Почувствовав, что на них пристально смотрят, на диване заворочалась Хессет.— Таррант? — сонно спросила она.Дэмьен покачал головой:— Еще не показывался. — Он потянул за шнур люстры, заставив светильник немного опуститься, так ему было удобней. — А ночь давно настала, — пробормотал он, зажигая четыре свечи. Строго говоря, четыре огарка, которые весьма неохотно разгорелись по новой. — Кора уже почти села. Интересно, где же его носит?Янтарные глаза ракханки осуждающе смотрели на него.— Тебе это прекрасно известно. — Она погладила длинные волосы Йенсени, распутывая пряди полувыпущенными когтями. — Не так ли?Он шумно вздохнул:— Да. Ты конечно же права. — Какое-то время он постоял, вглядываясь в пламя четырех свечей, еле-еле разгоравшихся в прокопченных колпаках. Затем, еще раз вздохнув, подтянул лампу повыше. — Обычно он управляется с этим быстрее.«Сколько же он убьет сегодня?» Дэмьен старался не думать об этом. Все повторялось. Муки совести вызвали острую боль в висках, ему пришлось потереть их сухими пальцами. Нынче ночью ему не помешало бы побывать в освященном приделе церкви, не помешало бы окунуться в прозрачные воды формального богослужения. Не только не помешало бы, но и отчаянно хотелось. Но если Матери ищут его в этом городе… Он не имеет права рисковать. Даже просто подойти к церкви и прикоснуться к ограде было достаточно рискованно, а войти внутрь равнозначно самоубийству.И вдруг он вздрогнул, потому что скрипнула дверь, его рука машинально потянулась к мечу, укрепленному за спиною. Однако оружие было в ножнах и лежало оно на кровати в добрых десяти футах от того места, где он сейчас стоял. Да и зачем ему меч? Это же Таррант. Дэмьен гневно закусил губу, когда в проеме дверей показалась мощная фигура Охотника. Лишь посмотрев на дверь, тот взглядом унял скрип петель. Владетель оглядел комнату, заглянул через штору в спальню, презрительно прищурился. И вдруг все в номере показалось Дэмьену вдвойне отвратительным, воздух — вдвойне затхлым. Черт побери этого высокомерного аристократа! И черт побери его вдвойне за то, что он не желает скрыть собственного презрения. Его ведь не было с ними, когда они отправились на поиски безопасного пристанища, не так ли? Вот и не следует осуждать сделанный ими выбор.«Полегче на поворотах. Не позволяй ему сбивать себя с толку. Не ставь всю эту проклятущую миссию в зависимость от собственных нервишек».Не произнеся ни слова, Таррант проследовал к столу и уселся в кресло. Дэмьен кивнул Хессет, которая тут же, правда не без труда, высвободилась из объятий Йенсени и присоединилась к мужчинам. Когда все трое уселись за стол, Дэмьен зажег настольную лампу; свет заплясал за разноцветным стеклом, отбрасывая на людей и ракханку жесткие желтые тени. В таком освещении глаза Тарранта показались Дэмьену и вовсе нечеловеческими. Что ж, так он больше похож на себя истинного, подумал священник. Но мысль эта была не из приятных.Почувствовав, что Охотник собирается презрительно отозваться об их пристанище, Дэмьен упредил это замечание.— Здесь безопасно. Это первое безопасное место, которое нам попалось.— У девочки были неприятности, — некстати добавила Хессет.— Что вы говорите?! У девочки… — Узкие щелки бледных глаз обратились в ее сторону. На губах у Охотника играла презрительная усмешка. — А с чего мы взяли, будто нам известно, кто она такая? Или она все же решила поделиться с нами своими драгоценными тайнами? Или по-прежнему ведет чисто паразитическое существование…— Не надо, — перебил его Дэмьен. Рука священника вновь сама собой потянулась к плечу — туда, где в обычных условиях должен был находиться меч; жест получился чисто инстинктивным. — Не усугубляйте того, что и само по себе плохо.От Владетеля веял сейчас такой холод, которого в обычных условиях нельзя было ожидать даже от него. В последние дни он взял за правило всячески избегать общества Йенсени и прекращать любые разговоры, которые могли бы вылиться в заданный ей вопрос. И теперь его враждебность, похоже, стала еще более явной, чем раньше, и священник толком не знал, как далеко эта злость может зайти и как следует на нее реагировать. Когда они спасли девочку, Таррант разозлился и совершенно справедливо насторожился, но даже тогда не проявлял столь откровенной враждебности. А сейчас он походил на ядовитую змею, изготовившуюся нанести смертельный удар. И все это началось той ночью в лесах, подумал Дэмьен. Той ночью, когда Таррант пошел в атаку на девочку и Нечто вмешалось. Неужели этот мимолетный эпизод оказал на него такое впечатляющее воздействие?«Она увидела Господа», — напомнил себе Дэмьен. Интуитивно он не сомневался в этом, хотя они с девочкой никогда не обсуждали ту ночь. И Таррант наверняка знал об этом тоже. Не мог не знать. А каким чудовищным испытанием для него обернулось, должно быть, осознание того, что какой-то случайной девчонке оказалось даровано то, в чем ему самому было категорически отказано. И из ревности вполне могла родиться ненависть, подумал Дэмьен. Изощренная, отъявленная ненависть. Ничего удивительного в том, что Охотник с той поры сам не свой.Заставив себя отвлечься от этой темы, он решил повернуть разговор в более безопасное русло:— В городе имеется надежная гавань…— И надежно охраняемая, это уж наверняка.— Вы думаете, Матери приказали разыскивать нас даже здесь, на далеком юге? — осведомилась Хессет.— Вне всякого сомнения, — подтвердил Таррант. — Я вижу это в потоках Фэа. Чувствую в запахе ветра. Весь этот город провонял засадой и западней.Дэмьен тоскливо вздохнул. До сих пор он подозревал то же самое и надеялся на то, что Таррант развеет его подозрения.— Ну и что же? Вы что-нибудь придумали?— Нам надо действовать как можно быстрее. Подняться на борт, прежде чем местная Мать сообразит, что мы здесь. Создав достаточное Затемнение, мы сможем сговориться с каким-нибудь капитаном…— Погодите-ка, — перебил его Дэмьен, — погодите минутку. Мы ведь договаривались, что, попав сюда, сначала займемся сбором всевозможных слухов и сплетен, не так ли? Чтобы выявить характер и возможности нашего врага, прежде чем предпринять следующий шаг. Разве не в этом заключался наш план? И мне не нравится замысел помчаться вслепую на вражескую территорию, даже не узнав предварительно о…— Непозволительная роскошь, — рявкнул Охотник. — Для нас, во всяком случае. Неужели вы полагаете, будто наймиты Матери будут сидеть сложа руки, пока мы не запасемся сведениями, картами и надлежащей отвагой? За ваши головы объявлена награда…— Откуда вы знаете?— Да уж, поверьте, знаю. Знаю наверняка. И даже знаю предложенную сумму — и она, поверьте, достаточно велика, чтобы все аборигены, с которыми придется иметь дело, глядели в оба. Неужели вы и впрямь хотите остаться здесь в сложившейся ситуации? Неужели и впрямь думаете, будто здесь вам удастся собрать достаточно информации, чтобы ради нее стоило рискнуть жизнью?— Но и ваш план выглядит ненамного лучше, — с вызовом вмешалась Хессет. — Бегство вслепую… и куда… ради чего?— Необходимо покинуть этот континент. Вырваться из паутины, сотканной Матерями, прежде чем они нас поймают. Я понимаю, что подобный подход не кажется вам привлекательным…— Мягко сказано.— Но уверяю вас, остаться в городе означает подвергнуться максимальному из возможных рисков. В этом городе или в любом другом на здешнем побережье.Дэмьен покачал головой:— Земли, которыми управляют Матери, не имеют торговых сношений с южным королевством, неужели вы забыли об этом? Войны в строгом смысле слова, возможно, и нет, но отношения носят явно враждебный характер. И судоходство строжайшим образом воспрещено.— Действительно, — сухо согласился Охотник. — Торговые связи с южным королевством находятся под запретом. — В его ровном голосе послышались нотки презрения. — И кого, по-вашему, это останавливает? Правило первое любых исторических процессов гласит: «Торговля развивается в любом случае». Вот так-то, священник. Всегда и в любых условиях. На время она может замереть — скажем, на период войны, когда организована строгая морская блокада, — но как только оборона одной из сторон дает хоть малейшую трещину, в эту трещину начинают просачиваться контрабандисты. Выгода — гораздо более сильная мотивация поступков, нежели патриотизм, Райс. Значительно более сильная.— Вы хотите сказать, что мы сумеем найти корабль?Таррант кивнул:— Вне всякого сомнения.— А есть какие-нибудь предположения относительно того, как нам его найти?— Честно говоря, я уже кое-что предпринял. — Он достал сложенный листок бумаги и передал его Дэмьену.Священник осторожно развернул его, поднес к свету. «Ран Москован», — значилось там. «Номер лицензии в Анджело Дуро 346 — 298 — и». Под этим на листке было написано название одного из местных баров, его адрес и время предполагаемой встречи.— Днем он торговец, а ночью контрабандист, — пояснил Таррант. — У него свой корабль — быстроходный, на паровом ходу, и на этом корабле достаточно тайников, чтобы любой другой контрабандист позеленел от зависти. Согласно данным, полученным мною в ходе Познания, это самое надежное, что мы можем отыскать во всем городе. Встретитесь с ним завтра и договоритесь о цене. — Он откинулся в кресле. — Только не вздумайте скупиться. Золото — это единственный хозяин, которому такие люди служат верно.— Это проще сказать, чем сделать, — проворчал Дэмьен. Он посмотрел на Хессет, и ракханка, разгадав значение его взгляда, полезла в карман. Жалкая пригоршня монет, которую она высыпала на стол, не впечатляла, а ничего другого у нее не было. — У меня тоже осталось пятьдесят золотых в поясе. А все остальные деньги исчезли вместе с моей поклажей, и куда она подевалась, одному Богу ведомо.— И все это деньги северной чеканки, здесь они не в ходу, — подчеркнула Хессет. — То есть это самый верный способ выдать себя, если нас действительно ищут.Охотника их причитания, казалось, ничуть не огорчили.— Об этом я тоже подумал.Он сунул руку в карман и достал маленький шелковый кошелек. Весь в грязи, если не в крови, заметил Дэмьен. Не произнеся более ни слова, Охотник высыпал содержимое кошелька на стол. Это были драгоценные камни — в грязи, в крови, и тем не менее драгоценные.— Откуда?.. — выдохнула Хессет.Да и Дэмьен не сразу сообразил. Лишь через пару секунд он задал вопрос:— Терата?Охотник кивнул.— Мне пришло в голову, что нам может понадобиться капитал. Хотя, конечно, воспользоваться подношениями, сделанными демону Калесте…С дивана донесся стон. Тихий, едва слышный, но настолько пронизанный болью, что даже Таррант внезапно замолк и резко посмотрел в ту сторону. Застонала девочка. Она только что проснулась, ее глаза были широко раскрыты, все ее тело сотрясала сильная дрожь. Трудно было понять, что именно она сейчас чувствует. Страх? Изумление? Смятение?— Что? — прошептала она. Явно понимая, что на нее обращены взгляды присутствующих. — Что это такое?Йенсени с трудом поднялась на ноги и пристально посмотрела на них. Нет, подумал Дэмьен, не на них. На стол и на разложенные по его поверхности самоцветы.Девочка медленно подошла к спутникам, не сводя взгляда с камешков на столе. Дэмьену не надо было прибегать к колдовству, чтобы понять, что она источает страх и что Охотник питается этим страхом.— Что это? — шепотом спросила она. — Что это вы сюда принесли?Голос ее задрожал, затряслись и руки, когда она протянула их к столу. На миг Дэмьену захотелось убрать от девочки драгоценные камни, убрать их вообще с глаз долой, но этот миг прошел, — и она увидела их, она к ним прикоснулась, она принялась перебирать рассыпанные по всему столу драгоценности, словно выискивая что-то известное ей, и вскрикивая от боли после каждого прикосновения. Священник вспомнил о том, как Йенсени восприняла город, его стены и колонны, его жителей, — и потянулся к ней, чтобы оттащить ее в сторону, чтобы оттолкнуть от нового источника страданий. Но и его самого, подобно обоим его спутникам, парализовало любопытство. Любопытство и страх.Наконец найдя что-то, девочка судорожно охнула, после чего, всхлипывая, извлекла этот камешек из общей груды. Не то рубин, не то гранат, решил Дэмьен, нечто сверкающее собственным темно-багровым светом из-под коросты грязи и запекшейся крови. Ее дрожащие пальцы обтерли грани камня, очистили его от грязи. Она прерывисто, судорожно дышала, воспринимая все новые болезненные уколы, которые, несомненно, приносило каждое прикосновение к камню. Дэмьену мучительно хотелось помочь ей, но он просто не знал, с чего начать.— Это его камень, — выдохнула девочка. Слова душили ее. В уголках глаз навернулись слезы, сами показавшиеся в свете лампы брильянтами. — Его!Первой сообразила Хессет.— Речь о ее отце, — прошептала она. — Это, должно быть, его камень.— Но как?.. — начал было Дэмьен.Холодная рука, опустившись ему на плечо, призвала его к молчанию. Он посмотрел на Охотника и увидел, что взгляд того прикован к поверхности стола. Нет, выше… Он проследил за направлением этого взгляда — и у него перехватило дыхание. В гостиничном номере творилось нечто невероятное.В воздухе начала формироваться человеческая фигура, поворачиваясь то так, то этак в свете лампы и, казалось, черпая энергию и субстанцию из разложенных на столе драгоценных камней. Сперва она выглядела бесформенной и нематериальной, казалась клубом пыли, в котором, слетевшись на пламя, плясали мотыльки. Но постепенно она набирала силу и вещественность, превращаясь в некий предмет, сперва неопределенный, и только спустя пару минут можно стало определить, что это такое. Рука. Человеческая рука. Смуглая, с едва заметным шрамом на тыльной стороне, с аккуратно подстриженными и чистыми ногтями, с легким намеком на ткань шелкового рукава на запястье. Пока они следили, рука становилась все материальнее и тверже, и вот уже на одном из пальцев заблистал в оправе алым цветом драгоценный камень. Не надо было смотреть на тот, который держала Йенсени, чтобы понять: это один и тот же камень; эта мысль пронзила священника с такой же остротой, как если бы он вошел в процесс Познания, и источник ее происхождения был, судя по всему, тем же самым.— Но как? — поразился он.И хотя ответ был совершенно очевиден, он не мог поверить тому. Неужели Йенсени?..И тут, совершенно внезапно, видение исчезло. Растворилось в радужном каскаде света и растаяло в ночи. Рука девочки, дрожа, продолжала сжимать драгоценную находку, по обеим щекам у нее бежали слезы.— Это его камень, — прошептала она. — Он сказал мне, что отдал его одному из своих людей.— Тому, кто позже стал жертвой Терата, — добавил Таррант.Девочка кивнула, продолжая всхлипывать:— Я чувствую, как он умер…Она задышала еще судорожней, и рука у нее задрожала. Дэмьен предположил, что перстень не был снят похитителем с руки, а отрублен вместе с пальцем.— Она черпает силы не из земной Фэа, — вслух поделился своей догадкой Таррант. — Это нечто более сильное. И более необузданное.— Они убили его, — прошептала девочка. — Они убили этого человека и они убили моего отца — и они не прекратят убивать, если вы их не остановите!Дэмьен увидел, что Хессет потянулась к девочке.— Но если это и впрямь сильнее, чем земное Фэа… — начал он.— И необузданней, священник. Не забывайте об этом. В здешнем мире есть силы, не поддающиеся укрощению…— …и люди не умеют использовать их, потому что они думают только об укрощении и обуздании, — подхватила Хессет. — А вот ракхи знают, что использовать силу можно, только покорившись ей. — Она нежно, трепетно посмотрела на девочку, которую уже успела заключить в объятия. — И она это, по-моему, тоже знает, — прошептала ракханка.Девочка посмотрела на участников экспедиции. Лицо ее было залито слезами, нижняя губа дрожала, но, когда она заговорила, голос ее зазвучал сильно и строго:— Возьмите меня с собой.Дэмьен почти физически ощутил, в какой гнев пришел от этих слов Таррант.— Исключено! — рявкнул он.— Они убили моего отца!Таррант, пропустив ее слова мимо ушей, обратился к Дэмьену:— Это ваших рук дело, священник. Так что и решение извольте найти сами.— Но я хочу помочь вам!Таррант поднялся с места. В этом темном убогом помещении рост его казался и вовсе исполинским. Он навис над девочкой подобно ночному призраку. Лицо у него было кромешно-мрачным.— Она нестабильна, — объявил он свой приговор. — И предельно недисциплинированна. И я не вижу ни малейших признаков того, что она может контролировать силу, которой пользуется, или хотя бы осознавать ее природу.— Но я знаю, где Черные Земли! — выкрикнула Йенсени. — И все тамошние ловушки знаю! Если вы не возьмете меня с собой, вы их не разглядите, и тогда он убьет вас!На мгновение наступила тишина — страшная тишина, заряженная подозрительностью, страхом и — да!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36