А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Всего хорошего, милорд. – Она указала на дверь.
– Всего хорошего, миссис Грэм. Буду ждать шахматной партии в среду.
С этими словами Уонстед вышел.
Люсинда не двинулась с места, пока стук копыт не затих вдали. Потом вернулась в гостиную и в полном изнеможении опустилась на диван. Это нужно прекратить. Сегодня же. Но почему у нее так хорошо на душе? Почему она счастлива?
Одна партия в шахматы. Что в этом дурного, если она ясно даст понять лорду, что они могут быть только друзьями? А он согласился предоставить для проведения праздника свою землю только потому, что она его попросила.
Когда праздник пройдет, она разорвет их договор.
– Джевенс сказал, что я найду вас здесь, миссис Грэм. Люсинда резко обернулась.
– Лорд Уонстед.
Великолепный темно-синий сюртук и накрахмаленная белая рубашка выгодно подчеркивали его суровые, строгие черты.
– Я не знала, что вы дома. Мистер Джевенс сказал, что вы не будете возражать, если я выберу себе книгу из вашей великолепной библиотеки.
– Большую часть книг собрал мой дед. Вы нашли что-нибудь себе по вкусу?
Она показала ему томик в зеленой кожаной обложке. «Макбет».
– А, Шекспир. Конечно. Вы говорили, что любите его пьесы.
Запомнил.
– Надеюсь, вы не возражаете?
– Пожалуйста, берите что хотите. Мне жаль, что столько книг пропадает без пользы.
– А вы их не читаете?
– Читаю. – Он озорно улыбнулся. – Но предпочитаю шахматы.
Она ничего не ответила, а он подошел к окну и посмотрел на изгиб обсаженной деревьями аллеи.
– Мой предок выстроил эту часть дома в шестнадцатом веке.
Тема довольно безобидная.
– И с тех пор дом принадлежал вашей семье?
– Да. Нам удалось выжить во времена Генриха Восьмого и Кромвеля. – Он повернулся к ней; улыбка придала его лицу сурового воина совершенно юношеский шарм.
– Действительно, повезло. – Предки самой Люсинды сохранили верность Стюартам и потеряли все, пока Реставрация не вернула им утраченное. С каким удовольствием она рассказала бы ему историю своей семьи, поделилась бы гордостью за своих праотцев. Она сплела пальцы. – Вы зачем-то искали меня, милорд? Я закончила наши дела с миссис Хобб.
Он выгнул бровь.
– Мне хотелось бы узнать ваше мнение об одном деле, требующем вкуса и здравого смысла. Кажется, вам дано в избытке и то, и другое.
– Мне, милорд?
– Да. Пойдемте со мной. – Он направился к двери напротив той, в которую она вошла.
– Куда мы идем? – Люсинда едва поспевала за Уонстедом.
– Поспешите, – бросил он через плечо.
Сгорая от любопытства, Люсинда подхватила юбки и побежала за ним по коридору, увешанному портретами в жестких гофрированных воротниках времен Тюдоров или в струящихся кружевах времен Стюартов; был среди них и некто сурового вида в черном с ног до головы. Без сомнения, сторонник Кромвеля.
Уонстед исчез в конце коридора, соединявшего дом эпохи Тюдоров с более новым крылом. Запыхавшись, Люсинда спросила:
– Что…
– Сюда. – Он распахнул дверь в одну из комнат. Это спальня? Люсинда попятилась.
– Извините, милорд, но мне пора домой.
Он заглянул в комнату и перевел взгляд на Люсинду.
– У вас слишком богатое воображение, миссис Грэм. Люсинда почувствовала, что краснеет. Неужели он догадался, что после пикника она только и мечтает о том, чтобы он снова прижался к ней всем телом? Знает ли он, что она была разочарована, поскольку ей показалось, что его поцелуй был не таким страстным, как ей хотелось бы. Люсинда бросила на него сердитый взгляд и вошла в комнату, прижимая к груди книгу – единственное средство самозащиты.
Люсинда огляделась. Кровать под пологом занимала один угол комнаты, в другом углу стояли дамский туалетный столик и табурет.
– Что вы хотели мне показать? – едва слышно спросила она.
– Мне хотелось бы устроить в этой комнате новомодный ватер-клозет и ванную. Что скажете?
– Ванна должна быть большой. Глаза Уонстеда почему-то блеснули.
– Надеюсь, достаточно большой, чтобы в ней могли поместиться двое.
Люсинда представила себе лорда Уонстеда в ванне, и внутри у нее вспыхнуло пламя, справиться с которым она не могла. Она постаралась, чтобы голос у нее звучал ровно, а мысли сосредоточились на предмете разговора.
– Но, насколько я понимаю, это спальня графини. Вы собираетесь переделать ее?
– А почему бы и нет? – Он прошел мимо нее и остановился в изножье кровати. – Ведь у меня нет жены. – В голосе прозвучали нотки радости, – Кроме того, – продолжал Уонстед, – комната большая – эта комната вполне годится для двоих. – Уонстед неожиданно привлек ее к себе. – Что скажете?
Жар его тела согревал ее. Голову туманил запах лимона и лавра. Люсинде хотелось припасть к его плечу, отдаться под защиту его мужской силы, открыть сердце и душу этому неожиданному дару – чему-то замечательному, что происходит в ее жизни.
Она прижала ладони к его груди и не могла отвести глаз от его губ, обещающих райское блаженство.
– Пустите меня, прошу вас, милорд.
– Вы все-таки боитесь меня, миссис Грэм? Не думал, что вы трусиха.
Что-то резкое в его голосе заставило ее замолчать, а его способность читать ее мысли показалась устрашающей. Но в глазах его была одна только доброта.
– Я должна счесть вас дерзким. Это нечестная игра, милорд.
– Зовите меня Хьюго. Вы счастливы?
– Скорее да, чем нет, милорд.
– Хьюго. – В его взгляде не было ничего угрожающего, но он не отпускал ее. Люсинда поняла, что он хочет ее.
И, помоги ей Бог, она тоже хочет его всеми фибрами своего существа. Никогда в жизни она не испытывала желания такой неопровержимой силы. Сердце билось, чувствуя одновременно волнение и страх. От все охватывающего желания согласиться во рту у нее пересохло, в груди заныло. К счастью, здравый смысл возобладал.
Его тяжелый вздох раздался в тишине.
– Вы, конечно, остаетесь верной вашему мужу? – Его мягкий баритон соблазнительно понизился. – Но ведь он, без сомнения, хотел лучшей жизни для своего ребенка, чем жизнь в стесненных обстоятельствах?
Он, конечно же, заметил скудную обстановку в ее доме, ее скромный образ жизни и вышедшие из моды платья. Это предложение представляло финансово обеспеченное будущее без всяких обязательств плюс утешение в его объятиях. Перспектива показалась ей весьма соблазнительной. Но если об этом когда-нибудь узнают ее родные… Или если Денби выяснит, где она живет… Но сейчас она могла думать лишь о руках, обнимавших ее, и мечтать о ласках.
Но если она согласится, если отбросит осторожность, понравится ли она ему как женщина, или он отвергнет ее с презрением?
– Я не могу, – сказала она. Он отпустил ее и отошел.
– Опять вы заставили меня позавидовать вашему мужу, Люсинда. – Он внимательно всматривался в нее. – Почему? Я знаю, вас влечет ко мне. Если не ваши слова, то ваши поцелуи говорят об этом. Почему бы, не обменять одиночество на то, что мы можем дать друг другу?
Между ними лежит слишком много лжи. Она заговорила о правде, отрицать которую он не мог:
– Вам нужны жена и наследник. Я не хочу вам мешать.
Хьюго повеселел.
– Если это единственное препятствие, оно улажено. Я не принадлежу к тем мужчинам, которые нарушают супружеские обеты. Я не собираюсь жениться.
– А наследник?
Он обхватил её лицо ладонями.
– Как я уже сказал вам, я не хочу иметь детей. Наследник у меня есть. Мой родственник.
Она всмотрелась в его глаза, стараясь отыскать там правду, но нашла лишь пыл, желание и томление.
Их губы слились. Она хочет его. Никогда в жизни она не испытывала такого сильного желания. Реально ли оно? Если действительно в ней скрывается женщина, этот мужчина выпустит ее на свободу. Или он подтвердит ясесто-чайшую проделку природы. Осмелится ли она выяснить это?
Но если хотя бы не сделает попытку, она всю жизнь будет жалеть об этом.
Люсинда обвила руками его шею и провела по его губам языком.
Он застонал и раскрыл губы.
– Люсинда, – пробормотал он.
«Хьюго, любовь моя», – прошептало ее сердце.
Глава 10
Руки горячие и крепкие, как сталь, подхватили ее. В его объятиях было безопасно и надежно. Прижавшись к его груди, Люсинда почувствовала себя хрупкой, драгоценной и невероятно женственной.
Хьюго отнес ее в свою комнату, подошел к огромной кровати с пологом на четырех столбиках и осторожно поставил Люсинду на ноги. Обхватил руками ее лицо, осыпал легкими поцелуями ее веки, нос, уголки рта.
Как медленно. Ей не нужно время, не то она начнет думать. Она взялась за пуговицы на его сюртуке.
Он застонал. Грудь его вздымалась часто и неровно, как и ее. Он сбросил сюртук, окинул Люсинду взглядом с ног до головы. Развязал тесемки ее платья. Увидев, что лиф остался на месте, нахмурился, но потом нашел булавки и вытащил.
Ей тоже захотелось увидеть его. Ее пальцы метнулись к пуговицам его жилета.
– Не волнуйтесь, любимая. – Голос его звучал хрипло. Любимая. От этого слова она утратила всякую возможность сопротивления.
Он снял жилет, сорвал с себя галстук, непослушными пальцами расстегнул у горла рубашку. Она увидела на его груди темные волосы. Коснулась этих упругих завитков, грубых, очень мужских. Потом нерешительно посмотрела на него. Не подумает ли он, что она слишком дерзка?
Люсинда смело положила ладонь ему на грудь, впитывая в себя ее жар.
Он резко втянул воздух.
Люсинда улыбнулась.
– Ах вы, маленькая распутница, – шутливо сказал он, не скрывая своего восторга.
Ему понравилось ее прикосновение. А она пришла в упоение, ощущая жесткие завитки над горячей кожей. Она запустила пальцы глубже в открытый ворот его рубашки и ощутила выпуклые мышцы его груди.
Он схватил Люсинду за руку, поднес ее к губам, поцеловал каждый палец, не сводя с нее глаз.
– Твоя очередь, – прошептал он.
Он коснулся губами ее шеи, вдохнул ее запах.
– Ты восхитительно пахнешь.
Он стянул с нее лиф платья, показались сорочка и корсет. Хьюго застонал, губы его скользнули по ее грудям, едва прикрытым тонкой сорочкой. Он развязал тесемки на сорочке, расшнуровал корсет легко и умело, и стал мять и тискать одну грудь; обвел пальцем сосок, который сразу же стал твердым и уперся в тонкую ткань сорочки.
Люсинда окаменела в ожидании боли, ощутила дурноту. Ей очень нравятся его поцелуи, его ласки, но боль, которую он ей причинит, она не вынесет.
Он посмотрел на нее:
– Что такое, любимая?
Чувство вины, горькое, как желчь, комком застряло у нее в горле. Он подумает, что она кокетка худшего пошиба. Покачав головой, Люсинда закрыла глаза.
– Простите меня. – Она отвела его руку и скрестила руки на своей полуоткрытой груди, внезапно с ужасом ощутив, что стоит перед ним полуобнаженная.
– Я причинил тебе боль? – Искреннее волнение в его голосе заставило ее посмотреть на него.
– Это я… это я виновата… – Она отступила, спина ее уперлась в край кровати. Бежать некуда. Люсинда отвернулась и уставилась на синий, с золотом, полог. – Я не могу.
Хьюго не шелохнулся, но она ощущала его взгляд на своем лице.
– Это бессмыслица. Вы целовали меня так, что… – Он коснулся пальцами ее подбородка. – Называй меня Хьюго и обращайся ко мне на ты.
Люсинда отпрянула. Хьюго отдернул руку. Застыв, он смотрел на нее. Люсинда не смела, на него взглянуть.
– Простите меня.
– Твой муж причинял тебе боль. – Он посмотрел на шрам у нее на ключице. – Это он сделал?
Люсинда кивнула.
– Это произошло случайно, – шепотом ответила она. – Он был пьян. – Ей самой очень хотелось в это верить.
– Он не хотел тебя обжечь сигарой?
– Я рассердила его, когда он был пьян. Хьюго вздохнул.
– Боже мой. Мужчина не вправе причинять боль женщине. Будь он трезвый или пьяный. – Он коснулся ее плеча. – Клянусь, я никогда не сделаю ничего подобного.
– Я знаю, вы не причините мне боли. Нарочно. Но я… – Крепко стиснув сорочку, прикрыв грудь, Люсинда отвернулась, чтобы не видеть выражения жалости на его лице. – Со мной что-то не так. Мне не нравится… это.
– Но ведь тебе нравятся поцелуи. Она вспыхнула.
– Это совсем другое.
– Он старался сделать больно, когда ласкал тебя? – О Боже. Она больше не вынесет.
– Прошу вас, милорд. Хьюго. Позвольте мне уйти.
– Ответь мне только на этот вопрос, Люсинда. Когда он ложился с тобой в постель, он делал тебе больно? Не только в первый раз, но и во все последующие?
– Да. Он говорил… что я… фригидная… – Она бросила быстрый взгляд на его лицо. – Он не мог возбудить меня, что бы ни делал. Под конец он даже не раздевался. Только выполнял свой долг и… – Голос ее дрогнул.
– А что он делал, чтобы возбудить тебя? Причинял боль?
– Он говорил, что это единственный способ заставить меня хоть что-то почувствовать.
– Ему доставляло удовольствие, что тебе больно и страшно. Хорошо, черт побери, что он мертв, иначе я убил бы его собственными руками.
– Потом он умолял простить его. Обвинял во всем меня, потому что я была равнодушна.
– Мерзавец. – Он обхватил руками ее лицо. – Бывают же такие мужчины – свиньи. Он делал это, чтобы доставить удовольствие себе, а не тебе. Люсинда, а ты не чувствовала, что что-то не так? Не говорила с твоей матерью? С какой-нибудь знакомой женщиной?
– Он пригрозил, что всем расскажет обо мне, если я хотя бы заикнусь об этом. – Она опустила ресницы, чтобы избежать его взгляда, зная, что он будет презирать ее за слабость. – Я не хотела, чтобы кто-то знал, что я… такая. – Фригидная. Холодная. Бесчувственная.
– Я в это не верю. Ты страстная женщина. Я почувствовал это в тот момент, когда встретил тебя. Этот… человек украл у тебя радость и наслаждение. Нельзя жить, думая, что между мужчиной и женщиной существует лишь то, что причиняет боль.
– А что, если вы ошибаетесь?
– Не ошибаюсь. Ты зажигаешь огонь в моей крови, когда я держу тебя в объятиях. Но ты никогда ничего не узнаешь наверняка, если не попытаешься. – Не прикасаясь к ней, он провел языком по ее губам.
Их языки сплелись и пустились в пляс. Охватившее ее желание возрастало с каждой секундой.
– Твой поцелуй опалил меня словно огнем. – Хьюго улыбнулся.
– Обнимите меня, – попросила Люсинда.
Хьюго выполнил ее просьбу. Стал ласкать ее, покрывать поцелуями. Коснулся грудей. Люсинда ахнула.
– Снимите рубашку. Я хочу посмотреть на вас.
Он сорвал с себя рубашку, не расстегивая, через голову и стоял не двигаясь.
Бронзовый бог войны. Но в отличие от статуи этот воин-бог жил, дышал. От него исходило тепло. Люсинда с восторгом смотрела на него.
Затем указала на белую дугообразную полоску на груди:
– Что это?
– Удар саблей.
– А это? – Ее палец задержался на шраме размером с крону у него на боку.
Он вздохнул и пожал плечами:
– Пуля задела.
– Вас могли убить.
– Да. – Он выгнул бровь. – Прикоснись ко мне, если хочешь.
Она облизнула губы и посмотрела на вертикальную линию темных волос, разделявшую его живот. Распластала ладони на его груди, ощутила, как соски затвердели под ее руками. Из груди его вырвался гортанный стон.
Она отпрянула.
– Умоляю, не останавливайся, – проговорил он. – Это такое наслаждение!
Она погладила его плечи.
Он обнял ее и стал поглаживать спину ритмическими кругами, ласкал ее грудь, пока соски ее не защипало, и они не запылали от жажды его прикосновений.
Дрожащими пальцами она исследовала контуры его мышц, руки, напрягшиеся под ее руками, его горячий плоский живот. Он с шумом втянул в себя воздух, когда она провела пальцем по линии волос к его ремню.
– Полежи со мной, Люсинда, – прошептал он ей в волосы.
– Да. – Неужели она произнесла это вслух?
Наверное, сказала, потому что одним плавным движением он положил ее на огромную кровать и вытянулся рядом.
Хьюго наклонил голову, и она подставила ему губы для поцелуя.
Он обхватил ее грудь. Люсинда насторожилась.
– Не бойся, больно не будет. Если не понравится, скажешь. Я остановлюсь.
Люсинда едва заметно кивнула.
Он поцеловал ее в уголок рта, в щеку, в подбородок, опуская голову все ниже.
Он прижался губами к ее груди сквозь сорочку. Она впилась пальцами ему в плечи.
– Ах, дорогая, – сказал он с вздохом, – не нужно молча терпеть меня. Скажи, чего ты хочешь.
– Мне нравится, – выдохнула Люсинда.
– Атак? – Он опустил голову еще ниже и провел языком по ее соску.
– Да, – прошептала она. Желание достигло своего апогея.
Ее тело превратилось в инструмент, на котором он мог играть, извлекая из его глубин чарующую музыку. Люсинда забыла обо всем на свете.
Его руки скользили по ее телу, трогали, ласкали и вызывали невообразимую сладость, шепча песню на ее коленях, и, наконец, они скользнули между ее ног.
Он поднял голову. Она разочарованно вздохнула.
– Ты меня убиваешь. Я хочу видеть тебя всю, – прошептал Хьюго и потянул кверху подол ее сорочки. Люсинда приподнялась, чтобы помочь ему полностью раздеть ее.
– Красавица. – Хьюго с благоговением смотрел на нее.
– Какая я красавица? Нос большой, подбородок квадратный, и вообще меня слишком много.
– Ты великолепна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28