К тому же к нему
можно было попасть тихо. И получилось, что Сизиф Антонович стал неофициа
льно
главнее главного уролога Минздрава СССР академика Лопаткина, с которы
м,
впрочем, сосуществовал в великодушной дружбе. Возраст руководителей па
ртии и
государства был таков, что мало кто не лечился у Сагайдака.
-- ... знаете? -- спрашивал, ухмыляясь, Сизиф Антонович.
-- Ну конечно! -- отвечали ему.
-- Предстательную железу я удалял, -- небрежно говорил он. -- ...
знаете? Железу я удалял. Другим многим -- тоже. А ... слышали? Ему не я
удалял. Удалял доктор Рабинович из Риги... Вы понимаете, что это за
правительство без предстательной железы? Они бы и половую любовь, а не т
о
что сексуальную литературу запретили. Только пока не научились делать
юных
ленинцев другим способом.
Если Яков Маркович не может дозвониться к Сизифу Антоновичу, он знает,
что наверху произошла задержка мочи. Если же Сагайдак дома, но просит
позвонить через час, значит, он вперил глаз в микроскоп, а рядом с ним,
красный как рак, сидит высокопоставленный гебон (это слово -- изобретени
е
проф. Сагайдака), обзаведшийся гонореей. Или министр, шепотом рассказыва
ющий
о том, что у него ничего не получается.
-- В Англии смог, а дома не смог! -- раздражающе громко шутит Сизиф
Антонович.
-- Я в Англии ничего себе не позволял! -- умоляюще говорит министр.
-- Знаю! -- успокаивает его Сагайдак. -- Такой анекдот.
Все его больные меньше боятся разглашения государственных тайн, чем
венерических. Это понятно: государственные тайны -- государственные, а
венерические -- свои. Все тщательно скрывают друг от друга, что бывают
здесь. Некоторые больные намекают, что в органах известно про его
антисоветские анекдоты. Однако Сизифа Антоновича не испугать.
-- Они у меня все здесь! -- поясняет он друзьям, поднимая вверх
указательный палец. -- Я сам работаю в органах. И органы под моим
руководством всегда работают лучше.
Эта мысль дошла до верхов и понравилась. Наверху посмеялись.
-- Ничего смешного не вижу! -- немедленно отреагировал профессор
Сагайдак. -- Сталин следовал академику Павлову. Он верил, что у народа можн
о
образовать условные рефлексы, приучить людей, как собак. Я иду дальше. Я
считаю, настоящий ученый, такой, как я, вполне может образовывать условны
е
рефлексы у вождей.
К сожалению, лечить высокопоставленных работников столь же почетно,
сколь невыгодно. Всех их делает похожими уверенность, что их положение у
же
само по себе оказывает благодеяние врачу. Но идейные побуждения, смешанн
ые с
проблемой престижа и личной неприкосновенности, заставляют Сагайдака
лечить
бесплатно руководителей на должностях не ниже членов ЦК. В деньгах Сизи
ф
Антонович не нуждается. Каждое лето он уезжает на Черноморское побереж
ье
Кавказа и снимает дачу, в которой обычно в курортный сезон жило бы челове
к
по двадцать в пять смен, платя пять рублей за койку на ночь. Работает Сизи
ф
с утра до вечера, как Сизиф. Возле дома, под виноградной лозой, вьется
очередь. В основном это мужчины среднего и пожилого возраста, но попадаю
тся
иногда и молодые. Всем нужен генеральный импотентолог. Приемная плата
профессора -- 50 рублей за визит. А когда назначается курс лечения, пациент
вносит еще 400-500 рублей. Медсестра может не регистрировать больного в
книгу учета, и это обойдется еще в 100 рублей. Кроме того, Сизиф Антонович
дает консультации насильникам о том, как уйти от справедливого суда,
доказав, что все было добровольно, и превращает женщин в девушек путем
хирургического вмешательства.
На деньги, заработанные летом, Сизиф Антонович живет зимой в своей
московской кооперативной берлоге. Он лежит в халате на диване и смотрит
по
телевизору хоккей. У него роскошная библиотека. Он изучает непризнанны
х
философов, читает хороших поэтов, запретную литературу, а также
просматривает картинки в зарубежных журналах. Все это Сагайдаку таща
т
лечащиеся у него гебоны. Тем из них, кто приносит особо запрещенные книги
,
Сизиф Антонович читает краткий курс аутогенной тренировки и показыва
ет
некоторые упражнения из йоги, укрепляющие потенцию. Генералы, министры
,
полковники, осваивая упражнения, бегают по комнате на четвереньках, заде
ржав
дыхание и обливаясь потом, а Сизиф Антонович стоит на диване с хлыстиком
и
покрикивает:
-- Живей! Кто хочет стоять, тот должен бегать. А ну резвей, кобелек!..
При этом он доверительно сообщает, что дуракам аутогенная тренировка н
е
помогает.
Некоторые, особо любопытные больные интересуются, как у самого доктор
а
обстоят дела с этим вопросом.
-- Это у вас вопрос, -- отвечает профессор, -- а у меня восклицательный
знак.
На седьмом лагпункте Карлага, куда он попал по доносу жены одного
ответработника, которой отказался сделать аборт, профессор Сагайдак б
ыл
избит сапогами и оказавшимся на столе глобусом за отказ стучать на друг
ого
зека по фамилии Раппопорт. Часть ударов попала в пах. Раны зажили, но
потенция не восстановилась. Сизиф с грустью прощупывал себя, убеждаясь,
что
образовались спайки. Желания остались, но они были нереализуемы, что дл
я
специальности, обозначенной в деле зека Сагайдака, обидно вдвойне.
Два года спустя хирург Баумбах, вместе с которым Сагайдак работал в
лагерной больнице, предложил Сизифу Антоновичу сделать операцию, над
осуществлением которой Баумбах думал, еще когда был на свободе или даж
е
раньше, когда учился в Берлине и Вене. Поколебавшись, Сагайдак согласилс
я.
Хирург вставил ему хрящ от только что умершего зека. Когда шов зажил,
оказалось, что теперь Сизиф Антонович находится готовым к бою в любое вр
емя.
Доктор Баумбах лично наблюдал за результатами своей операции в больниц
е, где
установил к Сагайдаку очередь из зечек, с предварительной записью. И
некоторые интеллигентные женщины просили книгу жалоб, чтобы написат
ь
благодарность. А поскольку такой книги в лагере не полагалось, они не ра
з
устно повторяли Сагайдаку, что гениальный хирург Баумбах просто испра
вил
ошибку природы, от которой, как говорил сам Мичурин, мы не можем ждать
милостей.
Впоследствии Сизиф Антонович не раз подумывал о том, чтобы освоить
операцию, придуманную его учителем. Сагайдак мог бы зарабатывать хорош
ие
деньги. Но тогда он лишился бы собственной уникальности, а самолюбие сво
е он
ценил дороже денег. К тому же некоторые ответработники, получив такой ор
ган,
возомнили бы себя независимыми от Генерального импотентолога. И он
реализовал другую идею Баумбаха о том, что Генеральный секретарь не мож
ет
обойтись без Сагайдака. Сагайдак мечтал вставить эту важную должность
в
устав партии. Капитальный труд профессора Сагайдака "Теоретические ос
новы
импотентологии" был написан, разумеется, Яковом Раппопортом, тайно посв
ящен
хирургу Баумбаху и напечатан по прямому указанию начальника Главлита С
ССР,
железу которого массировал Сизиф Антонович. Таким же образом для
издательства "Знание" была создана научно-популярная брошюра "У нас
импотентов нет!". Яков Маркович накатал ее с особым удовольствием. Сам он
наотрез отказался лечиться, заявив, что лично ему так жить на свете гораз
до
спокойнее.
Подумывал Сизиф Антонович о том, что и ему хорошо бы съездить за
границу, посмотреть кое-что. Но он понимал, что его ни за что не отпустят.
Однажды Сагайдак прочитал в воспоминаниях Уинстона Черчилля, что у вла
сти
должны стоять люди, физически здоровые, иначе на решениях, принимаемых и
ми,
могут отразиться их состояния. Генеральный импотентолог обладал в это
й
области слишком секретной государственной информацией.
_52. ДЕСЯТЫЙ КРУГ_
На Фестивальной улице, в двух кварталах от Речного вокзала, Яков
Маркович выбрался из такси. Хотя он бывал здесь часто, он долго стоял,
соображая, в какой из двух десятков домов-близнецов ему надо войти. Спрос
ить
в эту ночную пору было не у кого. Наконец он угадал подъезд и поднялся в
квартиру на последнем этаже, владелец которой не терпел, чтобы у него ход
или
на голове. На звонки отозвался быстрый собачий лай, потом послышались
размеренные шаги. Сизиф Антонович, мужчина гигантский во всех отношения
х, с
львиной гривой курчавых седых волос, в халате, наподобие старого
арестантского, на который пошел, наверное, рулон махровой ткани, синей в
белую полоску, сграбастал Раппопорта в объятия. Белоснежная болонка Ки
са,
визжа от радости, скакала вокруг Якова Марковича, ухитряясь при каждом
прыжке лизнуть ему руку.
-- Здорово, сиделец! Чертовски рад, Рапик, тыр-пыр-тыр!.. -- Сагайдак
прибавил длинную тираду, понять которую посторонний человек мог бы тол
ько
после перевода ее с блатного на лагерный, с лагерного на матерный, а уж с
матерного на русский. -- Раздевайся, в рот тебя долбать. Я сейчас...
Волоча шлепанцы, Сизиф Антонович протопал в комнату и поднял брошенну
ю
на диван телефонную трубку.
-- Так вот, душа моя! -- продолжил он разговор с неизвестным
собеседником. -- Отдельную квартиру для себя и молодой жены ты получишь
только одним способом. Поверь, ничто так не действует на жилищную комисс
ию,
как недержание мочи. Справку я дам... Опровергнуть? Не-воз-мож-но! Заставить
твои мышцы крепче держать мочу не смог бы даже Ягода... Ну, что? Согласен?..
Тогда слушай. За несколько часов до прихода жилищной комиссии собери
побольше ненужной одежды. Тщательно закрой форточки. И пусть ваша семь
я
мочится только в тряпье, чтобы ни капли не пропадало! Ты понял? И папа, и
мама, и твоя молодая жена, не говоря уж о тебе! Дальше самообслуживание:
помочившись, каждый берет свою тряпку и бежит ее развешивать на батарее.
Да,
и все пейте как можно больше чаю!.. Вы хотите новую квартиру или вы не
хотите? Если хотите, и вам придется понюхать... Соседям скажи, что если они
будут шуметь, ты их всех заразишь недержанием мочи, понял, в рот тебя
долбать?
Развалившись на низком кресле, Яков Маркович полуприкрыл усталые веки
,
рассеянно скользя зрачками по знакомым предметам. Собака улеглась воз
ле
него, похлопывая хвостом о его грязную штанину. Квартира Сагайдака был
а
полной противоположностью его собственной. Стену, диван, пол укрывали ко
вры.
Старинные вазы, подсвечники, лампы, шкатулки, статуэтки, полу- и полность
ю
обнаженные фигурки в фривольных позах -- в хаосе заполняли плоские
пространства на серванте, письменном столе и этажерках, красовались н
а
полках перед книгами и между тускло мерцавшей в полутьме фарфоровой и
серебряной посудой. Справа и слева от двери распластались два гобелена
,
японский и китайский. Хрустальная люстра на потолке могла конкурирова
ть
разве что со своей сводной сестрой в Большом театре.
-- Прости меня, Яша, -- Сизиф Антонович отнес телефон в угол и накрыл
его грелкой для чайника -- русской бабой, одетой в сарафан. Затем хозяин
заходил по комнате, живописно останавливаясь то на фоне японского гобел
ена,
то на фоне персидского ковра. -- Ведь без моих рекомендаций они умрут в
коммуналке. Ну, да ладно!.. Ты, Яша, удачно меня застал. Я вчера появился.
-- Где был? -- удивился Яков Маркович, зная, что профессор до лета
никуда не сматывается.
Сагайдак подошел к Раппопорту вплотную и тихо сказал:
-- Умер Великий Зека...
-- Баумбах?! Но где?
-- Там. Я был там, сиделец... Мне позвонила его родственница, старуха.
Ей сообщили телеграммой, что он умер. Теперь они иногда сообщают... Я тут же
молнировал им, что приеду и похороню его сам. Я должен был, ты же понимаешь,
Яша...
-- А где это?
-- Где? Все последние годы он работал в лагере в Потьме.
-- Слыхал. Сверхсекретная шарашка.
-- Она! Еле попал... В конце концов они согласились выдать труп. Я спас
старика от общей могилы. Труп я получил, но он уже начал разлагаться.
Хорошо, я сообразил взять с собой заморозку.
-- Он сам умер или помогли?
-- Я произвел вскрытие и убедился, что он умер просто от старости. Я
стал искать гроб и достать не смог. Гроб я сделал сам, украв ночью доски на
лесопилке. Машину мне тоже не дают. Договорился в Саранске с таксистом з
а
пятьсот рублей съездить туда и обратно. Но гроб везти таксист отказалс
я
наотрез. Тогда я посадил Баумбаха на заднее сиденье и всю дорогу его держ
ал
в обнимку. В Саранске, найдя ход через обком партии, сделал цинковый гроб
и
справку, разрешающую привезти труп в Москву. Прошлым утром я кремирова
л
Великого Зеку.
-- Почему не позвонил?
-- Прости великодушно, но я хотел стоять в почетном карауле один. Он
мой учитель. Я был доходягой -- он меня спас.
-- Он спас нас и пол-Караганды.
-- Это был классный уролог. Слава его была столь велика, что однажды
зека Баумбаха взяли, переодели в генерала медицинской службы и увезли н
а
самолете. И он консультировал почечную колику у Усатого. А после
консультации его раздели и столкнули в лагерь с подпиской молчать под
угрозой расстрела. Не убили -- вдруг опять потребуется. Все лагерное
начальство его слушалось. Без него гебоны проржавели бы от люэса, в
просторечье именуемого сифилисом! Я его жалкий подражатель!..
-- Слушай, Антоныч, а почему он-таки упрямо не хотел на свободу? Ведь
его двадцать пять давно кончились!..
-- Просто был умней нас. Он понимал, что выйти некуда. Свободней, чем в
лагере, не будет. Там его кормили, жилье было хорошее, нары без щелей, жен
восемь или девять, и все его обожали. А приварок он имел -- дай Бог каждому.
Что еще советскому человеку надо? Его чтили все: и уголовники, и
политические. Все думали, что он еврей, а Баумбах -- это случайно. Ему
пришлось попасть в лагерь с паспортом одного вора, который, в свою очеред
ь,
украл документы у кого-то. Теперь это можно разгласить. Настоящая его
фамилия Зиновьев, за что его и посадили. Чистый русский интеллигент... Он
более настоящий Зиновьев, чем тот, который снюхался с Каменевым и Троцки
м.
Но люди считают так: раз уролог, значит, еврей.
-- До некоторой степени это ведь так и есть...
-- Рапик, я с ним переписывался до последнего дня! Конечно, не по
почте. Он постоянно консультировал меня в сложных случаях. Все-таки Берл
ин и
Вена -- это не Саратовский мединститут, особенно если ты в нем даже не
учился.
-- Теперь он отдохнет.
-- На том свете? Ты уверен?
-- За него -- уверен! Это мне на том свете будет еще хуже.
-- Разве может быть хуже?
-- Может, старина! Сейчас докажу. Дай-ка вон тот пухлый том в роскошном
переплете.
-- Данте? Я думал, ты читаешь только их доклады.
-- Заткнись! -- Яков Маркович открыл тяжелый переплет. -- "Земную жизнь
пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во ть
ме
долины"... Вот он, "Ад". Обратимся к поиску достойного меня круга.
-- Ну и что тебе подходит? -- ухмыльнулся Сизиф Антонович, зайдя сзади
и разглядывая гравюры.
-- В том-то и сложность, что мне все подходит. В любом круге Ада для
меня есть местечко. Смотри, Антоныч: вхожу во врата Ада -- сидят ничтожные.
Могу я сесть рядом, как считаешь?
-- Ну, допустим...
-- Идем дальше... Спускаюсь в первый круг, правдоподобно и со знанием
шарашечного дела описанный после Данте Александром Исаичем... Тут, межд
у
прочим, некрещеные и добродетельные нехристиане. Гожусь? Да с превелики
м
удовольствием! Ведь тут, в первом круге, компания какая, ты только глянь:
великие философы -- Сократ, Платон, Сенека, Цицерон. Карла Маркса, правда,
не указано. Подгонять под него свой социалистический реализм Данте еще
не
заставляли. Может, с великими философами рядом? Нет уж! Меня столкнут ниже
,
в глубь чертовой воронки!
-- А что там, ниже?
-- Во втором круге? Тут сладострастники. Тоже компашечка, будь здоров!
Ox, люблю о сексе поговорить!
-- Любишь ты, Яша, свои слабости преувеличивать!
-- Не преувеличиваю, Сизиф! Экстраполирую! А проще говоря, смотрю
вперед! Третий круг -- чревоугодники. Чем меньше ем, тем больше мне это
нравится. Круг четвертый -- скупцы и расточители. Ну, я не скупец, это
проверено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
можно было попасть тихо. И получилось, что Сизиф Антонович стал неофициа
льно
главнее главного уролога Минздрава СССР академика Лопаткина, с которы
м,
впрочем, сосуществовал в великодушной дружбе. Возраст руководителей па
ртии и
государства был таков, что мало кто не лечился у Сагайдака.
-- ... знаете? -- спрашивал, ухмыляясь, Сизиф Антонович.
-- Ну конечно! -- отвечали ему.
-- Предстательную железу я удалял, -- небрежно говорил он. -- ...
знаете? Железу я удалял. Другим многим -- тоже. А ... слышали? Ему не я
удалял. Удалял доктор Рабинович из Риги... Вы понимаете, что это за
правительство без предстательной железы? Они бы и половую любовь, а не т
о
что сексуальную литературу запретили. Только пока не научились делать
юных
ленинцев другим способом.
Если Яков Маркович не может дозвониться к Сизифу Антоновичу, он знает,
что наверху произошла задержка мочи. Если же Сагайдак дома, но просит
позвонить через час, значит, он вперил глаз в микроскоп, а рядом с ним,
красный как рак, сидит высокопоставленный гебон (это слово -- изобретени
е
проф. Сагайдака), обзаведшийся гонореей. Или министр, шепотом рассказыва
ющий
о том, что у него ничего не получается.
-- В Англии смог, а дома не смог! -- раздражающе громко шутит Сизиф
Антонович.
-- Я в Англии ничего себе не позволял! -- умоляюще говорит министр.
-- Знаю! -- успокаивает его Сагайдак. -- Такой анекдот.
Все его больные меньше боятся разглашения государственных тайн, чем
венерических. Это понятно: государственные тайны -- государственные, а
венерические -- свои. Все тщательно скрывают друг от друга, что бывают
здесь. Некоторые больные намекают, что в органах известно про его
антисоветские анекдоты. Однако Сизифа Антоновича не испугать.
-- Они у меня все здесь! -- поясняет он друзьям, поднимая вверх
указательный палец. -- Я сам работаю в органах. И органы под моим
руководством всегда работают лучше.
Эта мысль дошла до верхов и понравилась. Наверху посмеялись.
-- Ничего смешного не вижу! -- немедленно отреагировал профессор
Сагайдак. -- Сталин следовал академику Павлову. Он верил, что у народа можн
о
образовать условные рефлексы, приучить людей, как собак. Я иду дальше. Я
считаю, настоящий ученый, такой, как я, вполне может образовывать условны
е
рефлексы у вождей.
К сожалению, лечить высокопоставленных работников столь же почетно,
сколь невыгодно. Всех их делает похожими уверенность, что их положение у
же
само по себе оказывает благодеяние врачу. Но идейные побуждения, смешанн
ые с
проблемой престижа и личной неприкосновенности, заставляют Сагайдака
лечить
бесплатно руководителей на должностях не ниже членов ЦК. В деньгах Сизи
ф
Антонович не нуждается. Каждое лето он уезжает на Черноморское побереж
ье
Кавказа и снимает дачу, в которой обычно в курортный сезон жило бы челове
к
по двадцать в пять смен, платя пять рублей за койку на ночь. Работает Сизи
ф
с утра до вечера, как Сизиф. Возле дома, под виноградной лозой, вьется
очередь. В основном это мужчины среднего и пожилого возраста, но попадаю
тся
иногда и молодые. Всем нужен генеральный импотентолог. Приемная плата
профессора -- 50 рублей за визит. А когда назначается курс лечения, пациент
вносит еще 400-500 рублей. Медсестра может не регистрировать больного в
книгу учета, и это обойдется еще в 100 рублей. Кроме того, Сизиф Антонович
дает консультации насильникам о том, как уйти от справедливого суда,
доказав, что все было добровольно, и превращает женщин в девушек путем
хирургического вмешательства.
На деньги, заработанные летом, Сизиф Антонович живет зимой в своей
московской кооперативной берлоге. Он лежит в халате на диване и смотрит
по
телевизору хоккей. У него роскошная библиотека. Он изучает непризнанны
х
философов, читает хороших поэтов, запретную литературу, а также
просматривает картинки в зарубежных журналах. Все это Сагайдаку таща
т
лечащиеся у него гебоны. Тем из них, кто приносит особо запрещенные книги
,
Сизиф Антонович читает краткий курс аутогенной тренировки и показыва
ет
некоторые упражнения из йоги, укрепляющие потенцию. Генералы, министры
,
полковники, осваивая упражнения, бегают по комнате на четвереньках, заде
ржав
дыхание и обливаясь потом, а Сизиф Антонович стоит на диване с хлыстиком
и
покрикивает:
-- Живей! Кто хочет стоять, тот должен бегать. А ну резвей, кобелек!..
При этом он доверительно сообщает, что дуракам аутогенная тренировка н
е
помогает.
Некоторые, особо любопытные больные интересуются, как у самого доктор
а
обстоят дела с этим вопросом.
-- Это у вас вопрос, -- отвечает профессор, -- а у меня восклицательный
знак.
На седьмом лагпункте Карлага, куда он попал по доносу жены одного
ответработника, которой отказался сделать аборт, профессор Сагайдак б
ыл
избит сапогами и оказавшимся на столе глобусом за отказ стучать на друг
ого
зека по фамилии Раппопорт. Часть ударов попала в пах. Раны зажили, но
потенция не восстановилась. Сизиф с грустью прощупывал себя, убеждаясь,
что
образовались спайки. Желания остались, но они были нереализуемы, что дл
я
специальности, обозначенной в деле зека Сагайдака, обидно вдвойне.
Два года спустя хирург Баумбах, вместе с которым Сагайдак работал в
лагерной больнице, предложил Сизифу Антоновичу сделать операцию, над
осуществлением которой Баумбах думал, еще когда был на свободе или даж
е
раньше, когда учился в Берлине и Вене. Поколебавшись, Сагайдак согласилс
я.
Хирург вставил ему хрящ от только что умершего зека. Когда шов зажил,
оказалось, что теперь Сизиф Антонович находится готовым к бою в любое вр
емя.
Доктор Баумбах лично наблюдал за результатами своей операции в больниц
е, где
установил к Сагайдаку очередь из зечек, с предварительной записью. И
некоторые интеллигентные женщины просили книгу жалоб, чтобы написат
ь
благодарность. А поскольку такой книги в лагере не полагалось, они не ра
з
устно повторяли Сагайдаку, что гениальный хирург Баумбах просто испра
вил
ошибку природы, от которой, как говорил сам Мичурин, мы не можем ждать
милостей.
Впоследствии Сизиф Антонович не раз подумывал о том, чтобы освоить
операцию, придуманную его учителем. Сагайдак мог бы зарабатывать хорош
ие
деньги. Но тогда он лишился бы собственной уникальности, а самолюбие сво
е он
ценил дороже денег. К тому же некоторые ответработники, получив такой ор
ган,
возомнили бы себя независимыми от Генерального импотентолога. И он
реализовал другую идею Баумбаха о том, что Генеральный секретарь не мож
ет
обойтись без Сагайдака. Сагайдак мечтал вставить эту важную должность
в
устав партии. Капитальный труд профессора Сагайдака "Теоретические ос
новы
импотентологии" был написан, разумеется, Яковом Раппопортом, тайно посв
ящен
хирургу Баумбаху и напечатан по прямому указанию начальника Главлита С
ССР,
железу которого массировал Сизиф Антонович. Таким же образом для
издательства "Знание" была создана научно-популярная брошюра "У нас
импотентов нет!". Яков Маркович накатал ее с особым удовольствием. Сам он
наотрез отказался лечиться, заявив, что лично ему так жить на свете гораз
до
спокойнее.
Подумывал Сизиф Антонович о том, что и ему хорошо бы съездить за
границу, посмотреть кое-что. Но он понимал, что его ни за что не отпустят.
Однажды Сагайдак прочитал в воспоминаниях Уинстона Черчилля, что у вла
сти
должны стоять люди, физически здоровые, иначе на решениях, принимаемых и
ми,
могут отразиться их состояния. Генеральный импотентолог обладал в это
й
области слишком секретной государственной информацией.
_52. ДЕСЯТЫЙ КРУГ_
На Фестивальной улице, в двух кварталах от Речного вокзала, Яков
Маркович выбрался из такси. Хотя он бывал здесь часто, он долго стоял,
соображая, в какой из двух десятков домов-близнецов ему надо войти. Спрос
ить
в эту ночную пору было не у кого. Наконец он угадал подъезд и поднялся в
квартиру на последнем этаже, владелец которой не терпел, чтобы у него ход
или
на голове. На звонки отозвался быстрый собачий лай, потом послышались
размеренные шаги. Сизиф Антонович, мужчина гигантский во всех отношения
х, с
львиной гривой курчавых седых волос, в халате, наподобие старого
арестантского, на который пошел, наверное, рулон махровой ткани, синей в
белую полоску, сграбастал Раппопорта в объятия. Белоснежная болонка Ки
са,
визжа от радости, скакала вокруг Якова Марковича, ухитряясь при каждом
прыжке лизнуть ему руку.
-- Здорово, сиделец! Чертовски рад, Рапик, тыр-пыр-тыр!.. -- Сагайдак
прибавил длинную тираду, понять которую посторонний человек мог бы тол
ько
после перевода ее с блатного на лагерный, с лагерного на матерный, а уж с
матерного на русский. -- Раздевайся, в рот тебя долбать. Я сейчас...
Волоча шлепанцы, Сизиф Антонович протопал в комнату и поднял брошенну
ю
на диван телефонную трубку.
-- Так вот, душа моя! -- продолжил он разговор с неизвестным
собеседником. -- Отдельную квартиру для себя и молодой жены ты получишь
только одним способом. Поверь, ничто так не действует на жилищную комисс
ию,
как недержание мочи. Справку я дам... Опровергнуть? Не-воз-мож-но! Заставить
твои мышцы крепче держать мочу не смог бы даже Ягода... Ну, что? Согласен?..
Тогда слушай. За несколько часов до прихода жилищной комиссии собери
побольше ненужной одежды. Тщательно закрой форточки. И пусть ваша семь
я
мочится только в тряпье, чтобы ни капли не пропадало! Ты понял? И папа, и
мама, и твоя молодая жена, не говоря уж о тебе! Дальше самообслуживание:
помочившись, каждый берет свою тряпку и бежит ее развешивать на батарее.
Да,
и все пейте как можно больше чаю!.. Вы хотите новую квартиру или вы не
хотите? Если хотите, и вам придется понюхать... Соседям скажи, что если они
будут шуметь, ты их всех заразишь недержанием мочи, понял, в рот тебя
долбать?
Развалившись на низком кресле, Яков Маркович полуприкрыл усталые веки
,
рассеянно скользя зрачками по знакомым предметам. Собака улеглась воз
ле
него, похлопывая хвостом о его грязную штанину. Квартира Сагайдака был
а
полной противоположностью его собственной. Стену, диван, пол укрывали ко
вры.
Старинные вазы, подсвечники, лампы, шкатулки, статуэтки, полу- и полность
ю
обнаженные фигурки в фривольных позах -- в хаосе заполняли плоские
пространства на серванте, письменном столе и этажерках, красовались н
а
полках перед книгами и между тускло мерцавшей в полутьме фарфоровой и
серебряной посудой. Справа и слева от двери распластались два гобелена
,
японский и китайский. Хрустальная люстра на потолке могла конкурирова
ть
разве что со своей сводной сестрой в Большом театре.
-- Прости меня, Яша, -- Сизиф Антонович отнес телефон в угол и накрыл
его грелкой для чайника -- русской бабой, одетой в сарафан. Затем хозяин
заходил по комнате, живописно останавливаясь то на фоне японского гобел
ена,
то на фоне персидского ковра. -- Ведь без моих рекомендаций они умрут в
коммуналке. Ну, да ладно!.. Ты, Яша, удачно меня застал. Я вчера появился.
-- Где был? -- удивился Яков Маркович, зная, что профессор до лета
никуда не сматывается.
Сагайдак подошел к Раппопорту вплотную и тихо сказал:
-- Умер Великий Зека...
-- Баумбах?! Но где?
-- Там. Я был там, сиделец... Мне позвонила его родственница, старуха.
Ей сообщили телеграммой, что он умер. Теперь они иногда сообщают... Я тут же
молнировал им, что приеду и похороню его сам. Я должен был, ты же понимаешь,
Яша...
-- А где это?
-- Где? Все последние годы он работал в лагере в Потьме.
-- Слыхал. Сверхсекретная шарашка.
-- Она! Еле попал... В конце концов они согласились выдать труп. Я спас
старика от общей могилы. Труп я получил, но он уже начал разлагаться.
Хорошо, я сообразил взять с собой заморозку.
-- Он сам умер или помогли?
-- Я произвел вскрытие и убедился, что он умер просто от старости. Я
стал искать гроб и достать не смог. Гроб я сделал сам, украв ночью доски на
лесопилке. Машину мне тоже не дают. Договорился в Саранске с таксистом з
а
пятьсот рублей съездить туда и обратно. Но гроб везти таксист отказалс
я
наотрез. Тогда я посадил Баумбаха на заднее сиденье и всю дорогу его держ
ал
в обнимку. В Саранске, найдя ход через обком партии, сделал цинковый гроб
и
справку, разрешающую привезти труп в Москву. Прошлым утром я кремирова
л
Великого Зеку.
-- Почему не позвонил?
-- Прости великодушно, но я хотел стоять в почетном карауле один. Он
мой учитель. Я был доходягой -- он меня спас.
-- Он спас нас и пол-Караганды.
-- Это был классный уролог. Слава его была столь велика, что однажды
зека Баумбаха взяли, переодели в генерала медицинской службы и увезли н
а
самолете. И он консультировал почечную колику у Усатого. А после
консультации его раздели и столкнули в лагерь с подпиской молчать под
угрозой расстрела. Не убили -- вдруг опять потребуется. Все лагерное
начальство его слушалось. Без него гебоны проржавели бы от люэса, в
просторечье именуемого сифилисом! Я его жалкий подражатель!..
-- Слушай, Антоныч, а почему он-таки упрямо не хотел на свободу? Ведь
его двадцать пять давно кончились!..
-- Просто был умней нас. Он понимал, что выйти некуда. Свободней, чем в
лагере, не будет. Там его кормили, жилье было хорошее, нары без щелей, жен
восемь или девять, и все его обожали. А приварок он имел -- дай Бог каждому.
Что еще советскому человеку надо? Его чтили все: и уголовники, и
политические. Все думали, что он еврей, а Баумбах -- это случайно. Ему
пришлось попасть в лагерь с паспортом одного вора, который, в свою очеред
ь,
украл документы у кого-то. Теперь это можно разгласить. Настоящая его
фамилия Зиновьев, за что его и посадили. Чистый русский интеллигент... Он
более настоящий Зиновьев, чем тот, который снюхался с Каменевым и Троцки
м.
Но люди считают так: раз уролог, значит, еврей.
-- До некоторой степени это ведь так и есть...
-- Рапик, я с ним переписывался до последнего дня! Конечно, не по
почте. Он постоянно консультировал меня в сложных случаях. Все-таки Берл
ин и
Вена -- это не Саратовский мединститут, особенно если ты в нем даже не
учился.
-- Теперь он отдохнет.
-- На том свете? Ты уверен?
-- За него -- уверен! Это мне на том свете будет еще хуже.
-- Разве может быть хуже?
-- Может, старина! Сейчас докажу. Дай-ка вон тот пухлый том в роскошном
переплете.
-- Данте? Я думал, ты читаешь только их доклады.
-- Заткнись! -- Яков Маркович открыл тяжелый переплет. -- "Земную жизнь
пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во ть
ме
долины"... Вот он, "Ад". Обратимся к поиску достойного меня круга.
-- Ну и что тебе подходит? -- ухмыльнулся Сизиф Антонович, зайдя сзади
и разглядывая гравюры.
-- В том-то и сложность, что мне все подходит. В любом круге Ада для
меня есть местечко. Смотри, Антоныч: вхожу во врата Ада -- сидят ничтожные.
Могу я сесть рядом, как считаешь?
-- Ну, допустим...
-- Идем дальше... Спускаюсь в первый круг, правдоподобно и со знанием
шарашечного дела описанный после Данте Александром Исаичем... Тут, межд
у
прочим, некрещеные и добродетельные нехристиане. Гожусь? Да с превелики
м
удовольствием! Ведь тут, в первом круге, компания какая, ты только глянь:
великие философы -- Сократ, Платон, Сенека, Цицерон. Карла Маркса, правда,
не указано. Подгонять под него свой социалистический реализм Данте еще
не
заставляли. Может, с великими философами рядом? Нет уж! Меня столкнут ниже
,
в глубь чертовой воронки!
-- А что там, ниже?
-- Во втором круге? Тут сладострастники. Тоже компашечка, будь здоров!
Ox, люблю о сексе поговорить!
-- Любишь ты, Яша, свои слабости преувеличивать!
-- Не преувеличиваю, Сизиф! Экстраполирую! А проще говоря, смотрю
вперед! Третий круг -- чревоугодники. Чем меньше ем, тем больше мне это
нравится. Круг четвертый -- скупцы и расточители. Ну, я не скупец, это
проверено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68