А родственники у меня получают вроде бы прилично. Вот они все скинулись и на день рожденья мне ее подарили. Я такого подарка даже не ожидала. Красивая у меня машина?
— Красивая. Ты ее когда последний раз ремонтировала?
— Да она совершенно новая. У нее пока еще ничего не ломалось.
— Это хорошо. А документы у тебя все в порядке?
— В порядке, — совсем сникла я и поняла, к чему клонит этот крайне неприятный тип. — Тебе моя машина приглянулась?
— Приглянулась. Мне еще далеко идти, а ноги устают быстро. Сама посуди, мне колеса нужны?
— Нужны.
— Именно поэтому ты мне свою машину и дашь.
От бессилия я опустила голову и со злостью прикусила нижнюю губу. Расставаться с любимой машиной мне, конечно же, не хотелось, но собственная жизнь была намного дороже.
— А ты что, от кого-то скрываешься?
— А что, похоже?
— Есть что-то. Плащ-палатку зачем-то надел.
В этот момент на улице разразилась самая настоящая гроза, от которой в буквальном смысле затрясся весь дом. Иногда я люблю такую погоду. Растопить камин, закутаться в теплый плед и предаться чтению какого-нибудь журнала, где напечатан рассказ про большую и чистую любовь. Но я люблю быть в такую погоду дома…
— А ты говоришь, зачем я плащ-палатку надел. Видишь, погода какая.
— Так она только сейчас началась.
— А я могу погоду заранее определять.
Когда незнакомец допил всю дедову самогонку, он встал со своего места и вновь достал пистолет. Мы с дедом переглянулись и одновременно побледнели.
— Послушай, я не знаю, как тебя зовут, но хочу тебе сказать, что если тебе нужна машина, то ты ее бери и уезжай, Для хорошего человека ничего не жалко. Только ты пистолет спрячь, уж больно он на психику давит.
— Давит, говоришь… А меня, между прочим, Иваном зовут.
— А меня Анной. Не скажу, что мне очень приятно познакомиться, ну уж если так получилось, то будем знакомы.
Незваный гость по-прежнему не выпускал пистолета из рук. По всей вероятности, самогонка ударила ему в голову так сильно, что он стал еще более агрессивно настроен, чем раньше. Слегка пошатываясь, он подошел к деду и, взяв его за подбородок, спросил:
— Дед, а у тебя еще самогонка есть?
— Есть, — от испуга дед Герасим залился алой краской и тяжело задышал.
— Где?
— В погребе.
— А погреб где?
— Прямо подо мной.
— Так лезь и доставай еще пару бутылей. Мы сегодня гуляем. Лезь, я сказал!!!
Дед слегка отодвинул стол, встал на колени, достал из кармана ключ и стал открывать погреб, заметно нервничая. Как только он спустился вниз, детина быстро закрыт крышку и навесил на нее лежавший рядом замок.
— Дед, посиди там немного, а мы с твоей внучкой малость развлечемся. Выпивки и закуски в виде банок с различными соленьями у тебя там полно. Так что тебе скучно не будет.
Я наблюдала за происходящем в каком-то ступоре и даже несколько раз протерла глаза.
— Ты зачем это сделал?
— Затем, чтобы старый нам не мешал. Ему какая разница, где пить, здесь или там. А нам, молодым, наедине побыть хочется.
Я стала медленно отходить к стене и со страхом осознавать весь ужас своего положения. Я смотрела на этого странного человека в упор и хотела понять, кто он, что ему нужно и во что это страшное знакомство может вылиться. Сначала мне показалось, что он сбежал из тюрьмы. Чуть позже — что из психиатрической лечебницы, а еще позже — что он уголовник в бегах.
— Тебе машина нужна? Так бери, — я уперлась в стену и поняла, что дальше двигаться некуда.
— Я и так ее возьму. Я и деньги у тебя возьму, все, что имеются.
— Деньги?!
Я полезла по карманам и высыпала все содержимое наружу. Несколько сторублевых купюр, три червонца и целая охапка мелочи.
— Вот все, что есть.
— Так мало?
— Больше нет. Но если еще нужно, я могу съездить домой и привезти. Ты пока здесь посиди, самогонки попей. А я мигом. Одна нога здесь, другая там. Я тебе даже машину заправлю, чтобы тебе возни меньше было.
— Ты чо, меня за лоха держишь?! Я им не был и никогда не буду.
— А что тебе тоща еще нужно?
— Щас узнаешь. Где тут спальня?
— Не знаю.
— Давай вместе узнаем. Шлепай в спальню.
Я хотела было закричать и позвать на помощь, но заранее знала, что это не приведет к должному результату. Незнакомец направил на меня пистолет и во второй раз снял его с предохранителя.
Глава 8
Я раздевалась медленно, не переставая чувствовать наведенное на себя дуло пистолета. Голова сильно кружилась, а тело отказывалось мне подчиняться.
— Не надо, пожалуйста, — жалобно произнесла я и посмотрела на незнакомца взглядом, полным надежды. — Не надо.
— Надо, Федя. Надо.
— У меня есть муж. Он этого никогда мне не простит.
— А ты ему ничего и не рассказывай. Если, конечно, жива останешься. Только законченные дуры мужикам все рассказывают. Чем меньше мужик будет знать, тем спокойнее он будет спать.
— Отпусти меня. Как я буду жить с этим?
— А с чего ты взяла, что ты вообще будешь жить?! Сейчас твоя жизнь целиком и полностью зависит от меня.
— А кто ты?
— Иван. У тебя что, плохая память на имена?
— Нет. Ты уголовник?
— С чего ты взяла? — громко заржал детина и скинул свою плащ-палатку.
Когда я осталась совершенно голая, я залезла на постель и поджала под себя ноги. Незнакомец, не выпуская пистолета из рук, довольно ловко скинул с себя старые рваные штаны и не менее старую рубашку. К моему изумлению, на нем не было даже трусов.
— Смотри, как удобно, я никогда не любил трусы!
Я смотрела на совершенно незнакомого голого мужика, от которого за версту несло самогонкой, и тихонько всхлипывала.
— Прекрати реветь! Тебе радоваться нужно, что ты спросом пользуешься и что тебя хотят! Реветь будешь, когда тебе годков стукнет побольше и ни у одного мужика на тебя не встанет. А ты сейчас трагедию разыгрываешь. Рано еще до трагедии. Ой как рано.
Я по-прежнему сидела на постели, прикрывая собственную наготу руками, и чувствовала, как пылают мои щеки и лихорадочно дрожит все тело. Иван положил пистолет на ветхий подоконник и стал приближаться к кровати. Признаться честно, даже когда он был без оружия, я не могла сопротивляться этому бугаю. Я пригляделась и заметила, что его тело сверху донизу было покрыто наколками. У меня не было больше сомнений. Передо мной стоял уголовник. Наверное, откуда-то сбежал и от кого-то прячется. Я понимала, что влипла по самое некуда и в данный момент вся моя жизнь не стоит и гроша. Прикрыв лицо руками, я громко заплакала. Уголовник нежно погладил меня по голове и задумчиво произнес:
— Послушай, а ты красивая.
— Отпусти меня.
— Не могу.
Уголовник прижал меня к себе и ущипнул за сосок.
— Грудь у тебя тоже красивая. Я уже тысячу лет бабу за сиськи не мял.
Я задрожала еще больше и закрыла глаза.
— Ты меня не бойся. Когда со мной по хорошему, я смирный. Лучше расслабься и получи удовольствие.
Но я не собиралась получать удовольствие. Я подняла правую руку и со всей силы ударила этого типа по лицу. Затем не удержалась и принялась его бить практически не переставая.
— Ты чо?!
— Ничо! Ты что себе позволяешь, хрен моржовый?! Я порядочная женщина! Трахаться хочешь, так иди проститутку на улице снимай!
— Я с проститутками не сплю. Я сплю с нормальными женщинами!
— С нормальными женщинами спят нормальные мужчины!
— А я, по-твоему, ненормальный?!
— По-моему, ты вообще не мужчина! По-моему, ты урод! Видимо, мои последние слова вывели уголовника из себя. Он заревел, словно раненый зверь, и, схватив меня за голову, принялся со всей силы колотить о стенку.
В этот момент свершилось самое невероятное. Послышался громкий выстрел — и мощное мужское тело упало с кровати прямо на пол. Я закричала и увидела рядом с собой перепуганного деда Герасима, держащего охотничье ружье.
— Дед, ты?!
— Я, дочка, я.
— А ты как выбрался-то?
— Так чего ж не выбраться. Мой погреб. Я его сам строил. У меня там еще один выход был, только его сначала разобрать нужно было. Я его за ненадобностью камнями завалил. Хорошо, что успел, дочка. Он с тобой ничего плохого не сотворил?
— Не успел.
Почувствовав, что страшное напряжение от всего случившегося еще не ушло, я бросилась к деду Герасиму на шею и дала волю своим чувствам, разрыдавшись на полную катушку. Дед накрыл меня простыней и, не выдержав, прослезился сам.
— Успокойся, дочка. Самое страшное уже позади, успокойся, милая.
Когда я наконец успокоилась, я вытерла слезы и произнесла, перемешивая слова со всхлипами:
— Отвернись, дед. Я оденусь.
Дед Герасим повернулся в сторону выхода и наклонился над трупом. Я бросилась к своей одежде и принялась судорожно натягивать ее на себя.
— Сколько лет в этой деревне живу, никогда ничего подобного не было. К нам сюда отродясь никакие уголовники не заглядывали, даже когда в деревне много народу жило и она процветала. А тут на тебе… И откуда он только взялся?! Наглый детина! А наколок-то у него тьма-тьмущая! Сразу видно, что он из тюрьмы сбежал. Такой бы ни перед чем не остановился. Таких еще при рождении отстреливать надо.
— При рождении все равны. Разве можно знать, кто из кого вырастет?! — возразила я, натягивая майку.
Я оделась и поцеловала деда в щеку.
— Спасибо, дед Герасим. Я теперь твоя должница. Я это никогда не забуду.
— Анечка, о чем ты говоришь? Мы же все люди… Я всегда рад защитить женщину.
Дед Герасим встал и подошел к окну.
— Пистолет. Тебе, дочка, он нужен?
— Нет.
— Тогда я его себе возьму. Я оружие собираю. Жизнь сейчас, видишь, какая пошла. Нужно уметь за себя постоять.
Я вновь посмотрела на разрисованную спину голого детины и как-то нерешительно спросила:
— Он мертв?
— Мертвый. Пуля в самое сердце попала.
— Дед, а, что с трупом-то делать будем?
— Как что? Дождемся первых петухов, и ты меня в райцентр до милицейского отделения добросишь.
— Зачем?
— Как зачем? Сдаваться пойду. Честно скажу, что убил подонка, а ты подтвердишь. За чистосердечное признание меньше дают.
— Ты что, дед, в тюрьме, что ли, собрался сидеть?
— А куда мне деваться, я ж человека убил.
— Да ты что, дед?! Ты что, такой честный, что ли?! Кому на фиг твоя честность нужна?! Ты что, и в самом деле из-за какого-то урода в тюрьме собрался сидеть?! Не вздумай идти ни в какую милицию, — жалобно взмолилась я. — Не вздумай.
— А что ж мне делать? — вконец растерялся дед. — Я человек старый, мне много не дадут. Я три войны прошел. Участник Великой Отечественной, ветеран труда. Должны же это взять на заметку.
— Да никто это на заметку брать не будет. Ты же сам знаешь, что сейчас честного человека засадят и глазом не моргнут. Сдашься — и на тебя еще пару убийств повесят.
— Каких?
— Откуда я знаю. Может, в соседней деревне тоже кого-то убили, а преступника не нашли.
— А я тут при чем?
— Милиция не любит разбираться, при чем ты или не при чем, она считает, что, где дали десять лет, там можно дать и двадцать.
Я немного помолчала и сказала как можно убежденнее:
— Дед, если бы все были такие честные и за свои поступки отвечали, то на всех просто бы тюрем не хватало. Всех бы пересажали, и работать бы некому было. Если власти не могут разобраться и защитить нас от подобных подонков, то мы это можем сделать сами.
— Ты это к чему клонишь?
Я вновь замолчала и представила, как дед сдается милиции и меня признают потерпевшей. Тут же откроется мое настоящее имя, и во всех газетах появятся ехидные статейки о том, как нашу звезду телеэкрана чуть было не изнасиловал уголовник, да еще в какой-то глухомани, в полуразвалившейся избе. Тем более здесь зарыта внушительная сумма денег… Нагрянет милиция, пресса… Только не это.
— Понимаешь, дедуля, об этом трупе не обязательно сообщать в милицию. Мы можем захоронить его сами.
— Ты предлагаешь этот труп закопать? — чуть было не задохнулся от услышанного дед.
— Вот именно. Закопать вместе с пистолетом.
— А пистолет-то зачем?
— Вещественная улика.
— А может, я его лучше хорошенько спрячу? Что ж такому добру пропадать.
— Смотри, дед.
— Анечка, я его, ей-Богу, хорошо спрячу. Ни одна живая душа не найдет.
— Ладно, уговорил.
Украдкой посмотрев на лежащий на полу труп, я почувствовала, как меня затошнило, и закрыла ладонью рот, чтобы сдержать рвотный спазм.
— Дед, давай его в покрывало завернем.
— Давай, — напуганный не меньше меня дед кинулся за покрывалом и на удивление бережно расстелил его на полу.
— Ты точно знаешь, что он мертв?
Я подозрительно посмотрела на деда и отметила тот факт, что он в погребе зря времени не терял. Скорее всего он не только разбирал выход, но и осушил не одну бутыль самогонки.
— Дед, ты уверен, что уголовник мертв? — вновь повторила я свой вопрос и побоялась, что сильно шатающийся старик упадет рядом с трупом.
— Мертвее не бывает. Не веришь — сама проверь.
— Я на него даже смотреть не могу.
— Ань, а мы его что, в моем погребе зароем?
— Зачем же в погребе-то?! Деревня большая, места много. Каково тебе потом придется, если ты будешь знать, что в твоем погребе труп зарыт?!
— А тогда где?
— Ну сам подумай. Твои же края. Скоро светать начнет, бабки проснуться. Нужно это сделать как можно быстрее. Главное — выбрать место, чтобы земля была хорошая, рыхлая. Чтобы копалось легко. Ты так набрался, что с тебя, по всей видимости, толку будет мало. Все на мои хрупкие плечи ляжет…
— Ничего я не набрался, — обиделся дед. — Я за тебя переживал. Места себе не находил, вот и выпил немного.
— Так уж и немного?
— Я тебе говорю, что немного. Тогда мы его на кладбище закапаем.
— Где?!
— На кладбище. Оно тут совсем рядом находится. Кладбище заброшенное, там уже тысячу лет никого не хоронят. До него никому дела нет.
— Схоронить труп на кладбище это, конечно, по-человечески, — с важным видом заметила я, — но что-то возиться ночью на заброшенном погосте как-то жутковато.
— Не бойся. Я на этом кладбище даже закрытыми глазами любую могилу найду. Там отродясь чужие не шастали.
— У тебя и в этой деревне отродясь чужие на шастали. А видишь, шастают.
Не теряя ни минуты, я бросилась за своей машиной и подъехала к дедову дому. Вытащив покрывало с покойником на улицу, мы с огромным трудом затолкали его в багажник, который по-прежнему не хотел закрываться.
— Это ж надо такому громиле вымахать, — от беспомощности не на шутку занервничала я.
— Багажник у тебя маленький, — под руку ворчал дед.
— Багажник у меня нормальный. Просто он на такие большие трупы не рассчитан.
— Ты так рассуждаешь, дочка, как будто каждый день трупы возишь.
Ни одна наша попытка не увенчалась успехом. Мы оба чувствовали, что теряем драгоценное время и мучимся понапрасну. С десятого захода мы уложили его более компактно, но багажник так и не захотел закрыться.
Решив оставить багажник открытым, мы сели в машину и поехали в сторону кладбища. Дед закурил свою папиросу и произнес с таким важным видом, что, если бы у меня на голове была шапка, я бы обязательно ее сняла:
— У меня, Анечка, на этом кладбище собственная могила имеется.
— Как это?
— Мужиков-то в нашей деревне нет, сама знаешь, вот я И решил позаботиться о себе сам, заранее место себе подготовил. Вырыл аккуратно, сантиметр в сантиметр. Я уже несколько раз туда ложился, примерял, так сказать. Все по уму сделал, чтобы мне удобно лежать было.
— Ты что, дед, несешь-то?
— Вот те крест. Кто обо мне позаботится ежели у меня никого нет?! Только я сам.
— Дед Герасим, а где же твоя бабка? Умерла? А дети?
— Да нет, жива, — как-то нехотя ответил дед.
— А где она живет?
— В городе. Мы с ней уже тысячу лет отношения не поддерживаем. Ни с ней, ни с сыном. Да и с внуками тоже. У сына то, наверно, тоже дети есть, и не один.
— Ладно с женой, а с сыном-то ты почему не общаешься?
— Не велено.
— Как это не велено?
Жена как во второй раз замуж вышла за городского, так сразу заставила сына отчима напой называть. Вот он для него и стал папой. А мне запретила к ним даже на пушечный выстрел приближаться. В жизни всякое бывает, дочка, и такое тоже. У меня жена была слишком агрессивная, слишком самолюбивая и слишком злопамятная. Она все городом бредила, а я в городе жить не могу. У меня вся душа в деревне. Ведь мы с ней в одной деревне родились, я так и не понял, почему ее так всегда на город тянет. Я ведь ее с детства знаю. Вместе выросли. Это я потом понял, что все это у нее еще с пеленок. Ведь в ней никогда ничего девичьего не было. С мальчишками в футбол играла, волейбол. Ей никто никогда и свидания-то не назначал, потому что все считали ее своим парнем. Только я один такой дурак нашелся. А уже позже понял, что не любила она меня никогда. А вышла замуж только потому, что боялась в девках засидеться, чтобы людская молва обошла ее стороной. — На глазах деда Герасима показались слезы. — Она с самого начала стала командовать домом. Зарплату у меня всю до копеечки отбирала. С друзьями запрещала встречаться. А я ведь до нее нормальным парнем был, девок тискал, с пацанами бражку пил. А она сделала меня нерешительным, слабым, одно звание, что мужик, хозяин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32