Если она делает тысячу километров в час…
Я вышел на балкон и посмотрел на горы. Вспышка будет видна и отсюда. Перегнувшись через перила, я посмотрел вниз. Я был не единственным, кто ждал на балконе. Из всех окон несся голос президента. В гостинице, должно быть, работал каждый телевизор. Ее слова многократно повторяло эхо на площади.
- В ней нужно видеть не знак отчаяния, - снова и снова повторяла она, - а, наоборот, знак нашей решимости.
Она приказала применить ядерное оружие против хторран и эвакуировала правительство на Гавайи - и при этом хотела, чтобы мы поверили, будто это свидетельство решимости? Более отчаянный шаг трудно лридумать! Не стоило даже надеяться, что публика купится на это.
Я знал эту леди. Она - трезвый политик. Нам повезло с президентом, но на этот раз она, похоже, допустила промах.
Усевшись в шезлонг на балконе, я попытался собраться, с мыслями. Окликнул робота: «Эй, лупоглазый!» Он торопливо подкатил ко мне, вращая глазами на стебельках и подтверждая свое присутствие свистом, прозвучавшим как вопрос.
- Виски. Чистое. Двойное, нет - тройное. И будь готов долить.
Он утвердительно бибикнул и укатил. Лиз явно не любит, чтобы ее роботы болтали. Некоторым это нравится. Мой отец однажды сказал, что о степени эмоционального голода людей можно судить по тому, насколько они очеловечивают своих роботов.
Я разглядывал неясные очертания гор, чернеющие на фоне звездного неба. Интересно, где сейчас Лиз? Сколько еще осталось горам, прежде чем их сожгут?
Сколько осталось ночи, прежде чем ее пожрет взрыв?
Хотел бы я знать, что президент спустила с цепи сегодня вечером?
Что она в действительности хотела сказать о вторжении и наших шансах противостоять ему?
Это было более чем просто заявление о нашей решимости. Это было признание масштабов агрессора. Масштабов войны.
Вернулся робот с моей выпивкой, ехавшей у него на голове; он придерживал ее клешней и походил на португальскую прачку.
Я взял стакан и снова стал глядеть на горы. Чувство было такое, будто я ожидаю конца света.
Я не хотел в это верить.
И желал этого.
Я гадал, как будут реагировать люди.
И что произойдет потом?
Что буду делать я? Мне некуда идти. Я искал смерти, когда Лиз подобрала меня.
Должен ли я теперь идти с ней?
Лиз. О Боже!
Я вспомнил, как сказал ей: «Понадобится все ядерное оружие, чтобы выкурить меня из твоей постели».
Я вспомнил, каким стало ее лицо. Как она побледнела.
Этого она и боялась - буду ли я по-прежнему любить ее?
О Боже…
Я подумал о месте, куда нацелены ракеты.
Там люди.
Возможно, дети.
И черви.
Множество червей.
Их испепелит. Всех до одного. Ослепит, размозжит, сожжет. Будет гореть небо. Я знал, что произойдет. Я видел записи. Все видели. Мы снова вернулись к временам двадцатилетнего Апокалипсиса. Считалось, что та война должна напоминать нам, что произойдет, если мы не сохраним мир.
Я знал этот ужас. Свет. Удар. Огненный смерч. Радиация. Смерть.
Я подумал о земле, над которой мы пролетали.
Сотни тысяч червей умрут сегодня ночью.
А сколько людей?
Я вспомнил Марси. И Деландро.
И Алека, и Томми, и Холли.
Будь прокляты ренегаты! Они заслуживали того, что им предстояло получить.
Как бы то ни было, ни одного человека, достойного этого звания, нет в лагере червей.
Убить всех! Пусть Господь рассортирует их сам!
Небо на западе вдруг вспыхнуло белым. Ярко-белым. Похоже на грозу, только это не молния.
Я встал.
Долгое время сохранялась тишина.
А потом с гор скатился звук. Внезапный приглушенный удар, а потом раскаты и грохот, длившиеся целую вечность. Дребезжали окна, и пробирало до костей, Дрожал пол, и подгибались колени.
Откуда-то снизу донеслись ликующие вопли.
Я сел и откинулся на спинку стула.
Так я сидел, пока не вернулась Лиз. Небо на западе стало розовым. Кое-где на склонах горел лес. Это было похоже на закат.
Леди, чье имя было Тирелли,
Была динамитом в постели.
Кто ее брал. Очень сильно рисковав.
(Детонатор был у нее в щели.)
ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ СБРОСИЛА БОМБУ
Несмотря на то что все говорит об обратном, я все-таки придерживаюсь мнения, что человек - связующее звено между обезьяной и цивилизованным существом.
Соломон Краткий
Я слышал, как она вошла.
И все еще не знал, что скажу ей.
Я поставил пустой стакан на столик - сколько времени я держал его в руках? - и поднялся, чтобы встретить ее.
Выглядела она ужасно..
- С тобой все в порядке?
Лиз кивнула. Подозвала робота.
- Пучеглазик, смешай мне «Ядовитое яблоко».
Мы стояли и смотрели друг на друга. Я не знал, стоит ли подойти к ней. Она не знала, стоит ли подойти ко мне.
- Это было… - Она судорожно сглотнула и снова посмотрела на меня. - Это было совсем не то, чего я ожидала. Как странно. - На какой-то момент она показалась мне очень слабенькой, - Это оказалось… так легко. Компьютер эапишал, и я нажала на кнопку сбрасывания. Я только почувствовала, как машина слегка вздрогнула, освободившись от бомб. Они направились в разные стороны. Они должны были взорваться одновременно. Думаю, так и произошло. Не знаю.
Я не знаю, чего я ожидала. Я чуть не забыла сделать свечу, как приказывали. Как только бомбы пойдут вниз, поставить птичку на хвост и набрать высоту. Взрывная волна достала меня в спину и зашвырнула в небо. Оно стало белым. Я никогда не видела ничего подобного…
Она замолчала и посторонилась. Подкатил робот с напитком в высоком стакане - красным, пузырящимся и дымящимся. Сухой лед? Лиз отпила глоток, перевела дыхание и продолжала говорить, будто и не останавливалась: - Небо словно горело. Облака выкипели в считанные секунды. Просто от жара. Не знаю, что покажет видеозапись - я не просматривала. Вылезла из самолета, доложилась - рассказала им то же самое, что и тебе, к этому нечего добавить - и потом пошла домой. Я не знала, ждешь ли ты меня.
- Я же сказал, что буду ждать. Ее начало трясти.
Я шагнул к Лиз, но она остановила меня: - Джим, только что я сбросила первую почти за целое столетие атомную бомбу в Соединенных Штатах. Всю жизнь меня учили, что только сумасшедший использует ядерное оружие. Всю мою жизнь это считалось самым непростительным грехом. Мы и выжили в Апокалипсисе - только отрекшись от ядерной войны. Вся планета поклялась: никогда больше. И я единственная нарушила эту клятву.
- Ты не единственная.
- Я сбросила первые бомбы, Джим…
- Элизабет!
Она испуганно подняла глаза. Я сказал: - А если бы я сбросил бомбы?
- Я бы тебя возненавидела, - призналась она. - Я возненавидела бы любого, сделавшего это.
- Значит, ты считаешь, что я должен ненавидеть тебя?
- А разве нет? - выдавила Лиз.
- Нет, потому что я сам сбросил бы те бомбы, если бы мог.
- Нет… - Она покачала головой. - Никто не хотел. Они поручили это дело мне… потому что ненавидят меня.
- Они поручили это тебе, потому что знали, что ты сможешь это выполнить!
- Ненавижу их, - сказала Лиз. - За то, что они сделали со мной. Я ненавижу их почти так же сильно, как себя - за бомбы.
- Ты сделала это, потому что это необходимо было сделать.
- Пошел ты к черту! Неужели ты думаешь, я не знаю? Час я провела в воздухе по пути туда и час - обратно. Я уже прошла через все. Прекрати успокаивать меня!
- Сама пошла к черту! - закричал я. - Ты спросила, по-прежнему ли я люблю тебя! Да, люблю! Так что, черт возьми, я еще должен сделать?
- Не знаю, но мне не требуется твое проклятое сочувствие! Я ненавижу сочувствующих! Ненавижу! - Она швырнула стакан о стенку. Он разлетелся вдребезги, оставив ярко-красное пятно. Лупоглазый бибикнул и принялся собирать осколки. Она начала бить его ногой. Тот в ответ издавал тихое кваканье.
- Лиз!
- Оставь меня одну! Дай разрядиться!
Она снова пнула лупоглазого. Он перевернулся и остался лежать на полу с бешено вращающимися колесиками, издавая ужасное («робот терпит бедствие») верещание. Лиз продолжала пинать его и бить кулаками.
- Лиз! Такие роботы дорого стоят! И достать их трудно!
Я схватил ее за талию и левое запястье. Она могла перебросить меня через правое плечо, но я опередил ее, завернув левую руку за спину, - она вырвалась и ткнула меня в живот. Я уже нырнул в сторону, так что Лиз вместо солнечного сплетения угодила мне по ребрам. Я зацепил ее носком за икру и повалил на спину - она потащила меня за собой. Я налетел на кровать и покатился на пол. Она навалилась сверху…
Я обхватил Лиз и крепко прижал к себе, чтобы она не могла замахнуться и ударить меня. Перекатился и, оказавшись сверху, заглянул ей в глаза.
- КОНЧАЙ ЭТО!
Она неожиданно прекратила всякое сопротивление. Обмякла в моих руках.
- Я не могу… не могу больше сражаться. - И она заплакала.
Я держал ее, пока она рыдала. Дрожала, Задыхалась и кашляла. Ее душили спазмы. Она закричала. Я боялся за Лиз, но руки не разжимал.
А потом, когда худшее осталось позади, она начала тихо всхлипывать.
- Прости меня, Джим.
- За что?
- За все. - Она вытерла нос. - За то, что я все разрушила.
- Ты ничего не разрушила!
- Я сбросила атомные бомбы. Мне уже никогда не стать собою. Я теперь всегда буду той, что сбросила бомбы. - Она шмыгнула носом. - Может, придумают какоенибудь гнусное прозвище, вроде Сумасшедшей Бом-бардирки из Колорадо. Я немного подумал.
- Такой вариант недостаточно гнусен. И неостроумен.
- Ну, лучше я не придумаю, - вздохнула Лиз. - В конце концов, я все еще расстроена.
- Хочешь еще поколотить робота?
- Я его не сломала? - Лиз попыталась сесть. Я толкнул ее назад.
- Вот так тебя и назовут - Убийца Роботов!
- Не назовут. Пусти, я хочу посмотреть… Я сел вместе с ней.
Лупоглазый, со зловещей дырой в боку, каким-то образом ухитрился встать на колесики и теперь стирал со стенки пятно коктейля Лиз. Ездил он вихляя.
- Меня не назовут Убийцей Роботов - я его только ранила.
- Хочешь попробовать еще раз?
- Не-а. Если уж с первого раза не вышло, то и черт с ним. - Лиз повернулась ко мне и посерьезнела. - Ты правда любишь меня?
- Почему ты все время спрашиваешь?
- Наверное, мне трудно в это поверить, - предположила она. - Я настолько привыкла, что люди меня не любят. - И добавила: - Или любят и бросают…
- Лиз, милая, очень просто любить человека, когда все прекрасно. Настоящая любовь сохраняется, когда все кругом ужасно. Я люблю тебя, хотя и не могу сказать почему. Мне наплевать, сколько атомных бомб ты сбросила. Я всегда буду любить тебя.
- Даже если меня будут звать Лиззи Гунн?
- Даже если тебя будут звать Лиззи Гунн. Она шмыгнула носом.
- Наверное, я не заслуживаю тебя.
- Очень даже заслуживаешь. Я ковыряю в носу, ем печенье в постели и какаю в ванну. Люди, которые бросаются атомными бомбами, не заслуживают лучшего. Я - твое наказание.
Лиз тихо засмеялась и притянула меня к себе. Когда мы прервали поцелуй, она сказала: - Давай разденемся. Я хочу, чтобы ты прижал меня к себе покрепче; я засну и проснусь в твоих объятиях. Хочу позавтракать с тобой в постели, а потом хочу, чтобы ты затрахал меня до беспамятства. Я хочу, чтобы ты остался со мной, Джим, и хочу тоже любить тебя.
- М-м. - Я расстегнул молнию комбинезона. - Кто я такой, чтобы спорить с Лиззи Потрошительницей?
- Ты храбрый мужчина, вот ты кто! - Она уже раздевала меня.
- М-м. Мне нравится. Ты можешь исколошматить моего робота до смерти в любой момент.
Славилась Мейм хваткой когтистой
И своим бугорком (очень кустистым).
Приходилось Майку
Тыкать свою свайку
Ей в лицо, выбирая, где помясистей.
БОЛЬШОЙ КУСОК ПРАВДЫ
Любовь - это когда смотришь в глаза любимому человеку и видишь, как Бог улыбается тебе в ответ.
Соломон Краткий
Но мы не заснули.
Не сразу заснули.
Сначала мы занялись любовью. Это было бешенство, почти безумие. Я чувствовал ее желание. Я отказался от себя, полностью отдавшись ей, и нас понес ураган. Через какое-то время нас там не было - осталось только желание, только бешенство, только отчаянное стремление освободиться.
Потом я лежал, задыхаясь, и прислушивался к биению крови в висках, гадая, разорвется ли сейчас мое сердце и так ли выглядит смерть.
Потом Лиз свернулась калачиком на моей левой руке, а правую руку положила на себя. Какое-то время она просто лежала, тихо мурлыкая, а потом отвела мою руку и начала играть с волосами на моей груди. Их было не так уж много, но она ухитрялась.
А потом она заговорила: - Я так боялась. С тех самых пор, как началось все это. Я знала, что мы можем сбросить бомбу. Об этом уже давно поговаривали, и последние несколько месяцев - очень серьезно. И я испугалась, потому что понимала, что полечу одной из первых. Просто знала это - понимаешь? Ты просто уверен насчет чего-то и знаешь, как это произойдет. - Она глубоко вздохнула. - Хочешь знать правду? Я хотела сделать это. Мне хотелось узнать, что при этом испытываешь.
Я промолчал. Я знал это чувство - пережил его сам. Потянувшись, я погладил ее по волосам. Она говорила: - Все это так глупо. Один из самых невероятных дней в моей жизни. Ради одного этого меня и тренировали. Я узнала еще утром. Мне сказали: «Нам нужна самая драматичная видеозапись для президентского брифинга. Достаньте ее». Я понимала, что это значит. И сказала: «Я полечу». И полетела. - Она посмотрела на меня. - Разве что ты не входил в мои планы. - Она покраснела. - Ладно, входил. Я соврала, сказав, что не собиралась подбирать тебя. Я собиралась. Долго следила за тобой, пытаясь понять, что ты делаешь. Читала рапорт по Семье. Ты должен был хоть что-то знать о ренегатах и их отношениях с хторраннами. Потому я и подобрала тебя. Но на одно я не рассчитывала - то есть это не входило в наши планы, - что мы закончим в постели. - Она засмеялась.
- Что? - спросил я.
- Сегодняшняя ночь - ночь, которую я ждала всю жизнь. Я только что сбросила две бомбы и влюбилась и не знаю, что меня пугает больше.
- То, что влюбилась, - решил я.
- Да, - согласилась Лиз. - Какого черта я должна любить тебя? Знаешь, когда я впервые встретила тебя и - как там его зовут, - я подумала, что вы голубые, и даже сегодня утром продолжала считать так. Не знаю, когда я изменила мнение.
- Хочешь, я тебя рассмешу? - Ну?
- Всю жизнь мне придумывали прозвища, и это было первым. Я ненавидел людей за это. Я знал, что это неправда, но всегда боялся, что станет правдой. Вдруг они видят что-то, чего не вижу я? Я выходил из себя.
- Ну, так что же здесь смешного?
- Подожди, я к этому и веду. Когда мы с Тедом попали в Денвер, я делал все, что мог, - только бы доказать, что это не так. А теперь хочешь узнать самое смешное?
- Да.
Я рассказал о Теде, о той шутке, которую он сыграл со мной.
- Ах он маленький засранец, - возмутилась Лиз.
- Да. Больше всего меня задело, что я сам пошел на это. А он не сомневался, что так будет. Я был готов убить его. Но он оказался прав. Знаешь, что он сказал? «Выбрось это из головы. Каждое новое достижение в технологии открывает также и целый спектр новых сексуальных возможностей. Так что не стесняйся».
- И ты не постеснялся?
- Нет! У меня старомодное воспитание. Разве что… Она приподнялась на локте, чтобы видеть мое лицо, явно заинтересованная.
- Перестань. - Я убрал ее руку.
Она шлепнула меня по запястью и положила свою руку обратно - туда, куда подбиралась.
- Рассказывай дальше.
- Ну… Я продолжал оказываться в подобных ситуациях… - Я рассказал о Томми. Потом о своих галлюцинациях. - Только он был слишком реален, чтобы быть галлюцинацией. Но если я все-таки бредил, то какой вывод следует из этого? Я при галлюцинациях испытываю гомосексуальные ощущения. Так что, похоже, ты - и все остальные - правы. Ты можешь любить педика?
- Наверное. Уже люблю. Только…
- Только что?
- … Не думаю, что тебе стоит беспокоиться насчет этого. Мне нравится.
- Не в этом дело.
- Тогда в чем?
- Мне тоже нравится, потому я и делал это. Не только с тобой - со всеми остальными. Помнишь, что ты говорила раньше? Ты сделала это, чтобы узнать, что ты будешь при этом испытывать…
- Я говорила о бомбах.
- Да, но то же самое относится и ко мне. Я делал это, чтобы узнать, что при этом почувствую.
- Сколько раз?
- Какая разница?
- Знаешь, что об этом говорил Вольтер? Если ты сделал это один раз, ты экспериментировал. Больше - значит, извращенец.
- Я - извращенец.
Она села, завернулась в одеяло, чтобы согреться.
- Ладно, ты извращенец, а я сука. Мы стоим друг друга. Нет худа без добра.
Я уставился на нее. Она была абсолютно серьезна. Я был извращенцем. Она - сукой.
Ну и что?
И все равно я любил ее. И все равно она любила меня.
Я начал смеяться. Лиз тоже. Я протянул руки, и она упала на них.
- Знаешь, почему я люблю тебя так сильно?
- Почему?
- Потому что просто яюблю. Ты заставляешь меня смеяться. Я никогда не поверил бы, что у полковника Лизард Тирелли такое чувство юмора. Мне с тобой хорошо, спокойно. И прежде всего потому, что ты принимаешь меня таким, каков я есть.
После того как я закончил целовать ее, а она закончила целовать меня, Лиз сказала: - Послушай, мой хороший, у меня нет выбора. Я люблю тебя, потому что ты преданный.
- Даже если я виноват как черт?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Я вышел на балкон и посмотрел на горы. Вспышка будет видна и отсюда. Перегнувшись через перила, я посмотрел вниз. Я был не единственным, кто ждал на балконе. Из всех окон несся голос президента. В гостинице, должно быть, работал каждый телевизор. Ее слова многократно повторяло эхо на площади.
- В ней нужно видеть не знак отчаяния, - снова и снова повторяла она, - а, наоборот, знак нашей решимости.
Она приказала применить ядерное оружие против хторран и эвакуировала правительство на Гавайи - и при этом хотела, чтобы мы поверили, будто это свидетельство решимости? Более отчаянный шаг трудно лридумать! Не стоило даже надеяться, что публика купится на это.
Я знал эту леди. Она - трезвый политик. Нам повезло с президентом, но на этот раз она, похоже, допустила промах.
Усевшись в шезлонг на балконе, я попытался собраться, с мыслями. Окликнул робота: «Эй, лупоглазый!» Он торопливо подкатил ко мне, вращая глазами на стебельках и подтверждая свое присутствие свистом, прозвучавшим как вопрос.
- Виски. Чистое. Двойное, нет - тройное. И будь готов долить.
Он утвердительно бибикнул и укатил. Лиз явно не любит, чтобы ее роботы болтали. Некоторым это нравится. Мой отец однажды сказал, что о степени эмоционального голода людей можно судить по тому, насколько они очеловечивают своих роботов.
Я разглядывал неясные очертания гор, чернеющие на фоне звездного неба. Интересно, где сейчас Лиз? Сколько еще осталось горам, прежде чем их сожгут?
Сколько осталось ночи, прежде чем ее пожрет взрыв?
Хотел бы я знать, что президент спустила с цепи сегодня вечером?
Что она в действительности хотела сказать о вторжении и наших шансах противостоять ему?
Это было более чем просто заявление о нашей решимости. Это было признание масштабов агрессора. Масштабов войны.
Вернулся робот с моей выпивкой, ехавшей у него на голове; он придерживал ее клешней и походил на португальскую прачку.
Я взял стакан и снова стал глядеть на горы. Чувство было такое, будто я ожидаю конца света.
Я не хотел в это верить.
И желал этого.
Я гадал, как будут реагировать люди.
И что произойдет потом?
Что буду делать я? Мне некуда идти. Я искал смерти, когда Лиз подобрала меня.
Должен ли я теперь идти с ней?
Лиз. О Боже!
Я вспомнил, как сказал ей: «Понадобится все ядерное оружие, чтобы выкурить меня из твоей постели».
Я вспомнил, каким стало ее лицо. Как она побледнела.
Этого она и боялась - буду ли я по-прежнему любить ее?
О Боже…
Я подумал о месте, куда нацелены ракеты.
Там люди.
Возможно, дети.
И черви.
Множество червей.
Их испепелит. Всех до одного. Ослепит, размозжит, сожжет. Будет гореть небо. Я знал, что произойдет. Я видел записи. Все видели. Мы снова вернулись к временам двадцатилетнего Апокалипсиса. Считалось, что та война должна напоминать нам, что произойдет, если мы не сохраним мир.
Я знал этот ужас. Свет. Удар. Огненный смерч. Радиация. Смерть.
Я подумал о земле, над которой мы пролетали.
Сотни тысяч червей умрут сегодня ночью.
А сколько людей?
Я вспомнил Марси. И Деландро.
И Алека, и Томми, и Холли.
Будь прокляты ренегаты! Они заслуживали того, что им предстояло получить.
Как бы то ни было, ни одного человека, достойного этого звания, нет в лагере червей.
Убить всех! Пусть Господь рассортирует их сам!
Небо на западе вдруг вспыхнуло белым. Ярко-белым. Похоже на грозу, только это не молния.
Я встал.
Долгое время сохранялась тишина.
А потом с гор скатился звук. Внезапный приглушенный удар, а потом раскаты и грохот, длившиеся целую вечность. Дребезжали окна, и пробирало до костей, Дрожал пол, и подгибались колени.
Откуда-то снизу донеслись ликующие вопли.
Я сел и откинулся на спинку стула.
Так я сидел, пока не вернулась Лиз. Небо на западе стало розовым. Кое-где на склонах горел лес. Это было похоже на закат.
Леди, чье имя было Тирелли,
Была динамитом в постели.
Кто ее брал. Очень сильно рисковав.
(Детонатор был у нее в щели.)
ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ СБРОСИЛА БОМБУ
Несмотря на то что все говорит об обратном, я все-таки придерживаюсь мнения, что человек - связующее звено между обезьяной и цивилизованным существом.
Соломон Краткий
Я слышал, как она вошла.
И все еще не знал, что скажу ей.
Я поставил пустой стакан на столик - сколько времени я держал его в руках? - и поднялся, чтобы встретить ее.
Выглядела она ужасно..
- С тобой все в порядке?
Лиз кивнула. Подозвала робота.
- Пучеглазик, смешай мне «Ядовитое яблоко».
Мы стояли и смотрели друг на друга. Я не знал, стоит ли подойти к ней. Она не знала, стоит ли подойти ко мне.
- Это было… - Она судорожно сглотнула и снова посмотрела на меня. - Это было совсем не то, чего я ожидала. Как странно. - На какой-то момент она показалась мне очень слабенькой, - Это оказалось… так легко. Компьютер эапишал, и я нажала на кнопку сбрасывания. Я только почувствовала, как машина слегка вздрогнула, освободившись от бомб. Они направились в разные стороны. Они должны были взорваться одновременно. Думаю, так и произошло. Не знаю.
Я не знаю, чего я ожидала. Я чуть не забыла сделать свечу, как приказывали. Как только бомбы пойдут вниз, поставить птичку на хвост и набрать высоту. Взрывная волна достала меня в спину и зашвырнула в небо. Оно стало белым. Я никогда не видела ничего подобного…
Она замолчала и посторонилась. Подкатил робот с напитком в высоком стакане - красным, пузырящимся и дымящимся. Сухой лед? Лиз отпила глоток, перевела дыхание и продолжала говорить, будто и не останавливалась: - Небо словно горело. Облака выкипели в считанные секунды. Просто от жара. Не знаю, что покажет видеозапись - я не просматривала. Вылезла из самолета, доложилась - рассказала им то же самое, что и тебе, к этому нечего добавить - и потом пошла домой. Я не знала, ждешь ли ты меня.
- Я же сказал, что буду ждать. Ее начало трясти.
Я шагнул к Лиз, но она остановила меня: - Джим, только что я сбросила первую почти за целое столетие атомную бомбу в Соединенных Штатах. Всю жизнь меня учили, что только сумасшедший использует ядерное оружие. Всю мою жизнь это считалось самым непростительным грехом. Мы и выжили в Апокалипсисе - только отрекшись от ядерной войны. Вся планета поклялась: никогда больше. И я единственная нарушила эту клятву.
- Ты не единственная.
- Я сбросила первые бомбы, Джим…
- Элизабет!
Она испуганно подняла глаза. Я сказал: - А если бы я сбросил бомбы?
- Я бы тебя возненавидела, - призналась она. - Я возненавидела бы любого, сделавшего это.
- Значит, ты считаешь, что я должен ненавидеть тебя?
- А разве нет? - выдавила Лиз.
- Нет, потому что я сам сбросил бы те бомбы, если бы мог.
- Нет… - Она покачала головой. - Никто не хотел. Они поручили это дело мне… потому что ненавидят меня.
- Они поручили это тебе, потому что знали, что ты сможешь это выполнить!
- Ненавижу их, - сказала Лиз. - За то, что они сделали со мной. Я ненавижу их почти так же сильно, как себя - за бомбы.
- Ты сделала это, потому что это необходимо было сделать.
- Пошел ты к черту! Неужели ты думаешь, я не знаю? Час я провела в воздухе по пути туда и час - обратно. Я уже прошла через все. Прекрати успокаивать меня!
- Сама пошла к черту! - закричал я. - Ты спросила, по-прежнему ли я люблю тебя! Да, люблю! Так что, черт возьми, я еще должен сделать?
- Не знаю, но мне не требуется твое проклятое сочувствие! Я ненавижу сочувствующих! Ненавижу! - Она швырнула стакан о стенку. Он разлетелся вдребезги, оставив ярко-красное пятно. Лупоглазый бибикнул и принялся собирать осколки. Она начала бить его ногой. Тот в ответ издавал тихое кваканье.
- Лиз!
- Оставь меня одну! Дай разрядиться!
Она снова пнула лупоглазого. Он перевернулся и остался лежать на полу с бешено вращающимися колесиками, издавая ужасное («робот терпит бедствие») верещание. Лиз продолжала пинать его и бить кулаками.
- Лиз! Такие роботы дорого стоят! И достать их трудно!
Я схватил ее за талию и левое запястье. Она могла перебросить меня через правое плечо, но я опередил ее, завернув левую руку за спину, - она вырвалась и ткнула меня в живот. Я уже нырнул в сторону, так что Лиз вместо солнечного сплетения угодила мне по ребрам. Я зацепил ее носком за икру и повалил на спину - она потащила меня за собой. Я налетел на кровать и покатился на пол. Она навалилась сверху…
Я обхватил Лиз и крепко прижал к себе, чтобы она не могла замахнуться и ударить меня. Перекатился и, оказавшись сверху, заглянул ей в глаза.
- КОНЧАЙ ЭТО!
Она неожиданно прекратила всякое сопротивление. Обмякла в моих руках.
- Я не могу… не могу больше сражаться. - И она заплакала.
Я держал ее, пока она рыдала. Дрожала, Задыхалась и кашляла. Ее душили спазмы. Она закричала. Я боялся за Лиз, но руки не разжимал.
А потом, когда худшее осталось позади, она начала тихо всхлипывать.
- Прости меня, Джим.
- За что?
- За все. - Она вытерла нос. - За то, что я все разрушила.
- Ты ничего не разрушила!
- Я сбросила атомные бомбы. Мне уже никогда не стать собою. Я теперь всегда буду той, что сбросила бомбы. - Она шмыгнула носом. - Может, придумают какоенибудь гнусное прозвище, вроде Сумасшедшей Бом-бардирки из Колорадо. Я немного подумал.
- Такой вариант недостаточно гнусен. И неостроумен.
- Ну, лучше я не придумаю, - вздохнула Лиз. - В конце концов, я все еще расстроена.
- Хочешь еще поколотить робота?
- Я его не сломала? - Лиз попыталась сесть. Я толкнул ее назад.
- Вот так тебя и назовут - Убийца Роботов!
- Не назовут. Пусти, я хочу посмотреть… Я сел вместе с ней.
Лупоглазый, со зловещей дырой в боку, каким-то образом ухитрился встать на колесики и теперь стирал со стенки пятно коктейля Лиз. Ездил он вихляя.
- Меня не назовут Убийцей Роботов - я его только ранила.
- Хочешь попробовать еще раз?
- Не-а. Если уж с первого раза не вышло, то и черт с ним. - Лиз повернулась ко мне и посерьезнела. - Ты правда любишь меня?
- Почему ты все время спрашиваешь?
- Наверное, мне трудно в это поверить, - предположила она. - Я настолько привыкла, что люди меня не любят. - И добавила: - Или любят и бросают…
- Лиз, милая, очень просто любить человека, когда все прекрасно. Настоящая любовь сохраняется, когда все кругом ужасно. Я люблю тебя, хотя и не могу сказать почему. Мне наплевать, сколько атомных бомб ты сбросила. Я всегда буду любить тебя.
- Даже если меня будут звать Лиззи Гунн?
- Даже если тебя будут звать Лиззи Гунн. Она шмыгнула носом.
- Наверное, я не заслуживаю тебя.
- Очень даже заслуживаешь. Я ковыряю в носу, ем печенье в постели и какаю в ванну. Люди, которые бросаются атомными бомбами, не заслуживают лучшего. Я - твое наказание.
Лиз тихо засмеялась и притянула меня к себе. Когда мы прервали поцелуй, она сказала: - Давай разденемся. Я хочу, чтобы ты прижал меня к себе покрепче; я засну и проснусь в твоих объятиях. Хочу позавтракать с тобой в постели, а потом хочу, чтобы ты затрахал меня до беспамятства. Я хочу, чтобы ты остался со мной, Джим, и хочу тоже любить тебя.
- М-м. - Я расстегнул молнию комбинезона. - Кто я такой, чтобы спорить с Лиззи Потрошительницей?
- Ты храбрый мужчина, вот ты кто! - Она уже раздевала меня.
- М-м. Мне нравится. Ты можешь исколошматить моего робота до смерти в любой момент.
Славилась Мейм хваткой когтистой
И своим бугорком (очень кустистым).
Приходилось Майку
Тыкать свою свайку
Ей в лицо, выбирая, где помясистей.
БОЛЬШОЙ КУСОК ПРАВДЫ
Любовь - это когда смотришь в глаза любимому человеку и видишь, как Бог улыбается тебе в ответ.
Соломон Краткий
Но мы не заснули.
Не сразу заснули.
Сначала мы занялись любовью. Это было бешенство, почти безумие. Я чувствовал ее желание. Я отказался от себя, полностью отдавшись ей, и нас понес ураган. Через какое-то время нас там не было - осталось только желание, только бешенство, только отчаянное стремление освободиться.
Потом я лежал, задыхаясь, и прислушивался к биению крови в висках, гадая, разорвется ли сейчас мое сердце и так ли выглядит смерть.
Потом Лиз свернулась калачиком на моей левой руке, а правую руку положила на себя. Какое-то время она просто лежала, тихо мурлыкая, а потом отвела мою руку и начала играть с волосами на моей груди. Их было не так уж много, но она ухитрялась.
А потом она заговорила: - Я так боялась. С тех самых пор, как началось все это. Я знала, что мы можем сбросить бомбу. Об этом уже давно поговаривали, и последние несколько месяцев - очень серьезно. И я испугалась, потому что понимала, что полечу одной из первых. Просто знала это - понимаешь? Ты просто уверен насчет чего-то и знаешь, как это произойдет. - Она глубоко вздохнула. - Хочешь знать правду? Я хотела сделать это. Мне хотелось узнать, что при этом испытываешь.
Я промолчал. Я знал это чувство - пережил его сам. Потянувшись, я погладил ее по волосам. Она говорила: - Все это так глупо. Один из самых невероятных дней в моей жизни. Ради одного этого меня и тренировали. Я узнала еще утром. Мне сказали: «Нам нужна самая драматичная видеозапись для президентского брифинга. Достаньте ее». Я понимала, что это значит. И сказала: «Я полечу». И полетела. - Она посмотрела на меня. - Разве что ты не входил в мои планы. - Она покраснела. - Ладно, входил. Я соврала, сказав, что не собиралась подбирать тебя. Я собиралась. Долго следила за тобой, пытаясь понять, что ты делаешь. Читала рапорт по Семье. Ты должен был хоть что-то знать о ренегатах и их отношениях с хторраннами. Потому я и подобрала тебя. Но на одно я не рассчитывала - то есть это не входило в наши планы, - что мы закончим в постели. - Она засмеялась.
- Что? - спросил я.
- Сегодняшняя ночь - ночь, которую я ждала всю жизнь. Я только что сбросила две бомбы и влюбилась и не знаю, что меня пугает больше.
- То, что влюбилась, - решил я.
- Да, - согласилась Лиз. - Какого черта я должна любить тебя? Знаешь, когда я впервые встретила тебя и - как там его зовут, - я подумала, что вы голубые, и даже сегодня утром продолжала считать так. Не знаю, когда я изменила мнение.
- Хочешь, я тебя рассмешу? - Ну?
- Всю жизнь мне придумывали прозвища, и это было первым. Я ненавидел людей за это. Я знал, что это неправда, но всегда боялся, что станет правдой. Вдруг они видят что-то, чего не вижу я? Я выходил из себя.
- Ну, так что же здесь смешного?
- Подожди, я к этому и веду. Когда мы с Тедом попали в Денвер, я делал все, что мог, - только бы доказать, что это не так. А теперь хочешь узнать самое смешное?
- Да.
Я рассказал о Теде, о той шутке, которую он сыграл со мной.
- Ах он маленький засранец, - возмутилась Лиз.
- Да. Больше всего меня задело, что я сам пошел на это. А он не сомневался, что так будет. Я был готов убить его. Но он оказался прав. Знаешь, что он сказал? «Выбрось это из головы. Каждое новое достижение в технологии открывает также и целый спектр новых сексуальных возможностей. Так что не стесняйся».
- И ты не постеснялся?
- Нет! У меня старомодное воспитание. Разве что… Она приподнялась на локте, чтобы видеть мое лицо, явно заинтересованная.
- Перестань. - Я убрал ее руку.
Она шлепнула меня по запястью и положила свою руку обратно - туда, куда подбиралась.
- Рассказывай дальше.
- Ну… Я продолжал оказываться в подобных ситуациях… - Я рассказал о Томми. Потом о своих галлюцинациях. - Только он был слишком реален, чтобы быть галлюцинацией. Но если я все-таки бредил, то какой вывод следует из этого? Я при галлюцинациях испытываю гомосексуальные ощущения. Так что, похоже, ты - и все остальные - правы. Ты можешь любить педика?
- Наверное. Уже люблю. Только…
- Только что?
- … Не думаю, что тебе стоит беспокоиться насчет этого. Мне нравится.
- Не в этом дело.
- Тогда в чем?
- Мне тоже нравится, потому я и делал это. Не только с тобой - со всеми остальными. Помнишь, что ты говорила раньше? Ты сделала это, чтобы узнать, что ты будешь при этом испытывать…
- Я говорила о бомбах.
- Да, но то же самое относится и ко мне. Я делал это, чтобы узнать, что при этом почувствую.
- Сколько раз?
- Какая разница?
- Знаешь, что об этом говорил Вольтер? Если ты сделал это один раз, ты экспериментировал. Больше - значит, извращенец.
- Я - извращенец.
Она села, завернулась в одеяло, чтобы согреться.
- Ладно, ты извращенец, а я сука. Мы стоим друг друга. Нет худа без добра.
Я уставился на нее. Она была абсолютно серьезна. Я был извращенцем. Она - сукой.
Ну и что?
И все равно я любил ее. И все равно она любила меня.
Я начал смеяться. Лиз тоже. Я протянул руки, и она упала на них.
- Знаешь, почему я люблю тебя так сильно?
- Почему?
- Потому что просто яюблю. Ты заставляешь меня смеяться. Я никогда не поверил бы, что у полковника Лизард Тирелли такое чувство юмора. Мне с тобой хорошо, спокойно. И прежде всего потому, что ты принимаешь меня таким, каков я есть.
После того как я закончил целовать ее, а она закончила целовать меня, Лиз сказала: - Послушай, мой хороший, у меня нет выбора. Я люблю тебя, потому что ты преданный.
- Даже если я виноват как черт?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57