Главный редактор тоже понимал, что планы лучше не станут, но должен был

спустить вниз полученную директиву.
-- Теперь об идеологии, -- Макарцев сделал паузу и обвел глазами тех
людей, которых это касалось в первую очередь. -- Давайте подумаем вместе,

как, на каком материале ярко и взволнованно ввести тему усиления
идеологической борьбы в мирных условиях. Эта работа касается в основно
м
плана отделов комвоспитания и литературы -- вам и карты в руки. Локоткова

разнесет старые планы по отделам. Прошу завтра до планерки вернуть их

доработанными.
-- У вас все, Игорь Иванович? -- вежливо спросил Ягубов.
Макарцев не ответил и первым встал. В дверь потянулся ручеек выходящих.

Заместитель редактора понял, хотя это и не было произнесено, что замечан
ия
по плану поступили сверху. Он думал, Игорь Иванович задержится и один на

один добавит еще что-либо, но от вопросов воздержался. А тот не стал
раскрывать дополнительных карт и ушел в свой кабинет, прихватив макеты.

Едва редактор прикрыл за собой вторую дверь кабинета (тамбур исключал

возможность слышать его разговоры), на столе загудел телефон. Анечка
соединила его с секретарем райкома партии Кавалеровым. Когда же поставя
т его
статью, ведь Игорь Иванович обещал? Это средняя статья, написанная за
секретаря работниками райкома, о том, как трудящиеся Москвы изучают
марксистско-ленинскую теорию. Макарцев не читал статьи, но знал, что все
в
ней правильно. К тому же он был обязан Кавалерову услугой -- не лично себе,

а "Трудовой правде". Возможно, теперь Кавалерова собирались выдвинуть, и

автор хотел стать заметнее. Разговаривая, Макарцев перелистал макеты --

статьи Кавалерова в номере не было. Он вызвал по селектору дежурного зам
а
ответсекретаря и дал указание поставить Кавалерова в номер, вынув... Он

заглянул в макет и указал на такую же ненужную статью другого автора.
-- Порядок! -- сказал через минуту Макарцев Кавалерову в трубку. --
Завтра читай!
Тем временем он бегло просмотрел макеты и, нажав кнопку, попросил Анну

Семеновну унести их в секретариат.
-- Ко мне Какабадзе, -- крикнул ей вдогонку Макарцев. -- Пусть захватит
фотоаппарат.
После планерки в отделах наступало время переключения с одного номер
а
на другой, послезавтрашний. И хотя секретариат и часть коллектива еще

работали на завтрашний, редакция затихала. Игорь Иванович вытащил из ящ
ика
стола две анкеты -- старую и новую, -- стал заполнять новую, списывая со
старой, чтобы не было расхождений.
-- Разрешите? -- Саша Какабадзе, молодой фотокорреспондент, приоткрыл
дверь кабинета. -- Кого будем снимать, Игорь Иванович?
-- Меня, Саша. Фото на загранпаспорт. Ты уж извини за эксплуатацию...
-- Что вы! Я собираю снимки всего руководства. Нет, серьезно. Целая
коллекция, а вашего экземпляра не было.
Саша поставил кофр на ковер, извлек из него камеру с большим портретным

объективом и крался по ковру гибко и легко, как пантера.
-- Подойдите к окну, Игорь Иванович, но не совсем... Немного подальше.
Повернитесь боком -- будут мягкие тени. Подтяните галстук -- узел ослаб...
Смотрите на меня, чуточку повыше...
-- Слушаюсь!
-- Приятно, черт возьми, командовать начальством! -- Саша щелкнул
несколько раз, опустил камеру в сумку, вынул другую. -- А теперь для
страховки переменим позу. Повернитесь сюда. О'кей!
-- Спасибо, Саша. Ты торопишься?
Редактор обнял его за плечи и повел в свой буфет, куда могли заходить
только члены редколлегии. Здесь были особые продукты, американские сига
реты,
жвачка.
-- Спасибо, я не курю, -- смутился Саша.
-- Бери, бери! Девушек угостишь...
Саша купил "Кэмел", Макарцев себе -- "Мальборо". Какабадзе тряхнул
черными кудрями и поволочил свой кофр.
Вторая половина дня главного редактора ухнула в мелочную и совершенн
о
нетворческую работу. Он подписал гонорарные ведомости за первую полов
ину
февраля, документы на получение зарплаты сотрудникам, счета ретушерам
и
художникам, даже не посмотрев цифр. Отвечала бухгалтерия, подпись редак
тора
нужна была для формы. Потом пошли акты списания бракованной типографск
ой
бумаги. Приняв начальников наборного, стереотипного и ротационного цех
ов по
поводу срыва редакцией графика сдачи номера, редактор предъявил встре
чные
претензии о случаях пьянства в цехах. Потом Макарцев долго отчитывал пож
илую
заведующую корректорской и двух молодых корректорш за глазные ошибки
,
выловленные уже перед самым подписанием номера в печать. ("Зарплата
корректоров -- 65 рублей в месяц, -- жаловалась заведующая, -- работа
нервная и грязная -- пойди найди квалифицированного работника!")
Он стал читать почту, оставленную специально для него, и сам расписывал

ее по отделам с предложениями: "Разберитесь. И.М.", "Надо помочь --
обратитесь в ВЦСПС! И.М.", "Проверьте, нет ли нарушения соцзаконности?!
И.М.", "Печатать на собаке -- и на полосу! И.М."
Простого читателя он уважал сам и требовал такого же уважения от
коллектива: для читателя мы с вами живем и работаем! С особым вниманием

читал "телеги". Он сам подписывал наиболее значимую исходящую почту. Кром
е
того, принимал по личным вопросам сотрудников всех рангов без исключени
я, в
том числе жену выпускающего Хабибулина, пришедшую жаловаться на мужа

("Перестал домой деньги приносить, я написала в партбюро, а ни ответа, ни
привета! И почему квартиру никак не дадут, одни обещанки? Русские сразу

получают, а татарин ждет не дождется").
Нервничал ли главный редактор, делая эту работу? Нет, все было ему
привычно.
Ужинал он обычно дома и снова приезжал в редакцию читать номер. И
тогда, во вторник, он вышел в приемную, распрямив сгорбившиеся от усталос
ти
плечи.
-- Выпейте еще чаю, Игорь Иваныч, -- Анечка быстро смахнула со стола
фантик от конфеты.
-- Поехали, Леша!
Двоенинов, дремавший в кресле, вскочил, обежал хозяина и пошел, как
всегда, впереди, покручивая ключи на брелочке, как пропеллер. Не спрашива
я,
повез он хозяина домой, в новый дом за стадионом "Динамо", куда редактор
перебрался два года назад -- в пятикомнатную квартиру с двумя лоджиями, с

которых можно было бы с комфортом смотреть футбол и травяной хоккей, есл
и бы
позволяло время.
"Волга" остановилась у красного светофора, возле Центрального
телеграфа, когда Макарцев вдруг передумал. Пока ехал, он проигрывал в гол
ове
диалог с Зинаидой. Снова о сыне -- когда же поговоришь? Пять лет не были в
театре, если не считать "Лебединого озера" в Большом -- обязательные
посещения с женами во время приема почетных иностранцев. Носа из дома н
е
высовываю. Раньше хоть в распределитель можно было съездить, а теперь на
дом
привозят. Мать наотрез отказывается приехать -- чем ты ее обидел?
Ох-хо-хо...
-- Что там, Леша, на доме написано? Не разгляжу без очков.
-- Да уж давно здесь кафе "Московское"...
-- Вот и хорошо! Рули к нему!
Тут как раз включился зеленый, и Леша рванул в гору, не щадя мотора.
Перерезав наискось правые ряды, он затормозил у тротуара. Инспекор на уг
лу
проезда МХАТа приставил было свисток ко рту, но, увидев номер, отвернулся.

В кафе Макарцев бывал в Риме, Токио, Париже, Марселе, Каире, Лондоне,
Сантьяго, Гаване, Нью-Йорке, Рейкьявике, не говоря уже о соцстранах, а о
московских предприятиях общепита читал в своей газете: как улучшается
их
работа, увеличивается ассортимент блюд, с каждым годом растет количест
во
посадочных мест.
В зале было полутемно и полупусто. Несколько посетителей сидели в
разных углах, пахло тухлой капустой. Официантки не было, с кухни доносила
сь
перебранка. Потом появилась толстая и неряшливо одетая женщина. Она смот
рела
мимо Игоря Ивановича в окно. То ли действительно не видела, то ли делала

вид. Он радовался, что никто к нему не подходит, отдыхал. Положил голову на

руки, закрыл глаза, забыл, что сидит на людях: ведь они ничего от него не
хотели и вообще не знали его. Редко бывает, что он никому не нужен. Всегда

обязан думать, как твой поступок расценят наверху, внизу, секретарша,
жена... Официантка подошла, молча вынула блокнот.
-- Я хочу поужинать, -- с добротой в голосе сказал он.
-- Чего?
-- А что есть?
-- Вот меню...
Она взяла с другого столика меню, положила на противоположный от
Макарцева конец стола, а сама пошла прочь. Очки он забыл в кабинете.
-- Погодите, попросил он. -- Я уже выбрал...
-- Чего? -- спросила она издали.
-- Яичницу, -- быстро сказал он. -- И кофе...
-- Пить не будете?
Он поколебался, не взять ли коньяку, но решил, что быстрей наступит
усталость.
-- Вроде нет... Если можно, бутылку минеральной...
-- Воды нет.
Ничего не записав, она пожала плечами, сунула блокнот в карман фартука

и ушла. Макарцеву уже стало не так хорошо одному. Ему хотелось есть, и он
жалел, что не поехал домой. Яичница его жарилась долго. Он и без Зины
быстрей бы зажарил. Он стал нервничать, что уже готовы полосы, и он не
успеет подумать и дать указание переверстать, должен будет в спешке
прочитать, чтобы не выбить номер из графика, им же самим утвержденного.
Наконец перед ним плюхнулась алюминиевая сковорода с яичницей. Брызг
и
попали на костюм. Он поискал глазами бумажные салфетки и вытер брызги

пальцами, а пальцы вытер о носовой платок. Яичница была без глаз, холодная
,
несоленая и пережаренная.
Помявши губами край яичницы, Макарцев смущенно отодвинул сковороду. О
н
отломил кусочек черствого хлеба, помазал высохшей горчицей, стал жеват
ь.
Голод притупился, осталось дождаться кофе. Есть у нас еще недостатки, ест
ь.
Быт -- наша болевая точка. Он вспомнил Фомичева. Когда того открепили от
распределителя, жена его купила колбасу прямо в магазине. Они отравилис
ь
всей семьей, неделю болели. Потом привыкли. Лучше не открепляться, тогда

отдельные недостатки переживаются легче.
-- Мне бы кофе, -- жалобно попросил он официантку, -- я спешу.
-- Все спешат, -- сказала она, глядя в окно. -- Еще не готово.
-- Рассчитайте меня...
Скривив обильно накрашенные губы, она пожала плечами, ушла на кухню.
Почему она ходит в домашних тапочках? Может, у нее болят ноги? А ведь
нестарая... Скоро официантка вернулась, держа двумя пальцами чашку кофе
и
сахар в бумажном пакетике, как подают в поездах.
-- А ложку можно?
-- Не слепая. Сейчас принесу.
Она сказала это без сердитости, спокойно, но ложку принести забыла. Он
любил кофе без сахара, отглотнул сразу.
Кофе оказался такой же холодный, как яичница, без запаха и безвкусный.
Макарцев отодвинул его с откровенной брезгливостью, поискал глазами

подавальщицу, которая снова исчезла. Тогда он вынул из кармана рубль,
поколебался, положил еще рубль и быстро пошел прочь. Неужели так трудно

сварить обыкновенный кофе? Если бы они знали, кто я, наверняка не посмели б
ы
обслужить так плохо!
Однажды на планерке зашел разговор о кофе. Редактор отдела фельетонов

рассказывал, как он однажды задался целью сварить такой кофе, как подают
в
столовой. Он подогрел воды в большой кастрюле, немытой после супа, слил ту
да
остатки старой кофейной гущи, добавил старой заварки чаю. Сливок у него н
е
было, он ополоснул банку из-под маринованных помидор и вылил туда же. Когд
а
попробовал, все равно оказалось, что кофе получился вкуснее, чем в общепи
те.
Столовский рецепт остался непостижимой тайной.
Конечно, один случай не дает типической картины. Но надо поднять в
газете вопрос о повышении культуры обслуживания в связи с тем, что Москв
а
должна стать образцовым коммунистическим городом. Сделать это солидн
о, с
перспективой, дать слово министру торговли, специалистам. Правда, пока И
горь
Иванович шел к машине, мысль его переключилась на предстоящее чтение гот
овых
полос. Он вообще умел забывать второстепенное, что помогало ему помнить
о
главном.
-- Давай, Леша, в редакцию, да поживей.
Мелкий мокрый снег валил валом. Машины оставляли за собой черные колеи.

Дворники мерно дергались, словно отбивали время, и стекло залеплялось сн
ова.
Проходя в кабинет, он позвал секретаршу и пропустил ее вперед.
-- Мне никто не звонил?
Локоткова задернула портьеры, зажгла ему настольную лампу.
-- Звонили многие, но ничего серьезного, я все сделала. Полосы на
столе... Чаю?
-- Ага! -- обрадовался он. -- И покрепче.
-- Не боитесь покрепче? А сердце?
-- Сердце у меня железное, -- сказал он и погладил Локоткову по плечу.
Пальто повесил на плечики в шкаф, стряхнув с воротника капли от
растаявших снежинок. Подождал, пока Анечка вышла, расстегнул пиджак и,

расслабив ремень, подтянул брюки, заправляя в них белую рубашку, уже
успевшую за день измяться. Животик, животик, -- он увидел себя в зеркале.
Пока пятерня его откидывала назад волосы, ноги уже устремились к столу,
а
глаза, еще ничего не видя, уже рыскали по полосам. Он сел, похлопал ладонью

по столу в том месте, где должны были лежать очки. Там они и лежали. Порядок

расширяет мысль, -- был его любимый афоризм. К сожалению, не удавалось
следовать этой мудрости из-за суеты.
Очки лежали на чем-то, на возвышении. Макарцев хотел отодвинуть это
что-то, чтобы приняться за чтение. То была папка, пухлая серая папка с
черными коленкоровыми боками, туго связанная зелеными тесемками. Он ж
е
подписал сегодня все бумаги бухгалтерии. Еще какой-нибудь годовой отче
т?
Никогда эти растеряхи не могут сделать сразу! Он отодвинул папку в сторо
ну
(черт! тяжелая!), надел очки и обратился к первой полосе. Он пробежал
глазами шапку: "Коммунизм -- светлое будущее всего человечества!" -- и,
подумав, выкинул слово "всего". Проглядел заголовки статей, даже мелких,

отметил уже стоящий в полосе материал секретаря райкома Кавалерова. Все
было
в порядке. Макарцев нажал на селекторе рычажки замредактора, ответсекре
таря,
его зама, ведущего номер, и выпускающего. В кабинет ворвался гул линотипо
в
из наборного цеха, отделенного от столов верстальщиков стеклянной
перегородкой. Всем четырем сразу редактор сказал в микрофон:
-- Как дела? Докладывайте...
Из общего бормотанья он понял, что верстка идет по графику, отклонений

нет.
-- Но будут, -- вдруг насторожил Полищук. -- Только что ТАСС обещал.
Генсека набрали вчера, а сегодня, после выступления, поправки...
-- Большие?
-- Блохи. Но много, в общей сложности сотни полторы. И еще идут...
Снова те места, где мы уже поправили, переисправляют по-старому... Первую и

вторую полосы задержим на час, не меньше...
-- Ясно, -- Макарцев удержал вздох. -- Кстати, насчет первой полосы...
Шапка -- чья идея?
-- Моя, -- выдавил Полищук.
-- Остроумно! Но уберите "всего"! Зачем пугать быков красным цветом?
Сейчас не время! Остальные мои замечания в полосах. Все!
Загудел телефон -- Анна Семеновна допустила к нему жену.
-- Почему ужинать не едешь?
-- Закрутился. Сам поел...
-- Сегодня поздно?
-- Думаю, нет... А ты что?
-- Как всегда, телевизор смотрю...
-- Борис дома?
-- Нет еще... Ты договори с ним, ладно?
-- Конечно, договорю. Только не приставай, Зина...
-- Я не пристаю, Гарик, но время идет. Знаешь, он днем пьяный пришел,
спал...
-- Ладно, после. Некогда...
Зина избаловала сына, а теперь хочет, чтобы я исправлял. Он закурил,
сгреб рукой полосы и вызвал Локоткову. Она унесла их в секретариат. Стол

сразу освободился -- порядок расширил мысль. Но взгляд снова уперся в
толстую серую папку. Он перевернул ее двумя руками и увидел крупные черн
ые
буквы: "ДЕЛО No ..."
Снова загудел телефон, Игорь Иванович снял трубку.
-- Что за чертовщина? -- раздраженно пробурчал он, придвигая папку
ближе к себе.
-- Какая чертовщина? Это Волобуев. Добрый вечер, Игорь Иваныч.
Извините, что беспокою...
-- Слушаю, -- сказал он цензору.
-- У меня жалоба на отдел спорта. Раз сто им говорил: в статьях по
Московской области спортивные общества "Химик", кроме города Воскресен
ска,
упоминать нельзя. Они с предприятий оборонной промышленности. А сегодн
я
опять на четвертой полосе "Химик". Не хочу я выговоров получать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68