пустив в ход все свое влияние и не жалея денег на взят­ки, они добились разрешения на превращение часовни при Верхне-Исаакиевском ските в церковь. После органи­зации регулярного культа этот скит превратился в на­стоящий монастырь, а вслед за ним обстроились церква­ми и превратились в монастыри еще четыре скита. Та­ким образом, впервые после векового перерыва возобно­вился на легальном основании правильный старообряд­ческий культ; ниже мы увидим все огромное организаци­онное значение этого события. Душою всего дела были московский купец Юршев, ставший первым настоятелем Исаакнева монастыря, Вольский купец-миллионер Злобин и Вольский же купец, имевший дело и в Москве, Рас­торгуев; они же давали и средства на постройку и обо­рудование церквей, не жалея денег, чтобы блеснуть перед никонианами. Так, только утварь для одной из церквей обошлась в 100 000 рублей на тогдашние деньги. Таким путем вся иргизская колонизация сразу становилась под руководство и влияние буржуазного старообрядчества; иргизские монастыри наполнились монахами из кержен­ских скитов, а настоятелями монастырей становились обычно монахи из московских и нижегородских купцов. В слободы, образовавшиеся вокруг монастырей, потяну­лись не только зарубежные старообрядцы из Польши, но также старообрядцы со всех концов империи, а вслед за ними и все те, кого так или иначе гнал закон: беглые кре­стьяне, казаки, солдаты, попы. На Иргизе же в Верхне­успенском ските побывал и Пугачев перед восстанием. Пустынные дотоле берега Иргиза застроились слободами (Криволучье, Балаково, Каменка, Мечетное - теперь Пугачевск), колонисты занялись отчасти земледельческими, отчасти рыболовными промыслами, но всецело зависели от монастырей. Эта зависимость формально была закреп­лена указами Александра I 1801 и 1804 гг., по которым монастырям, дабы доставить им «вечное незыблемое спо­койствие», было передано в собственность 12 534 десяти­ны земли вместе с сидевшими на них крестьянами, т. е. теми же колонистами.
Кроме Иргиза после указов 1764, 1769 и 1785 гг. мно­жество переселенцев из-за границы поселилось в различ­ных городах, записываясь в купечество, и усилило таким образом существовавшие там ранее общины. Наконец в конце 1771 г. легально организовалась московская груп­па старообрядцев-купцов и сейчас же после этого выдви­нулась на первое место как естественный центр старооб­рядческих буржуазных общин. Москвичи воспользова­лись чумой, посетившей в этот год Москву: испросив у властей разрешение открыть и содержать на средства группы московских старообрядцев чумной карантин и кладбище за Рогожской заставой, старообрядцы устрои­ли там часовню и создали таким образом организацию, имевшую официальное право на существование под фла­гом благотворительности. В руках рогожской общины к началу XIX в. оказывается уже сила миллионных капи­талов, которая заставила преклониться перед собою ста­рые центры - Керженец, Стародубье и Иргиз - и напра­вила по своей воле развитие старообрядческой церкви. «Что положат на Рогоже, на том станет Городец, а на чем Городец, на том и Керженец», - говорили в Керженце и на Волге, а в Саратовском крае им вторили: «на Ро­гожской дохнут - на Иргизе попа дадут». Это руководя­щее положение рогожской общины в церковных делах опиралось на руководящую роль рогожского торгового капитала. В начале XIX в. Таганка и Рогожская были как бы головой огромного спрута, протянувшего свои щупальца во все стороны Российской империи, вплоть до крайних ее пределов. Церковная организация поповщины была лишь псевдонимом широкой организации торгового капитала, главными владельцами которого были тогда «благословенные» адепты старой веры. Главное место в торговом обороте этой эпохи занимала торговля хлебом. Рогожская и Таганка задолго до организации специаль­ной торговой агентуры уже имели таковую в лице старо­обрядческих общин хлебородных губерний: Тульской, Ор­ловской, Воронежской, Тамбовской, Пензенской, Сим­бирской, Саратовской, Самарской. Постоянные и регу­лярные сношения общин этих губерний с рогожской мет­рополией ставили рогожцев в известность о видах на уро­жай, о ценах на хлеб и давали возможность в наиболее благоприятную минуту и ранее всех других конкурентов производить закупки. Донские, уральские и нижневолж­ские общины играли такую же роль по отношению к рыб­ной торговле, общины степных губерний - по отношению к торговле скотом. Рогожское кладбище рассылало во все стороны ходебщиков-офеней, в руках рогожцев на­ходилась вся московская ямская слобода - ямщики бы­ли сплошь почти все старообрядцы. Неудивительно, что и в Москве, и на Нижегородской ярмарке, и на других крупных ярмарках рогожцы устанавливали цены на все важнейшие товары, их влияние чувствовалось даже в Иркутской губернии, в Бухаре и Хиве. Войны начала XIX в., кончая войной 1812 г., доставили рогожцам целый ряд выгодных казенных подрядов и поставок. В это вре­мя капиталы наживались со стремительной быстротою, и нередки были случаи, что простой ходебщик-офеня ста­новился в полтора-два года миллионером.
ЦЕРКОВНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ПОПОВЩИНЫ
Господством посадского бюргерства определились идеология поповщинских общин, их культ и церковное устройство. Ранее мы видели, что посадское течение в расколе, поскольку оно выразилось в событиях 1682 г., не имело той анархически-эсхатологической окраски, ка­кою отличалась крестьянская реформация конца XVII в. Посадские люди были в оппозиции данному правитель­ству и если иногда употребляли «антихристову» термино­логию, то никогда не связывали с нею того чувства безна­дежности и отчаяния, разрыва с существующим строем и его порядками, какими была проникнута идеология самосожженцев. С точки зрения посадских людей, вина дво­рянского государства заключалась в том, что оно отняло у посада свободную корпоративную организацию и под­чинило его принудительной организации казенного тягла; поскольку эта последняя связывала свободное развитие буржуазии, эксплуатируя ее накопления в пользу казны, она была ненавистна посадским людям. Уничтожение привычных форм культа и корпоративной организации приходов с подчинением приходских священников власти архиереев довершило сумму обид, нанесенных бюргерст­ву. Уходя из дворянского государства и образуя свои сво­бодные общины, посадские люди снова получали свободу развития. Добившись права образовывать внутри госу­дарства под тем или иным флагом церковные общины, посадские люди получили также возможность создать по своему желанию организации для накопления и господ­ства. При таком положении дела религиозная идеология не могла блистать новизной. В ней все старо. В противо­вес правительственной церкви, которая со времени Петра I подпадает под сильнейшее влияние юго-западной схоластики, старообрядческая буржуазная идеология старается держаться именно тех воззрений, которые от­зываются особенной стариной. По содержанию эта идео­логия по-прежнему анимистична, цитированный нами ра­нее список святых, целителей различных болезней и бед­ствий в наиболее полной редакции сохранялся и сохраня­ется в старообрядческих книгах; иконам старинного пись­ма в течение всего XVIII в. придается магическая сила, а иконы нового письма считаются простыми досками и т. д. По форме культа посадское старообрядчество придавало силу только старинным дониконовским формулам; служ­бы и таинства никонианской церкви - не службы и не таинства. Новые элементы идеологии, давшие такой пышный расцвет в иных старообрядческих организациях, не привились в посадской среде. Никонианская церковь еретическая, но из этого не следует, что на земле нет больше церкви и что в мире царит антихрист, которому поклонились царь и архиереи, и что поэтому надо уходить из мира и даже принимать огненное крещение, что­бы снять с себя всю скверну антихристова мира. Напро­тив, еще в 1691 г. на соборе на Керженце в составе кли­рошан и «множества бельцов», главным образом с Волги и с запада, самосожженцы были торжественно отлуче­ны от церкви как «прельстители и прельщенные» и лише­ны церковного погребения и поминовения. Посадские ста­рообрядцы полагали, что истинная церковь - это старо­обрядческая церковь и хотя царь еретик, но он является главой правительства, ему надо по слову апостола Павла повиноваться. Антихристова идеология быстро поблекла в умах посадских старообрядцев, и они никогда не всту­пали в споры по поводу молитвы за царя. В иргизских монастырях, где с конца XVIII в. сосредоточился офици­ально дозволенный старообрядческий культ, поминали за богослужением не только царя, но и губернатора. Мало того, при всеобщей продажности администрации во вто­рой половине XVIII в. старообрядчеству ничего не стоило купить местных представителей власти и подчинить их всецело своему влиянию.
Оставив в стороне религиозную идеологию, посадское старообрядчество всю энергию своего творчества обрати­ло на выработку церковной организации. Остаться без церкви посадские люди не могли и не хотели: это зна­чило бы внести расстройство в весь житейский уклад, спутать все имущественные и торговые дела, тесно свя­занные с семейною жизнью, браком и наследованием. Поэтому они резко отмежевались от беспоповщинских толков, выработавших свое учение на новгородских ста­роверческих соборах в 1692 и 1694 гг., которые определи­ли, что так как верные «православного священства в кон­це лишились», то некому уже крестить детей и венчать браки. Эта внутренняя причина не была единственной. Только церковная организация могла удержать в слепом подчинении верхам многочисленные элементы низов, тя­нувшиеся к старообрядчеству. Основой всякой церковной организации является культ, культ был немыслим без его профессиональных отправителей. «Без попов нам быть никак невозможно» - так формулировало эту по­требность посадское старообрядчество XVIII в. Без свя­щенства нет культа, нет таинств. Откуда достать священ­ство? Заботы о священстве, погоня за попами и дали по­садскому старообрядчеству кличку «поповщина».
До конца XVII в. вопрос о попах еще не был больным. Мы видели, что реформа Никона сопровождалась массовым смещением старых приходских священников и заме­ною их новыми. Все смещенные или штрафованные свя­щенники ушли в старообрядчество, и культ первое время продолжал функционировать так же беспрерывно, как и ранее. Но в начале XVIII в. это дониконовское священст­во быстро стало вымирать, а единственный оставшийся верным расколу епископ Павел Коломенский умер, не посвятив на свое место преемника. Без епископа не могло быть священства.
Вопрос о попах стал больным местом старообрядчес­кой церкви. В XVIII в. она пыталась разрешить его дву­мя путями.
Первый путь открывался благодаря той позиции, ка­кую старообрядческая церковь заняла по отношению к синодской. Эта церковь еретическая, но все же церковь. Даже Аввакум не отрицал за нею такого наименования. Можно было с соблюдением известных условий прини­мать священников, уходящих в старообрядчество из ни­конианской церкви. Нашли указание такого рода у са­мого высшего авторитета, того же Аввакума: «Аще поп тот проклинает никонианскую ересь и всю службу их и всею крепостию любит старину, по нужде настоящего ради времени да будет поп, и к тем церквам приходите». Этот совет, данный для эпохи гонений, старообрядцы вспомнили, когда пришлось задуматься над вопросом о замещении священнических мест. Решив в принципе во­прос о приеме беглых священников нового рукоположе­ния в утвердительном смысле, поповцы вступили в долгие и жестокие споры по вопросу об условиях приема новых священников. Никонианская церковь еретическая; но ка­нонические правила делили все еретические церкви на три разряда: еретики первого чина могли приниматься по канонам только после вторичного крещения, причем счи­талось, что если переходит от еретиков поп, то благодать священства им утрачивалась, и новокрещенного заново нужно было посвящать; еретиков второго чина можно было принимать после вторичного миропомазания («пе­ремазывания»), еретиков третьего чина - после простого проклятия ересей («исправы»). По первому чину прини­мать было немыслимо, ибо не было епископа, который бы посвятил вновь перекрещенного попа. Зато около вопро­са о том, какому чину из остальных двух отдать предпоч­тение, загорелась жестокая полемика, которая велась и в устных спорах, и в полемических сочинениях, и в пере­писке общин между собою. Защитники третьего чина с формальной стороны были более правы, чем защитники второго чина. Миропомазание немыслимо без надлежаще изготовленного мира, которое должно быть сварено епис­копом; но у старообрядцев было только миро, сваренное в 90-х годах XVII в. на Ветке попом Феодосием Ворыпиным, т. е. сомнительного качества. Когда иссякло это миро, в 1777 г. на Рогожском кладбище было сварено по­пом Василием новое миро, но оно показалось третьечинникам еще более сомнительным, чем прежнее миро, так как Василий варил его не в специальном сосуде, а в ог­ромном самоваре и при варке пропустил часть положен­ных молитв. Сомневаясь в качестве мира, третьечинники приводили против перемазывания и теоретические возра­жения, утверждая, что перемазывание, так же как и кре­щение, смывает благодать священства. Второчинники отвечали, что по нужде возможны всякие отступления от канонических правил, «по нужде и закону применение бывает», а избежать уничтожения благодати священства можно самым простым способом: перемазывать попа, одев его в эту самую благодать, т. е. в полное священни­ческое облачение. Теоретическая слабость этой позиции возмещалась ее практическими выгодами: признание третьего чина вело к соглашению с никонианской цер­ковью, а признание второго чина подчеркивало особен­ность и различность старообрядческой церкви от синод­ской. Полемика не прекращалась, и было решено для окончания спора о перемазывании созвать собор. Он со­стоялся в 1779-1780 г. в Москве, на Рогожском кладби­ще. На сторону второго чина стал Юршев и все купечест­во, а третьечинники остались в меньшинстве. В виде уступки им было решено только уничтожить подозритель­ное миро, сваренное Василием. Лидер меньшинства Никодим Колмык пошел тогда на прямое соглашение с си­нодской церковью, и в 1800 г. было учреждено единове­рие, к которому присоединилась часть стародубских старообрядцев из среды мещанства. Единоверцы призна­ли иерархию и догматы синодальной церкви, а взамен по­лучили клир, обязавшийся служить по старым обрядам. Но еще задолго до решения собора 1779 г. в поповщи­не почти исключительно господствовала практика пере­мазывания. Ее проводили Керженец и Ветка - эти пер­воначальные иерархические источники и ученая акаде­мия поповщины. На Керженце центром культа был скит Смольяны, или Старый Керженец. У тамошнего попа Дионисия Шуйского был запас мира и даров, освященпых еще при патриархе Иосифе, в Смольянах и произво­дилось первоначально перемазывание беглых священни­ков. Но с XVIII в. перемазанский центр переместился на Ветку. Основателем правильного культа на Ветке был уже упомянутый поп Феодосий Ворыпин, начавший свою церковную карьеру священником в Рыльске еще при пат­риархе Иосифе. Когда начались преследования старой веры, Феодосий бежал на Дон и там принял деятельное участие в противомосковском движении. Выданный Мо­скве, он был сослан в Кирилло-Белозерский монастырь, откуда, притворившись покаявшимся, получил возмож­ность уйти. Он отправился сначала на некоторое время в Поморье, а потом ушел на Керженец, где скоро приоб­рел большой авторитет, был выбран преемником умер­шего около 1691 г. попа Дионисия и получил запасные старые дары. Вследствие преследований правительства Феодосий должен был бежать на Ветку и по дороге, в Калуге, набрел на старую заброшенную церковь, в кото­рой оказались престол и антиминс, освященные еще патриархом Иосифом, и иконостас эпохи Иоанна Грозно­го. Феодосии завладел этим сокровищем, в глухую ночь освятил в церкви дары и со всеми сакралиями явился на Ветку. Там его заботами была достроена церковь, зало­женная еще до его прихода, заведен правильный культ, организована «исправа» попов посредством перемазыва­ния и миссия в старообрядческие общины. Недостатка в священниках, уходивших из синодской церкви и бежав­ших на Керженец и Ветку, не было. Как мы видели в предшествующей главе, священников в первой половине XVIII в. было «свыше потребы». И в те периоды, когда безместных и бродячих попов Петр забирал в солдаты, а также во время «разборов» Анны масса священников бежала на Керженец и Ветку. Не обладая высокими мо­ральными достоинствами, они, однако, имели неоспори­мое право совершать таинства и с распростертыми объя­тиями принимались в старообрядческих общинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59