У вас там что, на городских кладбищах все места заняты?
— Понятия не имею. Я вообще туда не езжу.
Как только дед начал закапывать Голубева или кто он там был обратно, я отошла чуть подальше и постаралась логически подумать о том, каким боком он здесь появился. Но мой переутомленный мозг просто напрочь отказывался связывать все недавние события в какую-то логическую цепочку и найти в них хоть долю здравого смысла. Но одно я понимала со всей ясностью: то, что он лежит здесь, как-то связано со мной. Я сердцем чуяла, что он явился по мою душу. Сначала он возник в моей квартире, теперь вот в дедовой могиле, а в следующий раз… Нет, следующего раза не будет. Следующего раза просто не может быть потому, что он мертв… От того, что в последнее время на меня навалилось слишком много различных фактов, напрочь лишенных смысла, мне вдруг стало страшно. Впервые за долгое время мне по-настоящему стало страшно.
А все началось с той проклятой вечеринки, на которую пригласил меня Михаил. Больше никогда, никогда не буду ходить на такие сомнительные тусовки. Я буду довольствоваться теми заработками, которые имею на киностудии. В конце концов у меня уже есть деньги — как-никак, больше полумиллиона баксов. И в конце концов у меня есть муж. А само понятие «муж» уже включает в себя деньги.
Крепко закусив губу, я подумала о том, что мои нервы совсем расшатались да и выдержки никакой. Быть может, мне нужно отдать Михаилу деньги и тогда все закончится? Тогда зачем столько мучений, страхов, терзаний? Михаил не спрашивает о деньгах, да и я о них особо не говорю. Хотя он хочет спросить о них завтра… Что ж, посмотрим, что будет завтра. А пока я понимаю, что эти деньги, которыми я даже не могу воспользоваться, не принесли мне ничего кроме неуверенности, страха и постоянного беспокойства.
Мне захотелось зарыдать, но только не здесь, не на кладбище… Эти деньги расшатали мои нервы так сильно, что в последнее время я стала чувствовать себя хуже. Некуда. У меня все болит, а может быть, что-то одно, но я не знаю, что именно. Голова, сердце, душа…
Я вновь обернулась на деда, и у меня закружилась голова.
— Дед, ты там скоро?
— Дочка, ты ж видишь, что я на месте не стою. Дай хан земельки немного набросаю, а то мало ли кто на кладбище еще может пройти. Тем более ты учитывай мой возраст. Мне самому скоро на тот свет отправляться, а я лопатой орудую, словно молодой.
— С чего ты это решил на тот свет отправляться? Ты фору любому молодому дашь.
— Не говори ерунды, дочка. Возраст, как ни крути, свое берет.
Поняв, что я больше не могу стоять, я села на корточки и обхватила колени руками. Я всегда была сильной женщиной и умела сносить все жизненные трудности с удивительным достоинством. Мужчины никогда не любили тех женщин, которые склонны к истерике, у которых эмоции всегда застилают разум. А я другая, я всегда была другая… Я сильная, трезвая и неплаксивая. Только в последнее время со мной что-то случилось… Наверное, слишком много всего произошло. Слишком много… А раньше, я всегда умела свои переживания скрывать. Наверное, дед Герасим правду сказал, что возраст берет свое. С годами я становлюсь беззащитнее, эмоциональнее, утонченнее… Конечно, говорить о возрасте мне еще рано, но все же, как ни крути, сила переживаний зависит именно от этого самого возраста. Ведь раньше я даже не впала в истерику, когда мой отец в реанимации оказался, а когда он умер, я все время молчала и даже молча стояла на кладбище, не уронив ни слезинки. Хотя что творилось у меня внутри, не передать. Недаром же я профессиональной актрисой стала. Значит, еще тогда я умела играть и перевоплощаться. Я в этой жизни училась только одному: быть сильной. Я научилась выдерживать самое плохое и выглядеть в глазах окружающих меня людей бездушною стервою, которую ничем не проймешь, даже смертью близкого человека.
— Ань, ты что села-то? Тебе плохо?
— Не знаю, что-то мутит меня. Больно много времени мы на кладбище проводим. Словно могильщики.
— А мы и есть могильщики. Одного закопаем, другого раскопаем, и наоборот.
Дед засмеялся, но так как юмор был черным, то он естественно не вызывал у меня ответной реакции.
— Анюта, ты лучше в машине посиди. Что ж ты на землю-то уселась?
— Я не на земле сижу, а на корточках.
— Но ведь неудобно же.
— Мне не до удобств сейчас. Тебе много еще?
— Немного. Я уже сам уработался. Ежели бы кладбище было действующее, я бы сюда могильщиком устроился. Рука уже набита. А может, она бы еще больше была набита, если бы мне за это платили. Какая-никакая, а прибавка к пенсии. Хотя на черта мне эта прибавка нужна, магазина-то все равно нет. Вот если бы мне водочкой платили, тогда другой разговор.
Я подняла голову и заинтересованно посмотрела на деда.
— Дед, а ты не боишься пить-то столько? У тебя уже организм весь заспиртован.
— Вот и хорошо, что заспиртован.
— Да что ж хорошего то?
— А то, что я уже простудой черт знает сколько времени не болею.
Встав с земли, я слегка отряхнулась и пошла в ту сторону, где стояла машина.
— Дед, я тебя в машине подожду. Только давай быстрее, ладно?
— Что ты меня все торопишь?! Я же не робот, а пожилой человек. Лучше бы лопату взяла да подсобила, — не на шутку разозлился изрядно уставший дед. — Привыкла в своем банке деньги считать…
— Дед, я с лопатой никогда не дружила. Физический труд меня никогда не привлекал, а только интеллектуальный. Это ты у нас человек деревенский. Как-никак на земле вырос. Вот тебя и должно тянуть к земле. Тебе на огороде не привыкать работать.
— На огороде не привыкать, а на кладбище привыкнуть надо.
— Давай, я жду, — я махнула рукой и направилась к своей машине, которая стояла в самом начале кладбища.
Как только я к ней подошла, то сразу обратила внимание, что у нее спущено заднее колесо.
— Вот черт! Надо же, а резина совсем новая.
Признаться честно, я еще никогда не меняла колеса, но теоретически знала, как это делается. В моем багажнике имелась не только запаска, но и домкрат. Достав все необходимое из багажника, я почесала затылок и решила, что у меня есть время это попробовать. Сев на корточки, я схватила домкрат и стала судорожно соображать, как им орудовать.
Если я знаю, как это делается, значит, я смогу это сделать, подумала я. Вдруг за моей спиной заскрипели тормоза. Я обернулась и увидела, что рядом со мной остановилась видавшая виды японская легковушка. Стараясь сохранить самообладание, я стала снимать колесо, не обращая внимание на дрожь в руках. Из машины лихо выскочили два коротко стриженных молодца и кинулись прямо ко мне. Подсознательно я сразу почуяла недоброе, но по-прежнему не поднимала головы, изо всех сил демонстрируя, что я очень занята делом.
— Здорово, красавица! — ехидно поздоровался один из них и бесцеремонно сел рядом на корточки.
— Здравствуйте, — вежливо ответила ему я, и сняв приспущенное колесо, положила его на землю.
— Тебе помочь?
— Спасибо, я сама.
— Смотри, не женское это дело Я уже давно не разделяю дела на женские и мужские. Я привыкла все делать сама.
— У тебя что, мужика что ли нет? — словно лошадь заржал незнакомец и дружелюбно хлопнул меня по плечу своей пятерней.
— У меня его слишком долго не было.
— А щас?
— Сейчас вроде бы появился. Я еще сама пока точно не знаю.
— Это как?! — незнакомец захлопал глазами и посмотрел на меня подозрительным взглядом.
Я достала запаску и принялась ставить ее на место спущенного колеса.
— А кто его разберет, этого мужика. Сегодня он есть, завтра его нет…
— Тебе, подруга, в натуре, какие-то мужики левые доставались, наверное…
— Может быть. Правые пока не встречались.
— Ну, ты, подруга, даешь. Витюха, ты слышишь, чо она говорит. Витюха, она по-моему к мужикам хреново относится. Как этих баб-то называют, которые мужиков на дух не переваривают?! Феминистками. Точно, феминистками… Феминистка, наверное.
Парень вновь хлопнул меня все той же здоровой пятерней по плечу и уж чересчур язвительно спросил:
— Ты случайно не феминистка?!
— Пока нет.
— А что, скоро будешь?
— Не знаю. Может, и буду. Я никогда ничего не планирую.
Второй парень оказался более суров, чем первый, и менее разговорчив. Не говоря ни слова, он взял меня за шкирку и заставил оторваться от домкрата, а точнее, он заставил меня встать. Я так растерялась, что даже не успела испугаться. Встав в полный рост, я резко убрала от себя чужие руки и вдохнула как можно больше воздуха.
— Вы что?!
— А ты чо? — процедил сквозь зубы молчаливый.
— Я тут себе спокойно сижу, колесо ставлю, а вы мне мешаете…
— А чо это ты на кладбище колесо ставишь? — молчаливый Витюха так сощурил свои недобрые глаза, что по моему телу пробежал колючий холодок.
— А какая разница, где колесо ставить? Где оно спускается, там я его и ставлю.
— А какого лешего оно у тебя на кладбище спустилось?
— Не знаю. Спустилось и все. Я-то тут при чем? Оно могло в любом месте спуститься. Это от меня не зависит.
Парень по имени Витюха, видимо, очень сильно разозлился и уже в который раз хорошенько меня тряхнул.
— Ты, овца, чо из себя корчишь?! Ты чо, вопроса не поняла?! Ты чо на кладбище делала?!
— Я на кладбище ничего не делала, — растерялась я еще больше. — Я просто мимо проезжала, и у меня колесо спустило. Вы же меня не среди могил увидели, а у входа на кладбище. И вообще, вы кто такие? И на каком основании вы так со мной разговариваете?!
Самый лучший метод защиты — это нападение, отметила я про себя и постаралась побороть в себе страх.
— А ты кто такая?
— У меня здесь дача. Я сюда часто приезжаю, а лично вас я тут вижу в первый раз.
— У нас тут тоже дача.
— А это не вы случайно у бабки Матрены остановились?
— Мы.
— Понятно. Я не говорю, что мне очень приятно с вами познакомиться, но теперь будем знакомы.
— Витюха, а девка-то борзая, — произнес тот, который был посмелее. — Наглая девка-то. Наверное, ее жизни никто не учил. Может, поучим?
— Это вас никто не учил, как со старшими разговаривать. Просто кошмар, какая у нас молодежь пошла невоспитанная.
— Это ты-то старшая что ли?
— Старшая, а что, не похожа?!
— Не придуривайся, малолетка хренова.
Я судорожно захлопала глазами и чуть было не взорвалась от охватившего меня возмущения. Еще никто и никогда не называл меня малолеткой, тем более сейчас, когда от моей бурной молодости остались одни ностальгические воспоминания.
— Это я-то малолетка?!
— Ты!
— Я?!
— Ты. Витюха, а она на одну артистку похожа.
— Какую еще артистку?
— Да щас самую популярную. Помнишь? Я ее фамилию забыл.
— Я не помню, когда в последний раз телек смотрел.
— Да ты должен ее знать. Она часто играет.
— Я же тебе говорю, что телек вообще не смотрю.
— Есть у нее что-то от той артистки. По этой артистке мой батя сохнет. Накупил с нею кассет и от телевизора за уши не оттащишь. Матушка ему объясняет, что артистки те же самые проститутки, а он и слушать не хочет. Бутылку прикупит и к телеку. Матушка сказала, чтобы он к ней шлепал, если он как лох последний голову потерял. Только та покрасивее и поярче. Эта захезанная какая-то, словно из подвала вылезла.
Парень усмехнулся и обратился ко мне.
— Подруга, тебе кто-нибудь говорил, что ты на одну артистку похожа?
— Нет.
— Это значит я тебе это первый говорю?
— Первый.
— Тогда танцуй от счастья. Я тебя лахудру с такой теткой сравниваю — это ж какая честь! Видишь, какой я ни есть, а комплименты женщинам делать умею.
— Хорошенькие комплементы, — раскраснелась я от злости. — Кто дал тебе право называть меня лахудрой?! Что думаешь, одинокую женщину встретил на кладбище и можешь ее оскорблять?! Что думаешь, за меня заступиться некому?!
— Мне никто никаких прав никогда не давал. Они у меня и так всегда были, — процедил сквозь зубы разозленный парень и посмотрела на меня так, как смотрят на заклятого врага.
Справедливо рассудив, что наши споры могут продолжаться целую вечность, я приняла решение как можно быстрее закрутить колесо и унести подальше ноги. Показав, что разговор окончен, я села на корточки и с демонстративной яростью принялась крутить это злосчастное колесо. Моя наглость не осталась незамеченной. Молчаливый парень по имени Витюха уже во второй раз схватил меня за шкирку и поставил на ноги.
— Ты чо отворачиваешься, когда с тобой люди разговариваю!?! Я чо по твоему перед тобой стоять должен, а ты передо мной сидеть?!
— У меня времени в обрез. Я, по-моему, все сказала и попрошу не трогать меня своими руками.
— А мне насрать, что у тебя времени в обрез. Мне вообще на все на свете насрать.
— Господи, сколько же в тебе говна, — ядовито заметила я и хотела было опять заняться колесом, но парень по имени Витюха буквально рассвирепел и взял меня за подбородок.
— Тебя, подруга, точно никто никогда не наказывал. Видно, придется мне щас это сделать. Я тебе покажу где раки зимуют.
— Да что вам от меня надо?!
— Говори, какого хрена ты на заброшенном кладбище делаешь?!
— Мимо проезжала.
— Мимо проезжала?!
— Мимо.
— Да только тут мимо никак не проедешь. Сюда обязательно свернуть надо.
— Вот я и свернула, чтобы колесо поменять. Не буду же я посреди дороги его менять, людям мешать.
— Каким людям?! Ты прекрасно знаешь, что здесь отродясь никаких людей нет.
— На кладбище мне как-то спокойнее…
— И кладбища, значит, не боишься?!
— А почему я должна его бояться?
— И могил не боишься?
— Нет. В том городе, где я родилась, кладбище недалеко от моего дома было. Мы туда с одноклассниками часто ходили. Могилы рассматривали. Так что у меня вообще по этому поводу страха никогда не было. А мои родители прямо на кладбище огород садили! Вернее прямо у самого кладбища. И не мы одни так делали, а многие. Говорят, что там перегной хороший и картошка хорошо росла. Посадишь немного картошки и подойдешь к какой-нибудь могилке, табличку посмотришь. А там такой-то такой-то, такого года рождения. Я больше всего фотографии любила рассматривать. А на них человеческие лица, которых больше нет… Это сейчас мне как-то не по себе от таких воспоминаний, а тогда ничего, нормально было. Кладбище, обнесенное огородами… Одни расширялись, подбирались поближе к могилам и сажали там свои картофельные плантации. Другие психовали, что так мало места, и хоронили своих близких прямо на этих плантациях…
— Витюха, чо она какую-то пургу несет?. — перебил меня самый говорливый.
— Я объясняю, почему я кладбища не боюсь. Если я все свое детство на кладбище огород сажала, то почему я колесо не могу поменять?! Для меня кладбище, можно сказать, дом родной, если мне, конечно, тут посторонние не мешают.
Не знаю, убедили ли мои доводы этих двух неприятных типов, но их квадратные физиономии не стали хоть немного добрее и не выражали ничего, кроме тупости перемешанной со страшным цинизмом.
— Дочка! Дело сделано! Я жмурика поаккуратнее закопал! Посимпатичнее!
Мы одновременно повернули головы в сторону леса и увидели изрядно уставшего деда Герасима, пробирающегося между мо ил.
Глава 15
Увидев, что я стою не одна, дед спрятал лопату за спину от волнения захлопал покрасневшими от водки глазами. Немного отдышавшись, он подошел поближе и как ни в чем не бывало спросил:
— Ой, Анют, а ты не одна… А что у тебя с машиной-то?
— Колесо спустило.
— А запасное есть?
— Есть, да только поставить не могу. Новые постояльцы ничего не дают сделать.
Парни переглянулись и поздоровались с дедом Герасимом.
— Здорово, дед.
— Здравствуйте, ребята, а вы что мою дочку обижаете, что ли?
— Да мы вообще женщин никогда не обижаем. Мы с ней просто разговор за жизнь ведем. Смотрим, девушка одна на дорогой машине у кладбища застряла. Во мы и заинтересовались, что же девушка тут делает, в таком месте. Почему ничего не боится. А девушка нагло нам врет, что у нее колесо спустило и что она мимо кладбища случайно проезжала. Да видно, ничего случайного не бывает. Смотрим, со стороны кладбища знакомый дед идет. — Грязный да усталый, словно он в свои годы носом полкладбища перепахал. Дед, а ты-то что на кладбище делал?
— Да так, прогуливался… Я тут часто прогуливаюсь. За кладбищем смотреть некому, вот я иногда на него и прихожу. Слежу, чтобы хулиганов никаких не было.
— Ты чо тут, вроде смотрителя что ли?!
— Вот верно, вроде смотрителя.
— На добровольных началах или тебя сюда кто на работу устроил?
— На добровольных. Кто меня сюда устроит, ежели кладбище брошено и тут никакого начальства нет.
— Дед, а ты за свой базар отвечаешь?! — вспылил парень по имени Витюха.
— Как это?
— Я тебя ясно спросил: ты за свой базар отвечаешь?!
— Да ни за какой базар я не отвечаю… Ни за кладбище, ни за базар. У нас тут вообще никакого базара уже тысячу лет нет. Ежели вам базар нужен, то вы в районный центр езжайте.
Парни недобро гоготнули и одновременно посмотрели на часы. Видимо, комбинация из двух стрелок произвела на них должное впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Понятия не имею. Я вообще туда не езжу.
Как только дед начал закапывать Голубева или кто он там был обратно, я отошла чуть подальше и постаралась логически подумать о том, каким боком он здесь появился. Но мой переутомленный мозг просто напрочь отказывался связывать все недавние события в какую-то логическую цепочку и найти в них хоть долю здравого смысла. Но одно я понимала со всей ясностью: то, что он лежит здесь, как-то связано со мной. Я сердцем чуяла, что он явился по мою душу. Сначала он возник в моей квартире, теперь вот в дедовой могиле, а в следующий раз… Нет, следующего раза не будет. Следующего раза просто не может быть потому, что он мертв… От того, что в последнее время на меня навалилось слишком много различных фактов, напрочь лишенных смысла, мне вдруг стало страшно. Впервые за долгое время мне по-настоящему стало страшно.
А все началось с той проклятой вечеринки, на которую пригласил меня Михаил. Больше никогда, никогда не буду ходить на такие сомнительные тусовки. Я буду довольствоваться теми заработками, которые имею на киностудии. В конце концов у меня уже есть деньги — как-никак, больше полумиллиона баксов. И в конце концов у меня есть муж. А само понятие «муж» уже включает в себя деньги.
Крепко закусив губу, я подумала о том, что мои нервы совсем расшатались да и выдержки никакой. Быть может, мне нужно отдать Михаилу деньги и тогда все закончится? Тогда зачем столько мучений, страхов, терзаний? Михаил не спрашивает о деньгах, да и я о них особо не говорю. Хотя он хочет спросить о них завтра… Что ж, посмотрим, что будет завтра. А пока я понимаю, что эти деньги, которыми я даже не могу воспользоваться, не принесли мне ничего кроме неуверенности, страха и постоянного беспокойства.
Мне захотелось зарыдать, но только не здесь, не на кладбище… Эти деньги расшатали мои нервы так сильно, что в последнее время я стала чувствовать себя хуже. Некуда. У меня все болит, а может быть, что-то одно, но я не знаю, что именно. Голова, сердце, душа…
Я вновь обернулась на деда, и у меня закружилась голова.
— Дед, ты там скоро?
— Дочка, ты ж видишь, что я на месте не стою. Дай хан земельки немного набросаю, а то мало ли кто на кладбище еще может пройти. Тем более ты учитывай мой возраст. Мне самому скоро на тот свет отправляться, а я лопатой орудую, словно молодой.
— С чего ты это решил на тот свет отправляться? Ты фору любому молодому дашь.
— Не говори ерунды, дочка. Возраст, как ни крути, свое берет.
Поняв, что я больше не могу стоять, я села на корточки и обхватила колени руками. Я всегда была сильной женщиной и умела сносить все жизненные трудности с удивительным достоинством. Мужчины никогда не любили тех женщин, которые склонны к истерике, у которых эмоции всегда застилают разум. А я другая, я всегда была другая… Я сильная, трезвая и неплаксивая. Только в последнее время со мной что-то случилось… Наверное, слишком много всего произошло. Слишком много… А раньше, я всегда умела свои переживания скрывать. Наверное, дед Герасим правду сказал, что возраст берет свое. С годами я становлюсь беззащитнее, эмоциональнее, утонченнее… Конечно, говорить о возрасте мне еще рано, но все же, как ни крути, сила переживаний зависит именно от этого самого возраста. Ведь раньше я даже не впала в истерику, когда мой отец в реанимации оказался, а когда он умер, я все время молчала и даже молча стояла на кладбище, не уронив ни слезинки. Хотя что творилось у меня внутри, не передать. Недаром же я профессиональной актрисой стала. Значит, еще тогда я умела играть и перевоплощаться. Я в этой жизни училась только одному: быть сильной. Я научилась выдерживать самое плохое и выглядеть в глазах окружающих меня людей бездушною стервою, которую ничем не проймешь, даже смертью близкого человека.
— Ань, ты что села-то? Тебе плохо?
— Не знаю, что-то мутит меня. Больно много времени мы на кладбище проводим. Словно могильщики.
— А мы и есть могильщики. Одного закопаем, другого раскопаем, и наоборот.
Дед засмеялся, но так как юмор был черным, то он естественно не вызывал у меня ответной реакции.
— Анюта, ты лучше в машине посиди. Что ж ты на землю-то уселась?
— Я не на земле сижу, а на корточках.
— Но ведь неудобно же.
— Мне не до удобств сейчас. Тебе много еще?
— Немного. Я уже сам уработался. Ежели бы кладбище было действующее, я бы сюда могильщиком устроился. Рука уже набита. А может, она бы еще больше была набита, если бы мне за это платили. Какая-никакая, а прибавка к пенсии. Хотя на черта мне эта прибавка нужна, магазина-то все равно нет. Вот если бы мне водочкой платили, тогда другой разговор.
Я подняла голову и заинтересованно посмотрела на деда.
— Дед, а ты не боишься пить-то столько? У тебя уже организм весь заспиртован.
— Вот и хорошо, что заспиртован.
— Да что ж хорошего то?
— А то, что я уже простудой черт знает сколько времени не болею.
Встав с земли, я слегка отряхнулась и пошла в ту сторону, где стояла машина.
— Дед, я тебя в машине подожду. Только давай быстрее, ладно?
— Что ты меня все торопишь?! Я же не робот, а пожилой человек. Лучше бы лопату взяла да подсобила, — не на шутку разозлился изрядно уставший дед. — Привыкла в своем банке деньги считать…
— Дед, я с лопатой никогда не дружила. Физический труд меня никогда не привлекал, а только интеллектуальный. Это ты у нас человек деревенский. Как-никак на земле вырос. Вот тебя и должно тянуть к земле. Тебе на огороде не привыкать работать.
— На огороде не привыкать, а на кладбище привыкнуть надо.
— Давай, я жду, — я махнула рукой и направилась к своей машине, которая стояла в самом начале кладбища.
Как только я к ней подошла, то сразу обратила внимание, что у нее спущено заднее колесо.
— Вот черт! Надо же, а резина совсем новая.
Признаться честно, я еще никогда не меняла колеса, но теоретически знала, как это делается. В моем багажнике имелась не только запаска, но и домкрат. Достав все необходимое из багажника, я почесала затылок и решила, что у меня есть время это попробовать. Сев на корточки, я схватила домкрат и стала судорожно соображать, как им орудовать.
Если я знаю, как это делается, значит, я смогу это сделать, подумала я. Вдруг за моей спиной заскрипели тормоза. Я обернулась и увидела, что рядом со мной остановилась видавшая виды японская легковушка. Стараясь сохранить самообладание, я стала снимать колесо, не обращая внимание на дрожь в руках. Из машины лихо выскочили два коротко стриженных молодца и кинулись прямо ко мне. Подсознательно я сразу почуяла недоброе, но по-прежнему не поднимала головы, изо всех сил демонстрируя, что я очень занята делом.
— Здорово, красавица! — ехидно поздоровался один из них и бесцеремонно сел рядом на корточки.
— Здравствуйте, — вежливо ответила ему я, и сняв приспущенное колесо, положила его на землю.
— Тебе помочь?
— Спасибо, я сама.
— Смотри, не женское это дело Я уже давно не разделяю дела на женские и мужские. Я привыкла все делать сама.
— У тебя что, мужика что ли нет? — словно лошадь заржал незнакомец и дружелюбно хлопнул меня по плечу своей пятерней.
— У меня его слишком долго не было.
— А щас?
— Сейчас вроде бы появился. Я еще сама пока точно не знаю.
— Это как?! — незнакомец захлопал глазами и посмотрел на меня подозрительным взглядом.
Я достала запаску и принялась ставить ее на место спущенного колеса.
— А кто его разберет, этого мужика. Сегодня он есть, завтра его нет…
— Тебе, подруга, в натуре, какие-то мужики левые доставались, наверное…
— Может быть. Правые пока не встречались.
— Ну, ты, подруга, даешь. Витюха, ты слышишь, чо она говорит. Витюха, она по-моему к мужикам хреново относится. Как этих баб-то называют, которые мужиков на дух не переваривают?! Феминистками. Точно, феминистками… Феминистка, наверное.
Парень вновь хлопнул меня все той же здоровой пятерней по плечу и уж чересчур язвительно спросил:
— Ты случайно не феминистка?!
— Пока нет.
— А что, скоро будешь?
— Не знаю. Может, и буду. Я никогда ничего не планирую.
Второй парень оказался более суров, чем первый, и менее разговорчив. Не говоря ни слова, он взял меня за шкирку и заставил оторваться от домкрата, а точнее, он заставил меня встать. Я так растерялась, что даже не успела испугаться. Встав в полный рост, я резко убрала от себя чужие руки и вдохнула как можно больше воздуха.
— Вы что?!
— А ты чо? — процедил сквозь зубы молчаливый.
— Я тут себе спокойно сижу, колесо ставлю, а вы мне мешаете…
— А чо это ты на кладбище колесо ставишь? — молчаливый Витюха так сощурил свои недобрые глаза, что по моему телу пробежал колючий холодок.
— А какая разница, где колесо ставить? Где оно спускается, там я его и ставлю.
— А какого лешего оно у тебя на кладбище спустилось?
— Не знаю. Спустилось и все. Я-то тут при чем? Оно могло в любом месте спуститься. Это от меня не зависит.
Парень по имени Витюха, видимо, очень сильно разозлился и уже в который раз хорошенько меня тряхнул.
— Ты, овца, чо из себя корчишь?! Ты чо, вопроса не поняла?! Ты чо на кладбище делала?!
— Я на кладбище ничего не делала, — растерялась я еще больше. — Я просто мимо проезжала, и у меня колесо спустило. Вы же меня не среди могил увидели, а у входа на кладбище. И вообще, вы кто такие? И на каком основании вы так со мной разговариваете?!
Самый лучший метод защиты — это нападение, отметила я про себя и постаралась побороть в себе страх.
— А ты кто такая?
— У меня здесь дача. Я сюда часто приезжаю, а лично вас я тут вижу в первый раз.
— У нас тут тоже дача.
— А это не вы случайно у бабки Матрены остановились?
— Мы.
— Понятно. Я не говорю, что мне очень приятно с вами познакомиться, но теперь будем знакомы.
— Витюха, а девка-то борзая, — произнес тот, который был посмелее. — Наглая девка-то. Наверное, ее жизни никто не учил. Может, поучим?
— Это вас никто не учил, как со старшими разговаривать. Просто кошмар, какая у нас молодежь пошла невоспитанная.
— Это ты-то старшая что ли?
— Старшая, а что, не похожа?!
— Не придуривайся, малолетка хренова.
Я судорожно захлопала глазами и чуть было не взорвалась от охватившего меня возмущения. Еще никто и никогда не называл меня малолеткой, тем более сейчас, когда от моей бурной молодости остались одни ностальгические воспоминания.
— Это я-то малолетка?!
— Ты!
— Я?!
— Ты. Витюха, а она на одну артистку похожа.
— Какую еще артистку?
— Да щас самую популярную. Помнишь? Я ее фамилию забыл.
— Я не помню, когда в последний раз телек смотрел.
— Да ты должен ее знать. Она часто играет.
— Я же тебе говорю, что телек вообще не смотрю.
— Есть у нее что-то от той артистки. По этой артистке мой батя сохнет. Накупил с нею кассет и от телевизора за уши не оттащишь. Матушка ему объясняет, что артистки те же самые проститутки, а он и слушать не хочет. Бутылку прикупит и к телеку. Матушка сказала, чтобы он к ней шлепал, если он как лох последний голову потерял. Только та покрасивее и поярче. Эта захезанная какая-то, словно из подвала вылезла.
Парень усмехнулся и обратился ко мне.
— Подруга, тебе кто-нибудь говорил, что ты на одну артистку похожа?
— Нет.
— Это значит я тебе это первый говорю?
— Первый.
— Тогда танцуй от счастья. Я тебя лахудру с такой теткой сравниваю — это ж какая честь! Видишь, какой я ни есть, а комплименты женщинам делать умею.
— Хорошенькие комплементы, — раскраснелась я от злости. — Кто дал тебе право называть меня лахудрой?! Что думаешь, одинокую женщину встретил на кладбище и можешь ее оскорблять?! Что думаешь, за меня заступиться некому?!
— Мне никто никаких прав никогда не давал. Они у меня и так всегда были, — процедил сквозь зубы разозленный парень и посмотрела на меня так, как смотрят на заклятого врага.
Справедливо рассудив, что наши споры могут продолжаться целую вечность, я приняла решение как можно быстрее закрутить колесо и унести подальше ноги. Показав, что разговор окончен, я села на корточки и с демонстративной яростью принялась крутить это злосчастное колесо. Моя наглость не осталась незамеченной. Молчаливый парень по имени Витюха уже во второй раз схватил меня за шкирку и поставил на ноги.
— Ты чо отворачиваешься, когда с тобой люди разговариваю!?! Я чо по твоему перед тобой стоять должен, а ты передо мной сидеть?!
— У меня времени в обрез. Я, по-моему, все сказала и попрошу не трогать меня своими руками.
— А мне насрать, что у тебя времени в обрез. Мне вообще на все на свете насрать.
— Господи, сколько же в тебе говна, — ядовито заметила я и хотела было опять заняться колесом, но парень по имени Витюха буквально рассвирепел и взял меня за подбородок.
— Тебя, подруга, точно никто никогда не наказывал. Видно, придется мне щас это сделать. Я тебе покажу где раки зимуют.
— Да что вам от меня надо?!
— Говори, какого хрена ты на заброшенном кладбище делаешь?!
— Мимо проезжала.
— Мимо проезжала?!
— Мимо.
— Да только тут мимо никак не проедешь. Сюда обязательно свернуть надо.
— Вот я и свернула, чтобы колесо поменять. Не буду же я посреди дороги его менять, людям мешать.
— Каким людям?! Ты прекрасно знаешь, что здесь отродясь никаких людей нет.
— На кладбище мне как-то спокойнее…
— И кладбища, значит, не боишься?!
— А почему я должна его бояться?
— И могил не боишься?
— Нет. В том городе, где я родилась, кладбище недалеко от моего дома было. Мы туда с одноклассниками часто ходили. Могилы рассматривали. Так что у меня вообще по этому поводу страха никогда не было. А мои родители прямо на кладбище огород садили! Вернее прямо у самого кладбища. И не мы одни так делали, а многие. Говорят, что там перегной хороший и картошка хорошо росла. Посадишь немного картошки и подойдешь к какой-нибудь могилке, табличку посмотришь. А там такой-то такой-то, такого года рождения. Я больше всего фотографии любила рассматривать. А на них человеческие лица, которых больше нет… Это сейчас мне как-то не по себе от таких воспоминаний, а тогда ничего, нормально было. Кладбище, обнесенное огородами… Одни расширялись, подбирались поближе к могилам и сажали там свои картофельные плантации. Другие психовали, что так мало места, и хоронили своих близких прямо на этих плантациях…
— Витюха, чо она какую-то пургу несет?. — перебил меня самый говорливый.
— Я объясняю, почему я кладбища не боюсь. Если я все свое детство на кладбище огород сажала, то почему я колесо не могу поменять?! Для меня кладбище, можно сказать, дом родной, если мне, конечно, тут посторонние не мешают.
Не знаю, убедили ли мои доводы этих двух неприятных типов, но их квадратные физиономии не стали хоть немного добрее и не выражали ничего, кроме тупости перемешанной со страшным цинизмом.
— Дочка! Дело сделано! Я жмурика поаккуратнее закопал! Посимпатичнее!
Мы одновременно повернули головы в сторону леса и увидели изрядно уставшего деда Герасима, пробирающегося между мо ил.
Глава 15
Увидев, что я стою не одна, дед спрятал лопату за спину от волнения захлопал покрасневшими от водки глазами. Немного отдышавшись, он подошел поближе и как ни в чем не бывало спросил:
— Ой, Анют, а ты не одна… А что у тебя с машиной-то?
— Колесо спустило.
— А запасное есть?
— Есть, да только поставить не могу. Новые постояльцы ничего не дают сделать.
Парни переглянулись и поздоровались с дедом Герасимом.
— Здорово, дед.
— Здравствуйте, ребята, а вы что мою дочку обижаете, что ли?
— Да мы вообще женщин никогда не обижаем. Мы с ней просто разговор за жизнь ведем. Смотрим, девушка одна на дорогой машине у кладбища застряла. Во мы и заинтересовались, что же девушка тут делает, в таком месте. Почему ничего не боится. А девушка нагло нам врет, что у нее колесо спустило и что она мимо кладбища случайно проезжала. Да видно, ничего случайного не бывает. Смотрим, со стороны кладбища знакомый дед идет. — Грязный да усталый, словно он в свои годы носом полкладбища перепахал. Дед, а ты-то что на кладбище делал?
— Да так, прогуливался… Я тут часто прогуливаюсь. За кладбищем смотреть некому, вот я иногда на него и прихожу. Слежу, чтобы хулиганов никаких не было.
— Ты чо тут, вроде смотрителя что ли?!
— Вот верно, вроде смотрителя.
— На добровольных началах или тебя сюда кто на работу устроил?
— На добровольных. Кто меня сюда устроит, ежели кладбище брошено и тут никакого начальства нет.
— Дед, а ты за свой базар отвечаешь?! — вспылил парень по имени Витюха.
— Как это?
— Я тебя ясно спросил: ты за свой базар отвечаешь?!
— Да ни за какой базар я не отвечаю… Ни за кладбище, ни за базар. У нас тут вообще никакого базара уже тысячу лет нет. Ежели вам базар нужен, то вы в районный центр езжайте.
Парни недобро гоготнули и одновременно посмотрели на часы. Видимо, комбинация из двух стрелок произвела на них должное впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32