Миссис Грэм опустила голову, и поля ее шляпы скрыли от него ее профиль.
В воздухе пахло зеленью, новой жизнью, все это смешивалось с исходившим от нее; запахом лаванды и женщины – запах, который ни с чем не спутаешь. Он уже забыл, как пьянит и радует, когда ты заставляешь женщину покраснеть, какое волнение вызывает ухаживание за женщиной. Никогда ничего подобного не возникало среди тех коммерческих занятий, к которым он уже успел привыкнуть.
– Мне приятно думать, что я могу оказаться полезной, – говорила она. – К несчастью, миссис Доусон категорически против этой идеи. – Она с надеждой посмотрела на Хьюго.
Глаза у нее темно-синие, а не черные, с серой каемкой. Хьюго никогда не видел глаз такого оттенка, хотя боль, скрытая в их глубине, была хорошо ему знакома. Внутри у него все сжалось при мысли о том, сколько страданий, он бы причинил, и о собственной трусости.
Проклятие. Когда же он поймет, что нельзя верхом на строевой лошади улаживать человеческие проблемы? Можно только усложнить их.
София подняла ручки.
– Оп!
– Упорная малышка, да? – сказал Хьюго, стараясь отвлечься от своих безрадостных мыслей. – Ну, давайте, маленькая барышня. – Он взял у миссис Грэм ребенка и усадил на седло.
– Это не опасно? – Страх звучал в ее голосе, и она протянула руки к ребенку.
Неподдельный страх. Вполне обоснованный. Тот страх, который испытала бы любая женщина рядом с ним, знай она правду.
– Это не опасно, пока я держу Грифа за уздечку.
Он хотел ее успокоить, но вместо этого в голосе его прозвучали досада и воинственность. Но это, похоже, возымело действие, потому что она опустила руки.
– Ну, как? – обратился Хьюго к малышке.
Она отважно ударила ножками по бокам Грифа, словно кавалерист королевской конной гвардии.
– Вперед!
Хьюго не удержался и фыркнул. Звук царапнул ему горло, но это было приятно.
– Господи, ведь Альберт учит ее приемам верховой езды.
– Прощу прощения, милорд.
– Не стоит извиняться, миссис Грэм. Вы можете гордиться своей малышкой. Такая самостоятельная.
– Гриф действительно прекрасное животное. – Миссис Грэм провела рукой по морде коня.
К удивлению Хьюго, Гриф отнесся к ее прикосновению точно так же, как отнесся бы сам Хьюго к тому, что ее пальцы погладили бы его по лицу. Он согласился бы, чтобы она трогала его везде, где ей угодно. Руки у нее, должно быть, прохладные и ласковые, легкие, как бабочки. И они будут сильными и крепкими, когда…
Он разозлился. Неужели он так долго прожил без женщины, что способен устремить свои вожделеющие взоры на вдову, которая заслуживает только уважения?
Люсинда, видимо, решила, что его гнев направлен на нее, – едва они дошли до развилки, как она протянула руки к девочке.
– Нам, право же, не следует больше навязывать вам свое общество.
Здорово он отпугнул ее. Ничего не скажешь, достойное поведение.
– Здесь вам уже ничто не грозит, – проговорил он, спокойно радуясь, что справился с собой. Хьюго снял ребенка с лошади и отдал матери.
Та поставила девочку на землю.
– София, скажи «благодарю вас».
– Нет, – крикнула девчушка. – Лошадка.
И топнула ногой. Миссис Грэм покраснела.
– Как видите, ее легко избаловать. – Она наклонилась к девочке, и Хьюго увидел ее изящную шею, которую ласкали тонкие прядки светло-каштановых волос. На мгновение он снова потерял над собой контроль.
– София, – сказала миссис Грэм, – никаких слез. Если будешь плохо себя вести, его сиятельство больше не позволит тебе кататься на его лошадке.
Девочка подняла глаза на мать, потом на Хьюго и сунула пальчик в рот. Хьюго кивнул.
– Скажи «до свидания» и «спасибо», – велела мать.
– Пасибо, – сказала девочка. – До сидання. И она помахала Хьюго ручкой.
– Благодарю вас за вашу снисходительность. Мне действительно нужно спешить; жители Блендона заждались меня.
– Это я должен вас благодарить за доставленное удовольствие. – На самом деле удовольствия он испытал меньше, чем ему хотелось бы.
Улыбка заиграла в уголках ее губ; он никогда не видел, чтобы миссис Грэм так улыбалась – словно она проследила за ходом его мыслей и они не вызвали у нее возражения.
– Кланяйтесь от меня преподобному Постлтуэю, – сказал Хьюго. – Я питаю к нему глубокую симпатию. Не то, что к другим обитателям этих мест.
Она рассмеялась:
– Непременно передам ваши соболезнования. Хьюго гордился тем, что заставил смеяться эту сдержанную женщину.
– Напомните ему о моем приглашении заглянуть ко мне.
Она кивнула с серьезным видом:
– Непременно. Надеюсь, вы не передумали устроить праздник на лугу в Грейндже?
Попался. Блестящий маневр, ничего не скажешь.
– Я всесторонне обдумаю этот вариант. Но взамен попрошу вас об одной услуге.
Она отступила от него на шаг.
Значит, она не осталась нечувствительной к притяжению, которое возникло между ними. Он постарался ничем не выдать своего восторга. Лицо его оставалось непроницаемым.
– Счета по хозяйству, которые подает мне кухарка, находятся в ужасном состоянии, в полном хаосе. Постлтуэй похвастался, что вы сильны в таких делах. Не могли бы вы помочь миссис Хобб разобраться со всем этим?
Она заморгала и отвернулась, устремив взгляд в пространство, словно… словно невинность его просьбы разочаровала ее. Хьюго мысленно посмеялся над собой – он принял желаемое за действительное.
– Вы хотите сказать, милорд, что в обмен за помощь с разборкой ваших счетов вы согласитесь устроить праздник на вашей земле?
Она настойчива и не очень доверчива.
– Да. Глупая идея. Простите, что заговорил об этом.
– Слишком поздно брать назад свое слово, милорд. Когда я могу встретиться с вашей экономкой?
Действительно, когда? От взволнованного блеска в ее глазах ему захотелось рассмеяться, как глупому мальчишке. Но вместо этого он отвел глаза, вспомнил о плачевном состоянии своих дел и пожалел, что завел об этом разговор.
– Мне потребуются положительные результаты, прежде чем я возьму на себя окончательные обязательства. Вы согласны?
Можно ли быть более необоснованным, более обескураживающим?
Она кивнула, едва заметно улыбнулась, нежные щеки вспыхнули розовым румянцем. Казалось, вуаль спала с чувственной восточной красавицы, и виной всему была лишь мимолетная улыбка.
– Среда не очень поздно? – спросила она озабоченно.
– Как и любой другой день, миссис Грэм. – Он отвесил ей резкий поклон, как старый огрубевший солдат.
– В таком случае всего хорошего, милорд.
Ему разрешили идти, словно младшему офицеру. Хьюго был восхищен. Эта женщина способна устыдить самого Веллингтона. Хьюго взлетел в седло, стараясь не показать, как ему больно смотреть ей вслед. Каждое движение ее бедер сопровождалось шелестом платья.
Зуд в его чреслах соединился с тупой болью в бедре. О чем только он думает? Неужели он ничему не научился? От женщин благородного происхождения нужно держаться подальше. После того, что он сделал со своей женой, ему нельзя прикасаться к порядочной женщине.
Но что влечет его в этой женщине? Что вызывает желание нарушить все свои клятвы – ее великолепное тело? Или серьезный вид? Или проблески глубоко запрятанной страстности? Или он понимает, что она тоже пережила глубокую утрату, о которой не может говорить, и это делает ее близкой ему по духу? Или атмосфера тайны, окружающая ее? Если он сорвет с нее плащ таинственности, утратит ли она свою опасную притягательность?
Ему хотелось сорвать с нее все.
Он представил себе это, и его жезл стал твердым как камень.
Да пропади оно всем пропадом!
Глава 6
В меньшей из двух спален на втором этаже в Брайарзе Люсинда склонилась над спящей Софией и прижалась губами к ее виску с голубоватыми жилками. На щечках девочки лежали длинные ресницы, и слюнка, пузырясь, увлажняла губы, похожие на бутон розы. Такая нежная, такая бесценная и такая беспомощная.
Всю жизнь она молила Господа, чтобы послал ей ребенка, и свершилось чудо – ангелочек перед ней. Но ее могут разоблачить. Визит сыщика тому свидетельство.
Подоткнув одеяло вокруг малышки, Люсинда взяла свечу и спустилась на кухню. Краснощекая Энни раскатывала тесто, стоя под полкой с начищенными котелками. Она вопросительно посмотрела на Люсинду.
– Уснула, – сказана та. Мармелад полез, цепляясь когтями, вверх по ее юбке, – оранжевого цвета пуховый шарик, который в одно прекрасное утро появился у их дверей. Тогда это были кожа да кости. Она вытащила его когти из юбки и потерлась щекой о мягкую пушистую мордочку.
– Она не проснется раньше чем через час-другой. К тому времени я непременно вернусь. – Люсинда положила котенка обратно в корзинку, стоявшую у очага. – Право, не стоит вас так нагружать. У вас и без того много дел.
– Да ничего, миссис Грэм. От вашей малышки никакого беспокойства. Я испеку пирог, а она, когда проснется, будет мне помогать готовить из остатков теста пирожки с джемом. Я так рада, что нашла это место, пока мой Сэм не начнет получать жалованье.
– Значит, он нашел работу?
– Нет, не нашел. Викарий сказал, что теперь, раз его сиятельство снова начал обрабатывать землю, в Грейндже будет работа, но пока ничего нет.
От тревожного выражения на лице собеседницы сердце у Люсинды заныло. Если бы она могла обнадежить ее, но пока на конюшне у графа не появится больше лошадей и больше орудий земледельческого труда, которые понадобится постоянно чинить, у здешнего кузнеца не будет достаточно работы, чтобы нанять еще одного работника, да еще с растущей семьей в придачу. Энни права: в Грейндже не видно никаких признаков улучшения положения. Единственное, чем занимается лорд Уонстед, – либо ездит верхом на своем жеребце, либо прячется у себя в кабинете. Он ничем не лучше Денби, который все свое время тратит на игру в карты.
– Сэм – славный человек. Он наверняка найдет что-нибудь еще до того, как у вас родится малыш, – сказала Люсинда.
Энни прижала руку к животу.
– Надеюсь, что так и будет.
При виде этого жеста Люсинде показалось, будто у нее между ребрами повернули острое лезвие. Ей никогда не узнать радости носить под сердцем ребенка. Она использовала все средства, известные женщинам. Красный олений рог, предложенный ее матерью, не помог, не помогло и вдыхание кошачьей мяты, которое посоветовал врач. Она хотела попробовать электрическую кровать, разрекламированную каким-то медиком, но когда она предложила это Денби, тот воспринял это как оскорбление его мужских достоинств.
Зачем тосковать о том, чего никогда не будет, если у нее есть София и свобода, а ведь всего несколько месяцев назад она не могла даже мечтать ни о том, ни о другом.
– Я всю жизнь прожила в Блендоне, – сказала Энни. – Даже подумать тошно, что придется отсюда уезжать. А уйду от вас – буду скучать по малышке.
– Ах, Энни, мы тоже будем по вас скучать.
Энни шмыгнула носом и вытерла глаза уголком передника.
– А не пора ли вам идти? Его сиятельство удивится, куда вы подевались.
По правде, говоря, Люсинда с нетерпением ждала этого вечера. Возможность получить подробные сведения о полке ее брата, который находится в Испании, была весьма соблазнительна. «И возможность провести время с ним», – шепнул ей внутренний голос. Она терпеть не могла этот голосок.
Люсинда сняла плащ и шляпу с вешалки и остановилась, услышав звук подъехавшего экипажа.
– Кто бы это мог быть? – спросила Энни. Люсинда выбежала в гостиную и раздвинула занавески.
– О, да это Альберт со своей двуколкой.
– Вот что я называю деликатностью, – сообщила Энни, которая вошла, тяжело ступая, в гостиную. – Его сиятельство, должно быть, ждет, не дождется вас по этому делу.
– Ждет меня, – проговорила Люсинда, и у нее задрожали колени. Может, Уонстед забеспокоился, что она не сдержит обещания?
Люсинда посмотрела в зеркало и увидела правду – мнимую вдовушку, пышнотелую, с заурядной внешностью, радующуюся крупинке внимания со стороны красивого солдата. Настроение у нее упало. Какова бы ни была причина его приветливого взгляда, причина эта не имела никакого отношения к ней, зато имела отношение к плачевному состоянию его счетов. Можно было бы как-то иначе уговорить его разрешить провести праздник на своем лугу. И если она не придет, он будет рад, что можно снова затвориться в своем логове.
Уонстед бесконечно одинок. Однако пытается скрыть это за приступами гнева и грубыми вопросами, но ее не одурачишь. Ей слишком хорошо известно, что такое отчаяние.
Праздник будет полезен не только местным жителям, но и Уонстеду. И чувства, которые она к нему питает, ровным счетом ничего не значат.
– Вы не волнуйтесь насчет малышки, – сказала Энни ей вслед.
О Софии Люсинда не волновалась. Ее встревожил визит сыщика. Что будет, если ее разоблачат?
Престарелый Джевенс встретил ее в холле, снял с нее накидку.
– Добрый вечер, миссис Грэм. Его сиятельство в библиотеке.
Лорд Уонстед просунул голову в дверной проем:
– А, вот и вы, наконец.
Сердце у нее екнуло. Люсинда старалась справиться с волнением, которого не испытывала с тех пор, как покинула классную комнату и появилась в первый раз на балу.
– Джевенс, попросите, пожалуйста, миссис Хобб подняться к нам, – сказал лорд Уонстед. – И принесите чай для миссис Грэм.
– Сию минуту, милорд.
Лорд Уонстед жестом предложил ей войти.
Проходя мимо него в библиотеку, Люсинда ощутила волнующий запах лавра и горячего мужского тела. Она огляделась. Две стены от пола до потолка занимали ряды книг в кожаных переплетах. Единственным чтением в ее лондонском доме был «Джентлменз мэгэзин» и «Ла белль ассамбле».
– Прошу вас, садитесь.
Он указал на мягкое кресло у незажженного камина. Кресла были большие – чтобы выдержать его крупное тело. И, как оказалось, удобные. Люсинда представила себе, как он сидит здесь вечерами с сигарой в руке, читает книгу или газету. Или играет в шахматы. Шахматная доска стоит на красивом столике красного дерева у камина. Черные, кажется, проигрывают. Люсинда тряхнула головой и села в предложенное кресло.
– Мне бы хотелось поскорее приступить к делу, милорд. Я должна быть дома, когда София проснется.
Он сжал жесткие губы, то ли потому, что ее слова вызвали у него раздражение, то ли потому что огорчили его, – она не поняла, поскольку в следующее мгновение лицо его снова стало непроницаемым. Да, этот человек бесконечно одинок.
Люсинду бросило в дрожь, она взяла себя в руки и указала на стол у окна, где лежали письменные принадлежности и гроссбух.
– Я буду работать там?
– Да, пожалуй. Прошу вас, садитесь, миссис Грэм. Миссис Хобб с минуты на минуту придет.
Люсинда села за стол.
Вошел Джевенс с серебряным подносом. За ним семенила старая женщина.
– Поставьте поднос на стол, – велел лорд Уонстед. – Садитесь, миссис Хобб. Слушайте, что скажет миссис Грэм. Она пришла нам помочь.
Неудивительно, что бедная женщина насмерть перепугалась, потому что вид у Уонстеда был, как у рассерженного медведя, и приказания он отдавал так, словно командовал парадом.
Люсинда приветливо улыбнулась миссис Хобб:
– Садитесь, миссис Хобб. Насколько я понимаю, расписки лежат в этой коробочке? Пусть она стоит здесь, между нами.
Джевенс поставил поднос у ее локтя. На нем Люсинда увидела три чашки с блюдцами и прекрасный серебряный чайный прибор. Она посмотрела на его сиятельство:
– Хотите чаю, лорд Уонстед?
– Нет, благодарю. – Он сел за шахматную доску с той стороны, где играли белые. – Уверен, что могу оставить все в ваших умелых руках.
Много времени прошло с тех пор, когда о ней отзывались с похвалой, – это было еще тогда, когда она помогала отцу в делах. Люсинда залилась румянцем. Это не ускользнуло от Уонстеда, и он едва заметно улыбнулся.
Люсинда принялась разливать чай. Рука у миссис Хобб дрожала так, что она даже не попыталась взять чашку.
Открыв гроссбух в том месте, где красной ленточкой были отмечены последние записи, Люсинда расстроилась.
Миссис Хобб тихонько вздохнула.
– Ужасный беспорядок, мэм.
– Как полагаете, миссис Грэм, вы сможете в этом разобраться и навести порядок? – спросил Уонстед и залпом осушил бокал с бренди.
– Будем делать это постепенно. – Люсинда листала страницы до тех пор, пока не обнаружила колонки аккуратных цифр и вразумительные записи. – Вот видите? Нужно начать с этого места.
– Ах, – воскликнула миссис Хобб, – этим записям уже год! Потребуется много времени, чтобы в них разобраться.
– Занимайтесь столько времени, сколько понадобится, миссис Грэм, – сказал Уонстед. – Я буду вашим должником до конца жизни.
– Вряд ли нам удастся проделать эту работу за один вечер.
Люсинда в два счета заполнила страницу собственными записями расходов и приходов, согласованными с расписками. Часы в холле пробили три. Неужели уже прошел час? Люсинда выпрямилась, ощущая напряжение между лопатками. Миссис Хобб буквально валилась с ног от усталости.
– На сегодня достаточно, – сказала Люсинда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
В воздухе пахло зеленью, новой жизнью, все это смешивалось с исходившим от нее; запахом лаванды и женщины – запах, который ни с чем не спутаешь. Он уже забыл, как пьянит и радует, когда ты заставляешь женщину покраснеть, какое волнение вызывает ухаживание за женщиной. Никогда ничего подобного не возникало среди тех коммерческих занятий, к которым он уже успел привыкнуть.
– Мне приятно думать, что я могу оказаться полезной, – говорила она. – К несчастью, миссис Доусон категорически против этой идеи. – Она с надеждой посмотрела на Хьюго.
Глаза у нее темно-синие, а не черные, с серой каемкой. Хьюго никогда не видел глаз такого оттенка, хотя боль, скрытая в их глубине, была хорошо ему знакома. Внутри у него все сжалось при мысли о том, сколько страданий, он бы причинил, и о собственной трусости.
Проклятие. Когда же он поймет, что нельзя верхом на строевой лошади улаживать человеческие проблемы? Можно только усложнить их.
София подняла ручки.
– Оп!
– Упорная малышка, да? – сказал Хьюго, стараясь отвлечься от своих безрадостных мыслей. – Ну, давайте, маленькая барышня. – Он взял у миссис Грэм ребенка и усадил на седло.
– Это не опасно? – Страх звучал в ее голосе, и она протянула руки к ребенку.
Неподдельный страх. Вполне обоснованный. Тот страх, который испытала бы любая женщина рядом с ним, знай она правду.
– Это не опасно, пока я держу Грифа за уздечку.
Он хотел ее успокоить, но вместо этого в голосе его прозвучали досада и воинственность. Но это, похоже, возымело действие, потому что она опустила руки.
– Ну, как? – обратился Хьюго к малышке.
Она отважно ударила ножками по бокам Грифа, словно кавалерист королевской конной гвардии.
– Вперед!
Хьюго не удержался и фыркнул. Звук царапнул ему горло, но это было приятно.
– Господи, ведь Альберт учит ее приемам верховой езды.
– Прощу прощения, милорд.
– Не стоит извиняться, миссис Грэм. Вы можете гордиться своей малышкой. Такая самостоятельная.
– Гриф действительно прекрасное животное. – Миссис Грэм провела рукой по морде коня.
К удивлению Хьюго, Гриф отнесся к ее прикосновению точно так же, как отнесся бы сам Хьюго к тому, что ее пальцы погладили бы его по лицу. Он согласился бы, чтобы она трогала его везде, где ей угодно. Руки у нее, должно быть, прохладные и ласковые, легкие, как бабочки. И они будут сильными и крепкими, когда…
Он разозлился. Неужели он так долго прожил без женщины, что способен устремить свои вожделеющие взоры на вдову, которая заслуживает только уважения?
Люсинда, видимо, решила, что его гнев направлен на нее, – едва они дошли до развилки, как она протянула руки к девочке.
– Нам, право же, не следует больше навязывать вам свое общество.
Здорово он отпугнул ее. Ничего не скажешь, достойное поведение.
– Здесь вам уже ничто не грозит, – проговорил он, спокойно радуясь, что справился с собой. Хьюго снял ребенка с лошади и отдал матери.
Та поставила девочку на землю.
– София, скажи «благодарю вас».
– Нет, – крикнула девчушка. – Лошадка.
И топнула ногой. Миссис Грэм покраснела.
– Как видите, ее легко избаловать. – Она наклонилась к девочке, и Хьюго увидел ее изящную шею, которую ласкали тонкие прядки светло-каштановых волос. На мгновение он снова потерял над собой контроль.
– София, – сказала миссис Грэм, – никаких слез. Если будешь плохо себя вести, его сиятельство больше не позволит тебе кататься на его лошадке.
Девочка подняла глаза на мать, потом на Хьюго и сунула пальчик в рот. Хьюго кивнул.
– Скажи «до свидания» и «спасибо», – велела мать.
– Пасибо, – сказала девочка. – До сидання. И она помахала Хьюго ручкой.
– Благодарю вас за вашу снисходительность. Мне действительно нужно спешить; жители Блендона заждались меня.
– Это я должен вас благодарить за доставленное удовольствие. – На самом деле удовольствия он испытал меньше, чем ему хотелось бы.
Улыбка заиграла в уголках ее губ; он никогда не видел, чтобы миссис Грэм так улыбалась – словно она проследила за ходом его мыслей и они не вызвали у нее возражения.
– Кланяйтесь от меня преподобному Постлтуэю, – сказал Хьюго. – Я питаю к нему глубокую симпатию. Не то, что к другим обитателям этих мест.
Она рассмеялась:
– Непременно передам ваши соболезнования. Хьюго гордился тем, что заставил смеяться эту сдержанную женщину.
– Напомните ему о моем приглашении заглянуть ко мне.
Она кивнула с серьезным видом:
– Непременно. Надеюсь, вы не передумали устроить праздник на лугу в Грейндже?
Попался. Блестящий маневр, ничего не скажешь.
– Я всесторонне обдумаю этот вариант. Но взамен попрошу вас об одной услуге.
Она отступила от него на шаг.
Значит, она не осталась нечувствительной к притяжению, которое возникло между ними. Он постарался ничем не выдать своего восторга. Лицо его оставалось непроницаемым.
– Счета по хозяйству, которые подает мне кухарка, находятся в ужасном состоянии, в полном хаосе. Постлтуэй похвастался, что вы сильны в таких делах. Не могли бы вы помочь миссис Хобб разобраться со всем этим?
Она заморгала и отвернулась, устремив взгляд в пространство, словно… словно невинность его просьбы разочаровала ее. Хьюго мысленно посмеялся над собой – он принял желаемое за действительное.
– Вы хотите сказать, милорд, что в обмен за помощь с разборкой ваших счетов вы согласитесь устроить праздник на вашей земле?
Она настойчива и не очень доверчива.
– Да. Глупая идея. Простите, что заговорил об этом.
– Слишком поздно брать назад свое слово, милорд. Когда я могу встретиться с вашей экономкой?
Действительно, когда? От взволнованного блеска в ее глазах ему захотелось рассмеяться, как глупому мальчишке. Но вместо этого он отвел глаза, вспомнил о плачевном состоянии своих дел и пожалел, что завел об этом разговор.
– Мне потребуются положительные результаты, прежде чем я возьму на себя окончательные обязательства. Вы согласны?
Можно ли быть более необоснованным, более обескураживающим?
Она кивнула, едва заметно улыбнулась, нежные щеки вспыхнули розовым румянцем. Казалось, вуаль спала с чувственной восточной красавицы, и виной всему была лишь мимолетная улыбка.
– Среда не очень поздно? – спросила она озабоченно.
– Как и любой другой день, миссис Грэм. – Он отвесил ей резкий поклон, как старый огрубевший солдат.
– В таком случае всего хорошего, милорд.
Ему разрешили идти, словно младшему офицеру. Хьюго был восхищен. Эта женщина способна устыдить самого Веллингтона. Хьюго взлетел в седло, стараясь не показать, как ему больно смотреть ей вслед. Каждое движение ее бедер сопровождалось шелестом платья.
Зуд в его чреслах соединился с тупой болью в бедре. О чем только он думает? Неужели он ничему не научился? От женщин благородного происхождения нужно держаться подальше. После того, что он сделал со своей женой, ему нельзя прикасаться к порядочной женщине.
Но что влечет его в этой женщине? Что вызывает желание нарушить все свои клятвы – ее великолепное тело? Или серьезный вид? Или проблески глубоко запрятанной страстности? Или он понимает, что она тоже пережила глубокую утрату, о которой не может говорить, и это делает ее близкой ему по духу? Или атмосфера тайны, окружающая ее? Если он сорвет с нее плащ таинственности, утратит ли она свою опасную притягательность?
Ему хотелось сорвать с нее все.
Он представил себе это, и его жезл стал твердым как камень.
Да пропади оно всем пропадом!
Глава 6
В меньшей из двух спален на втором этаже в Брайарзе Люсинда склонилась над спящей Софией и прижалась губами к ее виску с голубоватыми жилками. На щечках девочки лежали длинные ресницы, и слюнка, пузырясь, увлажняла губы, похожие на бутон розы. Такая нежная, такая бесценная и такая беспомощная.
Всю жизнь она молила Господа, чтобы послал ей ребенка, и свершилось чудо – ангелочек перед ней. Но ее могут разоблачить. Визит сыщика тому свидетельство.
Подоткнув одеяло вокруг малышки, Люсинда взяла свечу и спустилась на кухню. Краснощекая Энни раскатывала тесто, стоя под полкой с начищенными котелками. Она вопросительно посмотрела на Люсинду.
– Уснула, – сказана та. Мармелад полез, цепляясь когтями, вверх по ее юбке, – оранжевого цвета пуховый шарик, который в одно прекрасное утро появился у их дверей. Тогда это были кожа да кости. Она вытащила его когти из юбки и потерлась щекой о мягкую пушистую мордочку.
– Она не проснется раньше чем через час-другой. К тому времени я непременно вернусь. – Люсинда положила котенка обратно в корзинку, стоявшую у очага. – Право, не стоит вас так нагружать. У вас и без того много дел.
– Да ничего, миссис Грэм. От вашей малышки никакого беспокойства. Я испеку пирог, а она, когда проснется, будет мне помогать готовить из остатков теста пирожки с джемом. Я так рада, что нашла это место, пока мой Сэм не начнет получать жалованье.
– Значит, он нашел работу?
– Нет, не нашел. Викарий сказал, что теперь, раз его сиятельство снова начал обрабатывать землю, в Грейндже будет работа, но пока ничего нет.
От тревожного выражения на лице собеседницы сердце у Люсинды заныло. Если бы она могла обнадежить ее, но пока на конюшне у графа не появится больше лошадей и больше орудий земледельческого труда, которые понадобится постоянно чинить, у здешнего кузнеца не будет достаточно работы, чтобы нанять еще одного работника, да еще с растущей семьей в придачу. Энни права: в Грейндже не видно никаких признаков улучшения положения. Единственное, чем занимается лорд Уонстед, – либо ездит верхом на своем жеребце, либо прячется у себя в кабинете. Он ничем не лучше Денби, который все свое время тратит на игру в карты.
– Сэм – славный человек. Он наверняка найдет что-нибудь еще до того, как у вас родится малыш, – сказала Люсинда.
Энни прижала руку к животу.
– Надеюсь, что так и будет.
При виде этого жеста Люсинде показалось, будто у нее между ребрами повернули острое лезвие. Ей никогда не узнать радости носить под сердцем ребенка. Она использовала все средства, известные женщинам. Красный олений рог, предложенный ее матерью, не помог, не помогло и вдыхание кошачьей мяты, которое посоветовал врач. Она хотела попробовать электрическую кровать, разрекламированную каким-то медиком, но когда она предложила это Денби, тот воспринял это как оскорбление его мужских достоинств.
Зачем тосковать о том, чего никогда не будет, если у нее есть София и свобода, а ведь всего несколько месяцев назад она не могла даже мечтать ни о том, ни о другом.
– Я всю жизнь прожила в Блендоне, – сказала Энни. – Даже подумать тошно, что придется отсюда уезжать. А уйду от вас – буду скучать по малышке.
– Ах, Энни, мы тоже будем по вас скучать.
Энни шмыгнула носом и вытерла глаза уголком передника.
– А не пора ли вам идти? Его сиятельство удивится, куда вы подевались.
По правде, говоря, Люсинда с нетерпением ждала этого вечера. Возможность получить подробные сведения о полке ее брата, который находится в Испании, была весьма соблазнительна. «И возможность провести время с ним», – шепнул ей внутренний голос. Она терпеть не могла этот голосок.
Люсинда сняла плащ и шляпу с вешалки и остановилась, услышав звук подъехавшего экипажа.
– Кто бы это мог быть? – спросила Энни. Люсинда выбежала в гостиную и раздвинула занавески.
– О, да это Альберт со своей двуколкой.
– Вот что я называю деликатностью, – сообщила Энни, которая вошла, тяжело ступая, в гостиную. – Его сиятельство, должно быть, ждет, не дождется вас по этому делу.
– Ждет меня, – проговорила Люсинда, и у нее задрожали колени. Может, Уонстед забеспокоился, что она не сдержит обещания?
Люсинда посмотрела в зеркало и увидела правду – мнимую вдовушку, пышнотелую, с заурядной внешностью, радующуюся крупинке внимания со стороны красивого солдата. Настроение у нее упало. Какова бы ни была причина его приветливого взгляда, причина эта не имела никакого отношения к ней, зато имела отношение к плачевному состоянию его счетов. Можно было бы как-то иначе уговорить его разрешить провести праздник на своем лугу. И если она не придет, он будет рад, что можно снова затвориться в своем логове.
Уонстед бесконечно одинок. Однако пытается скрыть это за приступами гнева и грубыми вопросами, но ее не одурачишь. Ей слишком хорошо известно, что такое отчаяние.
Праздник будет полезен не только местным жителям, но и Уонстеду. И чувства, которые она к нему питает, ровным счетом ничего не значат.
– Вы не волнуйтесь насчет малышки, – сказала Энни ей вслед.
О Софии Люсинда не волновалась. Ее встревожил визит сыщика. Что будет, если ее разоблачат?
Престарелый Джевенс встретил ее в холле, снял с нее накидку.
– Добрый вечер, миссис Грэм. Его сиятельство в библиотеке.
Лорд Уонстед просунул голову в дверной проем:
– А, вот и вы, наконец.
Сердце у нее екнуло. Люсинда старалась справиться с волнением, которого не испытывала с тех пор, как покинула классную комнату и появилась в первый раз на балу.
– Джевенс, попросите, пожалуйста, миссис Хобб подняться к нам, – сказал лорд Уонстед. – И принесите чай для миссис Грэм.
– Сию минуту, милорд.
Лорд Уонстед жестом предложил ей войти.
Проходя мимо него в библиотеку, Люсинда ощутила волнующий запах лавра и горячего мужского тела. Она огляделась. Две стены от пола до потолка занимали ряды книг в кожаных переплетах. Единственным чтением в ее лондонском доме был «Джентлменз мэгэзин» и «Ла белль ассамбле».
– Прошу вас, садитесь.
Он указал на мягкое кресло у незажженного камина. Кресла были большие – чтобы выдержать его крупное тело. И, как оказалось, удобные. Люсинда представила себе, как он сидит здесь вечерами с сигарой в руке, читает книгу или газету. Или играет в шахматы. Шахматная доска стоит на красивом столике красного дерева у камина. Черные, кажется, проигрывают. Люсинда тряхнула головой и села в предложенное кресло.
– Мне бы хотелось поскорее приступить к делу, милорд. Я должна быть дома, когда София проснется.
Он сжал жесткие губы, то ли потому, что ее слова вызвали у него раздражение, то ли потому что огорчили его, – она не поняла, поскольку в следующее мгновение лицо его снова стало непроницаемым. Да, этот человек бесконечно одинок.
Люсинду бросило в дрожь, она взяла себя в руки и указала на стол у окна, где лежали письменные принадлежности и гроссбух.
– Я буду работать там?
– Да, пожалуй. Прошу вас, садитесь, миссис Грэм. Миссис Хобб с минуты на минуту придет.
Люсинда села за стол.
Вошел Джевенс с серебряным подносом. За ним семенила старая женщина.
– Поставьте поднос на стол, – велел лорд Уонстед. – Садитесь, миссис Хобб. Слушайте, что скажет миссис Грэм. Она пришла нам помочь.
Неудивительно, что бедная женщина насмерть перепугалась, потому что вид у Уонстеда был, как у рассерженного медведя, и приказания он отдавал так, словно командовал парадом.
Люсинда приветливо улыбнулась миссис Хобб:
– Садитесь, миссис Хобб. Насколько я понимаю, расписки лежат в этой коробочке? Пусть она стоит здесь, между нами.
Джевенс поставил поднос у ее локтя. На нем Люсинда увидела три чашки с блюдцами и прекрасный серебряный чайный прибор. Она посмотрела на его сиятельство:
– Хотите чаю, лорд Уонстед?
– Нет, благодарю. – Он сел за шахматную доску с той стороны, где играли белые. – Уверен, что могу оставить все в ваших умелых руках.
Много времени прошло с тех пор, когда о ней отзывались с похвалой, – это было еще тогда, когда она помогала отцу в делах. Люсинда залилась румянцем. Это не ускользнуло от Уонстеда, и он едва заметно улыбнулся.
Люсинда принялась разливать чай. Рука у миссис Хобб дрожала так, что она даже не попыталась взять чашку.
Открыв гроссбух в том месте, где красной ленточкой были отмечены последние записи, Люсинда расстроилась.
Миссис Хобб тихонько вздохнула.
– Ужасный беспорядок, мэм.
– Как полагаете, миссис Грэм, вы сможете в этом разобраться и навести порядок? – спросил Уонстед и залпом осушил бокал с бренди.
– Будем делать это постепенно. – Люсинда листала страницы до тех пор, пока не обнаружила колонки аккуратных цифр и вразумительные записи. – Вот видите? Нужно начать с этого места.
– Ах, – воскликнула миссис Хобб, – этим записям уже год! Потребуется много времени, чтобы в них разобраться.
– Занимайтесь столько времени, сколько понадобится, миссис Грэм, – сказал Уонстед. – Я буду вашим должником до конца жизни.
– Вряд ли нам удастся проделать эту работу за один вечер.
Люсинда в два счета заполнила страницу собственными записями расходов и приходов, согласованными с расписками. Часы в холле пробили три. Неужели уже прошел час? Люсинда выпрямилась, ощущая напряжение между лопатками. Миссис Хобб буквально валилась с ног от усталости.
– На сегодня достаточно, – сказала Люсинда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28