Я знаю этого парня. Он тоже прошел через Пули-Чархи. Только досталось ему больше, чем мне. Пересчитали ребра свинчаткой, прошили тело электротоком, сломали пальцы в суставах, содрали щипцами ногти на руках. Но он оказался двужильным, сумел потягаться со смертью, выдержал, не сломался, может честно смотреть в глаза людям. Наверное, зря поручили ему делать этот доклад. Слово скажет — и головой дергает, к стакану с водой тянется. Сделает глоток, помолчит, пересилит себя и снова о страшном, тяжелом, незабываемом.
— Сегодня мы должны рассказать народу всю правду... Горькую правду о человеке, ставшем агентом ЦРУ, предателем партии и народа, пытавшемся внести разлад между населением и сознательными, честными революционерами,— говорит секретарь горкома партии.— Используя Тараки в своих целях, Амин начал подсовывать ему фальсифицированные данные, в результате чего многие честные члены партии были обвинены в предательстве революции. Удар особой силы был нанесен по Бабраку Кармалю и его ближайшим товарищам. Он был снят со всех постов, позже на него и других были сфабрикованы надуманные обвинения. Ряд его соратников — Кештманд, Рафи, Кадыр и другие — попали за решетку.
Он снова отпил воды из стакана, в зале тишина, как в глухом ущелье, ждем, пока соберется с силами, поведает собравшимся все, что сам пережил, через какие адские испытания довелось пройти многим. Жертвами Амина стали тысячи рабочих, крестьян представители духовенства, военачальники. В тюрьмы было брошено более двух тысяч членов партии. Около пятисот из них было уничтожено аминовскими палачами.
И начал перечислять длинный список погибших, среди которых я услышал имена моих товарищей по камере в Пули-Чархи — профессора Кабульского университета Нажмуддина и майора Нура.
— По приказу Амина был задушен Генеральный секретарь ЦК НДПА, председатель Революционного совета и премьер-министр нашей республики Нур Му
хаммед Тараки. Его убийцы найдены и арестованы. Материалы следствия на днях будут опубликованы в газетах.
Поднял голову, оторвался от доклада, словно ждал «опросов, переминаясь с ноги на ногу, чуть прищурился, пытаясь разглядеть лица в зале. Ждал терпеливо, затянулась пауза, никто голоса не подал, зал безмолвствовал. Секретарь тяжко вздохнул, поправил свои листки на трибуне и продолжал:
— Преступные действия Амина и его приспешников нанесли огромный вред делу революции. Прикрываясь социалистическими лозунгами, выступая с ультрареволюционными речами, он дискредитировал прогрессивные идеи... Субъективизм и левацкие перегибы подорвали такие важные меры, как аграрная реформа, ликвидация неграмотности среди взрослого населения, особенно среди женщин.
Ахмад легонько задел меня плечом, зашептал в самое ухо:
— Она была права, твоя Джамиля. Какой негодяй, кровожадный волк. Если бы я знал обо всем этом раньше, застрелил бы Амина собственной рукой!
Его слова услышал сосед справа — бабай преклонного возраста, в пестром , глаза раскосые, смотрит на Ахмада с усмешкой и вызовом.
— Все вы храбрецами стали, когда от волка одна шкура осталась!
Ахмад вспыхнул, хотел сказать что-то резкое старику, но сдержался, к нам повернулись несколько чело- пек, что сидели впереди, зашикали, укоризненно закачали головами, просили не мешать слушать докладчика. Л он между тем продолжал приводить все новые факты, один страшнее другого.
— Мы располагаем достоверными данными, что Хафизулла Амин состоял на службе ЦРУ. Его завербовала американская разведка тогда, когда он учился в Штаммах. ЦРУ поручило Амину развалить нашу партию.
Секретарь рассказывает об установлении связей Л мина с внутренней и внешней контрреволюцией. 4 октября 1979 года Амин проводит в Кабуле секретное вещание, где утверждаются условия союза с исламской партией Афганистана. Он срывает с себя маску революционера, открыто готовится к перевороту, созданию нового государства Афганистан по плану, разработан
ному ЦРУ. Себя он назначил президентом, отпетых контрреволюционеров Гульбеддина Хекматьяра — премьер-министром, Якуба — министром обороны. Не забыл он и о своих родственниках, о брате Абдуле и племяннике Асадулле. Они тоже были включены в список членов правительства. В середине декабря 1979 года спец самолет афганской авиакомпании «Ариана» с эмиссарами Амина на борту совершает полеты в Париж, Рим, Карачи. Получались последние инструкции ЦРУ, все было готово, переворот намечался на 29 декабря 1979 года.
— Но заговор провалился. Нашлись в нашей партии надежные патриотические силы, которые разоблачили и ликвидировали диктатуру Амина.— Секретарь увлекся, он давно уже не заглядывал в текст своего доклада, говорил взволнованно и громко.— В трудную минуту, когда решалась судьба нашей горячо любимой родины, нас не оставил в беде великий северный сосед — Советский Союз. Он откликнулся на наши неоднократные просьбы, прислал для защиты республики от агрессии империализма ограниченный контингент советских войск. И мы от всего сердца говорим русским солдатам и офицерам: «Спасибо, братья, мы никогда не забудем ваш интернациональный подвиг!»
Зал ответил ему бурей аплодисментов, все мы поднялись с мест, хлопали громко и долго.
* * *
Через несколько дней в Кабуле начался судебный процесс над убийцами главы партии и правительства Демократической Республики Афганистан Нур Мухаммеда Тараки. Это были новые факты и свидетельства о преступлениях агента Центрального разведывательного управления США Хафизуллы Амина. По его личному указанию убийство Тараки совершили офицеры президентской гвардии.
...Из показаний бывшего начальника гвардии майора
Джандада1:
«О заговоре Амина и убийстве Тараки могу сообщить следующее. Через несколько дней после возвращения из Гаваны с конференции неприсоединившихся VI ран, куда я сопровождал его, Н. М. Тараки пригласил меня в свой кабинет и сказал: «Джандад, ты являешься командиром президентской гвардии и отвечаешь за мою безопасность. Когда мы были в Гаване, изнутри нашего руководства возникли разногласия. Поэтому будь особенно бдительным, держи охрану, предупреди командиров подразделений, чтобы без особого приказа никто не покидал территории дворца». Я отдал приказ о повышенной бдительности. Затем Тараки вызнал к себе начальника генерального штаба армии Яку- ба и поставил перед ним такую же задачу: усилить бдительность, но Якуб был ближайшим человеком Амина.
На следующее утро Амин вызвал меня к себе.
— О чем вы беседовали? — жестко спросил Амин.
Я рассказал, что Тараки просил усилить охрану президентского дворца. Тогда Амин поинтересовался, говорил ли Тараки о нем. Амин был очень обеспокоен. 14 сентября вечером (я находился в это время за пределами дворца) у дверей кабинета Тараки, которые охранял его личный адъютант, поднялась стрельба. Была объявлена тревога. Но телефонная связь с дворцом прекратилась. Во дворец прибыли отряды «командос», а также верные Амину военные части, которые окружили президентскую гвардию и разоружили ее. К утру все сторонники Тараки были убиты или схвачены. Начальник генерального штаба Якуб приказал мне выполнять только его распоряжения. Фактически к этому времени у власти уже находился Амин. Тараки был изолирован и содержался под арестом на своей квартире. Два дня его не трогали. Затем Амин поручил офицеру президентской гвардии Рузи перевезти семью Тараки в другое место. К Тараки никого не впускали без разрешения Амина».
Из показаний подсудимого А. X ад уд а:
«Я только что получил назначение на должность начальника КАМ1 и 8 октября дежурил. Вечером меня вызвал начальник гвардии Джандад и заявил, что по приказу партии и Революционного совета я должен убить Н. М. Тараки. Я спросил, как это сделать. Джандад ответил, что все уже подготовлено, в том числе могила и саван. Он заявил также, что в убийстве будут участвовать Рузи и Экбаль.
Я сменился с дежурства, и в кабинете Джандад еще раз повторил нам задание. Он сказал, что принято решение умертвить Тараки. Рузи со своей стороны добавил, что мы не вправе не выполнить приказ партии. После этого мы вышли из помещения, сели в белый «Лендровер» и поехали в Коте-Бахчи (квартира председателя Революционного совета, расположенная в бывшем королевском дворце в центре Кабула). Прибыв туда, мы оставили машину у входа в здание и поднялись на второй этаж, где находился Тараки. Сначала в помещение вошел Рузи. Мы остались в коридоре. После того как мы вслед за Рузи вошли в помещение, где находился Тараки, Рузи сказал ему, что мы должны перевезти его в другое место. Тараки отдал Рузи свой партийный билет с просьбой передать его Амину. Он отдал Рузи также черную сумку, где находились деньги и украшения, с просьбой передать эту сумку его жене, если она жива. После этого все мы пошли вниз. Рузи завел Тараки в комнату, где, вероятно, ранее жил кто-нибудь из прислуги, и сказал мне, чтобы я принес для Тараки стакан воды, так как он хочет пить. Однако тут же Рузи передумал и сказал, что ни я, ни Экбаль не должны идти за водой, но я все же выбежал из комнаты. Стакана для воды я не нашел, и когда вернулся, то увидел, что Рузи и Экбаль уже связали полотенцем руки Тараки и положили его на кровать. Рузи душил Тараки, закрыв ему рот подушкой, а Экбаль держал его за ноги. Рузи приказал мне держать Тараки за ноги, но я не стал этого делать. Минут через пятнадцать Тараки умер. После этого мы завернули его тело в саван и вынесли из здания».
Человек, который в низком поклоне целовал руки Тараки, величал его великим вождем афганского народа, своим родным отцом, стал убийцей президента. По приговору революционного трибунала Хафизулла Амин был расстрелян. Получил свое по заслугам и Абдула Бури. Он был осужден, но долго в тюрьме не сидел,
каялся, умолял простить. Поверили, дал подписку никогда не выступать против революционного правительства, и тут же через два дня удрал за границу.
ГЛАВА XIX
«Многие повстанцы прошли военную подготовку в пограничных районах Пешавара при помощи пакистанских и китайских офицеров. Присутствие ЦРУ в этих лагерях тоже чувствовалось».
Журнал «Шпигель» (ФРГ) № 3, 1980 г.
Среди ночи раздается резкий телефонный звонок в моем номере:
— Хелло! Доброй ночи, Салех! Это я, надеюсь, не был еще?
Машинально взглянул на часы, стрелки показывали половину второго. Самый сон, а тут телефонный налет. Послать бы ночного звонаря куда подальше, да неудобно, звонила женщина.
— Это я, Гульпача!
Могла бы и не представляться. Узнал сразу. Сама полуночница и другим глаза сомкнуть не дает. Да еще радуется неизвестно чему. Я думал, что уже не увижусь этой странной девушкой. Привезла меня в Пешавар, простилась у отеля и умчалась неведомо куда на своем /1жипе. И вот я снова слышу ее голос.
...Она выполняла очередное поручение шефа, везла меня на быстроходном джипе в штаб-квартиру Бури.
— Велено доставить в целости и сохранности, как почетного гостя,— не то серьезно, не то в шутку говорила Гульпача, ловко ведя машину по темным улочкам и закоулкам. Скоро остались позади тусклые огни спящего города, машина вышла на дорожный простор и понеслась в черноту ночи.
* * *
Не знаю, случайно или нет, но встреча с Бури состоялась на поле учебного боя. Он был подготовлен по правилам военного дела. В долине, куда из-за белого пика горы не заглядывало солнце, окопалась, заняла оборону часть его войска. Другая таилась где-то в горах, ждала сигнала атаки... Принял меня Бури с распростертыми объятиями на своем командном пункте. В новенькой военной форме без знаков различия, бинокль на шее, кобура пистолета на животе, защитный картуз с длинным козырьком. Командный пункт был выбран удачно, на макушке одной гряды, укрытый с воздуха маскировочной сеткой... Под рукой рация, полевые телефоны, карты, стереотруба и даже походные стульчики для начальства. Бури был окружен небольшой штабной свитой.
— Внимание, господа! Представляю вам одного из новых членов руководящего комитета нашей партии, господина Салеха!
Вот это новость. Я выхожу на большую дорогу, становлюсь одним из лидеров «Шамшари ислами». И это без всякой со мной беседы. Не дал одуматься, прямо с дороги брал хватко, как говорится, голыми руками быка за рога. Улыбается, хитро прищурились маленькие плутоватые глазки. Смотрит, какой эффект произвели на меня его слова. Я церемонно киваю во все стороны, стараюсь и вида не подать, что несколько ошарашен неожиданным назначением.
— А это мои военные советники, прошу знакомиться!
— Мистер Уильяме! — представляется один из них и протягивает волосатую тяжелую руку.
— Рахити! — берет под козырек другой, раскосый, ниже среднего роста, лысый человек в выгоревшем френче.
— Господа, наш друг — офицер... Имеет диплом с отличием. Особенно преуспевает в тактике. Так что теперь есть кому по достоинству оценить ваш труд.
Бури, оказывается, неплохо информирован о моей биографии. Для меня это не новость, но все же...
— Думаю, пора начинать!
Абдула взглянул на свои часы и резко махнул рукой. За его спиной один из мятежников нажал спусковой крючок ракетницы. Шипя, взвилась и тут же рас сыпалась на тысячи красных огоньков ракета. Откуда- то сверху ответила глухая дробь автомата, вторая, третья, и пошла перекрестная стрельба. Замелькали перед стеклами бинокля хлопки взрывпакетов, серые людские фигурки, быстро спускающиеся с гор.
— Перед вами ученики Уильямса. Мы дали этой группе условное название «черные тюльпаны»,— начал пояснять мне Абдула.— Не правда ли, впечатляющее зрелище? Настоящая лавина смерти! В обороне «красные маки». Посмотрим, как встретят неприятеля воспитанники Рахити.
— Не сомневайтесь, встретят, как надо... как учил! — довольно самоуверенно заверяет он, не отрываясь от окуляров стереотрубы.— Хорошо, очень хорошо,— одобряет он своих молодцов.— Надо поближе подпустить противника. Не стрелять, не стрелять! Еще рано!
Нервы, видать, сдают у советника. Забыл, что окопы далеко, никто его приказов не слышит.
Мистер Уильяме, косая сажень в плечах, спокоен. Посасывает, как ребенок соску, давно погасший окурок сигары, чешет затылок, скребет себя под мышками. Дышит тяжело, хрипло, как простуженный. На походный стульчик сесть не пожелал, отодвинул его небрежно от себя, чего доброго, раздавить может казенное имущество. Оптическим стеклам не доверяет, видит вдаль, как ястреб с высоты. У советников сегодня был особый день. Шли итоговые показательные учения в присутствии самого лидера «Шамшари ислами». Три месяца более трехсот молодых мятежников проходили военную подготовку под руководством опытных иностранных учителей здесь, в горной глуши, подальше от дурного глаза. Неизвестно, на какие деньги и как, но Бури сумел организовать учебу пусть небольшого, но собственного отряда мятежников. Это был резерв для тех отрядов, которые сражались сейчас в Афганистане и несли значительные потери. Вместо победных реляций его командиры, как сговорились, слали одни и те же донесения: «Нуждаюсь в пополнении, кончились боеприпасы, нет медикаментов и продовольствия...» Все, что отправлялось в отряды, словно проваливалось в пропасть. Особенно плохо обстояло дело с людскими резервами. Не так-то просто было найти и обучить новое пополнение мятежников.
* * *
Разными путями шло комплектование военного учебного лагеря. Одних афганцев привела сюда нескрываемая злоба к новому режиму. Подумать только, в один
день из богатого помещика в голодранца превратиться. Отобрали всю землю, оставили жалких тридцать джерибов. Сам паши, сам сей, сам и урожай собирай. Нет, лучше автомат на шею и на большую дорогу. Других добровольцами сделали нужда и голод. А третьих загнали в лагерь просто дубинками и прикладами. Отлеживают бока в палатках для беженцев, здоровые буйволы, а родину освобождать не желают. И прикладом, прикладом, кованым ботинком под зад. Каждая группировка пыталась опередить другую, свирепые вербовочные командиры прямо за руки и за ноги волокли в свои лагеря тех, кто брыкался, пытался улизнуть от «святого дела». А здесь уже не удерешь, глухой забор, колючая проволока. Инструкторы, что псы цепные. Меньше учат словами, больше кулаком и палкой. Учебный лагерь Бури не составлял исключения. Отсюда, с командного пункта, виден глухой дул со сторожевыми будками, глиняные плоские крыши казарм. Вокруг на много километров ни кишлака, ни кочевой стоянки. Сейчас в лагере, кроме часовых, никого. Все воевали, шла очередная проверка военного мастерства мятежников. Скоро им предстоят не учебные, а настоящие, кровавые бои. Вот там, за снежными пиками, на родной земле. И патроны будут не холостые, а смертоносные, и не взрыв пакеты, а гранаты боевые. Но пока нечего бояться, противник — условный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Сегодня мы должны рассказать народу всю правду... Горькую правду о человеке, ставшем агентом ЦРУ, предателем партии и народа, пытавшемся внести разлад между населением и сознательными, честными революционерами,— говорит секретарь горкома партии.— Используя Тараки в своих целях, Амин начал подсовывать ему фальсифицированные данные, в результате чего многие честные члены партии были обвинены в предательстве революции. Удар особой силы был нанесен по Бабраку Кармалю и его ближайшим товарищам. Он был снят со всех постов, позже на него и других были сфабрикованы надуманные обвинения. Ряд его соратников — Кештманд, Рафи, Кадыр и другие — попали за решетку.
Он снова отпил воды из стакана, в зале тишина, как в глухом ущелье, ждем, пока соберется с силами, поведает собравшимся все, что сам пережил, через какие адские испытания довелось пройти многим. Жертвами Амина стали тысячи рабочих, крестьян представители духовенства, военачальники. В тюрьмы было брошено более двух тысяч членов партии. Около пятисот из них было уничтожено аминовскими палачами.
И начал перечислять длинный список погибших, среди которых я услышал имена моих товарищей по камере в Пули-Чархи — профессора Кабульского университета Нажмуддина и майора Нура.
— По приказу Амина был задушен Генеральный секретарь ЦК НДПА, председатель Революционного совета и премьер-министр нашей республики Нур Му
хаммед Тараки. Его убийцы найдены и арестованы. Материалы следствия на днях будут опубликованы в газетах.
Поднял голову, оторвался от доклада, словно ждал «опросов, переминаясь с ноги на ногу, чуть прищурился, пытаясь разглядеть лица в зале. Ждал терпеливо, затянулась пауза, никто голоса не подал, зал безмолвствовал. Секретарь тяжко вздохнул, поправил свои листки на трибуне и продолжал:
— Преступные действия Амина и его приспешников нанесли огромный вред делу революции. Прикрываясь социалистическими лозунгами, выступая с ультрареволюционными речами, он дискредитировал прогрессивные идеи... Субъективизм и левацкие перегибы подорвали такие важные меры, как аграрная реформа, ликвидация неграмотности среди взрослого населения, особенно среди женщин.
Ахмад легонько задел меня плечом, зашептал в самое ухо:
— Она была права, твоя Джамиля. Какой негодяй, кровожадный волк. Если бы я знал обо всем этом раньше, застрелил бы Амина собственной рукой!
Его слова услышал сосед справа — бабай преклонного возраста, в пестром , глаза раскосые, смотрит на Ахмада с усмешкой и вызовом.
— Все вы храбрецами стали, когда от волка одна шкура осталась!
Ахмад вспыхнул, хотел сказать что-то резкое старику, но сдержался, к нам повернулись несколько чело- пек, что сидели впереди, зашикали, укоризненно закачали головами, просили не мешать слушать докладчика. Л он между тем продолжал приводить все новые факты, один страшнее другого.
— Мы располагаем достоверными данными, что Хафизулла Амин состоял на службе ЦРУ. Его завербовала американская разведка тогда, когда он учился в Штаммах. ЦРУ поручило Амину развалить нашу партию.
Секретарь рассказывает об установлении связей Л мина с внутренней и внешней контрреволюцией. 4 октября 1979 года Амин проводит в Кабуле секретное вещание, где утверждаются условия союза с исламской партией Афганистана. Он срывает с себя маску революционера, открыто готовится к перевороту, созданию нового государства Афганистан по плану, разработан
ному ЦРУ. Себя он назначил президентом, отпетых контрреволюционеров Гульбеддина Хекматьяра — премьер-министром, Якуба — министром обороны. Не забыл он и о своих родственниках, о брате Абдуле и племяннике Асадулле. Они тоже были включены в список членов правительства. В середине декабря 1979 года спец самолет афганской авиакомпании «Ариана» с эмиссарами Амина на борту совершает полеты в Париж, Рим, Карачи. Получались последние инструкции ЦРУ, все было готово, переворот намечался на 29 декабря 1979 года.
— Но заговор провалился. Нашлись в нашей партии надежные патриотические силы, которые разоблачили и ликвидировали диктатуру Амина.— Секретарь увлекся, он давно уже не заглядывал в текст своего доклада, говорил взволнованно и громко.— В трудную минуту, когда решалась судьба нашей горячо любимой родины, нас не оставил в беде великий северный сосед — Советский Союз. Он откликнулся на наши неоднократные просьбы, прислал для защиты республики от агрессии империализма ограниченный контингент советских войск. И мы от всего сердца говорим русским солдатам и офицерам: «Спасибо, братья, мы никогда не забудем ваш интернациональный подвиг!»
Зал ответил ему бурей аплодисментов, все мы поднялись с мест, хлопали громко и долго.
* * *
Через несколько дней в Кабуле начался судебный процесс над убийцами главы партии и правительства Демократической Республики Афганистан Нур Мухаммеда Тараки. Это были новые факты и свидетельства о преступлениях агента Центрального разведывательного управления США Хафизуллы Амина. По его личному указанию убийство Тараки совершили офицеры президентской гвардии.
...Из показаний бывшего начальника гвардии майора
Джандада1:
«О заговоре Амина и убийстве Тараки могу сообщить следующее. Через несколько дней после возвращения из Гаваны с конференции неприсоединившихся VI ран, куда я сопровождал его, Н. М. Тараки пригласил меня в свой кабинет и сказал: «Джандад, ты являешься командиром президентской гвардии и отвечаешь за мою безопасность. Когда мы были в Гаване, изнутри нашего руководства возникли разногласия. Поэтому будь особенно бдительным, держи охрану, предупреди командиров подразделений, чтобы без особого приказа никто не покидал территории дворца». Я отдал приказ о повышенной бдительности. Затем Тараки вызнал к себе начальника генерального штаба армии Яку- ба и поставил перед ним такую же задачу: усилить бдительность, но Якуб был ближайшим человеком Амина.
На следующее утро Амин вызвал меня к себе.
— О чем вы беседовали? — жестко спросил Амин.
Я рассказал, что Тараки просил усилить охрану президентского дворца. Тогда Амин поинтересовался, говорил ли Тараки о нем. Амин был очень обеспокоен. 14 сентября вечером (я находился в это время за пределами дворца) у дверей кабинета Тараки, которые охранял его личный адъютант, поднялась стрельба. Была объявлена тревога. Но телефонная связь с дворцом прекратилась. Во дворец прибыли отряды «командос», а также верные Амину военные части, которые окружили президентскую гвардию и разоружили ее. К утру все сторонники Тараки были убиты или схвачены. Начальник генерального штаба Якуб приказал мне выполнять только его распоряжения. Фактически к этому времени у власти уже находился Амин. Тараки был изолирован и содержался под арестом на своей квартире. Два дня его не трогали. Затем Амин поручил офицеру президентской гвардии Рузи перевезти семью Тараки в другое место. К Тараки никого не впускали без разрешения Амина».
Из показаний подсудимого А. X ад уд а:
«Я только что получил назначение на должность начальника КАМ1 и 8 октября дежурил. Вечером меня вызвал начальник гвардии Джандад и заявил, что по приказу партии и Революционного совета я должен убить Н. М. Тараки. Я спросил, как это сделать. Джандад ответил, что все уже подготовлено, в том числе могила и саван. Он заявил также, что в убийстве будут участвовать Рузи и Экбаль.
Я сменился с дежурства, и в кабинете Джандад еще раз повторил нам задание. Он сказал, что принято решение умертвить Тараки. Рузи со своей стороны добавил, что мы не вправе не выполнить приказ партии. После этого мы вышли из помещения, сели в белый «Лендровер» и поехали в Коте-Бахчи (квартира председателя Революционного совета, расположенная в бывшем королевском дворце в центре Кабула). Прибыв туда, мы оставили машину у входа в здание и поднялись на второй этаж, где находился Тараки. Сначала в помещение вошел Рузи. Мы остались в коридоре. После того как мы вслед за Рузи вошли в помещение, где находился Тараки, Рузи сказал ему, что мы должны перевезти его в другое место. Тараки отдал Рузи свой партийный билет с просьбой передать его Амину. Он отдал Рузи также черную сумку, где находились деньги и украшения, с просьбой передать эту сумку его жене, если она жива. После этого все мы пошли вниз. Рузи завел Тараки в комнату, где, вероятно, ранее жил кто-нибудь из прислуги, и сказал мне, чтобы я принес для Тараки стакан воды, так как он хочет пить. Однако тут же Рузи передумал и сказал, что ни я, ни Экбаль не должны идти за водой, но я все же выбежал из комнаты. Стакана для воды я не нашел, и когда вернулся, то увидел, что Рузи и Экбаль уже связали полотенцем руки Тараки и положили его на кровать. Рузи душил Тараки, закрыв ему рот подушкой, а Экбаль держал его за ноги. Рузи приказал мне держать Тараки за ноги, но я не стал этого делать. Минут через пятнадцать Тараки умер. После этого мы завернули его тело в саван и вынесли из здания».
Человек, который в низком поклоне целовал руки Тараки, величал его великим вождем афганского народа, своим родным отцом, стал убийцей президента. По приговору революционного трибунала Хафизулла Амин был расстрелян. Получил свое по заслугам и Абдула Бури. Он был осужден, но долго в тюрьме не сидел,
каялся, умолял простить. Поверили, дал подписку никогда не выступать против революционного правительства, и тут же через два дня удрал за границу.
ГЛАВА XIX
«Многие повстанцы прошли военную подготовку в пограничных районах Пешавара при помощи пакистанских и китайских офицеров. Присутствие ЦРУ в этих лагерях тоже чувствовалось».
Журнал «Шпигель» (ФРГ) № 3, 1980 г.
Среди ночи раздается резкий телефонный звонок в моем номере:
— Хелло! Доброй ночи, Салех! Это я, надеюсь, не был еще?
Машинально взглянул на часы, стрелки показывали половину второго. Самый сон, а тут телефонный налет. Послать бы ночного звонаря куда подальше, да неудобно, звонила женщина.
— Это я, Гульпача!
Могла бы и не представляться. Узнал сразу. Сама полуночница и другим глаза сомкнуть не дает. Да еще радуется неизвестно чему. Я думал, что уже не увижусь этой странной девушкой. Привезла меня в Пешавар, простилась у отеля и умчалась неведомо куда на своем /1жипе. И вот я снова слышу ее голос.
...Она выполняла очередное поручение шефа, везла меня на быстроходном джипе в штаб-квартиру Бури.
— Велено доставить в целости и сохранности, как почетного гостя,— не то серьезно, не то в шутку говорила Гульпача, ловко ведя машину по темным улочкам и закоулкам. Скоро остались позади тусклые огни спящего города, машина вышла на дорожный простор и понеслась в черноту ночи.
* * *
Не знаю, случайно или нет, но встреча с Бури состоялась на поле учебного боя. Он был подготовлен по правилам военного дела. В долине, куда из-за белого пика горы не заглядывало солнце, окопалась, заняла оборону часть его войска. Другая таилась где-то в горах, ждала сигнала атаки... Принял меня Бури с распростертыми объятиями на своем командном пункте. В новенькой военной форме без знаков различия, бинокль на шее, кобура пистолета на животе, защитный картуз с длинным козырьком. Командный пункт был выбран удачно, на макушке одной гряды, укрытый с воздуха маскировочной сеткой... Под рукой рация, полевые телефоны, карты, стереотруба и даже походные стульчики для начальства. Бури был окружен небольшой штабной свитой.
— Внимание, господа! Представляю вам одного из новых членов руководящего комитета нашей партии, господина Салеха!
Вот это новость. Я выхожу на большую дорогу, становлюсь одним из лидеров «Шамшари ислами». И это без всякой со мной беседы. Не дал одуматься, прямо с дороги брал хватко, как говорится, голыми руками быка за рога. Улыбается, хитро прищурились маленькие плутоватые глазки. Смотрит, какой эффект произвели на меня его слова. Я церемонно киваю во все стороны, стараюсь и вида не подать, что несколько ошарашен неожиданным назначением.
— А это мои военные советники, прошу знакомиться!
— Мистер Уильяме! — представляется один из них и протягивает волосатую тяжелую руку.
— Рахити! — берет под козырек другой, раскосый, ниже среднего роста, лысый человек в выгоревшем френче.
— Господа, наш друг — офицер... Имеет диплом с отличием. Особенно преуспевает в тактике. Так что теперь есть кому по достоинству оценить ваш труд.
Бури, оказывается, неплохо информирован о моей биографии. Для меня это не новость, но все же...
— Думаю, пора начинать!
Абдула взглянул на свои часы и резко махнул рукой. За его спиной один из мятежников нажал спусковой крючок ракетницы. Шипя, взвилась и тут же рас сыпалась на тысячи красных огоньков ракета. Откуда- то сверху ответила глухая дробь автомата, вторая, третья, и пошла перекрестная стрельба. Замелькали перед стеклами бинокля хлопки взрывпакетов, серые людские фигурки, быстро спускающиеся с гор.
— Перед вами ученики Уильямса. Мы дали этой группе условное название «черные тюльпаны»,— начал пояснять мне Абдула.— Не правда ли, впечатляющее зрелище? Настоящая лавина смерти! В обороне «красные маки». Посмотрим, как встретят неприятеля воспитанники Рахити.
— Не сомневайтесь, встретят, как надо... как учил! — довольно самоуверенно заверяет он, не отрываясь от окуляров стереотрубы.— Хорошо, очень хорошо,— одобряет он своих молодцов.— Надо поближе подпустить противника. Не стрелять, не стрелять! Еще рано!
Нервы, видать, сдают у советника. Забыл, что окопы далеко, никто его приказов не слышит.
Мистер Уильяме, косая сажень в плечах, спокоен. Посасывает, как ребенок соску, давно погасший окурок сигары, чешет затылок, скребет себя под мышками. Дышит тяжело, хрипло, как простуженный. На походный стульчик сесть не пожелал, отодвинул его небрежно от себя, чего доброго, раздавить может казенное имущество. Оптическим стеклам не доверяет, видит вдаль, как ястреб с высоты. У советников сегодня был особый день. Шли итоговые показательные учения в присутствии самого лидера «Шамшари ислами». Три месяца более трехсот молодых мятежников проходили военную подготовку под руководством опытных иностранных учителей здесь, в горной глуши, подальше от дурного глаза. Неизвестно, на какие деньги и как, но Бури сумел организовать учебу пусть небольшого, но собственного отряда мятежников. Это был резерв для тех отрядов, которые сражались сейчас в Афганистане и несли значительные потери. Вместо победных реляций его командиры, как сговорились, слали одни и те же донесения: «Нуждаюсь в пополнении, кончились боеприпасы, нет медикаментов и продовольствия...» Все, что отправлялось в отряды, словно проваливалось в пропасть. Особенно плохо обстояло дело с людскими резервами. Не так-то просто было найти и обучить новое пополнение мятежников.
* * *
Разными путями шло комплектование военного учебного лагеря. Одних афганцев привела сюда нескрываемая злоба к новому режиму. Подумать только, в один
день из богатого помещика в голодранца превратиться. Отобрали всю землю, оставили жалких тридцать джерибов. Сам паши, сам сей, сам и урожай собирай. Нет, лучше автомат на шею и на большую дорогу. Других добровольцами сделали нужда и голод. А третьих загнали в лагерь просто дубинками и прикладами. Отлеживают бока в палатках для беженцев, здоровые буйволы, а родину освобождать не желают. И прикладом, прикладом, кованым ботинком под зад. Каждая группировка пыталась опередить другую, свирепые вербовочные командиры прямо за руки и за ноги волокли в свои лагеря тех, кто брыкался, пытался улизнуть от «святого дела». А здесь уже не удерешь, глухой забор, колючая проволока. Инструкторы, что псы цепные. Меньше учат словами, больше кулаком и палкой. Учебный лагерь Бури не составлял исключения. Отсюда, с командного пункта, виден глухой дул со сторожевыми будками, глиняные плоские крыши казарм. Вокруг на много километров ни кишлака, ни кочевой стоянки. Сейчас в лагере, кроме часовых, никого. Все воевали, шла очередная проверка военного мастерства мятежников. Скоро им предстоят не учебные, а настоящие, кровавые бои. Вот там, за снежными пиками, на родной земле. И патроны будут не холостые, а смертоносные, и не взрыв пакеты, а гранаты боевые. Но пока нечего бояться, противник — условный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29