А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Нашлись хитрые люди, придумали для таких, как Джамиля, мягкие, спасительные слова. Покинула пределы родины, просто захотелось сменить одну страну на другую в поисках лучшего для себя счастья. Но когда твоя земля в огне и ты не с ней — это предательство. Гак учила нас в подполье, готовя к будущей борьбе, другая Джамиля... Смелая, дерзкая и верная... Стоило ей только голос подать, полетел, как на крыльях, навстречу. Спешил I ломя голову к ней... Но обманулся, принял чужую женщину за свою Джамилю... предателя за друга.
Я не люблю алкоголя. Но мне сегодня захотелось
вдруг чертовски напиться. В отеле, не подымаясь к себе в номер, спустился в бар. Заказал порцию виски, потом стопку водки, потом бокал «Мартини». У бармена от такого коктейля глаза на лоб полезли. Подумал наверняка, что господин сошел с ума. С интересом поглядывал в мою сторону, ждал, когда я со стойки свалюсь. Но, странное дело, смесь крепких напитков не брала меня. Выкурив подряд несколько сигарет, я расплатился с барменом и медленно, никуда не сворачивая, побрел к себе в номер на второй этаж. Открыл дверь и в чем был, не раздеваясь, завалился на мягкую, широкую постель. Проснулся от яркого света хрустальной люстры... невольно глаза ладонью закрыл, лежу молча, жду, что дальше будет.
— Это я, Гульпача! — слышу я знакомый голос.
— Ты как сюда попала? — спрашиваю свою секретаршу недовольным тоном.
— Звонила по телефону — не отвечаешь, постучала в дверь твоего номера, а она открытой оказалась. Вот я и вошла...
— Что-нибудь случилось? — насторожился я.
— Да нет, нет... Все нормально... Ничего особенного,— поспешила успокоить меня девушка.— Просто целый день я не видела своего господина. Может, поручение какое будет?
Говорит, а сама хитрой лисой на меня посматривает. Чувствуется, что прямо сгорает от женского любопытства, очень хочется узнать, как встреча с Джамилей прошла, с каким настроением от нее в отель вернулся. А настроение сейчас, после доброго сна, прямо скажем, неплохое. Голова ясная, аппетит разыгрался волчий, шалить, как мальчишке, хочется... Легко, рывком подымаюсь с постели, повел плечами — косточки захрустели в суставах.
— Все в порядке, Гульпача! — весело заявляю девушке.
У нее глаза недоверчивые, но отвечает улыбкой.
— Все в порядке! — повторяю я...— И, пожалуйста, прикажи подать ужин с вином... Да, да. Ты поняла правильно, на две персоны в мой номер!..
— А если я не разделю с тобой этой трапезы, Салех? И не лучше ли тебе побыть одному? — спрашивает Гульпача и внимательно наблюдает за мной.
— Нет... Я очень хочу, чтобы рядом была ты... Очень... Особенно сегодня... Сейчас... Понимаешь? — и протянул к ней руки.
ГЛАВА XXVII
Мы источник веселья — и скорби рудник.
Мы вместилище скверны — и чистый родник.
Человек — словно в зеркале мир — многолик.
Он ничтожен — и он же при этом велик!
Омар Хайям
Рахим недолго находился под стражей. Он вновь работал в военном училище, продолжая курс по тактике. Никто из коллег и не подозревал, что совсем недавно он арестовывался органами безопасности. Его отсутствие объяснялось тем, что у него неожиданно тяжело заболела бабушка и с разрешения командования Рахим летал к ней в Индию. Его фамилия была внесена в списки пассажиров, следовавших рейсами Кабул — Дели и Дели — Кабул. Он был добрым человеком, не забыл привезти сослуживцам всякие забавные сувениры из соседней страны.
Ахмад теперь встречался с Рахимом не в кабинете с решеткой, а на явочных служебных квартирах. Новое же место встречи сегодня несколько озадачило Рахима.
— Может, я вас неправильно понял? — переспросил он по телефону у Ахмада.
— Нет, поняли меня правильно,— ответил тот.— Встречаемся сегодня в шестнадцать часов на домостроительном комбинате.
В назначенное время Рахим прибыл на комбинат. Каково же было его удивление, когда он наконец понял, почему именно сюда его пригласил Ахмад... В 16 часов и клубе комбината начиналось общее собрание партийного профсоюзного актива рабочих и служащих с повесткой дня: «Задачи коллектива КДСК в свете решений третьего пленума ЦК НДПА». Докладчиком на собрании был член Кабульского горкома партии Ахмад Хан. Вместе с ним, как почетного гостя от армии, в президиум избрали и Рачима... Он растерялся, не знает, как быть, вопросительно смотрит на Ахмада... Тот улыбается, легонько в спину подталкивает.
— Пошли, пошли в президиум. Ничего не поделаешь, народ доверие оказывает,— говорит Ахмад.
Рахим впервые в жизни был среди рабочих. Он не знал ;1ТИХ людей, никогда в жизни с ними не общался. Видел со стороны, как жарятся они на солнце, обливаясь потом, копаются в земле, разгружают кирпич и бетонные плиты,
с раннего утра стуча топорами, крутят баранки самосвалов. На собрание пришли прямо с работы. В зале пахнет свежей краской и штукатуркой, бензином и битумом. Усаживаются кто где — на длинных скамейках, подоконниках, прямо на полу в проходах. В глазах уверенность и пытливость, чувствуется в них сила и спокойствие. Тут же в зале сидят женщины с открытыми лицами, без всякой робости и застенчивости.
Ахмада встретили дружными аплодисментами. Выступал он без всякой бумажки, взволнованно и просто. Рассказывал рабочим о прошедшем на днях пленуме ЦК НДПА, обсудившем один из главных вопросов жизни молодой республики — вопрос о борьбе с контрреволюцией.
— Волк не гневного слова чабана боится, а его увесистой палки,— говорил собравшимся Ахмад.— Настал час, когда эта увесистая палка народа должна со всей силой обрушиться на волчьи спины контрреволюционеров. Сегодня решается судьба нашей горячо любимой родины. Кто может ее спасти, защитить честь и достоинство своего отечества? Кто? — Умолк на минуту, пытливо посмотрел в зал и так же горячо и громко: — Рабочий класс, трудовые рукй дехкан, все патриотические силы, кому дороги и понятны цели нашей Апрельской революции!
Вспыхнули было овации, но он тут же их погасил энергичным движением поднятой руки:
— Наша партия послала меня к вам, товарищи рабочие. Она рассчитывает в этой жестокой борьбе не на жизнь, а на смерть прежде всего на вас, на вашу пролетарскую сознательность и мужество. Вам предстоит повести за собой все слои нашего общества...
Слушают его внимательно, с пониманием напряженной обстановки, которая создалась в стране за последние месяцы и дни. Ахмад рассказывает, как изменил свою тактику враг. Потерпев поражение от народной армии в открытом бою, контрреволюционеры стали действовать мелкими, мобильными группами.
— Враг стреляет из подворотни, громит школы и мечети, не щадит ни стариков, ни детей...— рассказывает Ахмад.
Он подробно останавливается на последних действиях подпольных контрреволюционных групп мятежников в Кабуле... В лицеи они подбросили гранаты с отравляющими веществами, сотни детей попали в больницы. В университете взорвали бомбу, сожгли на стройке цистерну с бензином,
панику, распространяют провокационные слухи...
— Вы, рабочие, главные хозяева нашей страны, надежда и опора партии, Революционного совета. Власть шили в свои руки не на короткий срок, а навсегда и бесповоротно. Она ваша, теперь вы, рабочие, за все в ответе, и все хорошее и плохое, что происходит в нашем городе и государстве,— продолжал разведчик.— Сегодня враги \ I рожают вашей власти. Ее надо защищать, пора наводить порядок в собственном доме! Правильно я говорю? — спрашивает Ахмад, сходя с трибуны.
Ему ответили аплодисментами. Хлопали размашисто,
ильными руками, искренне, от души.
Первым после доклада Ахмада попросил слово пожилой рабочий. Худой, высохший и прокопченный на солнце, он шел не спеша к трибуне, проверяя на ходу, так ли сидит на голове чалма, машинально одергивая полы длинной, до колен рубашки. Она давно стала непонятного цвета, прожженная местами огнем, в жирных масляных пятнах.
— Я — прямо с объекта... Говорят: «Рафик Сеид! Коллектив посылает тебя на важное собрание. Скажи за нас свое слово...» Домой не мог забежать, чтобы умыться и переодеться... На машину и сюда...— начал он свою речь с извинения за свой не совсем опрятный вид. Кашлянул, несколько замялся, отодвинул от себя подальше
ткан с водой, уперся покрепче руками в трибуну и уже, как полагается настоящему оратору, с соблюдением афганской традиции:
— С разрешения уважаемого директора комбината! разрешения члена Кабульского горкома партии, нашего замечательного докладчика! С разрешения почтенного председателя собрания! Выпалив все это одни, сделал паузу, посмотрел с высоты трибуны в зал, кому-то улыбнулся.— По профессии я электросварщик... ( пятого микрорайона... Говорят, работаю неплохо... Нормы перевыполняю... Да многие меня здесь знают!..
— Знаем! Знаем! — подтвердило несколько голосов и» зала...
— Я не член партии, а только сочувствующий. Скату, что думаю... Верное решение принял пленум ЦК... Душманы это чиряки на шее у народа... Пора им дать решительный отпор... Защитить свою власть, как правильно говорил здесь докладчик..,, Без этой власти нам... Она нас людьми сделала, новую жизнь для рабочих дала... Вот взять хотя бы меня. Жил с семьей в одиннадцать душ в пещере, а вчера моя власть квартиру мне бесплатно дала... Пять комнат в новом микрорайоне... Вот такой мне подарок преподнес наш домостроительный комбинат.
Слушая рабочего, Рахим невольно вспомнил, с какой злостью писали некоторые газеты об этом самом комбинате, когда закончилось его строительство в Кабуле. Построенный с помощью специалистов из Советского Союза, он был сдан в эксплуатацию в 1965 году. А пустили его на полную мощность совсем недавно. Собирались даже прикрыть как нерентабельное предприятие. Новые многоэтажные дома, которые стали появляться в столице, предавались проклятию. Слыханное ли дело, жить без надежного дула, дверь против двери, ходить мужчине по одной лестнице с женой и дочерьми соседа. Хотя их лица надежно прикрывает паранджа, но все равно грех, может через покрывало сглазить, совратить, дурную болезнь напустить.
Но не в этих средневековых бреднях был главный смысл протеста против строительства. Рахим сейчас из уст худого, жилистого сварщика понял, какой смертельной угрозой является для врагов революции Кабульский домостроительный комбинат. Не для тех, кто имеет бешеные деньги в кармане, предназначались современные просторные квартиры, а в первую очередь для рабочего класса и трудовой интеллигенции. Сеид был одним из сотен, кого государство обеспечило благоустроенным, нормальным человеческим жильем... Рахим мысленно представил счастливые лица людей, которые из будок, землянок, сараев и пещер попадали отныне в свои собственные квартиры. С деревянным полом под ногами, с надежной крышей от дождя и палящего солнца, с электро светом, газом, кухней, уборной и ванной. Было ли что-нибудь хотя бы подобное при короле Мухаммаде За или Мухаммеде Дауде? Может ли кто из лидеров современных мятежников обещать такие квартиры людям труда? А вот новая власть, вопреки бешеному сопротивлению своих недругов, без лишних трескучих фраз и призывов, строит и строит дом за домом, улицу за улицей, один микрорайон за другим. Кабульский домостроительный комбинат стал лучшим агитатором за новое правительство. Своими домами он делал настоящую революцию, менял психологию и взгляды людей... Они росли вместе с этажами своих зданий. Они теперь понимали, что несет для простого люда революция, не абстрактно, а на своей конкретной судьбе ощущали ее благотворное влияние, наслаждались пришедшим наконец человеческим счастьем. Рахим понял, что за такую власть рабочие будут стоять насмерть, своего не отдадут, хоть кожу с них сдирай, хоть огнем пали. Понял, и пот холодный выступил на его лбу... Украдкой покосился на Ахмада... Какое у него, оказывается еще юное лицо... Красивое, мужественное лицо мужчины, который внимательно слушает рабочих.
Выступала женщина, одетая во все черное... Ее муж, рабочий комбината, в пятницу пошел в мечеть... Его убили ножом в спину прямо в святом храме, где он совершал намаз... Рахим невольно испуганно вздрогнул, когда кто-то не удержался, прервал женщину, закричал истошно, надрывно, во весь голос:
— Смерть душманам!
— Смерть! Смерть! Смерть! — как эхо в горах, отозвался зал.
— И я обращаюсь к вам, его товарищам...— продолжала женщина, когда вновь наступила тишина.— Отомстите за моего мужа, за сотни замученных мусульман, за наши вдовьи слезы и муки... Берите в руки оружие! Будьте настоящими мужчинами!
Укрыла черным платком лицо до самых глаз и, ни на кого не глядя, сошла с трибуны. Люди встали со своих мест, траурным безмолвием проводили бедную женщину за дверь... Долго еще продолжался горячий разговор. Дали высказаться всем, кто желал.
Общее собрание рабочих и служащих Кабульского домостроительного комбината единодушно поддержало решение пленума ЦК Народно-демократической партии Афганистана... Здесь же, за столом президиума, началась запись в первый добровольческий отряд рабочих по защите Апрельской революции... Ахмад был доволен... Крепко хлопал по рукам добровольцев, смеялся, шутил, а сам нет-нет да и бросит взгляд на Рахима... Тому было не до веселья... Тревогу и смятение снова поселил в его душе разведчик...
В городе кабульские торговцы закрывали ставни и двери своих лавочек, проверяли крепость хитроумных замков с секретом, засовывали поглубже в свои штаны- паруса ключи. Уменьшился поток машин, просторней от людей стало на улице. Верующие готовились к вечернему намазу, слабели солнечные лучи, пришла наконец долгожданная прохлада. Легче стало дышать. Когда подъехали к новому микрорайону, Ахмад попросил остановить машину.
— Пройдусь немного пешком. Мне здесь до дома недалеко. Прощай, Рахим!
— Как прощай? — не понял тот. Плавно притормозил свой мощный «мерседес»...
— Вернее, до очередной встречи! — уточнил разведчик.
— Что-то я сегодня ничего не понимаю,— признался Рахим.— Думал, иду на явку, а попал на собрание. Жду очередного оперативного задания, а вместо него «прощай... до очередной встречи»! Как же это понимать, Ахмад?
— А очень просто понимать надо,— отвечает Ахмад.— Был ты сегодня на самой ответственной явке в своей жизни, встречался с рабочим классом... От него и конкретное оперативное задание: принять все меры к ликвидации контры. Сумеешь выполнить, осилишь задание — человеком будешь,— и, уже открыв дверцу «мерседеса», став одной ногой на асфальт, добавил: — Уважаемым человеком, Рахим. Так-то. Подумай обо всем на досуге!
ГЛАВА XXVIII
...Покажи жестокосердным неуступчивость свою,— Раскаленное железо брать железом надлежит.
Бед иль Мирза Абдулкадир
...Утром, на оперативном совещании полковник Ясан Сахеб не одобрил действия Ахмада.
— Не надо врага водить по рабочим коллективам, это ваша ошибка, рафик подполковник,— выговаривал ему начальник...
Раскраснелось от обиды лицо Ахмада, не выдержал, попросил слово для объяснения.
— Только прошу говорить по существу и кратко. У нас нет времени на пустую болтовню,— предупредил его полковник.
От волнения Ахмад даже стал поначалу заикаться, непривычно для себя растягивать слова.
— По существу и кратко. Без болтовни, рафик полковник. Действовал правильно!
— Что, что?! — удивляется полковник, подымаясь со своего кресла.
— Действовал правильно, руководствуясь следующими соображениями,— уже четко, по-военному сказал Ахмад...
Присутствующие на совещании разведчики из его оперативной группы переглянулись, подмигнули друг другу: сейчас пойдет перебранка между начальником и подчиненным.
Такое себе позволить мог только подполковник Ахмад Хан, человек упрямый, со своими особыми взглядами на функции народной разведки. Он считает, что она должна не только карать, но и воспитывать человека. Случайного врага можно сделать другом, слепому помочь увидеть и понять окружающую жизнь... Рахима, как противника, он относил к последней категории. А полковник Ясан Сахеб Рахиму не верил. Для него он оставался агентом одной из разведок, который гулял пока на свободе потому, что так требовал план задуманной операции.
— И работает он на нас не за совесть, а за страх,— утверждал полковник.
— Нет, теперь у него совесть стала пробуждаться... Ведь как блестяще показал себя Рахим в операции с оружием,— возражал Ахмад.— А ведь мог все завалить... Остаться там... на пакистанской территории у Бури... Плюнуть на нас — и к своим. Но не ушел, слово сдержал, операцию провел без сучка и задоринки. Остался с нами... Как это понимать?
— Как хитрую двойную игру опытного агента,— по- своему определял действия Рахима полковник.
Вот и сейчас все сотрудники с интересом ждали продолжения затянувшегося спора между разведчиками...
— А соображения мои были таковы: чтобы Рахим сам увидел и понял рабочего человека, его отношение к контрреволюции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29