Биологическим управляющим системам присуща боль-
шая пластичность, т. е. способность изменения плана в за-
висимости от потребностей и актуальной ситуации вовне и

52

внутри системы. Новейшие открытия молекулярной гене-
тики показали большую пластичность генетического плана,
а планы активности (функциональные структуры) нервной
системы издавна уже были известны своей лабильностью.
Несмотря на совершенствование обратных связей, управ-
ляющим техническим системам далеко до столь высокой
степени пластичности, а в результате их адаптивные спо-
собности значительно ниже по сравнению с биологичес-
кими системами. Степень пластичности социологических
управляющих систем, как представляется, значительно
ближе к техническим системам, нежели к биологическим.
Идеи, социальные нормы, взгляды и т. д., которые управ-
ляют жизнью больших человеческих групп, часто бывают
жесткими и неизменными вопреки изменчивости условий
жизни и разнообразию человеческих типов, которые долж-
ны им подчиняться. Возможно, это вытекает из самого ха-
рактера человеческого разума, который, как бы защищаясь
перед своим потенциальным богатством разнообразных
форм, судорожно цепляется за формы отработанные и за-
крепленные.

Беспощадная борьба заостряет непластичность соци-
альной идеологии. Даже мелкое отклонение от нее ведет к
тому, что неподчинившийся становится еретиком, врагом,
которого необходимо уничтожить. Вся ситуация имеет
характер порочного круга; чтобы идея стала действитель-
ностью, а не осталась фантазией, за нее необходимо бо-
роться; атмосфера борьбы способствует ее большей жест-
кости, а большая жесткость предельно заостряет атмо-
сферу враждебности.

Непластичность связывается с беспощадностью; изме-
нения плана становятся невозможными; он должен быть
реализован любой ценой. Вспоминается лагерный каток,
который требовалось тащить изо всех сил, чтобы не ока-
заться раздавленным им. На всех уровнях иерархии
обязательна дисциплина; требуется самому выполнять
команды и беспощадно требовать выполнения команд от
других, подчиненных тебе. Критерии оценки другого че-
ловека формируются соответственно тому, в какой степе-

53

ни он реализует порученные ему задания. Другие его
черты не считаются. Система власти обедняет образ дру-
гого человека и, тем самым, разнообразие связей между
людьми. Прежде всего, однако, она парализует свободу
выбора, превращает человека в автомат. Усилие жизни,
связанное с непрестанным созданием новых форм и не-
обходимостью выбора между ними, что влечет за собой
колебания, неуверенность и вечное беспокойство, редуци-
руется к принятию только одной формы, а беспокойство
порождается не трудностью выбора, но опасением, что на-
вязанная или принятая форма плохо реализуется, что рав-
нозначно с осуждением и исключением из группы, при-
надлежащей системе данной власти. Это часто означает
уничтожение, ибо то, что не согласуется с целями системы,
автоматически становится враждебным.

Одиночество властителя вытекает из плоскости его от-
ношения к окружению. Эта плоскость всегда наклонная.
Перед глазами он имеет план своего действия, а окруже-
ние для него - материал для его реализации. Он смотрит
на окружение, следовательно, сверху, имея его в своем рас-
поряжении. Если оно вырастает, глядит ему в глаза и про-
тиводействует, это вызывает у него страх и агрессию.
Творчество заменяется борьбой.

Формы отношений с окружением значительно богаче
в горизонтальной плоскости. В этом случае человек не
вынуждается навязывать что-либо окружению и не обя-
зан ничего от него, вопреки своей воле, принимать. В го-
ризонтальной плоскости царит принцип свободного выбо-
ра, а не принуждения. Тем самым окружение становится
ближе, так как необходимо сначала его понять, прежде
чем данная форма будет принята или отвергнута. Кон-
такт с окружением по принципу равенства больше напо-
минает игру или диалог (пользуясь популярным нынче
словом), нежели борьбу, в которой приходится быть побе-
дителем либо побежденньм. С другой стороны, однако,
потенциальная структура становится реальной только
тогда, когда она экстернализуется, т. е. осуществляется во
внешнем плане, становится частью окружения. Тенден-

54

ция к преобразованию окружения, следовательно, являет-
ся необходимостью; без нее жизнь стала бы сном. Узник
концлагеря подвергался столь сильному давлению окру-
жения, что сознательная активность, вытекающая из сво-
бодного выбора, была, по крайней мере, в начальном пери-
оде невозможна. Узник действовал как автомат, всеми
толкаемый и избиваемый. Окружающая действитель-
ность, вопреки очень болезненному с ней контакту, бь1ла
чем-то вроде кошмарного сна. Сознательное выключение
из активности ведет к состоянию нирваны, в котором
стирается граница между индивидом и окружающим ми-
ром, а также между фантазией и действительностью.

Не следует, наконец, забывать, что познание окружаю-
щего мира не может осуществляться без действия и пре-
образования его. Ребенок хватает предмет, привлекший
его интерес, старается посмотреть, что у него внутри. По-
добным образом поступает ученый. Познавательный про-
цесс часто связывается с принуждением и уничтожением
объекта наблюдения. В этом типе познания возможность
управления данным явлением становится мерой его по-
знания. Существует, однако, иной тип познания, целью ко-
торого является не власть над окружением, но логичес-
кая конструкция. <Задачей всех наук, - говорит Эйн-
штейн, - равно естественных, как и психологии, является
упорядочение наших переживаний и организация их в
определенную логическую целостность>.

Внешним выражением одиночества управляющей сис-
темы является ее изолированность от непосредственного
контакта с окружением. В технических устройствах такая
система не принимает активного участия в процессе энер-
гетического обмена, происходящего между машиной и ее
окружением, но только управляет ими, в большей или
меньшей степени будучи изолированной от остальных ее
частей. В клетке управляющая система (хромосомы) от-
делена ядерной оболочкой от остальной части клетки.
Барьер кровь-мозг отделяет нервную систему от непо-
средственного участия в метаболических процессах систе-
мы. В сказках и легендах переодетый властитель загля-

55

дывает в жилища своих подданных, в действительности,
однако, редко сталкивается с ними непосредственно. Ибо
авторитет властителя падает при излишнем сближении.
Телевидение, приближая к миллионам зрителей образ
властителя, может оказаться для его авторитета страшнее,
чем все попытки демократизации власти.

Человеку, как существу общественному, одиночество
выносить трудно. Вокруг властителя всегда образуются
камарильи, группы наушничающих, советников и шутов.
Плоскость контакта между ними и властителем более го-
ризонтальна; нередко они даже осуществляют власть над
ним. Даже власть не может освободиться от закономерно-
стей, управляющих отношениями между людьми. Нельзя
только управлять другими людьми; приходится также и
быть управляемым ими; нельзя только отдавать приказы,
ибо это значительно обедняет обмен информацией; нельзя
на них смотреть все время сверху, ибо взгляд человечес-
кий движется во всех направлениях. Чтобы управлять,
необходимо сохранять дистанцию. Когда плоскость отно-
шений между властителем и подчиненным меняется от
наклонной к горизонтальной, оба нередко с изумлением
узнают, что подобны друг другу, имеют те же человеческие
достоинства и недостатки. Тогда исчезает блеск власти.
Оба вновь становятся людьми; властитель уже не может
управлять подданными как автоматом; величие целей, к
которым он стремится, уменьшается при столкновении с
реальностью жизни другого человека. Подданный не ви-
дит уже во властителе беспощадное божество или машину,
которая его раздавит при малейшей попытке сопротивле-
ния, но такого же, как и он, человека, который старается
понять другого человека и даже ему помочь.

В лагере любой жест, гримаса лица, отдельный произ-
несенный слог лагерных властителей могли означать для
узника смертный приговор или жестокие мучения. Сам
их вид, следовательно, вызывал страх столь сильный, что
их фигуры вырастали до размеров апокалиптических бес-
тий. Случалось, однако, что узнику по счастливой случай-
ности или благодаря собственной находчивости удавалось

56

войти в контакт со своим властителем в плоскости менее
наклонной, договориться с ним и даже в определенной
степени им управлять. Тогда пропадала апокалиптич-
ность и оставалась человеческая малость. А в глазах
властителя номер в полосатой одежде вновь обретал чер-
ты человека, с которым даже можно поговорить. С точки
зрения организации лагеря смерти, следовательно, было
правильно, что эсэсовцы старались сохранить дистанцию
в управлении узниками. <Благосклонность> власти, а так-
же издевательства и убийства, поскольку власть в лагере
смерти означает, прежде всего, именно это, щедро расто-
чались среди других узников, соответственно подбирае-
мых, обычно криминальных элементов. Если бы они сами
контактировали непосредственно с узниками, могли бы в
них увидеть подобных себе людей, что, впрочем, иногда
случалось. Классическим примером является садовник
Гесса, узник, поляк, которого Гесс, начальник лагеря <Ос-
венцим>, трактовал совершенно по-человечески.

Во всех управляющих системах существует взаимная
зависимость между выдающим команды и исполнителем.
Господин не может существовать без слуги, а слуга без гос-
подина. Машина, состоящая исключительно из управляю-
щего устройства без исполнительных частей, была бы со-
вершенно бесполезной. Ядро не может существовать без
остального содержимого клетки, как и клетки без ядра.
Трудно себе представить жизнь одного мозга, но также и
высший организм, как известно, не может жить без мозга.
Самый могущественный властелин без своих подданных
попадает обычно в психиатрическую больницу. Даже в
самых маленьких человеческих группах возникает тенден-
ция поиска лидера; он воплощает интегрирующие силы
группы; без него она подвергается разложению.

Однако не всегда взаимная зависимость между власти-
телем и исполнителем адекватно понимается и реализует-
ся. Тесная связь, какая должна была между ними суще-
ствовать, становится искусственной. Властитель, считая,
что <я здесь командую>, требует слепого послушания, за-
бывая о том, что является только репрезентантом суще-

57

ствующих в подчиненной ему группе тенденций; в нем
они должны как бы кристаллизоваться. А подчиненный,
чувствуя, что то, что ему навязывается, ему чуждо, бунтует
явно или скрытно; в первом случае он сталкивается с
властителем, во втором - сам с собой, ибо, используя при-
казы, должен испытывать внутреннюю борьбу (сам с со-
бой). Или же принимает навязанную ему сверху схему и
становится ее слепым исполнителем, так как благодаря
этому чувствует себя включенным в аппарат власти и об-
ретает чувство порядка, который сам он выработать не
может. Искусственная структура при этом заменяет соб-
ственную. Ценой утраты свободы избегают усилия, связан-
ного с внутренним упорядочением; хаос заменяется искус-
ственным порядком, а неуверенность и беспокойство -
уверенностью веры в принятую идею.

Современный человек, благодаря развитию средств ком-
муникации, а также исторических наук, особенно архео-
логии, имеет значительно больше возможностей, нежели
лет сто или даже несколько десятилетий назад, познания
различных способов жизни. В связи с этим уменьшается
его вера в правильность собственного стиля жизни и же-
лание навязывать другим собственную идеологию, особен-
но в связи с тем, что память последней войны слишком уж
убедительно демонстрирует, к чему такие тенденции могут
вести. Если символами этой войны стали Освенцим и Хи-
росима, то, благодаря им, именно проблема власти и свя-
занная с ней проблема войны оказались в фазе кризиса,
требующего нового понимания.

К ПСИХОПАТОЛОГИИ
<СВЕРХЧЕЛОВЕКОВ>

<Рудольф Гесс,- как пишет С. Батавик в своей работе
о Гессе, изданной в 1951 г.,- не был ни ненормальным
индивидом типа moral insanity, ни бесчувственным пси-
хопатом, ни человеком, который проявлял какие-либо пре-
ступные либо садистские наклонности. Он был индиви-
дом среднего интеллекта, с детства склонным, благодаря
влияниям среды, к некритическому восприятию событий и
к легкому подчинению всякого рода авторитетам: этого
рода люди встречаются очень часто>.

Как справедливо подчеркивал Дж. Сэн во введении к
<Воспоминаниям> Р. Гесса <...факты и данные из жизни
Гесса характерны не только для одного индивида. Уже
хотя бы только этапы его жизни репрезентативны для це-
лых групп немцев поколения Гесса>.

Автобиография Гесса, озаглавленная им достаточно па-
тетически: <Моя душа, ее формирование, жизнь и пережи-
вания> вызывает у читателя противоречивые чувства, но,
пожалуй, преобладает чувство сожаления, соединенного с
отвращением.

Немецкий издатель мемуаров Гесса, М. Брошат (1958),
цитируя Д. Гильберта, пишет об их авторе следующее:

<Усердно-торопливая щепетильность человека, который
всегда стоит на службе каких-то авторитетов, который по-
стоянно исполняет свой долг - равно как палач, так и
признающий свою вину преступник, который непрестанно
живет только чужой волей, всегда отрекаясь от своей лич-
ности и потому свое "Я", поразительно пустое, с готовнос-

t Moral insanity - моральное вырождение, соответствует совре-
менному понятию психопатии.

59

тью отдает на суд в форме автобиографии, чтобы служить
делу>.

Детство Гесса было поразительно скучным и серым.
Доминирование старых военных традиций: отец, отстав-
ной майор колониальных войск немецкой Африки, <фана-
тичный католик>, как пишет о нем Гесс, воспитывал сына
сурово.

<Начиная с ранних лет, - вспоминает Гесс, - я воспи-
тывался в глубоком чувстве долга. В родительском доме
строго контролировалось, чтобы все поручения исполня-
лись точно и добросовестно... Отец воспитывал меня в
соответствии с суровыми военными принципами... Он
всегда меня поучал, что из мелких, по-видимости ничего не
значащих небрежностей чаще всего вырастают тяжкие по-
следствия>.

Эта установка, привитая отцом, сохранялась у Гесса до
конца жизни. Также в освенцимском лагере, как можно
заключить из его собственного рассказа, больше всего его
мучил не ужас сожженных тел, но различные администра-
тивные упущения. Введение циклона приветствовал с ра-
достью, ибо оно ускоряло уничтожение миллионов евреев.
Он сожалел, когда ему приказывали часть евреев предназ-
начать для работ, поскольку и так через несколько недель
они умирали; правильней было бы сразу отправить их в
газовые камеры.

Можно сказать, что в Освенциме, как, впрочем, и в дру-
гих местах, он был столь сильно занят избеганием <мел-
ких, по-видимости незначительных упущений>, что почти
не заметил кремационных печей.

Насколько образ отца изображается достаточно четко
в мемуарах Гесса, настолько образ матери остается туман-
ным. Он вспоминает только, что она пыталась <отвлечь
его от любви к животным, которая представлялась ей не-
безопасной>. Отношения между родителями были нор-
мальными; <никогда не услышишь между ними ни одного
гневного или злого слова, но, одновременно, они были чу-
жими>; <никогда, однако, я не видел, чтобы они были не-
жны друг к другу>. О себе пишет: <Я содрогался перед

60

любыми проявлениями нежности. Пожатие руки и не-
сколько скупых слов благодарности - все, чего можно
было от меня ожидать>. Своих сестер, младше его на 4 и 6
лет, он не любил, несмотря на то, что они старались быть к
нему <милыми>, изводил их так, что они с плачем бежали
к матери.

Его окружала чувственная пустота. <Своих родителей.
как отца, так и мать, очень уважал и почитал, однако люб-
ви такой, какую следует иметь к родителям и какую по-
знал позже, не чувствовал никогда>. С безразличием так-
же отнесся к смерти отца (ему было тогда 14 лет) и смер-
ти матери; потом отправился на фронт, в 16 лет.

Эта сухость и пустота веет со всех страниц мемуаров.
придает им серый колорит и делает их чтение утомитель-
ным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38