Даже когда речь зашла бы о жизни и смерти.Что же касается Хессет, то она не предпринимала никаких попыток помочь Дэмьену собственным искусством, из чего он сделал вывод, что приливное Фэа на данный момент просто-напросто недоступно. Что ж, тем хуже для них. При всей неустойчивости и неуправляемости приливное Фэа должно было быть именно той силой, с которой едва ли доводилось схватываться Принцу; и Дэмьен отдал бы сейчас все на свете, лишь бы с ее помощью организовать настоящее Затемнение. Что ж, возможно, Хессет подключится к приливной Фэа позже. На этот раз у нее не должно быть никаких затруднений морального свойства. Хотя, как правило, она защищала только своих соплеменников, Дэмьен пробыл с ней уже достаточно долго и вступил в достаточно близкие отношения, чтобы она относилась к нему как к своего рода родственнику. Не говоря уж о девочке… Дэмьен вспомнил разговор, который невольно подслушал однажды утром, еще не полностью проснувшись.— А у тебя есть дети? — спросила Йенсени.Хессет ответила не сразу, а когда все-таки заговорила, стало ясно, что слова даются ей с огромным трудом:— У меня была дочка. Ей было пять лет, когда я впервые отправилась к людям. И я оставила ее на попечении у родственников. На целый месяц.— И что случилось?— Произошел… несчастный случай. Во время землетрясения. Иногда такое бывает. — Она сделала паузу. — Я и не знала об этом, пока не вернулась домой. А они не знали, как рассказать мне…Ее голос поплыл, в нем слышалась невыразимая печаль.Йенсени шепотом задала следующий вопрос:— А ты когда-нибудь заведешь других детей?В разговоре возникло долгое молчание. А когда Хессет заговорила, было понятно, что она пытается найти слова, которые смогла бы воспринять Йенсени:— Когда мои соплеменницы созревают для материнства… у нас это не как у людей. Они больше ни о чем не могут думать, они больше ничем не могут заниматься… и от людей такого не скроешь. Поэтому, если переводчица хочет отправиться к людям, ей приходится отказаться от мыслей о материнстве. Раз и навсегда. Так это было и со мной.— Значит, у тебя больше никогда не будет детей?— Нет, малышка. Никогда. — И шепотом добавила: — Но у меня есть ты.Тем утром Дэмьен почувствовал стыд. Стыд из-за того, что странствует с ракханкой по свету так долго, знает ее так хорошо, а при этом даже не подумал о том, чтобы задать ей столь основополагающий вопрос. Возможно, ему казалось, что если Хессет захочется поделиться с ним личными воспоминаниями, то она возьмет инициативу в свои руки, а самому к ней приставать с расспросами нечего. Или, если уж начистоту, воспоминания о ракханках в период течки все еще вызывали у него неприятный осадок, и он избегал любых разговоров, хотя бы косвенно связанных с этой темой. Конечно, это было не более чем предубеждением, правда, вполне естественным для представителя человеческой расы.Время от времени он оборачивался и проводил торопливое Познание. Действовать против потоков Фэа было трудно, и он получал лишь отрывочную информацию. Вот звери пошли по ложному следу. Вот оставили его. Вот нашли, наконец, истинный след и отправились по нему, время от времени теряя минуту-другую на расставленные священником Отвлечения, но неизменно возвращаясь на истинный след. Было совершенно ясно, что от этой погони не избавиться, и Дэмьен молился о том, чтобы ему со спутницами удалось своевременно добраться до таинственного оборонительного рубежа. Если их настигнут в чистом поле, у них не будет ни малейшего шанса.И вот они вышли к трещине или, возможно, к ущелью, настолько глубокому, что нельзя было увидеть дна. Стены ущелья образовывали гладкие черные плиты, поблескивающие в лучах солнца подобно лезвиям.«Ширина футов двенадцать, — прикинул Дэмьен. — С гарантией не перепрыгнешь. А уж о Йенсени и говорить нечего».— Сюда мы и шли? — резко спросила Хессет.— Похоже на то. Черт побери. — Он покачал головой, глядя в бездну. — Да, не об этом я мечтал, это уж точно.— Но все равно лучше, чем открытая равнина. Не так ли?«Неужели?»— Наверное. — Он едва выдавил это из себя. — Самую малость получше.«Думай, Райс, думай! Наверняка из этой ситуации имеется какой-нибудь выход».— И нам не перейти на ту сторону? — жалобно протянула Йенсени.— Перепрыгнуть не удастся, — пробормотал он.— А как насчет деревьев? — вдруг встрепенулась Хессет. И указала на группу коренастых деревьев, растущих всего в нескольких футах от края ущелья.Дэмьен понял, что она имеет в виду, и ему это не понравилось. Не понравилась даже мысль о том, что придется приблизиться к чертовым деревьям, а еще меньше — мысль о том, что придется валить их и наводить шаткие мостки и перебираться по этим мосткам на ту сторону над пропастью, одному только Богу ведомо какой глубины. Но это могло сработать. Черт побери, это могло спасти их. Стоит перебраться на ту сторону до того, как звери настигнут их, а затем сбросить мостки в пропасть…Он сделал глубокий вдох — предельно глубокий — и уставился на коренастые деревья. Когда он сделал первый шаг по направлению к ним, с севера до его слуха донесся какой-то звук. Тонкий жалобный стон, который мог оказаться воем ветра. Или криком боли. Или охотничьим кличем зверей, наконец завидевших добычу.«Господи, — взмолился он, — только бы у нас хватило времени. Это все, о чем я прошу. Несколько минут на то, чтобы управиться с этим делом и убраться отсюда. Прошу тебя, Господи. Только это».Дерево, которое облюбовала Хессет, было сравнительно высоким и стройным, толщиной в основании с ногу самого Дэмьена. Он постарался не думать о том, что за жертвы напоили своими соками дерево, придав ему такую высоту и такую мощь, попытался не смотреть вниз — туда, где среди корней наверняка должны были оказаться человеческие кости. Все это не имело сейчас значения. Он схватился за ближайший сук и согнул его, преодолевая накатившую на него тошноту. Но дерево, судя по всему, было вполне нормальным — и упругость сука свидетельствовала о том, что он имеет дело с крепкой древесиной, что в создавшейся ситуации, подумал он, чертовски удачно. Потому что на высоте в двадцать футов оно уже не было таким толстым, а ему чертовски не хотелось бы, чтобы оно обломилось под их тяжестью, когда они будут перебираться через бездну.— Ладно, — крикнул он Хессет. — Попробуем!Теперь рык зверей звучал уже вполне отчетливо — торжествующий рев охотников, не только почуявших, но и завидевших добычу. С бешено колотящимся сердцем он присел возле дерева на корточки и приготовился к Творению. На этот раз никаких тонкостей, никакого предварительного Познания — на это не было времени. Просто грубая сила, как учил действовать в иных обстоятельствах Охотник. И он сам сумеет сделать это, а если и не сумеет, то исхитрится как-нибудь подключиться к мощи Тарранта.Преисполненный решимостью, которая не оставляла места для страха (по крайней мере, в данный момент), Дэмьен впился и впилился волей в живое дерево. Шок соприкосновения оказался практически невыносимым, и ему потребовались все мужество и вся сила духа, чтобы не отпрянуть, — даже если, всего лишь отпрянув, он смог бы спастись. Если ранее одно из таких деревьев атаковало его, то теперь он сам пошел в контратаку, сотрясаясь всем телом и всей душой в попытке взять верх. Дерево впитывало его в себя, втягивало его в свою глубь, к источнику внутренней мощи, и в процессе этого единоборства он ощущал, как потянулись навстречу ему белые корешки, тонкие как волос, а пористый камень, под которым они росли, едва ли мог послужить для них непреодолимым препятствием, — тонкие белые пальцы самой погибели уже зашевелились у него под ногами. Колоссальных усилий стоило не думать об этом, не предпринимать никаких мер предосторожности, — но, отпрянув сейчас от дерева, он окончательно и бесповоротно проиграл бы — и мог бы с таким же успехом предать себя и своих спутниц во власть обсидианово-черных хищников. И осознание этого придавало ему дополнительную силу и столь нужную храбрость.Он овладевал тканью дерева, подчиняя себе одну растительную клетку вслед за другой. Он заставлял свою волю внедряться в каждый слой дерева, как это происходило бы в ходе Исцеления. Только на этот раз он стремился не Исцелить дерево, а Умертвить, он не сшивал клетки воедино, а, напротив, разрывал их — и их сами, и те структуры, в которые они входили. Это было самое настоящее анти-Исцеление, Исцеление наоборот, — и такой акт показался бы ему отвратительным, не иди речь, как в данном случае, о жизни и смерти. И дерево начало поддаваться. Клетки умирали одна за другой под его напором. Их стенки трескались, а содержимое перетекало из одной клетки в другую и ослабляло структуру в целом. Дюйм за дюймом прорубался Дэмьен сквозь ствол белого дерева, клетку за клеткой…И вот дело было сделано. Он отпрянул, выбившись из сил и судорожно восстанавливая дыхание, потом полюбовался на дело рук своих. С внешней стороны ствола ущерб был почти незаметен, но колдовскими чувствами он видел круговой срез живой древесины, воспринимал след, подобный ране, нанесенной мечом. И этого было вполне достаточно. Если только ему хватит сил повалить дерево — и повалить его в нужную сторону…— Они идут, — предостерегла спутников Хессет.Дэмьен не стал оглядываться. Он просто не смог себе этого позволить. Если ему не удастся повалить дерево — и повалить его как надо — к тому моменту, когда стая пойдет в атаку, им всем конец, поэтому нельзя было тратить ни секунды даже на простой взгляд через плечо. Он подошел к дереву с севера, собрал все свои силы, — не в том традиционном стиле, как его учили это делать, но как поступал Таррант, используя грубую силу потоков Фэа для того, чтобы расщепить дерево, — и навалился, надавил, обрушился на него всею земною Фэа, заставляя дерево упасть так, чтобы оно надежно перекрыло пропасть; а надо было еще использовать силу Фэа для того, чтобы дерево не треснуло, не рассыпалось в труху, не промахнулось мимо противоположного края пропасти. Тело священника, пропуская через себя потоки Фэа и направляя ее волевым напором, неистово сотрясалось. И вот дерево начало заваливаться. Сначала медленно, словно ему хотелось во что бы то ни стало устоять. Потом ровно, не без изящества, его верхние ветки описали по воздуху правильную дугу, прежде чем глухо шлепнуться наземь. Следя за его падением, Дэмьен подметил, что сам невольно молится, понимая, что стоит хотя бы одному из многочисленных и разнонаправленных Творений сорваться, как прахом пойдут и все остальные.Дерево рухнуло со страшным треском, земля вокруг заходила ходуном. Дэмьен почувствовал, как сила этого столкновения отозвалась в стволе, как он едва не распался на части. И все же дерево не раскололось. Слава тебе Господи, не раскололось. Дрогнув разок-другой, оно застыло на земле. Получился практически идеальный мост над пропастью.Он посмотрел через плечо на Хессет — и заметил какое-то движение на заднем плане, блеск зубов цвета слоновой кости и обсидианово-черной чешуи.— Пошла! — крикнул он. — И возьми девочку! — Он увидел, что ракханка разулась, чтобы помогать себе на переправе когтями ног. — Пошла!— А сам?..Он посмотрел на узкий мостик и затрепетал от страха. Слишком узкий, слишком непрочный — по крайней мере, для него.— Если он и сломается, то только под моей тяжестью. Сначала вы, потом я. — Хессет замерла в нерешительности, и Дэмьен заорал во все горло: — Вперед!И она подхватила девочку и подбежала к краю пропасти. Здесь взяла девочку на руки и пошла вперед по поваленному стволу. На мгновение Дэмьен обмер, следя за ними, а затем, невольно залюбовавшись безупречным равновесием ракханки и мощью длинных крепких когтей, и понял, что она справится. Ракхи словно нарочно созданы для таких приключений.«В отличие от людей», — мрачно подумал он.Вновь оглянувшись — и убедившись, что преследователи уже практически настигли его, — он и сам рванулся к самодельному мосту. Хищные твари были уже совсем рядом, он слышал шорох, с которым их когти цеплялись за твердую землю, слышал их вой голода и торжества, пока они преодолевали последние ярды, отделяющие их от живой добычи. И вот он уже запрыгнул на мостик и зашагал над зияющей бездной, пытаясь не смотреть ни назад, ни вниз, а главное, стараясь не думать о том, что ствол может в любое мгновение подломиться у него под ногами и сам он тогда рухнет в бездонное и изголодавшееся жерло… Дерево трещало у него под ногами, а позади, на том краю ущелья, уже толпились обсидианово-черные звери, — и тут Дэмьен со внезапным ужасом осознал, что когти предоставляют страшилищам по сравнению с ним колоссальное преимущество, что они смогут перебраться по мосту с такою же легкостью, как Хессет, тогда как ему самому с превеликим трудом дается каждый дюйм. «Не думай об этом. Не думай!» Он почувствовал, как рука машинально потянулась к мечу, и отдернул ее — чтобы сохранить равновесие, требовались обе руки. Шаг за шагом — быстро и вместе с тем предельно осторожно. Где-то посредине ствола торчал массивный сук — и Дэмьену пришлось посмотреть вниз, чтобы невзначай не наступить на него (ведь это было бы чревато падением). Белое дерево трещало у него под ногами, казалось, он уже чувствует жаркое дыхание зверей себе в затылок. Инстинкты взывали, требуя, чтобы он обнажил меч или хотя бы нож, все, что угодно, — однако он понимал, что, если звери нападут на него на самодельном мосту, шансов спастись просто-напросто не будет, с мечом или без меча, поэтому он тратил всю энергию на то, чтобы идти как можно быстрее и вместе с тем как можно осторожней, отчаянно надеясь на то, что и тонкий конец ствола выдержит тяжесть его тела…Он все-таки перебрался на другую сторону. И спрыгнул на твердую землю с такой поспешностью, что споткнулся и упал, зацепившись ногой за одну из верхних ветвей. Если бы у него не было спутниц, это обернулось бы неминуемой гибелью, но когда первая из гадин рванулась вперед, норовя вцепиться ему в щиколотку, Хессет встретила ее ударом ножа в загривок, пропоровшим сонную артерию. Алая кровь хлестнула из раны, заливая дерево, Хессет, Дэмьена да и все кругом. Пока ракханка отражала нападение самой проворной твари, Дэмьену удалось подняться на ноги, — и вот он уже выхватил меч и принялся рубить им налево и направо, отчаянно стараясь предотвратить переправу на южный край ущелья всей стаи. Иногда одной из тварей удавалось проскочить мимо него — и тогда с нею управлялась Хессет. Однажды она коротко вскрикнула, и священник понял, что когти обсидианово-черного зверя все-таки зацепили ее.— Дерево! — выкрикнул он в надежде, что Хессет поймет его. Отчаянным взором окинул вытянувшихся в цепочку, пробиравшихся через пропасть по мостику тварей — и увидел в этой цепи довольно значительный разрыв, означающий, что два следующих друг за другом зверя сорвались в пропасть. Он нанес страшный удар очередной твари, предоставив Хессет возможность прикончить ее. И, возблагодарив Господа за длину собственного меча, ударил вновь. Стальная полоса прочертила дугу в воздухе — и еще одна черно-чешуйчатая тварь рухнула в бездну, издав при этом истошный вопль.И вот в цепи блестящих тел возник разрыв. Не слишком большой, но Дэмьен интуитивно понял, что лучшего шанса ему не предоставится, а значит, следует воспользоваться этим. Навалившись всем телом на ствол, он попытался отпихнуть его от края. Оставалось надеяться, что Хессет разгадает его замысел и постарается если не помочь, то хотя бы увернуться от ветвей. Все произошло именно так — и вот уже они вдвоем навалились на ствол, и тот содрогнулся под их напором, тронулся с места, пополз, заскользил…Плечо Дэмьена пронзила острая боль, и он почувствовал, как на него наваливается крупный разгоряченный зверь. Вожак стаи осмелился перепрыгнуть через пропасть и напал на священника, острые клыки мелькнули всего в нескольких дюймах от его горла. Времени и возможности выставить перед собой меч не было, поэтому Дэмьен принялся молотить по черной голове тяжелой рукоятью, надеясь стряхнуть с себя страшилище. Горячее зловонное дыхание ударило ему в лицо, зверь рвался к горлу — один укус, и все будет кончено. В ходе схватки Дэмьен взмолился Богу — но не за себя, а за Хессет. Взмолился, чтобы ей удалось столкнуть дерево в пропасть без его помощи, пока на их берег не перебралась вся стая. Потому что если ей это не удастся, они обречены. Так или иначе. Одинокому воину, сколь бы искусен он ни был, никогда не совладать с таким количеством противников.Острые когти впились ему в живот как раз в то мгновение, когда рукоять меча угодила в глаз твари; на мгновение Дэмьен испугался, что зверь сейчас выпустит ему кишки, но тот, заревев, отвалился, после чего священник отшвырнул его окончательно и, невзирая на многочисленные раны, вскочил на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36