Впрочем, как и в других областях. Оставалось надеяться, что мальчик
поумнеет. Захоти он поступить на факультет журналистики МГУ, Макарцев
у
достаточно позвонить декану факультета Загульскому, разоблачительные
статьи
которого "Трудовая правда" печатает после каждой его заграничной поезд
ки.
Все пойдет само собой, только правильно занять исходную точку. А уж в эту

точку Макарцев поставит сына, будьте уверены!
Так думал отец, пока Бобочка кончал школу. А окончив, заявил родителям,
что аттестат зрелости дарит им на память, сам же он хочет отдохнуть. Ни в

какой международный он не пойдет, поскольку там учатся одни маменькин
ы
сыночки-тряпичники, а шмотки его не волнуют.
-- Зачем же ты учил французский? -- спросил Игорь Иванович.
Оказывается, французским языком Боб и его приятели овладевали для того
,
чтобы трепаться по телефону, оставаясь непонятыми родителями.
-- Выходит, ты считаешь мою жизнь неинтересной?
-- Да любой гегемон-работяга счастливей тебя в сто раз! Отвкалывал
восемь часов, принял стакан водки -- и никаких забот. А ты по ночам
трясешься, не ошибся ли вечером и не снимут ли тебя утром.
-- Разве тебе не хочется жить за границей? -- попытался купить его
отец. -- Интересные развлечения, фильмы, которых мы не покупаем?
-- Думаешь, не знаю, за какие коврижки живут? Антохинского отца
директором института сделали. А за что? За то, что в Англии, на стажировке,

он в какой-то фирме несколько ампул украл...
-- Это крайности!
-- Это -- промышленный шпионаж. Это твоя внешняя торговля... А
журналистика?! Да сам ты напечатаешь о том, что видел за границей? Сто раз

вымажешь дегтем, а потом тиснешь.
-- Обычную идеологическую игру ты воспринимаешь сердцем.
-- А вот и нет! Принимаю тем местом, для которого она годится.
-- Ладно, Боря, иди работать на завод.
-- Еще чего! Пусть быдло работает!
-- Выходит, в армию?
-- Не пойду. Позвонишь -- мне запишут шум в сердце и оставят в покое.
-- Не буду звонить, Боря. Клянусь!
-- Мать надавит -- позвонишь!
-- При матери говорю. Слышишь, Зина? Сын -- тунеядец? Этого не допущу!
Осенью сам позвоню в Министерство обороны. Приедут и заберут. Во флот
пойдешь -- там служба на год дольше! Но есть и еще вариант. -- Макарцев
поколебался, но решил попытаться предложить сделку. -- Поступишь в инстит
ут
-- покупаю тебе машину. Подожмемся с матерью, но куплю. И учти! Мое слово
твердое.
-- Твои слова -- в дерьме!..
Через месяц, однако, Борис сообщил матери, что, так и быть, поступит в
институт.
-- В какой, Бобочка?
-- Иностранных языков имени Мориса Тореза. Слыхала? Буду толмачом.
-- Кем-кем?
-- Переводчиком, мать.
-- Почему же именно в этот институт? Отец ведь предлагал посолиднее...
-- Агентура сообщила, в этом девчонки смотрибельные, поняла? Но если
отец будет проталкивать, уйду, так ему и скажи!
-- Ладно, ладно, Бобочка! Он и пальцем не пошевелит...
Макарцев хотел позвонить ректору, но жена отговорила. Не дай Бог,
Бобочка узнает -- все испортишь! Настроение у родителей поднялось. Боря

переутомился, у него был нервный спад, и вот все входит в норму. Сын
Макарцева и не может быть другим, ясно! Пусть, в конце концов, кончит любой

институт. А перебесится -- отец всегда найдет пусковую установку для его

выхода на настоящую орбиту. Когда они узнали, что Борис стал студентом,

Макарцев привез шампанское и сказал, что уже звонил директору завода и т
от
обещал выделить один автомобиль из своего лимита вне всех очередей. Сло
вом,
к восемнадцатилетию будет обещанный "Москвич".
Машину студент воспринял как нечто разумеющееся. Ни его жизнь, ни
отношение к родителям не изменились. Учебники лежали на столе. Он
по-прежнему приходил ночью. Если мать еще не ложилась, она издали
чувствовала, что он опять пил. Иногда, явившись рано, он заглядывал в кухню
:
-- Фашиста нет?
-- Не смей называть отца фашистом!
-- Пардон, мадам, забыл! Буду звать его "наци"...
Он заваливался с ботинками на тахту и названивал приятелям. В
телефонную трубку вперемешку с французским летела матерщина, от котор
ой у
Зинаиды Андреевны начиналась мигрень.
Вскоре собиралась компания человек из пяти-шести. Новые парни, которых

в прошлый раз не было. Борис забирал на кухне стаканы и закрывал дверь. Из

обрывков разговоров, которые долетали до Зинаиды Андреевны, она ничего
,
кроме мата, понять не могла. Они не разговаривали ни о девушках, ни о
политике, ни о своих институтских делах, ни о хоккее. Ей казалось, что они

просто дымят и пьют. Иногда она приносила им еду. Они отказывались, но все

уничтожали, оставляя на полу грязные тарелки. Куда они стремятся? Что дл
я
них свято? Слушают часами эту идиотскую музыку, и им нечего сказать друг

другу.
-- Бобочка, скоро месяц, как папа в больнице. Неужели у тебя нет
времени навестить его?
-- К нему не пускают, сама говорила...
-- Уже давно пускают. Отца надо поддержать...
-- А выпишут когда?
-- Врачи говорят, сейчас и думать нечего. Возможно, через месяц...
-- Вот и увидимся. Пускай от меня отдохнет. А я от него.
-- Я устала врать, что у тебя семинары, лекции, коллоквиумы...
-- Ничего, мать! Ври дальше! Он к вранью привык.


_35. В ПЯТНИЦУ, В ШЕСТЬ УТРА_

Зинаида Андреевна не ложилась. Она поздно приехала от Игоря Ивановича,

увидела, что ужин, оставленный Бобочке, не тронут, и поняла, что домой он не

заходил. Она досмотрела конец телепрограммы -- спорт и последние извести
я,
накинув платок, вышла на балкон. Иногда Боб стоял с компанией возле бесед
ки
во дворе. Но там никого не было.
В половине второго Зинаида наконец разделась. Она постояла перед
большим зеркалом в спальне, надеясь отвлечься, сосредоточившись на себе
. Она
скептически потрогала излишки на животе и бедрах, впрочем небольшие. Она
все
еще была хороша собой и думала не без гордости, что нет в мире ничего
гармоничнее женской фигуры. Зинаида теперь совсем мало ела и перепробо
вала
все диеты, но вдруг это перестало помогать. Еще можно было испытать
голодание в клинике очень модного врача Николаева, к которому попасть,

говорят, невозможно. Конечно, Игорь устроил бы ее в два счета. Но голодани
е
ей казалось жестокостью по отношению к себе самой. Ведь только в
обнаженности видно, а когда она затянута -- ни-ни!
Она приподняла пальцами груди, которые были предметом особой гордост
и
Игоря, но теперь сохраняли форму только во французских лифчиках. Груди

потеряли свой вид из-за этого шалопая Бобочки, который, похоже, вообще не

явится ночевать и даже не позвонит. Надев английскую шелковую ночную

рубашку, всю в кружевах, Зинаида Андреевна легла на свою половину широче
нной
финской кровати. Она еще почитала немного какую-то чепуху в "Роман-газете
",
погасила лампу и, рассчитывая услышать топот Боба, задремала.
Ее разбудил телефон на тумбочке со стороны Игоря Ивановича. "Позвонил

все-таки! -- сразу проснувшись, подумала она. -- Есть в нем сыновний долг. А
сколько же теперь времени?" На ее любимых золотых часах, подарке матери к

свадьбе, было десять минут седьмого. Она сняла трубку.
-- Попрошу отца Макарцева Бориса, -- сказал хрипловатый мужской голос.
-- Его нет.
-- Где он?
-- Он в больнице, разве вы не знаете? В чем дело?
-- А вы ему кто?
-- Жена.
-- Вы будете мать Макарцева Бориса Игоревича?
-- Да. С ним что-нибудь случилось?
-- Капитан Утерин, старший инспектор МУРа, беспокоит. Ваш сын Макарцев
Борис Игоревич ночью на Кутузовском проспекте, будучи в нетрезвом состо
янии,
сбил двух пешеходов. Одного насмерть, второй скончался в больнице.
-- А Боря? -- спросила она, плохо поняв то, что услышала. -- Он как?
-- Он-то жив-здоров, отсыпается у нас в КПЗ.
-- Где-где?
-- В камере предварительного заключения.
-- Спасибо, что позвонили. Сейчас я приеду и заберу его! -- Зинаида
Андреевна уже совсем проснулась, будто она заранее была готова к этому

случаю.
-- Забрать?.. Да нет... Будет следствие...
-- Следствие? Скажите... -- она замялась, понимая, что важно сохранить
достоинство, не показать, что ты испугалась. В конце концов, с твоим
мальчиком, что бы ни случилось, не смогут сделать ничего против твоей вол
и.
Но она хотела скорее узнать, что все это может означать, против чего
бороться. И она договорила. -- Скажите, а это как, серьезно?
-- До десяти лет лишения свободы по статье 211 УК плюс отягчающие вину
обстоятельства -- еще лет пять. Но это будет суд решать...
-- Суд?
-- А вы как думали? Можете сейчас к нам приехать? Возьмите с собой
паспорт. Фамилию мою записали? У-те-рин...
Не вставая с постели, Зинаида Андреевна оглядела спальню, будто впервы
е
в нее попала. До пятнадцати лет? Бореньке?! Чепуха какая-то! Он еще
раскается в своих словах, этот капитан Утерин, пожалеет, что угрожал мне...

Игорь, как назло, в больнице. Он бы позвонил куда надо и сразу все уладил.
Ладно, она поедет сама. Зинаида Андреевна прикрыла пальцами рот, пытаяс
ь
сосредоточиться, затем повернулась и перелистала телефонную книжку, ле
жавшую
у Игоря Ивановича на тумбочке. Она позвонила в диспетчерскую и, когда ей

ответил заспанный голос, сухо произнесла:
-- Машину жене Макарцева Игоря Иваныча.
-- Когда?
-- Сейчас. Срочно.
-- Ладно, -- ответил голос.
Послышались вздох и короткие гудки. Зинаида поднялась и начала быстро

одеваться, выбрасывая из ящиков на пол то, что не подходило. Она
причесалась, не глядя в зеркало, вышла на кухню, поколебавшись, вынула из

холодильника несколько баночек черной и красной икры, которые держала, ч
тобы
класть в карман санитаркам. Теперь икра могла пригодиться. Она подумала,
что
понадобятся деньги. Но их дома было мало, а в семь утра сберкасса закрыта.

Надев сапоги, шубу, меховую шапочку, которая ее молодила и очень шла, и
заперев квартиру на все три замка, она хотела вызвать лифт, но он был занят
.
Она нервно постучала по двери, торопя едущего. Лифт остановился на ее эта
же,
и из него вышел Леша Двоенинов.
-- Вызывали, Зинаида Андревна?
-- Вызывала, Леша. Поехали, да побыстрей.
Когда сели в машину, Леха закурил и молча посмотрел на Макарцеву,
ожидая указания. Зинаида поколебалась, говорить ли куда она едет, но реши
ла,
что все равно не скроешь.
-- Ты знаешь, где МУР?
-- Петровка, 38. Кто ж не знает? Туда?
-- Туда, Лешенька... На-ка вот, пока не забыла...
Она порылась в сумочке и протянула Двоенинову баночку черной икры.
-- Спасибо, -- сказал он, завел мотор, тронулся и потом на ходу ловким
движением закинул баночку в бардачок. -- Как самочувствие Игоря Иваныча-т
о?
Уж пора его выпустить. Все без него соскучились...
-- Не говори, Леша! Сама не дождусь...
Зинаида Андреевна ответила механически. Она вынула из сумочки листок
с
криво написанной фамилией "Утерин". Леха подумал, не попросить ли напомни
ть
Игорю Ивановичу, что тот обещался позвонить насчет его, Лешиной, работы
в
"Совтрансавто". Но лучше потерпеть еще немного, пока сам выйдет, а не
просить через третьи руки. Двоенинов не стал мешать Зинаиде Андреевне с
воим
обычным разговором о том, о сем и погнал по пустым улицам на Петровку.


_36. УТЕРИН ВЛАДИМИР КУЗЬМИЧ_

_ИЗ АНКЕТЫ ДЛЯ СПЕЦКАДРОВ_

Старший инспектор МУРа, капитан милиции.
Родился 29 января 1932 г. в деревне Знаменка, Смоленской области.
Русский.
Член КПСС с 1952 г., партбилет No 3453211.
Образование специальное и высшее: окончил спецшколу КГБ в 1963 г.,
юридический факультет МГУ. Иностранными языками не владеет. За границе
й не
был.
Семейное положение: женат. Жена, Утерина Н.П., работает лаборанткой в
научно-техническом отделе МУРа. Сын 9 лет.
Военнообязанный. Запас ВВ (Внутренние войска), спецучет.
Паспорт IV HE No 651127, выдан 114 о/м г. Москвы 14 июля 1967 г.
Прописан постоянно: просп. Вернадского, 15/14, кв. 26. Тел. 130-92-81.
Сведения о трудовой деятельности, родственниках, справки о состоянии

здоровья находятся в личном деле.

_КАРЬЕРА КАПИТАНА УТЕРИНА_

Вернувшись вместе с шифровальщиком Кашиным из Гаваны, замначальника

шифровальной группы Центра Виноградов поручил младшему лейтенанту Ут
ерину
попытаться дешифровать слово "кадум", что и было Утериным сделано без вся
ких
дешифровочных таблиц. При этом Утерин усмехнулся, и подполковник сдела
л
вывод, что ему об оскорблении известно. Владимир Кузьмич Утерин, понижен
ный
в звании, был переведен, как и Кашин, в Десятый отдел "Семерки" -- в службу
внешнего наблюдения. Немногословный и исполнительный, он получил тут н
омер
43-85 и прижился. Работа оказалась более живой, требовала сноровки, а эти
качества у Владимира были от природы.
Топтунов привозили к объектам небольшими группами. Старший распредел
ял
точки, раздавал фотографии, объяснял кто кому передает объект в случае

преследования. Объектами были в основном иностранцы и советские гражд
ане,
которые с ними встречались. Сотрудники запоминали, с кем они говорили,

фотографировали встречи микрокамерами через грудное отверстие в пла
ще.
Владимир не допускал ошибок в работе и вскоре был назначен на должност
ь
старшего оперативной группы. Второй прокол произошел снова не по его вин
е.
Сотрудников внешнего наблюдения, отменив все текущие задания, собрали
в
управлении. Обратился к ним седой полковник в гражданском костюме, до эт
ого
в лицо топтунам, как ни странно, неизвестный.
-- Наша разведка, товарищи, сообщила, что в Шереметьево из
Франкфурта-на-Майне под видом туриста прибывает некий господин Зигмари
нген,
скромный немецкий бизнесмен, большой любитель живописи и симфоническ
ой
музыки. В действительности этот Зигмаринген, он же Майер, он же Люттгенс, --

крупный западногерманский агент. Мы изучили его дело (в нем свыше трехсо
т
документов) и запросили у нашей службы в ФРГ дополнительные данные. К
сожалению, ответ не успокаивает. Поездка настолько засекречена
разведслужбой, что нам остается быть начеку. Принято решение не
препятствовать во въезде Зигмарингену, выдать визу, не отказывать ни в к
аких
просьбах, даже если они выйдут за пределы установленных для Интуриста

маршрутов. Багаж его официально не будет досматриваться. Надеюсь, понима
ете,
какая ответственность ложится на вашу службу? Только в Москве мы подним
аем
по готовности No 1 456 человек и на время операции подключаем вас к 12-му
отделу. Необходимое количество ваших ребят будет занято во всех города
х по
маршруту Зигмарингена. Все наши люди в службе сервиса в гостиницах,
аэрофлоте, общественных местах, где он может появиться, оповещены.
Дальнейшие инструкции поступят после его приземления... Теперь о вас... От

вас требуется чистая работа. Господин Зигмаринген и в мыслях не должен

иметь, что за ним следят. Пусть наслаждается полной свободой. Если что,
немедленно связь со мной!
12-ый отдел 7-го оперативного управления КГБ -- это специальные
операции по слежке. Трудные были две недели для Утерина. Когда бизнесмен
и
знаток симфонической музыки господин Зигмаринген, невысокого роста се
деющий
господин в дешевом сером пальто, сияя сердечной улыбкой, сбежал с трапа и
к
нему направилась переводчица, старший группы наблюдения из машины доло
жил по
рации:
-- Приняли объект. 21-14 начала. Пошло-поехало!
А гость как ни в чем не бывало ходил в Москве на симфонические
концерты, гулял по Тбилиси, отправился в Ташкент и Самарканд и за две неде
ли
ни единого раза не остановился на улице, чтобы заговорить с прохожим, ни

единого раза не поинтересовался химией, специалистом в которой себя наз
ывал.
-- Зачем он приехал? -- гадали на всех ярусах советской разведки.
-- Я хотел бы продлить визу еще на две недели, -- сказал он
переводчице. -- Если это, конечно, не трудно...
-- Вы что-нибудь не успели сделать? Я могу помочь?
-- Да, я не успел осмотреть Эрмитаж и Русский музей.
Визу продлили. Утерина вызвали на новое совещание: этот чертов господи
н
Зигмаринген будет их мучить еще две недели!
-- Удвойте бдительность! -- предупредил полковник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68