызвало
преследование его со стороны католической церкви, которое закончилось
трагически: в 1600 г. Бруно был сожжен на костре.
В своих размышлениях о природе итальянский философ исходит из тех
принципов, которые были развиты Николаем Кузанским, а именно - из его
рассмотрения Бога как абсолютной возможности. Не будем забывать, что в
терминологии Аристотеля, унаследованной и большинством средневековых
теологов, возможность - это материя. Определение Бога как абсолютной
возможности чревато поэтому еретическими выводами о том, что чисто духовное
существо, каким является христианский Бог, так же, впрочем, как и "форма
форм" Аристотеля, в которой нет уже возможности (потенциальности), а только
действительность (чистая актуальность), оказывается каким-то образом
причастным материи. Послушаем самого Бруно. "...Абсолютная возможность,
благодаря которой могут быть вещи, существующие в действительности, не
является ни более ранней, чем актуальность, ни хоть немного более поздней,
чем она. Кроме того, возможность быть дана вместе с бытием в
действительности, а не предшествует ему, ибо если бы то, что может быть,
делало бы само себя, то оно было бы раньше, чем было сделано. Итак,
наблюдай первое и наилучшее начало, которое есть все то, что может быть, и
оно же не было бы всем, если бы не могло быть всем; в нем, следовательно,
действительность и возможность - одно и то же" (курсив мой. - П.Г.).
Однако тождество возможности и действительности - это принадлежность одного
Абсолюта; в сфере конечного "ни одна вещь не является всем тем, чем может
быть". Тем не менее отождествление действительного и возможного в Боге,
т.е. отождествление бесконечного и единого, предела и беспредельного, или,
на языке Кузанского, минимума и максимума имеет далеко идущие следствия.
Ведь это означает, что применительно к Абсолюту уже нет различия
материального и формального (материи и формы). Или, как говорит Бруно:
"...Хотя спускаясь по... лестнице природы, мы обнаруживаем двойную
субстанцию - одну духовную, другую телесную, но в последнем счете та и
другая сводятся к одному бытию и одному корню". Вот что значит тезис Бруно,
что "имеется первое начало Вселенной, которое равным образом должно быть
понято как такое, в котором уже не различаются больше материальное и
формальное и о котором из уподобления ранее сказанному можно заключить, что
оно есть абсолютная возможность и действительность".
Подобно тому, как античное понятие единого уже у Кузанского, а тем более у
Бруно отождествляется с бесконечным, античное понятие материи, которая, в
отличие от единого и в противоположность ему есть бесконечно-делимое
(беспредельное), теперь в свете учения о совпадении противоположностей
получает характеристику "неделимого". При этом, правда, Бруно различает
материю телесную и материю бестелесную: первая - делима, а неделимой
является только вторая.
Итак, согласно Бруно, существует материя, которой свойственны
количественные и качественные определенности (т.е. материя телесная) и
материя, которой чуждо и то, и другое, но "тем не менее как первая, так и
вторая являются одной и той же материей" (курсив мой. - П.Г.). Материя как
неделимая "совпадает с действительностью" и, следовательно, "не отличается
от формы".
Отсюда легко сделать и следующий шаг: если материя в своем высшем виде (как
материя бестелесная) ничем не отличается от формы, то снимается и другое
важное различие, которое признавалось и аристотеликами, и платониками, а
именно, что форма (и соответственно бытие актуальное, бестелесное,
неделимое) активна, а материя (потенциальное, телесное, делимое) пассивна.
Форма понималась в античности как начало творческое, которое, внедряясь в
материю, создает таким образом все оформленное. Бруно не разделяет этого
воззрения по вполне понятным основаниям. Он пишет в этой связи: "...Следует
скорее говорить, что она (материя. - П.Г.) содержит формы и включает их в
себя, чем полагать, что она их лишена и исключает. Следовательно, она,
развертывающая то, что содержит в себе свернутым, должна быть названа
божественной вещью и наилучшей родительницей, породительницей и матерью
естественных вещей, а также всей природы и субстанции".
Это - решительная отмена дуализма духовного и телесного начал, дуализма,
который в разных видах имел место и в философии Платона и Аристотеля, и в
христианской теологии. Таковы следствия, вытекающие из принципов,
провозглашенных еще Кузанцем, но доведенных до логического конца именно
Джордано Бруно.
И вот все понятия античной науки получили не просто иное, а по существу
противоположное содержание. Согласно Аристотелю, материя стремится к форме
как к высшему началу. Бруно возражает: "Если, как мы сказали, она (материя.
- П.Г.) производит формы из своего лона, а следовательно, имеет их в себе,
то как можете вы утверждать, что она к ним стремится?" Согласно Аристотелю,
материя - начало всего изменчивого, преходящего, временного, а форма -
начало постоянства, устойчивости, вечности. У Бруно все обстоит наоборот:
"Она (материя. - П.Г.) не стремится к тем формам, которые ежедневно
меняются за ее спиной, ибо всякая упорядоченная вещь стремится к тому, от
чего получает совершенство. Что может дать вещь преходящая вещи вечной?
Вещь несовершенная, каковой является форма чувственных вещей, всегда
находящаяся в движении, - другой, столь совершенной, что она... является
божественным бытием в вещах... Скорее подобная форма должна страстно желать
материи, чтобы продолжиться, ибо, отделяясь от той, она теряет бытие;
материя же к этому не стремится, ибо имеет все то, что имела прежде, чем
данная форма ей встретилась, и может иметь также и другие формы" (курсив
мой. - П.Г.).
Это - естественное и логичное завершение того пути, на который вступило
теоретическое мышление еще в средние века, но который оно завершило уже в
эпоху Возрождения: это - завершение тезиса, что единое есть бесконечное,
который мы встречаем не только в XIII в., но в самой "зародышевой" форме -
уже у Филона Александрийского, пытавшегося соединить античную философию с
религией трансцендентного (личного) Бога. Но между Филоном и Бруно - очень
длинный путь, пройденный не только теоретической мыслью на протяжении
полутора тысячелетий, но и путь культурно-исторических преобразований,
приведший к совершенно новому мироощущению человека. Отдельные точки - вехи
на этом пути - мы пытались отметить в этом исследовании.
Новое понимание материи и новое соотношение между материей и формой
свидетельствуют о том, что в XVI в. окончательно сформировалось сознание,
составляющее, так сказать, прямую противоположность античного: если для
древнегреческого философа предел "выше" беспредельного, форма совершеннее
материи, завершенное и целое прекраснее незавершенного и бесконечного, то
для ренессансного сознания беспредельное (возможность, материя) совершеннее
формы, потому что бесконечное предпочтительно перед имеющим конец (предел),
становление и непрерывное превращение (возможность) - выше того, что
неподвижно. Это - совершенно новый тип миросозерцания, чуждый античному. И
поэтому не следует думать, что если эпоха Возрождения написала на своем
знамени лозунг: "Назад к античности", то она и в самом деле была
возвращением к античным идеалам. Этот лозунг был только формой самосознания
этой эпохи; он лишь свидетельствовал о ее оппозиции по отношению к
христианству церковному и о стремлении к секуляризации всех форм духовной и
социальной жизни. Но это была секуляризация именно христианского духа, в
ней получали своеобразное новое преломление и трансформацию те начала,
которые складывались в сознании общества на протяжении более чем
тысячелетнего господства христианской религии. И это не могло не сказаться
на специфике культуры и науки эпохи Возрождения.
Посмотрим теперь, как изменившееся содержание понятий материи и формы
сказалось на космологии Бруно, как оно привело к последовательному
пересмотру всей физики Аристотеля.
Вот космологический аналог размышлений Бруно о тождестве возможности и
действительности, единого и бесконечного, материи и формы. "Итак, Вселенная
едина, бесконечна, неподвижна. Едина, говорю я, абсолютная возможность,
едина действительность, едина форма или душа, едина материя или тело, едина
вещь, едино сущее, едино величайшее и наилучшее. Она никоим образом не
может быть охвачена и поэтому неисчислима и беспредельна, а тем самым
бесконечна и безгранична и, следовательно, неподвижна. Она не движется в
пространстве, ибо ничего не имеет вне себя, куда бы могла переместиться,
ввиду того что она является всем. Она не рождается, ибо нет другого бытия,
которого она могла бы желать и ожидать, так как она обладает всем бытием.
Она не уничтожается, так как нет другой вещи, в которую она могла бы
превратиться, так как она является всякой вещью. Она не может уменьшиться
или увеличиться, так как она бесконечна".
Вселенной, таким образом, приписаны атрибуты божества: пантеизм потому и
рассматривался церковью как опасное для нее учение, что он вел к устранению
трансцендентного Бога, к его имманентизации. К этим выводам не пришел
Кузанский, хотя он и проложил тот путь, по которому до конца пошел Бруно.
Но Вселенная Бруно не имеет ничего общего и с античным пониманием космоса:
для грека космос конечен, потому что конечное выше и совершеннее
беспредельного; Вселенная Бруно бесконечна, беспредельна, потому что
бесконечное для него совершеннее конечного.
Как и у Кузанского, у Бруно в бесконечном оказываются тождественными все
различия. Он выражает это с большой ясностью: "Если действительность не
отличается от возможности, то необходимо следует, что в ней точка, линия,
поверхность и тело не отличаются друг от друга; ибо данная линия постольку
является поверхностью, поскольку линия, двигаясь, может быть поверхностью;
данная поверхность постольку двинута и превратилась в тело, поскольку
поверхность может двигаться и поскольку при помощи ее сдвига может
образоваться тело... Итак, неделимое не отличается от делимого, простейшее
от бесконечного, центр от окружности". Все, как видим, берется в течении,
изменении, взаимопревращении; ничто не равно самому себе, а скорее равно
своей противоположности. Это и значит, что возможность - становление,
движение, превращение, изменение - стала теперь основной категорией
мышления.
Одним из важнейших гносеологических положений философии Бруно является
положение о приоритете разума над чувством, разумного познания над
чувственным восприятием. В этом пункте он считает себя последователем
Платона и выступает против Аристотеля, который, по его мнению, в своей
физике часто заменяет разумное постижение чувственным образом и
восприятием. Требование отдать предпочтение разуму перед чувством у Бруно
вполне понятно: центральная категория его мышления - а именно категория
бесконечности - не может быть предметом чувства, а может быть только
предметом мышления.
При этом опять-таки мы видим существенное изменение в понятиях по сравнению
с античной философией: если для Платона чувственное восприятие способно
быть направленным на движущееся и изменчивое, а разум - на созерцание
вечных и неподвижных идей, если, таким образом, восприятию посредством
чувств открывается все то, что связано с беспредельным, т.е. с материей, а
уму - то, что очищено от всего материального, текучего, изменчивого, - то
для Бруно дело обстоит значительно сложнее. С его точки зрения, чувственное
восприятие постигает все конечное - а такова, как мы уже видели, всякая
форма - ведь она ограничивает бесконечную материю. Напротив, то, что он
называет бесконечностью, абсолютной возможностью, в которой все вещи
совпадают друг с другом, в которой тождественны противоположности и точка
есть линия, а линия - поверхность и т.д., - это постигается с помощью
разума. Конечно, та текучесть и становление, которая есть абсолютная
возможность, не тождественна текучести и изменчивости, с которой мы имеем
дело в непосредственном восприятии; но, в силу парадоксальности
пантеистического мышления, где противоположности совпадают, - она все же в
определенном смысле и тождественна текучести последней. Правильнее было бы
сказать так: конечные вещи и процессы именно со стороны своей изменчивости
и подвижности ближе к Абсолюту, ибо здесь нагляднее дан именно момент
перехода всего - во все, т.е. момент возможности; напротив, для античного
сознания конечные вещи были ближе к принципу единства, "предела",
"завершенности" со стороны своей относительной устойчивости и
неизменяемости, ибо в последних как раз и проявлялось начало формы.
Таково изменение теоретико-познавательной установки нового времени по
сравнению с античной.
Поскольку Вселенная бесконечна, то теперь должны быть отменены все
положения аристотелевской космологии. Прежде всего Бруно выступает против
тезиса Аристотеля, что вне мира нет ничего. "...Я нахожу смешным
утверждение, - пишет он, - что вне неба не существует ничего и что небо
существует в себе самом... Пусть даже будет эта поверхность (имеется в виду
поверхность последнего "объемлющего тела", последнего неба. - П.Г.) чем
угодно, я все же буду постоянно спрашивать: что находится по ту сторону ее?
Если мне ответят, что ничего, то я скажу, что там существует пустое и
порожнее, не имеющее какой-либо формы и какой-либо внешней границы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63