Скоро, произнесла она без слов. Ты всегда любил меня больш
е всех. Только меня.
Он не пытался разглядеть ее, но понял, что это ничего не меняет, ибо и так пр
екрасно знал, на что она похожа. На него самого.
И за мгновение до того, как вершина холма заслонила ночное небо, он уловил
слабую... нет, не мысль, а скорее эмоцию: лежавшее под ним, в шатре, физическо
е тело медленно, но верно изнашивалось, разлагалось, тогда как физическо
е тело там, в холмах, крепло. Неужели кровь, переданная одним другому, явля
лась символом связи, перехода? Неужели эта тварь превращалась в него? Неу
жели настанет день, когда она сложится окончательно и уйдет, оставив его,
Риваса, лежать бездумным полиэтиленовым пакетом или кататься по ветру с
шарами перекати-поля?
Уже почти нырнув обратно под оболочку шатра, который приближался, выраст
ая в размерах, он сообразил, что уловил еще одну полумысль-полуэмоцию это
й твари: та была довольна, что он выбрал алкогольную блокаду, а не болевую.
Потому что ей не хотелось... чего? Ущерба своему... своему двойнику? Мы теперь
вроде братьев, решил он, оказавшись внутри дымного шатра и позволяя себе
вернуться в свое тело. Или соперников.
Звук обрушился на него так резко, что он подпрыгнул перепуганным котом, и
его пропитанные алкоголем органы пищеварения возмущенно отозвались на
это движение. Стиснув зубы, он поднялся на ноги, шатаясь, ни на кого не гляд
я, выбежал из шатра и там, на дороге, избавился от большей части бренди и не
ожиданно большой дозы дикого аниса. По счастью, подобная реакция на прич
астие не была редкостью.
Чуть позже он вернулся обратно и прислонился спиной к стенке шатра, упер
шись пятками в пыль. Брезент прогнулся под его весом, и он отдохнул так нем
ного в полулежащем положении, повернувшись лицом к востоку. Что ж, подума
л он, по крайней мере на этот раз я не стоял на карачках, тявкая как бродяча
я шавка. Он зажмурился и набрал полную грудь свежего предрассветного воз
духа.
Вдруг до него дошло: рассвет? И впрямь, небо за черным холмом начинало свет
леть. Боже, подумал он во внезапной панике, неужели я вырубался на всю ночь
? Значит, группа Ури уже выехала?
Он выпрямился и огляделся по сторонам. Несколько фигур в капюшонах еще с
уетились на поляне перед выходом из шатра, и он, шатаясь, устремился к одно
й из них и схватил ее за плечо.
Ц Послушайте, Ц пролепетал он. Ц Я... Мне полагалось быть... Понимаете, я и
з той группы, что должна была отправиться в Священный Город, но я только се
йчас оправился от чертова причастия. Они ведь еще не отправились, нет вед
ь?
Фигура Ц в темноте Ривас не определил, мужчина это был или женщина, Ц вы
рвала плечо.
Ц Я... я не знаю, Ц всхлипнул голос. Ц Спроси кого-нибудь у входа. Ц Фигур
а отшатнулась от него и тут же растворилась на фоне темного холма.
Ничуть не ободренный таким ответом Ривас повернулся ко входу, до сих пор
ярко освещенному изнутри.
Ц Скажите, группа, направляющаяся в Священный Город, еще не отправлялас
ь? Ц хрипло спросил он у полудюжины людей, столпившихся там. Ц Я... э... долж
ен быть... ну, типа с ними, ясно? Ц Он умоляюще оглядывался по сторонам.
Темные капюшоны повернулись в его сторону, но лиц против света он не виде
л.
Ц Они выехали несколько часов назад, брат, Ц произнес не самый дружелюб
ный мужской голос. Ц И их пастырь лично присмотрел за посадкой в фургон и
убедился, что не забыли никого, даже тех, что не пришли еще в сознание. Ц М
ужчина шагнул ближе. Ц Как тебя зовут, брат? Пытаться с помощью лжи попас
ть в город нашего Господа Ц грех, и весьма серьезный.
Еще одна фигура в рясе с капюшоном выступила из толпы.
Ц Его зовут брат Боуз, Ц сказала сестра Сью. Ц Хватайте его, он...
Ривас повернулся и бросился в темноту по тропе, ведущей вверх по холму. Он
не слышал ничего, кроме топота тяжелых башмаков за спиной и стука собств
енного сердца в ушах. Он успел пожалеть, что за годы спокойной жизни в Элле
е не заботился должным образом о физической форме, а потом чья-то рука тол
кнула его меж лопаток, и он, потеряв равновесие, полетел вперед, проскольз
ил на пузе по земле и застыл в облаке пыли, отплевываясь и пытаясь вздохну
ть.
Сильные руки рывком вздернули его обратно на ноги; он бы упал, если бы двое
мужчин не подхватили его и не развернули лицом к шатру. Сестра Сью прибли
зилась к их задыхающейся троице, и в неверном рассветном освещении Ривас
увидел на ее лице широкую, хищную улыбку.
Ц Он избавитель, Ц объявила она своим спутникам. Ц Тот самый, что убил н
ашего пастыря на стадионе в Серритос. Ему известен способ сопротивлятьс
я причастию. Ц Она остановилась перед ним, и ее полный свирепой радости в
згляд заставил его зажмуриться. Ц Но и он у нас... уязвим, верно, в
едь, братец? Его тоже можно заставить забыть кое-что Ц вроде того, кому пр
инадлежит музыкальный инструмент или сколько ему лет. Да, Ц она негромк
о рассмеялась, протянула руку и провела пальцами по его исцарапанной, ок
ровавленной щеке. Ц Да, я полагаю, после пары причастий в крепко связанно
м виде и последующего семидесятидвухчасового бодрствования под песноп
ения ты станешь значительно податливее Ц тебе не кажется? Ц и с радость
ю поведаешь нам все свои грехи в мельчайших подробностях.
Ривас подумал, что до сих пор ни разу еще не боялся по-настоящему.
Ц Послушайте, Ц залепетал он, изо всех сил стараясь при этом не разреве
ться или намочить штаны. Ц Послушайте, не нужно ничего такого. Я и так все
скажу, все. Господи, обещаю вам, пожалуйста...
Сестра Сью снова рассмеялась, на этот раз почти ласково.
Ц Нет, нет, братец. Мы сделаем это по-нашему Ц как велит Господь. Ц Она по
вернулась к стоявшим за ней четырем фигурам. Ц Страх придаст ему сил. Дер
жите его все четверо, свяжите его покрепче... только на шею веревку не наде
вайте. Очень скоро он будет счастлив слиться с Господом, но пока что навер
няка предпочел бы покончить с собой.
Крепкими кожаными ремнями его привязали к двум перекрещенным деревянн
ым брусьям. Сплоченные болтами друг с другом, они образовывали поставлен
ную вертикально Х-образную фигуру, поверх которой была нахлобучена в ка
честве своего рода крыши бамбуковая циновка. Буква X стояла рядом с шатро
м со стороны моря, рядом с помойными и выгребными ямами. Обыкновенно сюда
избегали заглядывать без нужды, однако вид кого-то, подвергнутого наказ
анию, возбуждает любопытство даже у Соек, так что пастырям пришлось огор
одить это место веревками, чтобы удерживать толпу на некотором расстоян
ии. Ясный рассвет сменился пасмурным днем; время от времени тучи разрожд
ались мелким дождичком, оставлявшим в сухой пыли круглые темные оспины.

Стоять с растопыренными ногами и руками было неудобно с самого начала, о
днако с течением времени это особенно болезненно отдавалось в спине и пл
ечах. Руки онемели бы совсем, если бы он не сгибал и не разгибал их, насколь
ко это позволяли ремни, и не шевелил пальцами... хотя ближе к полудню ему пр
ишлось вытягивать шею, чтобы удостовериться в том, что они и, правда, слуша
ются его. Более всего его донимал зуд, с которым он ничего не мог поделать,
а еще свербящий нос, он то и дело собирался вроде бы чихнуть, но так и не смо
г. Ну и конечно, жажда с похмелья. Кровь и пот медленно стекали с него на зем
лю или впитывались в дерево, и он никак не мог отделаться от мысли, что с ка
ждой капли крови, которую он теряет, хемогоблин где-то там, в глуши, набира
ется сил и становится материальнее и что с каждым часом его, Риваса, спосо
бность разумно мыслить все уменьшается, тогда, как эта тварь делается вс
е разумнее.
В полдень дождь пошел, наконец, как следует, и вскоре заряды его уже разлет
ались брызгами на грязной земле и барабанили по брезенту шатра, по склон
у холма и циновке у Риваса над головой. Мокрые волосы лезли в глаза, одежда
прилипла к телу, а дыхание казалось обжигающе горячим, так он замерз. Толп
а Соек неохотно рассеялась, и вскоре все до одного попрятались в шатер.
К этому времени Ривас почти успокоился. Он знал, что не так силен Ц и духо
вно, и физически, Ц как в двадцать один год, так что, если снова станет Сойк
ой, он вряд ли сумеет вновь бежать от этой жуткой веры. Но знал он и то, как н
едолог век продвинутого Ц а у него имелись все основания подозревать, ч
то он продвинется, и еще как далеко Ц в рекордно короткий срок. Сестра Сью
верно угадала этим утром, когда говорила, что он с радостью убьет себя, то
лько бы не сдохнуть здесь безмозглым человеческим обломком... хотя тепер
ь он не видел особой разницы. И потом, ему казалось, что глупо умирать, не ис
пользовав до конца все, что тебе отпущено... это все равно, что выкидывать н
едопитый стакан. Где-то он слышал насчет испытания на разрушение: чтобы у
знать, какую пытку может человек вынести, не сломавшись, надо сломаться...

... Черт, сколько классных рифм можно придумать к слову «сломаться»...
По крайней мере, думал он в полубреду, я не сдохну дряхлым стариком.
Ц Я никогда не хотел сдохнуть дряхлым стариком, Ц хрипло вык
рикнул он в дождь.
И тут он испугался еще больше, хотя сам попытался убедить себя в том, что э
то бред, ибо ему показалось, он услышал далекий голос хемогоблина: «Что ж,
тогда это сделаю за тебя я».
Он вздрогнул и тряхнул головой, пытаясь избавиться от этой гадкой жалост
и к себе. Опять ты думаешь об одном Ривасе, сказал он себе. Да ты просто балд
еешь от истории Грегорио Риваса, скажешь, нет? Особенно от финала...
А что с Уранией Бёрроуз? Ну конечно, она не последняя актриса в твоей драме
, но что с ее собственной историей? Или, кроме твоей, не существует больше н
ичего, и люди существуют, только пока ты на них смотришь, а в остальное вре
мя исчезают или убираются в сундук, как театральные костюмы в промежутки
между спектаклями? Что ж, ты нашел себе интересную роль, Ривас: может, если
тебе каким-то образом удастся выбраться из этой переделки, ты заделаешь
ся главным творческим наследником Ноа Олмондина по части вырезания бум
ажных кукол.
Сквозь шум дождя он не слышал приближающихся шагов, но ощутил их через гл
убоко врытые в землю деревяшки, к которым был привязан. Он зажмурился: вдр
уг они поверят, что он без сознания... Конечно, сойер может дотронуться до н
его и так, но попытаться все же стоило.
Ц Брат Томас! Ц послышался громкий шепот. Ривас открыл глаза. Перед ним
стояла фигура в капюшоне, с ножом в руках.
Ц Сестра Уиндчайм? Ц поперхнулся он.
Ц Да. Не хочу, чтобы волосы промокли, а то они поймут, что это сде
лала я. Ц Она ловко сунула нож между его правой рукой и деревяшкой и, пока
он стряхивал липкие от воды и крови обрезки ремня, проделала то же самое с
его левой рукой. Правда, ей сразу же пришлось поддержать его свободной ру
кой, потому что он начал бессильно заваливаться вперед. Наклонившись, он
а освободила его ноги, и Ривас механически отметил про себя, какая она сил
ьная.
Ц А теперь беги, Ц сказала она. Ц Никого нельзя принуждать с
илой принимать причастие.
Ц Спасибо, Ц прохрипел Ривас. Ц Я...
Ц Да беги же, черт подрал!
Ц Ладно, ладно.
Шатаясь, Ривас сначала поплелся, а потом побежал в сторону прибрежных хо
лмов. Ноги скользили по жидкой грязи, и, добежав до начала подъема, он съеж
ился за кустом и полежал там немного, восстанавливая дыхание и способнос
ть видеть мир не в радужном мареве.
Отдохнув несколько минут, он перебрался за следующий куст, потом за валу
н, потом перебежал к небольшой промоине... Через полчаса ему показалось, чт
о ветер донес до него крики, но это могло и послышаться, и к этому времени о
н уже обошел шатер кругом и находился довольно далеко от моря.
На всякий случай он остановился и оглянулся назад. Шатер Переформирован
ия казался отсюда серым грибом, почти неотличимым за пеленой дождя от ок
ружавших его холмов.
Он ухмыльнулся. Избавитель, занимающийся собственным избавлением. Что ж
, прощай, сестра Сью.
Через пару часов он наткнулся на дом Ц когда-то в нем, судя по всему, разме
щался офис Ц и решил, что дым на фоне серого неба не будет представлять ос
обого риска, поэтому развел костер из обломков деревянных стеллажей и др
евних счетов, согрелся и высушил одежду. О еде и спиртном он старался не ду
мать, хотя жажду утолил дождевой водой. Наконец, обогревшись, просохнув и
уж, по крайней мере, не ухудшив своего самочувствия по сравнению с минувш
им утром, он признался сам себе в том, что ничего больше пока сделать не мо
жет, разве что без особой радости (и без капли спиртного) оценить свое поло
жение.
Итак, сказал он себе, Ури потеряна, но все, что ты мог сделать, ты сделал. Ты н
е просто получил пять тысяч бёрроузовых полтин, ты их честно отработал: т
ы дважды принимал причастие, в тебя стреляли Ц по-настоящему, без дурако
в, хотя в это никто не поверит. Дважды к тебе присасывался хемогоблин; тебе
пришлось убить четверых людей, и если бы не невероятное вмешательство э
той девочки, сестры Уиндчайм, ты бы уже сейчас превратился в ухмыляющего
ся, бормочущего вздор идиота. Нуда, и еще тот козел здорово двинул тебя сег
одня утром. Чертовски здорово. И еще ты к чертовой матери порезал палец. И
одному Богу известно, сохранил ли ты работу у Спинка.
Он окинул взглядом ржавые, покрытые толстым слоем пыли стеллажи с папкам
и у стен, и у него мелькнула мысль, не имелось ли случайно у кого-нибудь из у
мерших много поколений назад людей, которые здесь работали, привычки пря
тать где-нибудь здесь спиртное. Такое случается иногда.
Внезапно его оглушило сознание самой большой муки, которую он испытал за
время этого последнего, неудачного избавления: потери самой Ури! Тринад
цать лет он все собирался отыскать ее сразу же, как накопит приличную сум
му, чтобы обеспечить ей такую жизнь, какую она заслуживает, а последние тр
и дня буквально рисковал жизнью, чтобы найти ее... а теперь она потеряна, вы
дернута у него из-под носа в самый последний момент Ц надо же, каков сюже
тец, Ц в тот самый момент, когда его трехдневные поиски... нет, тринадцатил
етнее паломничество отделяли от успешного завершения какие-то вшивые н
есколько секунд и дюймов!
Он не сомневался, что из всего этого выйдет отменная баллада.
И тут ему с нежелательной отчетливостью (вот бы память работала так, когд
а это действительно нужно) вспомнились слова Бёрроуза, произнесенные те
м каких-то четыре ночи назад: «Дошлая, ненасытная насекомая тварь». И хотя
тогда он только посмеялся над ними, сейчас его поразило, как точно понял Б
ёрроуз его сущность. Боже мой, думал теперь Ривас, и ты собираешься делать
песню из этого, да? Может, сестра Уиндчайм и оцыплячилась, но даж
е так она в два раза человечнее тебя, парень.
Ну и что, отвечал он сам себе обиженно, я же профессиональный песенник Ц ч
то же мне еще делать, притворяться, будто я не черпаю материал для своих пе
сен из того, что со мной случается?
Нет, шут гороховый, тебе надо сделать то, что от тебя требовалось вчера. Ид
и и ищи Ури.
Но ее же увезли в Священный Город.
Ну и что?
А то, что из Священного Города никто еще не выходил Ц сойеры и пастыри не
в счет. Даже самого Нортона Сойера не видели уже лет десять. Всем известно
, что попытка избавления кончается, как только цель ее оказывается там. И,
ясное дело, что-то сомневаюсь я, чтобы такая неслыханная попытка оправды
валась неслыханной ценой, какую я выбил из старика Бёрроуза (хотя как, чер
т подери, я вообще мог торговаться из-за души Ури?).
Память сразу же услужливо напомнила ему слова, которые говорил он Бёрроу
зу в тот вечер:«для вас она стоит пять тысяч, но никак не десять». А что ты ск
ажешь себе, а, парень? Ну, уж конечно, она стоит порезанного пальца плюс нес
колько минут страха, но уж никак не того, чтобы добровольно ложиться в гро
б, верно?
В противовес этому вопросу ему невольно вспомнились совсем другие обра
зы: его квартирка на Первой у Северных ворот, дождливая ночь за окном, уютн
ый свет, трубка, выпивка и любимая книга; долгие летние вечера, когда он си
дел закинув ноги на перила балкона, друзья, холодное пиво, стоящее как раз
так, чтобы до него было удобно дотянуться; приятная уверенность в том, что
всегда найдется хорошенькая девица, чтобы вешать ей лапшу на уши, вертет
ь перед ней хвостом и, возможно, затащить в постель, и не менее приятная ув
еренность в уютном одиночестве в этой же постели, но позже.
И, подумав, он признался в том, что всего этого маловато, чтобы положить на
весы. Во всяком случае, не тогда, когда на другой чаше этих весов лежит жиз
нь Ури. Придется ему идти в Ирвайн, пробраться в Священный Город и вытаски
вать Ури оттуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31