Главным инструментом обучения для вос-
точных философов различных направлений была метафора. Они от-
давали предпочтение этому методу косвенного воздействия, потому
что понимали, что ученики воспринимают процесс обучения как не-
что подчиненное законам логики и разума. Именно это обстоятельст-
во может помешать успешному обучению. Например, Учитель Чжуан
Цзы при объяснении единства человека, природы и вселенной ис-
пользовал не логические построения, а истории, притчи и басни, что-
бы передать это же понятие в виде метафоры.
Жил однажды одноногий дракон Куй. Его зависть к сороконожке
была столь велика, что однажды он не выдержал и спросят: "Как ты
только управляешься со своими сорока ногами? Мне вот и с одной
трудно приходится". "Проще простого, - ответила сороконожка. -
Тут и управляться нечего, они сами опускаются на землю как капли
слюны".
У философов дзен-буддизма притчи и басни приобрели глубоко
продуманную и отточенную форму коанов - парадоксальных загадок,
неподвластных логике. Коаны одного типа представляют собой пря-
мые, простые констатации, но от этого не менее загадочные и завуа-
лированные.
Скажи, как звучит хлопок одной ладонью.
или
Цветок не красен, а ива не зелена.
Коаны другого типа имеют традиционную форму вопроса-ответа,
но нетрадиционны по смыслу. Ученик задает вполне ожидаемый или
предсказуемый вопрос, ответ учителя поражает неожиданностью и
полной непостижимостью.
Молодой монах спрашивает: "В чем секрет Просветления"
Учитель отвечает: "Поешь, когда голоден; поспи, когда устал"
или
Вопрос молодого монаха: "Что значит дзен?" Ответ учителя:
"Вылить кипящее масло в бушующий огонь".
Загадочность такого подхода к обучению и является его силь-
ной стороной, ибо побуждает ученика к поискам более глубокого
знания. Росси и Джичаку (1984) объясняют ценность коанов тем,
что содержащаяся в них загадка требует от ученика выхода за пре-
делы обычного дуалистического мышления. Чтобы понять коан,
надо стереть традиционную грань, разделяющую добро и зло, чер-
ное и белое, льва и ягненка. В поисках решения надо выйти за
пределы собственного разума. И тогда усилия постичь смысл вне-
запно растворяются в потоке озарения, которое всегда в нас. При-
мер такого просветления приводят Росси и Джичаку, цитируя Учи-
теля Хакуина.
"Все мои прежние сомнения растаяли, словно лед. Я громко вос-
кликнул: "Чудо, чудо! Человек вовсе не должен проходить извечный
круг рождения и смерти. Не надо стремиться к просветлению, ибо его
нет. А донесенные до нас из прошлого тысяча семьсот коанов не име-
ют ни малейшей ценности".
"Просветление" заключается в нас самих, считают восточные муд-
рецы. Не надо мучиться в поисках знания, надо лишь разобрать на-
носы, отделяющие просветление от его восприятия человеком, и луч-
ший для этого способ - метафора коана, притчи и басни.
Вот выразительный отрывок из "Сада историй" (Ксиань и Янг
1981):
Туи Дзы вечно говорит загадками, - как-то пожаловался один из
придворных принцу Ляну. - Повелитель, если ты запретишь ему упот-
реблять иносказания, поверь, он ни одной мысли не сможет толково
сформулировать".
Принц согласился с просителем. На следующий день он встретил
Гуи Дзы. "Отныне оставь, пожалуйста, свои иносказания и высказы-
вайся прямо", - сказал принц. В ответ он услышал: "Представьте че-
ловека, который не знает, что такое катапульта. Он спрашивает, на
что она похожа, а вы отвечаете, что похожа на катапульту. Как вы
думаете, он вас поймет?"
"Конечно нет", - ответил принц.
"А если вы ответите, что катапульта напоминает лук и сделана из
бамбука, ему будет понятнее?"
"Да, понятнее", - согласился принц.
"Чтобы было понятнее, мы сравниваем то, что человек не знает, с
тем, что он знает", - пояснил Гуи Дзы.
Принц признал его правоту.
16
Понятие "просветление" относится к миру взрослого человека и
основано на его опыте. Какое же отношение оно имеет к детям? До-
пустимо будет сказать, что познание ребенком мира и есть просветле-
ние в чистом и непосредственном виде. В учении дзен и писаниях
мистиков различных направлений именно дети считаются естествен-
ными носителями просветления. Взрослым предлагается вернуться в
детское состояние, чтобы обрести познание, к которому они так стре-
мятся. Потому что дети живут данным мгновением, погружены в него
и воспринимают происходящее вокруг всем своим чувственным ми-
ром. Они не связаны поисками и тревогами взрослых (Копп, 1971):
"Что касается вопросов духа, то здесь ребенок словно окутан Божь-
им благоволением. Он так поглощен самим процессом жизни, что у
него нет ни времени, ни возможности задуматься о вопросах сущнос-
ти, или целесообразности, или смысла всего окружающего".
Вот этого самого "состояния благоволения" достиг Учитель Хаку-
ин в момент озарения, когда коаны вмиг потеряли всю свою ценность
перед ценностью самой жизни. Каждому, похоже, приходится пройти
полный круг: от невинности, чистоты и открытости ребенка, через
трудные поиски самопознания, которыми занят разум взрослого че-
ловека, вернуться, наконец, к детской непосредственности и просто-
те, обогащенным сознанием и зрелостью.
Согласно метафоре таоиста Хоффа, ребенка можно сравнить с
"необработанным камнем".
"Принцип "необработанного камня" означает, по сути, что естес-
твенная сила вещей заключается в их первородной простоте, нарушив
которую, можно легко повредить или вообще утратить силу".
Эта сила простоты и составляет особый дар детского сознания,
вызывая изумление у нас, современных психотерапевтов, воспитанных
в духе взрослого превосходства. Мы теряемся, когда вдруг обнаружива-
ем, как легко разбирается ребенок в сложных межличностных отноше-
ниях. Мы учимся многому, но не знаем, как реагировать на такую про-
зорливость. А ведь предполагается, что мы, взрослые, должны знать
больше, чтобы направлять и руководить. Откуда же у ребенка такая чут-
кость? Как сохранить эту силу (и хрупкость) детской простоты, когда мы
учим наших питомцев приспосабливаться к сложностям окружающего
мира? Это будет не так трудно, если мы, психотерапевты, поймем, что
Юнг называл этот процесс индивидуацией (1960) и считал его единственной и самой
важной задачей современного сознания.
нам следует черпать знания из двух источников: из опыта, накопленно-
го в результате эволюции представлений взрослого человека, и из того
далекого детского опыта, который ждет, когда его вызовут из подсозна-
ния, а пока пребывает там в качестве ребенка внутри нас.
Семейство на лоне природы
Я внимательно слушала свою клиентку, которая с горечью и
слезами рассказывала о сыне-подростке. Он только недавно отка-
зался от наркотиков. Она говорила о той сумятице, что творится у
нее в душе, когда она не знает, то ли ей оставить сына в покое и
отстраненно наблюдать, как он борется с собой, то ли броситься на
помощь. Если жертвовать собой, то до каких пределов? Как спра-
виться с охватывающим ее чувством бессилия, когда она наблюда-
ет за борьбой сына со своей слабостью? Я вслушивалась в ее горе-
стный рассказ и вдруг припомнила один случай, который как нельзя
лучше совпал с ее проблемами.
Уловив момент, когда моя посетительница приумолкла, затаив
вздох и безвольно опустив плечи, я выразительно посмотрела на нее и
начала свой рассказ.
Несколько месяцев тому назад мы собрались компанией и от-
правились путешествовать по реке на плотах. Как-то утром я про-
снулась раньше всех и решила прогуляться по берегу реки вниз по
течению. Вокруг была удивительная тишина и покой. Я присела
на бревнышко у кромки воды и огляделась вокруг. Неподалеку сто-
яло огромное красивое дерево. На одной из веток сидела малень-
кая птичка в ярком оперении. Я заметила, что она напряженно
смотрит в сторону небольшого углубления в скале, расположенно-
го метрах в шести от дерева и чуть ниже ветки. Тут я обратила
внимание на еще одну птичку, которая все время перелетала от
углубления к другой ветке этого же дерева и обратно.
В углублении, весь съежившись и боясь шевельнуться, сидел кро-
хотный птенчик. Поняв, что в этом "семействе" происходит нечто
важное, я стала наблюдать с еще большим интересом. Чему же роди-
тели пытаются научить своего малыша? Одна из птичек продолжала
все так же сновать между двумя точками.
Затем мне пришлось покинуть свой наблюдательный пост. Вер-
нувшись примерно через час, я обнаружила, что малыш все так же
сидит нахохлившись в своем углублении, мама все так же летает туда и
обратно, а папа по-прежнему восседает на своей ветке и чирикает ука-
зания. Наконец, в очередной раз достигнув своей ветки, мама осталась
на ней и не вернулась к малышу. Прошло еще немного времени, птен-
чик затрепетал крылышками и начал свой первый вылет в свет, и тут
же шлепнулся. Мама и папа молча наблюдали.
Я инстинктивно рванулась было на помощь, но остановилась,
понимая, что надо довериться природе с ее многовековым опытом
обучения.
Старшие птицы оставались на своих местах. Птенчик шебуршил-
ся, хлопал крылышками и падают, снова пыжился и снова падал. Нако-
нец, до папаши "дошло", что малыш еще не готов к таким серьезным
занятиям. Он подлетел к птенцу, чирикнул несколько раз и, вернув-
шись к дереву, сел на ветку, что была расположена гораздо ниже пре-
жней и намного ближе к малышу. Крохотное существо с яркими, как
самоцвет, крылышками присоединилось к сидевшему на нижней вет-
ке отцу. А вскоре рядом с ними устроилась и мама.
После длительной паузы моя клиентка улыбнулась и сказала:
"Спасибо. Видно, я не такая уж плохая мать, если разобраться. Моему
птенцу еще нужна моя любовь и моя помощь, но научиться летать он
должен сам".
Метафора и западная психология
Карл Юнг
В своей основополагающей работе Карл Юнг навел мосты меж-
ду учениями древности и современности, между мудрецами Восто-
ка и психологами сегодняшнего дня, между западными религиями
и модернистскими поисками веры. В основе его построений ле-
жит символ. Символ, как и метафора, передает нечто большее, чем
представляется на первый взгляд. Юнг считал, что вся картина
нашего психического мира опосредована символами. С их помо-
щью наше "Я" проявляет все свои грани, от самых низменных до
высочайших. Юнговское определение символического удивитель-
ным образом совпадает с существующими определениями метафор.
"Слово или образ становятся символическими, когда подразуме-
вается нечто большее, чем передаваемое или очевидное и непосред-
ственное значение. За ним скрывается более глубокий "подсознатель-
ный" смысл, который не поддается точному определению или исчер-
пывающему объяснению. Попытки сделать это обречены на провал.
Когда сознание исследует символ, оно натыкается на понятия, лежа-
щие вне пределов рационального понимания".
19
Выражение архетипа, по мнению Юнга, является основной ролью
символа. Архетипы - это врожденные элементы человеческой психи-
ки, отражающие общие модели чувственного опыта, выработанные в
ходе развития человеческого сознания. Говоря по-иному, архетипы -
это метафорические прототипы, представляющие многочисленные эта-
пы эволюции человечества. Существуют архетипы отца и матери, му-
жественности и женственности, детства и т.д. Для Юнга архетипы -
"живые психические силы", не менее реальные, чем наши физические
тела. Для духа архетипы являются тем же самым, что органы для тела.
Существует много способов выразить или воссоздать архетип;
наиболее распространенные из них - сны, мифы и сказки. В этих
особых областях деятельности сознания неуловимый архетип обретает
осязаемую форму и воплощен в действии. Сознательный ум внимает
некой истории с определенной последовательностью событий, смысл
которой усваивается полностью только на подсознательном уровне.
Архетип облекается в метафорические одежды (Юнг использует тер-
мин иносказания), которые помогают ему выйти за пределы понима-
ния обычного бодрствующего сознания, точно так же, как это проис-
ходит в восточных коанах (Юнг, 1958).
"По содержанию архетип, в первую очередь, представляет собой
иносказание. Если речь идет о солнце и оно отождествляется со львом,
земным властелином, охраняемым драконом несметным золотым (ста-
дом или с некоей силой, от которой зависит жизнь и здоровье челове-
ка, то все эти тождества неадекватны, ибо существует третье неизвес-
тное, которое более или менее приближается к перечисленным
сравнениям, но, к постоянной досаде интеллекта, так и остается неиз-
вестным, не вписываясь ни в одну формулу".
Юнг считал, что сила воздействия символов заключается в их "ну-
минозности"
ибо они вызывают в человеке эмоциональный отклик, чувство благого-
вейного трепета и вдохновения. Юнг особенно настаивал на том, что
символы являются одновременно и образами и эмоциями. Символ теря-
ет смысл, если в нем нет нуминозности, эмоциональной валентности.
"Когда перед нами всего лишь образ, тогда это просто словесная
картинка, не обремененная глубоким смыслом. Но когда образ эмо-
ционально насыщен, он обретает нуминозность (или психическую энер-
гию) и динамизм и несет в себе определенный подтекст".
Для Юнга символы являются той жизнетворной силой, которая
питает психику и служит средством отражения и преобразования жизни.
В символе Юнг всегда видел носителя современной духовности, по-
рожденного жизненно необходимыми психодинамическими процес-
20
сами, происходящими в каждом человеке. Постепенный спад интере-
са к традиционным авторитарным религиям приводит к тому, что в
поисках веры, "обретения души" человеку все больше придется пола-
гаться на собственную психику и ее символические связи.
"Человек нуждается в символической жизни... Только символи-
ческая жизнь может выразить потребность души - повседневную пот-
ребность души, обратите на это внимание!"
Шелдон Копп
В предпринятом нами обзоре трудов многих известных психоло-
гов и психотерапевтов достойное и созвучное нашим собственным
взглядам место нашли работы Шелдона Коппа. В своей книге "Гуру;
метафоры от психотерапевта"(1971) Копп рассказывает о спаситель-
ной роли сказок в собственном детстве и о том, как позднее он заново
открыл воспитательную силу преданий и поэзии. Поиск своего пути в
терапии заронил в нем сомнения в могуществе ученого мира исследо-
ваний и теорий, который не затрагивал его личных переживаний,
чувств и интуитивных ощущений, тогда как классические мифы и
метафоры, созданные самыми разными культурами мира, западали в
душу глубоко и надолго.
"Сначала мне показалось странным, что в моей психотерапевти-
ческой практике мне больше всего помогали повествования о магах и
шаманах, о хасидских раввинах, христианских отшельниках и буддий-
ских мудрецах. Поэзия и мифы давали мне гораздо больше, чем науч-
ные изыскания и доводы".
Погружение в литературу метафор помогло Коппу прояснить один
важный аспект терапевтического процесса, который часто упускается
из виду: внутренний процесс, происходящий в самом терапевте. Копп
обозначил его как "возникающее родство" или "внутреннее единство"
с клиентом.
Исследуя феномен метафоры, Копп различает три вида позна-
ния: рациональное, эмпирическое и метафорическое. Он полагает, что
последний вид расширяет возможности двух предыдущих и даже вы-
тесняет их.
"Метафорическое познание не зависит напрямую от логических
рассуждений и не нуждается в проверке точности нашего восприятия.
Понимать мир метафорически значит улавливать на интуитивном уровне
ситуации, в которых опыт приобретает символическое измерение, и нам
открывается множество сосуществующих значений, придающих друг другу
дополнительные смысловые оттенки. "
течение многих лет Джо успешно занимался цветоводством, когда
вдруг узнал, что у него неизлечимая форма рака. Не умея перено-
сить боль и диктуемые болезнью ограничения, он постоянно жа-
ловался, раздражался и отказывался от бесконечного количества
болеутоляющих лекарств, которые каждый врач выписывал по сво-
ему вкусу, отрицая пользу средств, назначенных другими доктора-
ми. Зная, что Джо терпеть не мог даже самого упоминания слова
гипноз, Эриксон прибег к развернутой метафоре, основанной на
выращивании томатов, и использовал ее для косвенного и как бы
совсем не гипнотического внушения, чтобы успокоить, поддержать
и утешить своего клиента и облегчить его физическое состояние.
Приводим небольшой отрывок из этой истории (курсивом выде-
лены вплетенные в рассказ внушения):
"Сейчас я хочу с тобой побеседовать, как говорится, с чувством,
с толком, с расстановкой, а ты послушай меня тоже внимательно и спо-
койно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
точных философов различных направлений была метафора. Они от-
давали предпочтение этому методу косвенного воздействия, потому
что понимали, что ученики воспринимают процесс обучения как не-
что подчиненное законам логики и разума. Именно это обстоятельст-
во может помешать успешному обучению. Например, Учитель Чжуан
Цзы при объяснении единства человека, природы и вселенной ис-
пользовал не логические построения, а истории, притчи и басни, что-
бы передать это же понятие в виде метафоры.
Жил однажды одноногий дракон Куй. Его зависть к сороконожке
была столь велика, что однажды он не выдержал и спросят: "Как ты
только управляешься со своими сорока ногами? Мне вот и с одной
трудно приходится". "Проще простого, - ответила сороконожка. -
Тут и управляться нечего, они сами опускаются на землю как капли
слюны".
У философов дзен-буддизма притчи и басни приобрели глубоко
продуманную и отточенную форму коанов - парадоксальных загадок,
неподвластных логике. Коаны одного типа представляют собой пря-
мые, простые констатации, но от этого не менее загадочные и завуа-
лированные.
Скажи, как звучит хлопок одной ладонью.
или
Цветок не красен, а ива не зелена.
Коаны другого типа имеют традиционную форму вопроса-ответа,
но нетрадиционны по смыслу. Ученик задает вполне ожидаемый или
предсказуемый вопрос, ответ учителя поражает неожиданностью и
полной непостижимостью.
Молодой монах спрашивает: "В чем секрет Просветления"
Учитель отвечает: "Поешь, когда голоден; поспи, когда устал"
или
Вопрос молодого монаха: "Что значит дзен?" Ответ учителя:
"Вылить кипящее масло в бушующий огонь".
Загадочность такого подхода к обучению и является его силь-
ной стороной, ибо побуждает ученика к поискам более глубокого
знания. Росси и Джичаку (1984) объясняют ценность коанов тем,
что содержащаяся в них загадка требует от ученика выхода за пре-
делы обычного дуалистического мышления. Чтобы понять коан,
надо стереть традиционную грань, разделяющую добро и зло, чер-
ное и белое, льва и ягненка. В поисках решения надо выйти за
пределы собственного разума. И тогда усилия постичь смысл вне-
запно растворяются в потоке озарения, которое всегда в нас. При-
мер такого просветления приводят Росси и Джичаку, цитируя Учи-
теля Хакуина.
"Все мои прежние сомнения растаяли, словно лед. Я громко вос-
кликнул: "Чудо, чудо! Человек вовсе не должен проходить извечный
круг рождения и смерти. Не надо стремиться к просветлению, ибо его
нет. А донесенные до нас из прошлого тысяча семьсот коанов не име-
ют ни малейшей ценности".
"Просветление" заключается в нас самих, считают восточные муд-
рецы. Не надо мучиться в поисках знания, надо лишь разобрать на-
носы, отделяющие просветление от его восприятия человеком, и луч-
ший для этого способ - метафора коана, притчи и басни.
Вот выразительный отрывок из "Сада историй" (Ксиань и Янг
1981):
Туи Дзы вечно говорит загадками, - как-то пожаловался один из
придворных принцу Ляну. - Повелитель, если ты запретишь ему упот-
реблять иносказания, поверь, он ни одной мысли не сможет толково
сформулировать".
Принц согласился с просителем. На следующий день он встретил
Гуи Дзы. "Отныне оставь, пожалуйста, свои иносказания и высказы-
вайся прямо", - сказал принц. В ответ он услышал: "Представьте че-
ловека, который не знает, что такое катапульта. Он спрашивает, на
что она похожа, а вы отвечаете, что похожа на катапульту. Как вы
думаете, он вас поймет?"
"Конечно нет", - ответил принц.
"А если вы ответите, что катапульта напоминает лук и сделана из
бамбука, ему будет понятнее?"
"Да, понятнее", - согласился принц.
"Чтобы было понятнее, мы сравниваем то, что человек не знает, с
тем, что он знает", - пояснил Гуи Дзы.
Принц признал его правоту.
16
Понятие "просветление" относится к миру взрослого человека и
основано на его опыте. Какое же отношение оно имеет к детям? До-
пустимо будет сказать, что познание ребенком мира и есть просветле-
ние в чистом и непосредственном виде. В учении дзен и писаниях
мистиков различных направлений именно дети считаются естествен-
ными носителями просветления. Взрослым предлагается вернуться в
детское состояние, чтобы обрести познание, к которому они так стре-
мятся. Потому что дети живут данным мгновением, погружены в него
и воспринимают происходящее вокруг всем своим чувственным ми-
ром. Они не связаны поисками и тревогами взрослых (Копп, 1971):
"Что касается вопросов духа, то здесь ребенок словно окутан Божь-
им благоволением. Он так поглощен самим процессом жизни, что у
него нет ни времени, ни возможности задуматься о вопросах сущнос-
ти, или целесообразности, или смысла всего окружающего".
Вот этого самого "состояния благоволения" достиг Учитель Хаку-
ин в момент озарения, когда коаны вмиг потеряли всю свою ценность
перед ценностью самой жизни. Каждому, похоже, приходится пройти
полный круг: от невинности, чистоты и открытости ребенка, через
трудные поиски самопознания, которыми занят разум взрослого че-
ловека, вернуться, наконец, к детской непосредственности и просто-
те, обогащенным сознанием и зрелостью.
Согласно метафоре таоиста Хоффа, ребенка можно сравнить с
"необработанным камнем".
"Принцип "необработанного камня" означает, по сути, что естес-
твенная сила вещей заключается в их первородной простоте, нарушив
которую, можно легко повредить или вообще утратить силу".
Эта сила простоты и составляет особый дар детского сознания,
вызывая изумление у нас, современных психотерапевтов, воспитанных
в духе взрослого превосходства. Мы теряемся, когда вдруг обнаружива-
ем, как легко разбирается ребенок в сложных межличностных отноше-
ниях. Мы учимся многому, но не знаем, как реагировать на такую про-
зорливость. А ведь предполагается, что мы, взрослые, должны знать
больше, чтобы направлять и руководить. Откуда же у ребенка такая чут-
кость? Как сохранить эту силу (и хрупкость) детской простоты, когда мы
учим наших питомцев приспосабливаться к сложностям окружающего
мира? Это будет не так трудно, если мы, психотерапевты, поймем, что
Юнг называл этот процесс индивидуацией (1960) и считал его единственной и самой
важной задачей современного сознания.
нам следует черпать знания из двух источников: из опыта, накопленно-
го в результате эволюции представлений взрослого человека, и из того
далекого детского опыта, который ждет, когда его вызовут из подсозна-
ния, а пока пребывает там в качестве ребенка внутри нас.
Семейство на лоне природы
Я внимательно слушала свою клиентку, которая с горечью и
слезами рассказывала о сыне-подростке. Он только недавно отка-
зался от наркотиков. Она говорила о той сумятице, что творится у
нее в душе, когда она не знает, то ли ей оставить сына в покое и
отстраненно наблюдать, как он борется с собой, то ли броситься на
помощь. Если жертвовать собой, то до каких пределов? Как спра-
виться с охватывающим ее чувством бессилия, когда она наблюда-
ет за борьбой сына со своей слабостью? Я вслушивалась в ее горе-
стный рассказ и вдруг припомнила один случай, который как нельзя
лучше совпал с ее проблемами.
Уловив момент, когда моя посетительница приумолкла, затаив
вздох и безвольно опустив плечи, я выразительно посмотрела на нее и
начала свой рассказ.
Несколько месяцев тому назад мы собрались компанией и от-
правились путешествовать по реке на плотах. Как-то утром я про-
снулась раньше всех и решила прогуляться по берегу реки вниз по
течению. Вокруг была удивительная тишина и покой. Я присела
на бревнышко у кромки воды и огляделась вокруг. Неподалеку сто-
яло огромное красивое дерево. На одной из веток сидела малень-
кая птичка в ярком оперении. Я заметила, что она напряженно
смотрит в сторону небольшого углубления в скале, расположенно-
го метрах в шести от дерева и чуть ниже ветки. Тут я обратила
внимание на еще одну птичку, которая все время перелетала от
углубления к другой ветке этого же дерева и обратно.
В углублении, весь съежившись и боясь шевельнуться, сидел кро-
хотный птенчик. Поняв, что в этом "семействе" происходит нечто
важное, я стала наблюдать с еще большим интересом. Чему же роди-
тели пытаются научить своего малыша? Одна из птичек продолжала
все так же сновать между двумя точками.
Затем мне пришлось покинуть свой наблюдательный пост. Вер-
нувшись примерно через час, я обнаружила, что малыш все так же
сидит нахохлившись в своем углублении, мама все так же летает туда и
обратно, а папа по-прежнему восседает на своей ветке и чирикает ука-
зания. Наконец, в очередной раз достигнув своей ветки, мама осталась
на ней и не вернулась к малышу. Прошло еще немного времени, птен-
чик затрепетал крылышками и начал свой первый вылет в свет, и тут
же шлепнулся. Мама и папа молча наблюдали.
Я инстинктивно рванулась было на помощь, но остановилась,
понимая, что надо довериться природе с ее многовековым опытом
обучения.
Старшие птицы оставались на своих местах. Птенчик шебуршил-
ся, хлопал крылышками и падают, снова пыжился и снова падал. Нако-
нец, до папаши "дошло", что малыш еще не готов к таким серьезным
занятиям. Он подлетел к птенцу, чирикнул несколько раз и, вернув-
шись к дереву, сел на ветку, что была расположена гораздо ниже пре-
жней и намного ближе к малышу. Крохотное существо с яркими, как
самоцвет, крылышками присоединилось к сидевшему на нижней вет-
ке отцу. А вскоре рядом с ними устроилась и мама.
После длительной паузы моя клиентка улыбнулась и сказала:
"Спасибо. Видно, я не такая уж плохая мать, если разобраться. Моему
птенцу еще нужна моя любовь и моя помощь, но научиться летать он
должен сам".
Метафора и западная психология
Карл Юнг
В своей основополагающей работе Карл Юнг навел мосты меж-
ду учениями древности и современности, между мудрецами Восто-
ка и психологами сегодняшнего дня, между западными религиями
и модернистскими поисками веры. В основе его построений ле-
жит символ. Символ, как и метафора, передает нечто большее, чем
представляется на первый взгляд. Юнг считал, что вся картина
нашего психического мира опосредована символами. С их помо-
щью наше "Я" проявляет все свои грани, от самых низменных до
высочайших. Юнговское определение символического удивитель-
ным образом совпадает с существующими определениями метафор.
"Слово или образ становятся символическими, когда подразуме-
вается нечто большее, чем передаваемое или очевидное и непосред-
ственное значение. За ним скрывается более глубокий "подсознатель-
ный" смысл, который не поддается точному определению или исчер-
пывающему объяснению. Попытки сделать это обречены на провал.
Когда сознание исследует символ, оно натыкается на понятия, лежа-
щие вне пределов рационального понимания".
19
Выражение архетипа, по мнению Юнга, является основной ролью
символа. Архетипы - это врожденные элементы человеческой психи-
ки, отражающие общие модели чувственного опыта, выработанные в
ходе развития человеческого сознания. Говоря по-иному, архетипы -
это метафорические прототипы, представляющие многочисленные эта-
пы эволюции человечества. Существуют архетипы отца и матери, му-
жественности и женственности, детства и т.д. Для Юнга архетипы -
"живые психические силы", не менее реальные, чем наши физические
тела. Для духа архетипы являются тем же самым, что органы для тела.
Существует много способов выразить или воссоздать архетип;
наиболее распространенные из них - сны, мифы и сказки. В этих
особых областях деятельности сознания неуловимый архетип обретает
осязаемую форму и воплощен в действии. Сознательный ум внимает
некой истории с определенной последовательностью событий, смысл
которой усваивается полностью только на подсознательном уровне.
Архетип облекается в метафорические одежды (Юнг использует тер-
мин иносказания), которые помогают ему выйти за пределы понима-
ния обычного бодрствующего сознания, точно так же, как это проис-
ходит в восточных коанах (Юнг, 1958).
"По содержанию архетип, в первую очередь, представляет собой
иносказание. Если речь идет о солнце и оно отождествляется со львом,
земным властелином, охраняемым драконом несметным золотым (ста-
дом или с некоей силой, от которой зависит жизнь и здоровье челове-
ка, то все эти тождества неадекватны, ибо существует третье неизвес-
тное, которое более или менее приближается к перечисленным
сравнениям, но, к постоянной досаде интеллекта, так и остается неиз-
вестным, не вписываясь ни в одну формулу".
Юнг считал, что сила воздействия символов заключается в их "ну-
минозности"
ибо они вызывают в человеке эмоциональный отклик, чувство благого-
вейного трепета и вдохновения. Юнг особенно настаивал на том, что
символы являются одновременно и образами и эмоциями. Символ теря-
ет смысл, если в нем нет нуминозности, эмоциональной валентности.
"Когда перед нами всего лишь образ, тогда это просто словесная
картинка, не обремененная глубоким смыслом. Но когда образ эмо-
ционально насыщен, он обретает нуминозность (или психическую энер-
гию) и динамизм и несет в себе определенный подтекст".
Для Юнга символы являются той жизнетворной силой, которая
питает психику и служит средством отражения и преобразования жизни.
В символе Юнг всегда видел носителя современной духовности, по-
рожденного жизненно необходимыми психодинамическими процес-
20
сами, происходящими в каждом человеке. Постепенный спад интере-
са к традиционным авторитарным религиям приводит к тому, что в
поисках веры, "обретения души" человеку все больше придется пола-
гаться на собственную психику и ее символические связи.
"Человек нуждается в символической жизни... Только символи-
ческая жизнь может выразить потребность души - повседневную пот-
ребность души, обратите на это внимание!"
Шелдон Копп
В предпринятом нами обзоре трудов многих известных психоло-
гов и психотерапевтов достойное и созвучное нашим собственным
взглядам место нашли работы Шелдона Коппа. В своей книге "Гуру;
метафоры от психотерапевта"(1971) Копп рассказывает о спаситель-
ной роли сказок в собственном детстве и о том, как позднее он заново
открыл воспитательную силу преданий и поэзии. Поиск своего пути в
терапии заронил в нем сомнения в могуществе ученого мира исследо-
ваний и теорий, который не затрагивал его личных переживаний,
чувств и интуитивных ощущений, тогда как классические мифы и
метафоры, созданные самыми разными культурами мира, западали в
душу глубоко и надолго.
"Сначала мне показалось странным, что в моей психотерапевти-
ческой практике мне больше всего помогали повествования о магах и
шаманах, о хасидских раввинах, христианских отшельниках и буддий-
ских мудрецах. Поэзия и мифы давали мне гораздо больше, чем науч-
ные изыскания и доводы".
Погружение в литературу метафор помогло Коппу прояснить один
важный аспект терапевтического процесса, который часто упускается
из виду: внутренний процесс, происходящий в самом терапевте. Копп
обозначил его как "возникающее родство" или "внутреннее единство"
с клиентом.
Исследуя феномен метафоры, Копп различает три вида позна-
ния: рациональное, эмпирическое и метафорическое. Он полагает, что
последний вид расширяет возможности двух предыдущих и даже вы-
тесняет их.
"Метафорическое познание не зависит напрямую от логических
рассуждений и не нуждается в проверке точности нашего восприятия.
Понимать мир метафорически значит улавливать на интуитивном уровне
ситуации, в которых опыт приобретает символическое измерение, и нам
открывается множество сосуществующих значений, придающих друг другу
дополнительные смысловые оттенки. "
течение многих лет Джо успешно занимался цветоводством, когда
вдруг узнал, что у него неизлечимая форма рака. Не умея перено-
сить боль и диктуемые болезнью ограничения, он постоянно жа-
ловался, раздражался и отказывался от бесконечного количества
болеутоляющих лекарств, которые каждый врач выписывал по сво-
ему вкусу, отрицая пользу средств, назначенных другими доктора-
ми. Зная, что Джо терпеть не мог даже самого упоминания слова
гипноз, Эриксон прибег к развернутой метафоре, основанной на
выращивании томатов, и использовал ее для косвенного и как бы
совсем не гипнотического внушения, чтобы успокоить, поддержать
и утешить своего клиента и облегчить его физическое состояние.
Приводим небольшой отрывок из этой истории (курсивом выде-
лены вплетенные в рассказ внушения):
"Сейчас я хочу с тобой побеседовать, как говорится, с чувством,
с толком, с расстановкой, а ты послушай меня тоже внимательно и спо-
койно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16