— Да где ж ее найти? Я не знаю...
— У нас. Будешь воевать за республику, и у тебя появится великая цель. Ты будешь воевать за свободу, за хлеб своим детям, за землю...
— Землица у нас скудная, не хватает на всех пропитания. Воды просит, пить хочет наша земля. А где взять столько воды?
— Победит республика, и найдется вода для вашей земли. В долине построят плотину, во время дождей там наберется много воды, как в огромном бассейне.
Фернандо недоверчиво усмехнулся.
— Если б все было так просто, наши богачи давно бы устроили такую запруду.
— Это не просто, но мы это сделаем. Соберемся вместе и сделаем. А у богачей всегда хлеба вдоволь. Им не приходится думать, чем накормить себя и своих детей. Чужая судьба их не тревожит.
— Тут вы правы, компаньеро, чужая судьба их совсем не тревожит...
Мятежники начали свой обычный утренний обстрел. На Сьерра-де-Польо залаял пулемет.
— Моя рота,— сказал Фернандо.— Интересно, что они обо мне думают?
В зарослях хрустнула ветка. Кто-то приближался к источнику. Мы залегли, сжимая в руке оружие — Фернандо мой пистолет, я наган Хозе. Теперь у нас был единый фронт, единый враг. Мы лежали, плотно прижавшись друг к другу, и я чувствовал, я слышал, как бьется сердце товарища. Я первым заметил в кустах чью-то голову и прицелился... Но не выстрелил — на фуражке увидел красную звезду. Я схватил руку Фернандо и крикнул:
— Не стреляй! Это наши!
Фернандо опустил пистолет и спросил удивленно:
— Наши?
И я ответил:
— Наши...
Из кустов один за другим вышло пятеро солдат батальона Марко.
— Ойе, вот он! — радостно крикнул кто-то, и все бросились ко мне.
— Медико! Жив!
— Всю ночь тебя искали...
— Два раза обошли фьерра-де-Польо.
— А это что за верзила?
— Ойе, да никак фашист!
— Это не фашист,— сказал я.— Это мой ком-паньеро Фернандо. Он спас мне жизнь. Он останется с нами.
— Да, я останусь с вами,— подтвердил Фернандо.
Глава 15 В ТЫЛ
Только вышли из кустарника, мятежники заметили нас. Пули решетили сухую землю, вздымая фонтанчики пыли. Но меня не пугала эта стрельба. После того, что недавно пережил на Сьерра-де-Польо, меня уже ничто не могло испугать. Теперь я снова был у своих. Стоит нам укрыться в тень горы, и противник, ослепленный лучами солнца, перестанет нас видеть. Рана горела, будто ее посыпали солью, но я и на это не обращал внимания. Носилки, как люлька, покачивались в такт шагам, а я смотрел на голубое, ясное небо и думал об отце. Ведь это же небо простирается и над ним. Конечно, не такое голубое, может быть, влажное, сырое или в моросящих облаках. Солдаты по очереди несли носилки. Высохшая земля гремела и клубилась у них под ногами, и мне вспомнился дождь, теплый, душистый летний дождь на родной стороне, омывающий пыль с зеленой травы, освежающий стволы белых берез. Знал бы отец, что я тяжело ранен, борюсь со смертью и побеждаю! Побеждаю? А если вовремя не попаду в больницу? Начнется гангрена, и если даже останусь жив, то с одной ногой... Но и в лучшем случае нога вряд ли сможет теперь сгибаться, потому что сильна задета кость.
— У вас опять пошла кровь, медико,— сказал шагавший рядом командир группы.— Может, снова перевяжем?
— Не надо,— сказал я.— Рану нельзя так часто бередить. Тут ничего не поделаешь.
— Мы понесем вас прямо через горы в медпункт бригады.
— Отнесите меня сначала на наш наблюдательный пункт. Я должен повидать командира батареи.
— Туда высоко подниматься, товарищ медико.
— Тогда остановимся тут, и пошлите сказать, чтобы командир спустился ко мне.
— Это займет много времени.
— Ничего.
Скоро нас опять укрыли заросли кустарника. Теперь мы были в полной безопасности. Передовая осталась позади. По тропам, проложенным в зарослях, наш караван тянулся вперед. Я закрыл лицо руками, чтобы ветви не сорвали с головы повязку.
Остановились у подножья горы, на которой находился наблюдательный пункт батареи. Командир группы отправился доложить капитану Марко о результатах поисков и передать Борису мою просьбу. Мы ждали довольно долго. Наконец они появились — Марко и Борис.
— Как себя чувствуешь? — спросил я Бориса.
— Где ты был, что случилось?
— Меня ранили.
— Крови-то, ой, сколько крови! — воскликнул Марко.
— Это хорошо, прочистит раны,— сказал я. Я вкратце рассказал.
— Бедный Хозе,— вздохнул Марко.— Где взять комиссара, такого комиссара...
— Ты обязательно напиши мне из госпиталя, хорошо? — сказал Борис.
— Только отцу пока ничего не сообщай...
— Почему?
— Обещаешь?
— Не болтай ерунды.
— Раздроблена коленка. Отнимут ногу, может, я еще...
— Мы еще поживем, Анатол. Мы еще повоюем. Медицина творит чудеса.
— Это мне известно не хуже, чем тебе, но...
— Никаких «но»!
— Так ты не сообщай!
— Хорошо.
Я представил командиру батальона своего спасителя Фернандо.
Марко усмехнулся.
— Значит, у нас пулемет и двое пленных! Недурно!
— Фернандо не пленный,— сказал я, глядя на изможденное лицо и ясные глаза солдата. Они смотрели на меня с надеждой. И я не сказал, что вначале оружием заставил его помогать мне, а добавил: — Фернандо — санитар. Если он вам не нужен, я отошлю его к себе в медпункт.
— А где находится ваш медпункт? — спросил Фернандо.
— В тылу.
— Нет, тогда я останусь здесь.
— Почему же?
— Отсюда видна Фуэнте, мой дом... Марко усмехнулся.
— Ладно. Санитары нам тоже нужны, оставайся у нас.
Мы простились. Борис и Марко поцеловали меня в лоб.
— Держись, медико, и поправляйся поскорей...
— Я помогу отнести его,— сказал Фернандо.
— Нет, нет, Фернандо,— возразил я.— Тебе надо поесть, отдохнуть.
Фернандо взял мою руку и крепко пожал ее.
— Спасибо, компаньеро! — Он достал из кармана пачку сигарет, которая пахла больше потом, чем табаком, и положил ее рядом со мной.— Это на дорогу... Да поможет тебе бог, компаньеро!
Он хотел отдать мне и свою фронтовую зажигалку, но я отказался. Солдаты подхватили носилки. Я приподнял голову и оглянулся. В тени густого кустарника стояли трое — Борис, Марко и Фернандо. Борис махал рукой и кричал мне вдогонку:
— Поскорей поправляйся, Анатол! Будем ждать тебя. И Фернандо:
Первую помощь мне оказали в медпункте бригады, Меня принесли в автобус, где по всем правилам была устроена операционная. Молодой хирург-испанец с черными усиками, в толстых роговых очках, узнав, что я медик, был очень любезен и тщательно осмотрел мои раны. Я лежал под яркой лампой на белоснежном столе, и хирург то и дело утешал меня:
— Ничего страшного, не волнуйтесь, уверяю вас, ничего страшного! В коленном суставе три осколка. Кость не задета. Месяц-другой полежите в госпитале. Отправим вас в глубокий тыл. Там сможете спокойно поправляться. Ранение в голову совсем не опасно, но... оно-то и могло оказаться роковым. Хорошо, что все обошлось. Господь бог вас бережет.
— Я в бога не верю.
— Я тоже, но так говорят,— усмехнулся он.— Вы интернационалист?
— Я из Латвии.
— Из Латвии?
— Да, из Риги,
— Ригу я знаю. Это в России. Значит, вы русский?
— Рига — столица Латвии, я латыш. Знаете, где находится Прибалтика?
— Конечно, конечно.
— Так вот, Латвия — одно из трех Прибалтийских государств.
— А в Латвии тоже Советская власть?
— Нет, в Латвии фашизм.
— Фашизм? А я-то думал, вы из Советской России.
— К сожалению, нет.
— Русские нам здорово помогают. Если б не они, мы давно бы проиграли. Русские — народ самоотверженный.
— Да, я знаю. Русские — наши соседи.
— Русские — наши лучшие друзья,— продолжал хирург.— Я лечил их летчиков, танкистов. Русские — превосходный народ.
Слово «русские» хирург произносил почтительно,
1 До скорого свидания, товарищ! (исп.) 396
любовно. По-испански это слово звучит особенно красиво: Ш880.
— А вы говорите по-русски? — продолжал он расспрашивать.
— Говорю, хотя и неважно.
— Скажите мне что-нибудь по-русски.
— Москва,— сказал я, и он улыбнулся.
— Москва. Это я понимаю. Без Москвы нам бы не видать сегодня Мадрида.
— Москва далеко, им трудно помогать.
— Да,— вздохнул хирург.— Побережье в блокаде.
— А Франция закрыла границу.
— Проклятый Блюм! — проворчал хирург.— Он что, этот Блюм, тоже фашист?
— Блюм — французский социалист.
— А чего же он закрыл границу? Почему не помогает нам?
— Боится, что победит республика,— сказал я.
— Вот сукин сын,— ругался хирург.— Ну, мы ему это припомним!
— Это ему даром не пройдет,— согласился я. Хирург извлек пинцетом осколки.
— Видите, какие крупные? Вам повезло.
— Оставьте мне один на память. Он протянул осколок сестре.
— Вот самый крупный. Протрите его и заверните в марлю. Он причинил вам массу страданий. Вы потеряли много крови. Придется сделать переливание. Вы знаете свою группу?
— Третья.
— Сейчас сделаем вам переливание. А под вечер» когда спадет жара, отправим вас на машине в Вилья-нуэву-дель-Дуке. Там прифронтовой госпиталь. А уж оттуда — в тыл. Согласны?
Что я мог возразить? Далеко забираться не хотелось, но когда хирург сказал, что придется пролежать не один месяц, я согласился. Мне перевязали больную ногу и сделали переливание крови. Под вечер перенесли в санитарную машину. Машина за день раскалилась, и я потел, как в бане. Я просил санитара не закрывать дверцу, но он боялся дорожной пыли и не послушался меня. Надо мной лежал солдат, раненный в голову, и все время бредил.
— Откуда он? — спросил я санитара.
— Из батальона Марко.
Видимо, это был один из разведчиков. Я прислушался к его словам, но ничего не мог разобрать.
— Мы не будем проезжать мимо батареи интербригады? — спросил я санитара.
— Мы как раз подъезжаем к ней.
— Остановите машину и позовите, пожалуйста, комиссара,— попросил я.
Санитар остановил машину и пошел разыскивать Попова. Тяжко ухали орудия, и я представил себе Бориса на наблюдательном пункте на Сьерра-Педросо. Кто теперь позаботится о его здоровье? Ведь он болен, серьезно болен, и ему придется нелегко без меня. Он на редкость упрямого нрава, но мне доверяет больше, чем кому бы то ни было. Только бы он продержался до моего возвращения!
В промежутках между залпами был отчетливо слышен рев танков. Наши? Мятежников? Из раздумий меня вывел комиссар Попов. Он залез в машину, сел на свободные носилки.
— Ну, отвоевался? — сказал он.
— Ранили,— натянуто улыбаясь, ответил я.
— Вот не думал, что ты на такое способен.
— Да я ничего такого не сделал.
— Спасибо! — сказал он, не обращая внимания на мои слова.— Штаб корпуса просил передать благодарность. Они получили все необходимые сведения. Противник был вынужден преждевременно перейти в наступление.
— Они уже наступают?
— Первая атака отбита. У них большие потери. Как раз возвращаются наши танки. Товарищ Эндруп продолжает громить отступающую кавалерию. Спасибо!
Я молчал в смущении.
— Поезжай и поправляйся как следует,— продолжал Попов.— Пока себя не почувствуешь совсем хорошо, не возвращайся. Сам знаешь, в горах нелегко воевать, особенно с перебитым коленом.
— Товарищ Попов, попробуйте уговорить Эндрупа поехать лечиться.
— Безнадежное дело, товарищ Скулте. Отличный командир, но плохой пациент. Завтра приказом по корпусу его назначают командиром дивизиона тяжелой артиллерии. Там ему будет легче, меньше по горам придется лазить.
— Это хорошо,— сказал я, а комиссар добавил:
— Очень хорошо. Вот пример, достойный подражания.
— Спасибо,— сказал я, и мы простились. Орудия снова стреляли. От их грохота мне заложило
уши. Попов, улыбаясь, что-то говорил, но я не расслышал его слов. Санитар прыгнул в машину, захлопнул дверцу, и мы покатили дальше.
Саламеа-де-ла-Серена, Эспаррагоса-де-ла-Серена, Монтеррубьо-де-ла-Серена... Санитар объявлял названия всех городков, которые мы проезжали. Я бывал в них не раз, и они стояли у меня перед глазами, эти захудалые испанские городишки, то примостившиеся на оголенных скалах, словно стайка утомленных воробьев, то мирно дремавшие в сухой, сожженной солнцем долине, словно небрежно брошенная горсть горошин. Я знал, что за Монтеррубьо-де-ла-Сереной мы переправимся через Сухару, потом дорога среди жиденькой дубравы будет подниматься вверх и вверх, а там уже недалеко Вильянуэва-дель-Дуке, где расположен прифронтовой госпиталь. Еще совсем недавно я собирался отправить туда больного малярией Бориса, теперь ехал сам.
В госпитале меня встретили с обычным испанским радушием. Как только машина появилась во дворе, ее окружил весь медицинский персонал. Мне отвели отдельную комнатку с теневой стороны. Окно было открыто, и я видел огромный ствол эвкалипта с отодранной корой. Листва его сильно нагрелась за день, и теперь от нее пахло камфорой, как будто из операционной. За стволом эвкалипта виднелся густой виноградник, где красиво свисали тяжелые грозди.
На другой день проснулся рано. У постели стояла сестра с глиняным кувшином, тазиком и полотенцем.
— Вы крепко спали.
Я снял рубашку. Она налила в таз воды, вымыла мне руки, лицо, а грудь протерла влажным полотенцем. Я сразу почувствовал себя бодро, хорошо и с большим аппетитом съел принесенные бутерброды с черным кофе. Потом меня понесли на перевязку. Хирург еще раз промыл раны, а ногу велел положить в гипс.
— Так будет легче,— успокаивал он меня,— скорее заживет. А когда затвердеет гипс, отправим вас дальше в тыл.
— Куда?
— Куда бы вы хотели?
— Не знаю. Может, в Мадрид?
— В Мадриде неспокойно, рядом фронт,— возразил врач.— Надо поглубже в тыл. Может, в Альбасету?
— Там зной и духота. Нельзя ли куда-нибудь к морю?
— Хорошо, отправим вас в Валенсию. Там вас устроят поближе к морю.
— Это было бы замечательно.
— Послезавтра я еду в Валенсию за медикаментами. Могу отвезти вас на машине. Это немного тяжелее, зато быстрее, чем на поезде.
— Спасибо. С благодарностью принимаю ваше предложение. Как ваше имя?
— Педро Алонсо,— сказал он.— А ваше?
— Анатол Скулте.
Мою фамилию ему было трудно выговорить. Он повторил ее несколько раз, но выходило все время «Культе».
— Зовите меня просто Анатолио,— сказал я. Он с улыбкой протянул мне руку:
— А меня — Педро. Я сам из Валенсии. Я вас отлично там устрою.
Толстый слой гкпса был влажен и приятно холодил ногу. День, как всегда, был жаркий. С синих гор в открытое окно тянуло зноем. Хорошо, хоть в окно не попадало солнце, только это меня и спасало. Листва эвкалипта в саду слабо трепетала, и этот мерный шум был похож на плеск далекого водопада. Виноградные грозди сверкали на солнце, словно связка хрустальных бус. Сестра принесла мне целое блюдо винограда.
К вечеру на легковой машине приехали меня проведать Борис и комиссар Попов. Они только что получили приказ по корпусу, которым Борис назначался командиром дивизиона, а Попов его политкомиссаром. Оба были в приподнятом настроении, и я невольно заразился их веселостью.
— Ах ты, несчастная жертва ишиаса и малярии! — сказал я Борису, поздравив его с новым назначением.— Тебе лежать бы сейчас в госпитале, а не командовать дивизионом.
— Теперь я здоров как бык,— отвечал он весело.— Люди иногда болеют лишь потому, что существуют врачи, которые выдумывают всякие болезни, дурацкие режимы. Как только тебя увезли, я тут же поправился.
— Жаль, что я в гипсе, иначе запер бы тебя здесь и не выпускал до тех пор, пока бы ты не смог выпрыгнуть в окошко. Вот тогда я бы знал, что ты действительно здоров.
Борис подошел к окну, выпрыгнул во двор, сорвал гроздь винограда и залез обратно в комнату.
— Ты ненормальный! — воскликнул Попов.
— Трудно вам будет с таким командиром, товарищ Попов,— сказал я.
— Уж как-нибудь поладим,— отозвался Борис, отправляя в рот виноградины.— А когда и куда тебя повезут?
— Послезавтра. В Валенсию.
— А что-нибудь поспокойней не мог выбрать?
— Надо было попроситься в Дению,— сказал комиссар,— или в Мурсию. После Арагонской операции фашисты значительно продвинулись к побережью. Если им удастся прорвать Валенсийский фронт...
— Нет, я все же поеду в Валенсию. Чудесный город, места знакомые. А если франкисты прорвут Валенсийский фронт, будет везде одинаково. Мы окажемся в окружении.
Борис рассердился.
— Вы сгущаете краски. Я уверен, наступление фашисты предпримут на нашем фронте. Ничего, поезжай в Валенсию, поправляйся, ни о чем не думай. Вместо тебя назначен младший врач из дивизионного медпункта. Когда вернешься, останешься в медпункте дивизиона.
Они распростились, уехали, но их посещение, несмотря на внешнюю веселость, произвело на меня грустное впечатление. Эндруп и Попов уже не мечтали о наступлениях, а рассуждали о том, как лучше обороняться. Но одной обороной еще никто не выигрывал войны. Видимо, республика была в очень тяжелом положении. Попов и Эндруп знали об этом лучше, чем я, их информировал о положении штаб фронта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52