— Браво, браво! — сказал Тахир-ювелир, встал и отнес в шкаф поднос с графином и чашей.— С тех пор как Фируза-джан стала заниматься государственными делами, перестала стихи читать.
— Правда, дядюшка,— сказала Фируза,— стихи еще куда ни шло, а вот даже за домом присмотреть некогда, так много работы... Особенно теперь, когда меня назначили заведующей женским клубом!
— Женским клубом? — изумился ювелир.— Оказывается, есть и женский клуб «Кулуб» — арабское слово, означает «сердца». Значит, тебя назначили заведующей женскими сердцами?
Эти слова рассмешили Оймулло и Фирузу.
— Нет, в самом деле,— говорил ювелир,— «кулуб» — множественное число от слова «кальб» — сердце.
— В каком-то смысле ваши слова правильны,— сказала Оймулло,— клуб — это такое место, где женские сердца находят приют и ласку, а Фируза эти сердца ободряет и поддерживает.
— Стараюсь, Оймулло,— сказала Фируза,— но нам мешают. Некоторые легкомысленные люди принимают женский клуб за дом развлечений и забав. То один, то другой под всякими предлогами заходят, разглядывают женщин, мешают нашим занятиям.
— Не пускай никого, не позволяй входить! — решительно сказала Оймулло.
— Придется так сделать,— сказала Фируза,— пусть сердятся на меня, жалуются, а я попрошу дядюшку Хаидаркула, чтобы у дверей клуба поставили милиционера.
— Да, да,— сказала Оймулло.— Порядок и дисциплину заведи, пусть девушки занимаются учением и работой.
— Оймулло-джан, дорогая, у нас к вам просьба! Не хватает учительниц для клуба. Не пойдете ли и вы к нам учить наших девушек?
— О-о-о! — сказала Оймулло.— Чему же я буду учить твоих девушек в клубе? Я старая Оймулло, а вам теперь нужны новые учительницы, говорящие по-тюркски.
— Совсем не обязательно,— сказала Фируза,— мы учимся и на таджикском языке. Вы будете давать уроки литературы, познакомите девушек со стихами Хафиза и Саади. Оймулло подумала и сказала:
— Да есть ли у девушек интерес, склонность к литературе, к стихам?
— Еще какая! — сказала Фируза.— Я слышала: они читают стихи, поют песни...
— Ну что ж, я подумаю.
— Давайте завтра пойдем туда вместе, побудете денек, посмотрите, понравится вам или нет.
— Хорошо,— сказала Оймулло и перевела разговор на другое: — Ты сльймала, Оим Шо вышла замуж за Ходжу Хасанбека.
— Правда?
Жаль, умная женщина, а сама свое счастье сожгла.
— Кто знает, может, она счастлива?
— Нет! — решительно сказала Фируза.— Я знаю Оим Шо и Хасанбека тоже видела... Это свадьба по принуждению...
— Э-э,— сказал Тахир-ювелир, вступая в разговор.— Как это так — при Советской власти и по принуждению? Возможно ли?
— Вот возможно стало,— печально сказала Фируза.— Конечно, так не должно быть. Но некоторые теперешние правители, мне кажется, недостойны своих мест... Они неправильно поняли революцию... не знают, что такое свобода женщины...
Тахир-ювелир возмутился:
— Удивляюсь я на вас, раньше был эмир и его чиновники, они делали с народом что хотели... Теперь Советская власть — назиры что хотят, то и делают с народом, да! А вы верите...
— Так не должно быть! — сказала Оймулло.— Как мне говорили Фируза и Хайдаркул, теперь, при Советской власти, должны исполняться все желания, все чаяния народа, теперь народ свободен...
— Ладно,— сказал старик,— может, так и будет потом... Но пока...
— Сейчас,— сказала Фируза,— правительство еще не совсем укрепилось. Вокруг полно врагов, они пользуются всяким удобным случаем, чтобы мешать нам... Вот, например, расскажу вам, что вчера случилось: ревком Кермине посадил на арбу трех одиноких женщин и послал к нам в клуб — они этого очень хотели. По дороге неизвестные люди остановили арбу, изрубили в куски бедных женщин и их кровью написали на бумаге, что так будет со всеми, кто жаждет свободы!
— Ой-ой-ой! — как от боли, вскрикнула Оймулло.— Какой ужас! Да неужели есть такие люди, что нападают на ни в чем не повинных женщин и рубят их на куски?!
— Есть еще! — сказала Фируза.— Но Советская власть уничтожает их. А пока они еще могут натворить много страшных дел...
— Ты сама будь настороже, дочка! — сказала Оймулло.— Не дай бог, если с тобой что случится! Не ходи одна поздно ночью, в темноте. С вечера запирай ворота на цепочку! Если Асо не придет ночевать, приходи к нам, будешь у нас спать.
— Да, как бы там ни было, а я все же мужчина! — сказал ювелир. По губам Фирузы пробежала улыбка.
— Хорошо, — сказала она,— ну пока, будьте здоровы! Я поднимусь наверх и до прихода Асо займусь уборкой...
Мать Оим Шо плакала навзрыд. Она была одна в своем большом доме и плакала, стонала, била себя в грудь, царапала себе лицо, призывала бога. Паранджа и чашмбанд ее были брошены на полу в прихожей. По одежде и пыльным ичигам видно было, что она только что вернулась из города.
— Господи, сохрани мою дочь! Заклинаю тебя чистым хлебом твоим, боже, избавь мое дитя от беды, освободи от рук деспота!
Слезы лились у нее из глаз, заливали морщинистые щеки, которые когда-то были румяными и свежими, как розы.
Наконец слезы иссякли. Ослабев от рыданий, старуха умолкла, сидела, уставившись в окно.
Осеннее солнце освещало бедную, почти пустую комнату. Теплые солнечные лучи разбудили замерзшую было муху, и она с жужжанием билась в окно, рвалась наружу, не зная, что перед ней стекло, прозрачное, твердое и скользкое. Все ее усилия были напрасны! Вот она ползет к краю, к деревянной раме. Дерево не скользкое, по нему можно ползти, с него удобно взлетать, но оно не прозрачное, загораживает солнечный свет... Муха снова возвращается на стекло, снова видит сквозь него солнце, небо, свободу... Но вылететь нельзя! На пути стекло, о котором муха не знает и не хочет знать...
Оим Шо, как эта муха, хочет расправить крылья, лететь к солнечному свету, к свободе, к счастью. Она тоже видела солнце, простор, ясное небо, приволье и стремилась к ним, но — увы! — всегда что-то встает на ее дороге, бесчисленные препятствия мешают ее счастью. О боже, когда же конец, когда наступит покой?
Со двора послышались шаги, и женский голос спросил:
— Извините, госпожа, вы дома?
Старуха встала, вышла в прихожую и, пока поднимала брошенные паранджу и чашмбанд, в дверях появилась Анбари Ашк и поздоровалась с ней.
— Здравствуйте!—сказала старуха, принужденно улыбнувшись.— Входите, уважаемая, я тоже только что вошла...
Они спросили, как полагается, о здоровье друг друга, вошли в комнату, и вновь закипели и полились слезы из глаз старухи.
— Что с вами? — удивилась и даже испугалась Анбари Ашк.— Что случилось? Что такое?
Минуту старуха не могла выговорить ни слова, потом, вытерев слезы, вздохнула и сказала:
— Горе мне, горе!
Что я наделала... Сама дала согласие, собственными руками погубила свою дочь!
— Не пугайте меня так, госпожа, скажите, что случилось? Ваша дочь жива? Здорова ли она?
— Была здорова... а теперь не знаю...— сказала старуха, еще больше испугав Анбари Ашк, и, глубоко вздохнув, пояснила: — Сегодня новый зять так меня принял, чуть не сказал «убирайтесь вон», почти выгнал меня... Хамрохон едва не умерла с горя, проводила меня, идите домой — сказала... Ну, вот я и пришла, а душа моя там осталась... Боюсь я, боюсь!
— Чего же вы боитесь?
— Дочь моя что-нибудь сделает с собой...
— Почему же? Ведь не по принуждению — по согласию они стали мужем и женой. Вы ведь питали надежду?
— Эх, по согласию! — сказала со вздохом старуха.— Насильно он взял мою дочь. Сперва обещал, что возвратит нам все отнятое добро, потом прислал человека сказать, что если мы не согласимся, то он нас арестует, силой возьмет... Кому пожалуешься? Мы смирились, дали согласие. А он ни добра нашего не вернул, ни дочери моей радости не дал. Верно ведь говорят, что счастья нет в доме, где муж многоженец...
— Неужели Хамрохон не сумела смягчить сердце мужа?
— У него нет сердца, чтобы ему пропасть! — сказала старуха.— Хорошо, что вы пришли, бог вас послал! Придумайте что-нибудь, посоветуйте!
—- Ну что вы говорите! — пыталась утешить ее Анбари Ашк.— Хамрохон такая разумная, все понимает. Не станет она губить себя из-за какого-то старикашки!
— Не из-за него, подлеца,— сказала старуха,— а от тоски, с отчаяния, от безнадежности судьбы своей она может что угодно сделать! Она даже намекнула мне, а я, глупая, потом уж догадалась и вот теперь как на сковороде поджариваюсь...
Анбар поняла, что старуха не напрасно волнуется. Хамрохон и в самом деле могла решиться на самое страшное; поэтому, подумав, добавила:
— Не надо отчаиваться! Сейчас я пойду к Хамрохон, поговорю с ней, что-нибудь придумаем.
— Дай бог вам успеха, дорогая! Да поможет вам бог! Но будьте осторожны, как бы и вас там плохо не встретили.
Анбари Ашк улыбнулась.
— А мне не нужен их ласковый прием! Пусть этот распутный старик постарается, чтобы я его хорошо встретила. Последние его волосы вырву и засуну ему за пазуху. Я не боюсь его ЧК! Будьте спокойны! Так все устрою, что сами скажете: «Вот молодец!»
Эти слова сильной и властной женщины немного утешили старуху. Она поверила, что Анбари Ашк может стать избавительницей ее дочери.
— Да поможет вам господь! — сказала она.— Не уходите, я сейчас чай приготовлю... Совсем разум потеряла...
— Много я вашего чаю выпила, госпожа! — сказала, выходя в прихожую, Анбар.— Лучше поспешу к вашей дочке, узнаю, что с ней... Дай бог, чтобы не было удачи старому псу!
Анбар вышла на улицу.
Был веселый, солнечный, праздничный день. Народ радостно, толпами шел к Регистану. Мальчишки скакали вприпрыжку, со всех сторон слышались музыка, песни. На воротах, на порталах мечетей и медресе развевались красные флаги. Необычайное оживление царило на улицах, Анбар вышла на большую дорогу к Регистану и удивилась еще больше. Мимо нее проходили школьники в новых одеждах, с флагами, с барабанами и карнаями, весело распевая песни. Это зрелище вызвало у нее слезы. Она спрашивала себя: что это за праздник сегодня?
К Регистану безостановочно шли люди. За школьниками — взрослые, тоже с флагами и лозунгами на шестах. Анбари Ашк постояла немного, посмотрела, как прошли строевым шагом войска, с ружьями, с барабанами, карнаями и сурнаями. Потом не вытерпела и спросила водоноса, который только что полил дорогу, а теперь стоял с пустым бурдюком и смотрел на проходящие войска:
— Скажите, куда они все идут?
— Сегодня праздник Октября,— сказал водонос.— На Регистане демонстрация! Там с высокого помоста большие люди будут говорить с народом. Давайте пойдем вон за отрядом Асада Махсума.
— Женщин, наверное, не пустят?
— Почему же? Если это праздник свободы, почему же не пустят женщин? Я видел: женщины тоже туда шли. Пойдемте!
Ладно, я потом приду. Сейчас у меня спешное дело есть,— сказала Анбар и, пройдя мимо минарета, между сгоревшими, в развалинах, торговыми рядами, мимо канцелярии казия, спустилась к кварталу Хаузи Атолик. В этом квартале, возле бани Кафтоляк, в большой усадьбе, представлявшей собой обширный двор с множеством строений, теперь помещался Бухарский женский клуб. Ворота вели сначала в небольшой дворик, где находились канцелярия клуба, склад и другие хозяйственные помещения, тут же был и один из классов школы. А на женской половине, где было просторно, размещались главные комнаты клуба: зал для собраний, швейные, вышивальные и другие мастерские, столовая и жилые комнаты.
Анбари Ашк до нынешнего дня раза два побывала в этом доме и поняла, что такое клуб и все его значение. Ее дриводила сюда Фируза: они познакомились еще во дворце матери эмира до революции, постепенно сблизились и сдружились. Тетушка Анбар верила в Фирузу, она считала, что эта молодая, энергичная и чистосердечная женщина может сделать все, что захочет. Фируза казалась ей первой революционеркой, одной из представительниц новой власти. Поэтому всегда, когда она нуждалась в добром слове или в помощи, она приходила к Фирузе и советовалась с ней. И теперь, когда она собиралась освободить Оим Шо, ей нужно было посоветоваться с Фирузой.
Но сегодня, придя в клуб, тетушка Анбар едва узнала его Вход с улицы был украшен кумачовыми полотнищами, на которых белой краской были написаны слова: «Да здравствует Октябрьская революция!», «Да здравствует партия большевиков и Советское правительство!» Всюду висели гирлянды из разноцветной бумаги, красные флаги, портреты Маркса, Энгельса, Ленина. Весь крытый проход был увешан гирляндами из цветных бумажных флажков. Большой двор клуба был переполнен, шли какие-то приготовления, гремели бубны, слышалось пение. Женщины были разодеты во все новое. Учительницы — в сапогах или в лаковых ичигах и каушах, в бархатных платьях, в суконных жилетках, на головах шелковые платки.
Анбари Ашк, не найдя в этой сутолоке Фирузу, обрадовалась, увидев знакомую учительницу Отунчу, поздоровалась с ней, спросила, где Фируза.
— Фируза, наверное, в комнате девушек,— сказала Отунча.— Она пошла поторопить их, чтобы не опоздать на демонстрацию.
— На какую демонстрацию? — спросила Анбари Ашк, желая проверить слова водоноса.
Отунча сказала:
— Это демонстрация в честь праздника Октября.
— А!..— сказала Анбари Ашк, и по лицу ее было видно, что она ничего не поняла.
Отунча улыбнулась и объяснила ей:
— Три года назад в России произошла революция. Скинули власть царя-деспота и установили Советскую власть. Вот сегодняшняя демонстрация в честь этого. День освобождения трудящихся — наш большой праздник. Сегодня в Ташкенте, в Казани, в Москве, в Фитирбурге — везде праздник...
— Очень хорошо! — сказала Анбар.— Пусть побольше будет таких праздников, чтобы несчастные женщины вздохнули свободнее. Хорошо у вас, как на настоящем тое! Вот так праздник! Скажите, а эти женщины тоже пойдут на Регистан?
— Да, мы все пойдем на Регистан, послушаем речи, потом вернемся и будем веселиться.
—- И вы пойдете? Без паранджи?
— Нет, почему без паранджи? Мы и в паранджах примем участие в демонстрации.
— Если бы вы пошли без паранджи, мужчины, увидев красоту вашу, с ума бы посходили!
— Вы шутите, тетушка! — засмеялась Отунча.-— Вы тоже с нами пойдете?
— Ладно! — сказала Анбар и пошла разыскивать Фирузу. Фируза и Оймулло Танбур в это время одевали и утешали молодую
женщину, убежавшую от своего старого мужа-деспота, нашедшую убежище в клубе.
— Ты ведь будешь в парандже и чашмбанде,— говорила Оймулло.— Как твой старик узнает тебя среди стольких женщин?
— Боюсь я, Оймулло, дорогая, страшно мне! — говорила женщина, вытирая слезы.
— Вот пойдешь с нами, увидишь людей и город, тогда перестанешь бояться! — убеждала ее Фируза.
Анбар подошла, поздоровалась, извинилась.
— Дорогая Фируза,— сказала она,— вы заняты, но на одну минутку я хотела оторвать вас — посоветоваться по важному делу...
— Идите, Фируза! — сказала Оймулло.— Я еще раз попрошу Амину-джан повторить ее речь, и мы пойдем. Все готово.
Фируза и Анбар вышли из комнаты, прошли через толпу поющих, смеющихся, радостных женщин и девушек и вошли в большой зал собраний, тоже украшенный лозунгами, красными знаменами, флагами. В глубине зала стоял длинный стол, покрытый красным бархатом.
Позади стола рядами стояли стулья. Пол зала был устлан большим красным ковром, вдоль стен и на ковре разбросаны подушки, расстелены курпачи и одеяла.
— Давайте поговорим здесь,— сказала Фируза.— Сегодня во всех комнатах люди...
— Ничего,— сказала тетушка Анбар.— Мне очень нужен ваш совет, потом я уйду.
— Нет, нет! Мы вас не отпустим! — сказала Фируза.— Пойдете с нами на демонстрацию, потом вернемся в клуб, у нас будут всякие развлечения. Вы тоже должны повеселить наших женщин.
— Со всей душой! — сказала Анбар.— Если успею, конечно, приду... Но тут у вас веселье, а мое сердце разрывается.
— Ну, ну? Что случилось? — со страхом спросила Фируза.
— Дело в том,— сказала Анбар,— что несчастная Оим Шо попала в такое тяжелое положение, что, говорят, хочет покончить с собой. Сегодня утром я зашла навестить ее мать, а она сидит одна-одинешенька и рыдает... Я ей обещала, что пойду в дом того нечестивца и узнаю, что с ее дочерью. Я сейчас иду туда. Но по пути зашла посоветоваться с вами...
— Бедная Оим Шо! — сказала печально Фируза.— Я ведь говорила, чтобы она не соглашалась, что добра не будет, а она не послушалась.
— Любовь старика — мороз для розы! — сказала тетушка Анбар.— Это она и сама знала, но ведь побоялась, верно... вы же сами знаете, кто он.
— Ну, а теперь что случилось? — спросила Фируза.
— Я не знаю... но раз она хочет убить себя... значит, не зря... Фируза подумала и сказала:
— Коли так, идите и навестите ее, узнайте: если она не хочет оставаться с мужем, у него в доме, то вовсе не надо убивать себя, надо жить! Пусть она уйдет от мужа. Приведите ее к нам сюда, в клуб, здесь никто ее не тронет.
— Но ведь вы сейчас все уходите?
-- Мы пойдем на демонстрацию на Регистан, а часа через два вернемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41