А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Эта раскольничья инквизиция про­существовала около семи лет, пока двойной оклад не был передан в ведение сената, тогда канцелярия розыскных раскольничьих дел была упразднена, сыск раскольников перешел в ведение гражданских властей, а за синодом остался только суд, производившийся с прежней жесто­костью.
Ужасы инквизиции и правительственных репрессий только увеличивали из года в год поток эмиграции. Под­водя итоги эмиграции первой половины XVIII в., тот же автор «Церковной истории» пишет: «Населились от ве­ков ненаселяемые отдаленные сибирские и кавказские горы. Умножились российским народом области: мало­российская, белорусская, польская и бессарабская. Наделились тем же уделом в значительном числе целых обществ многие державы: Турция, европейская и азиат­ская, Валахия, Молдавия, Австрия и Пруссия». Эта эми­грация носила буржуазный характер. Только такие при­верженцы раскола, у которых были средства, могли вы­селиться в зарубежные страны и устроиться там, могли предпринять эмиграцию; крестьянство бежало в лесные и горные дебри и там скрывалось от гонений «антихриста». Заграничные колонии эмигрировавших старообряд­цев и дали впоследствии основной контингент адептов старообрядческих церковных организаций, поповщинских и беспоповщинских, т. е. принимавших священников, пе­реходивших из никонианской и синодской церкви, и не принимавших и обходившихся без священников.
Первая ячейка будущей поповщинской старообряд­ческой церкви была заложена эмиграцией 12 купеческих семейств, выселившихся в 70-х годах XVII в. из Москвы под руководством попа Кузьмы от Всех святых на Кулишках (в Белом городе, цитадели московского купече­ства) в Стародубье и основавших слободу Понуровку. За московской колонией последовали колонии из других городов - из Калуги, Белева, Орла, Ярославля, Кост­ромы, Великих Лук, Вязьмы, Юрьева-Польского и еще шести других пунктов. В Стародубье были уже в это вре­мя раскольничьи эмигранты из крестьян, так что образо­вавшиеся в Понуровке, Семеновке, Злынке, Зыбкой (бу­дущем Новозыбкове) и в других местах купеческие сло­боды сейчас же нашли себе точку опоры. Первое время старообрядческие поселения в Стародубье пользовались значительными льготами, при помощи которых украин­ские светские и духовные державцы старались привлечь на свои пустынные земли переселенцев из-за московского рубежа. Но после хованщины московское правительство потребовало от украинского гетмана Самойловича при­нятия репрессивных мер против бежавших на Украину раскольников. Обеспокоились и сами стародубские дер­жавцы, опасаясь, как бы и у них московские «воры» не подняли смуты. Тогда началась эмиграция старообряд­цев за польский рубеж. Соседние польские магнаты так­же были заинтересованы в заселении своих обширных и пустынных владений и охотно давали большие льготы не только податного, как на Украине, но и вероисповедного характера. Так, например, Ходкевич в «осадном листе», выданном поселившимся на его землях раскольникам, кроме свободы от податей на первые годы осадничества, свободы передвижения и права торговли на равных ос­нованиях с местным мещанством дал право «вольно» дер­жать попов, ставить церкви, часовни, скиты и монастыри во всех обширных владениях гетмана. Эти условия пока­зывают, что уходила за польский рубеж главным обра­зом посадская часть старообрядчества вместе с белым и черным клиром. Крестьянская часть в значительной доле вынуждена была оставаться в Стародубье. Центром, экономическим и церковным, этой зарубежной старообряд­ческой эмиграции стала колония на Ветке, острове на р. Соже, на самой границе с Украиной, во владениях мозырского воеводы Халецкого. Эта колония была основана московскими эмигрантами, вынужденными оставить Понуровку. Ветка скоро обросла новыми колониями, заняв­шими пространство на 40-50 верст в окружности; снача­ла слобод образовалось 14, а к 1722 г. прибавилось еще 9.
Ветковские поселения стали первым оплотом старо­обрядческой посадской организации. В какие-нибудь 5- 10 лет ветковские слободы разрослись в крупный торго­вый центр, захвативший в свои руки нити торговли меж­ду Левобережной Украиной и Белоруссией, их население достигло солидной цифры - 40 000 человек благодаря постоянному притоку новых эмигрантов из метрополии, привлекаемых вольною и «святою» жизнью ветковцев: «И те слободы расселены, как превеликие города, где премногое число из разных городов беглые богатые куп­цы, называя себя раскольниками, укрываются от поло­женных на них податей и рекрутских наборов». От Ук­раины и Белоруссии торговые связи ветковцев протяну­лись также на восток и северо-восток - на Калугу, Мо­скву, Поволжье, Дон и т. д. Торговая деятельность вет-ковских старообрядцев опиралась на кустарей Старо­дубья и отчасти Ветки, которые стали объектом эксплуа­тации ветковских купцов. Образовавшиеся в лесах и сы­пучих песках Стародубья крестьянские старообрядческие общины не могли развернуть зернового хозяйства, им до­стались наихудшие земли, зачастую непригодные для земледельческой культуры. Отсюда естественно, что в крестьянских слободах развилась кустарная промышлен­ность. Стародубские шапошники, портные, скорняки, шорники, красильщики, рукавичники, бондари и иные первоначально были перехожими ремесленниками, но церковная их связь с Веткой, откуда в Стародубье по­стоянно являлись священники для совершения треб, очень скоро превратила их в постоянных поставщиков ветковских купцов. Последние предоставляли кустарям кредит, снабжали их сырьем и быстро опутали своих еди­новерцев густою паутиной экономической зависимости, скрепленною гипнозом «старой веры». Так на этих рели­гиозных дрожжах быстро поднимался ветковский старо­обрядческий торговый капитал.
Не так быстро, но все же неуклонно рос и стародубский торговый капитал. Постепенно он, опираясь на свои религиозные организации, стал теснить местное право­славное стародубское купечество, которое в поисках спа­сения от этой конкуренции обратилось к защите началь­ства. С 1716 г. «стародубские купеческие люди» завали­вают гетмана Скоропадского жалобами на раскольников, которые, «двори и комори (лавки) в городе Стародубе понаймавши и разными товарами понаполнявши, распро­страняют свои промыслы... и тем стародубских купечес­ких людей, которые всякие до ратуши подати отбувают и великороссийских желнеров (солдат) беспрестанно кормят, весьма утиснули, через що до крайнего приходят разорения». Жаловались также и на раскольников из Ка­луги, Брянска, Трубчевска и других мест, постоянно ез­дивших по стародубским селам для скупки среди своих единоверцев воска, меда, пеньки и других предметов сырья, оставляя без последнего местных ремесленников. Скоропадский предписал запретить «расколыцикам и иншим великороссийским людям» торговлю в Стародубье из постоянных мест (дворов и лавок), запретить сдачу им внаем «дворов и лавок» и продажу им сырья. Но, конеч­но, этот грозный универсал остался на бумаге, и «тию их гандлю (торговлю) искоренити» не удалось, для этого прежде всего нужно было бы уничтожить ее базу, ветковский старообрядческий центр. Петровское правитель­ство, связанное в это время с Польшей военным догово­ром и общей борьбой против шведов, ни на какие серь­езные меры против Ветки не пошло.
Гроза разразилась над Веткой только в 30-х годах. Пропаганда старообрядчества, шедшая с Ветки и, по вы­ражению Дмитрия Ростовского, отторгавшая, подобно апокалипсическому змею, «от церковного неба яко звез­ды души людей православных», стала с 20-х годов весь­ма беспокоить руководителей православной церкви. Ни­жегородский епископ Питирим просил Петра I разорить «ложную их церковь», но Петр не внял этой просьбе. Толь­ко правительство Анны, повсюду разыскивавшее бежав­шего тяглеца, обратило внимание на Ветку. Оно пыталось сначала привлечь встковцев назад в империю разными посулами - прощения вины, права свободного жительст­ва, - но умалчивало о двойном окладе, под ярмо кото­рого, конечно, ветковцы добровольно идти не хотели. Тогда в 1735 г. на Ветку была послана карательная экс­педиция под командой полковника Сытина. С Польшей в это время не церемонились: там происходили смуты из за замещения престола, Россия вместе с Саксонией, вы­ставившие своего кандидата, поддерживали его своими войсками. Сытин произвел первую «выгонку» с Ветки - разорил тамошние церкви и монастыри и выселил около 14 000 человек. Но Ветка скоро опять воскресла. Боль­шая часть монахов, разосланных по русским монастырям, бежали назад, за ними вернулись и многие бельцы, кроме того, возобновился приток новых эмигрантов. Начались новые домогательства православных иерархов о разоре­нии Ветки; но только через 30 лет, при Екатерине II, в 1764 г., произошла вторая «выгонка» с Ветки, и эта ко­лония окончательно была разорена. Ветковские поселен­цы разошлись в разные места. Одни пошли в расколь­ничьи слободы, образовавшиеся еще дальше за рубежом, в пределах киевского воеводства, другие ушли в Сибирь, на Алтай, на р. Бухтарму, где еще раньше образовались починки разных беглых людей. Но большая часть при­нуждена была выселиться назад в соседнее Стародубье. Там, на новом месте, быстро возродилась старая жизнь. Среди девственных лесов выросли торговые слободы, не­которые из них еще при Екатерине II были превращены в уездные города. В Клинцах переселенцы с Ветки завели суконные мануфактуры, число которых в XIX в. возросло приблизительно до 20; кроме того, в том же округе было образовано около 100 различного рода ремесленных ма­стерских. Клинцовские промышленники завели регуляр­ные сношения с Петербургом и Москвой. Такими же ши­рокими связями располагали и купцы-прасолы Гомеля, который уже в 30-х годах XVIII в. был крупным городом. Все крестьянство Стародубья стало в полную зависи­мость теперь от стародубских слобожан: оно было для последних рабочею силою и кроме силы капитала было связано с купечеством обаянием алтаря.
Другая линия посадского старообрядчества пошла по Волге и к Уралу, от Керженца. Читатель помнит, что на Керженце еще в конце XVII в. образовалось 77 скитов, переполненных беглыми монахами и священниками. В на­чале XVIII в. к этим скитам прибавилось еще 17. Ски­ты стали опорным пунктом для раскольничьей колониза­ции. Керженские леса и болота были еще более глухой местностью, чем трущобы Стародубья; они были пре­красным пристанищем для беглого крестьянства, но для посадских людей ничего привлекательного не представ­ляли. Но рядом была широкая торговая дорога на юг и восток, Волга с ее могучими левыми притоками. В руках старообрядцев оказались вскоре все главнейшие тор­говые пункты в Нижегородском крае и ниже по Волге. Начиная с Шуи, старообрядцы образовали далее общи­ны в Городце Балахнинского уезда, крупной для тог­дашнего времени хлебной пристани, в Горбатове, с пря­дильными мануфактурами, в Павлове, Лыскове, Макарьеве, Самаре. К концу XVIII в. регистрированных расколь­ников по берегам Оки и Волги только в пределах Ниже­городского края насчитывалось до 46 000. В пристанях и приречных слободах старообрядцы захватили в свои руки все судостроение и торговлю, совершенно оттеснив в сторону немногочисленное купечество, державшееся никонианства. «Держащиеся старой веры живут гораздо богатее держащихся веры новой, а это показывает, что бог благословляет не новую, а старую веру», - самодо­вольно замечает старообрядческий писатель. С Волги по Каме посадская раскольничья колонизация пошла на Урал и там делала такие же блестящие успехи. Уже в 1736 г. тайный советник Татищев доносил в Петербург о старообрядцах на уральских заводах, «что раскольников-де в тех местах умножилось, а наипаче, что на парти­кулярных заводах Демидовых и Осокиных приказчики едва не все, да и сами промышленники некоторые рас­кольники, и ежели оных выслать, то, конечно, им заво­дов содержать некем, и в заводах ея имп. величества бу­дет не без вреда; ибо там при многих мануфактурах, яко жестяной, проволочной, стальной, железной, почитай всеми харчами и потребностями торгуют олончане, туляне и керженцы - все раскольники». Все эти приволжские и приуральские организации поддерживали Керженецкие скиты, откуда им посылали «учителей» и попов, получав­ших в скитах «исправу».
Торговые и промышленные успехи старообрядчества, конечно, объяснялись не божиим благословением старом веры, а вполне реальными причинами. Первая заключа­лась в необыкновенной солидарности старообрядческих бюргеров между собой. Солидарность связывала не толь­ко членов одной и той же общины, тут не было ничего удивительного, ибо каждая новая колония должна была завоевывать себе жизнь совокупными усилиями и строи­лась «миром», устраивала мирское самоуправление. Бо­лее того, отдельные общины были связаны такою же со­лидарностью интересов. Она сказывалась с особенною силою в тех случаях, когда та или иная община терпела катастрофу вследствие репрессий правительства. Ветка оправилась после первой выгонки 1735 г. только благо­даря щедрой поддержке, оказанной другими общинами, в особенности нижегородскими; после выгонки 1764 г. изгнанникам помогли устроиться в Стародубье опять-таки единоверцы нижегородские и в особенности москов­ские. С другой стороны, несмотря на все преследования правительства, положение раскольников предоставляло им одну существенную выгоду, которою они всемерно и воспользовались. Как свидетельствует указ от 11 декаб­ря 1738 г., до этого времени раскольники платили только двойной оклад, «но от прочего всего освобождены, а ку­печество и крестьянство, сверх положенного на них по­душного платежа, по нарядам рекрут и лошадей, работ­ников конных и пеших ставят и подводы под всякие ка­зенные припасы дают». От всей этой лямки раскольники были освобождены, и, кроме того, селясь на окраинах, они попадали в пределы недосягаемости для чрезвычай­ных повинностей вроде содержания войска и курьеров - «чрез те места полкам маршев и другим служилым лю­дям проезда не бывает».
В середине XVIII в. старообрядческая буржуазия, российская и зарубежная, обладала уже «великими про­мыслами и торгами». Правительство Екатерины II учло это обстоятельство как финансовую возможность и отме­нило целый ряд ограничений, взвалив зато на плечи ста­рообрядцев тягло на общем основании. В конце 1762 г. был опубликован манифест Екатерины, призывавший в Россию селиться людей всех «наций», «кроме жидов», а также приглашавший вернуться в Россию всех русских беглецов, обещая им прощение преступлений и другие «матерния щедроты». Под беглецами в первую голову, как разъяснил сенат, разумелись раскольники; кроме права вернуться им были обещаны и другие льготы: раз­решение не брить бороду, носить какое хотят платье, шесть лет свободы от всяких податей и работ; каждый имел право либо вернуться к прежнему помещику (!) либо записаться в государственные крестьяне или в ку­печество. За этим манифестом последовал ряд указов, улучшавших положение всех раскольников вообще; были формально отменены указы Петра I о бороде, платье ста­рого покроя и двойном окладе; была уничтожена особая раскольничья контора, ведавшая до тех пор делами о раскольниках; раскольники были допущены к свидетельствованию на суде .и получили доступ к выборным долж­ностям. Называя раскольников вообще, эти меры, собственно говоря, имели в виду раскольничью буржуазию, которая и воспользовалась ими самым широким обра­зом. Правительство предоставило зарубежным старооб­рядцам для поселения местности по р. Иргизу, в Сара­товском крае, на старой, давно знакомой «сиротской до­роге» с Волги на Урал, по которой в лесах уже был ряд починков беглых людей, преимущественно из казаков. Все это были раскольничьи поселения и славились своим буйным нравом; так, архиепископ казанский Сильвестр в 1727 г. оправдывал перед синодом свою бездеятель­ность в борьбе с расколом в Саратовском крае тем, что без военных отрядов в слободы на Иргизе «въезжать опасно». Кроме слобод на Иргизе образовалось также не­сколько скитов, которые были церковными центрами ста­рообрядческого населения края.
Манифест 1762 г. дал толчок к быстрому росту раско­ла на Иргизе, который к началу XIX в. занял в поповщи­не совершенно исключительное положение. Организацию переселенцев на новых местах приняли на себя сущест­вовавшие внутри России раскольничьи общины и повели ее уверенным и быстрым темпом. Новые слободы, скиты и часовни росли, как грибы после дождя. Синод просил было правительство не разрешать постройки часовен, чтобы не было православным «развращения», но на его жалобы не было обращено никакого внимания. Мало того, в 1780 г. московские и поволжские купцы-старооб­рядцы достигли нового и весьма решительного успеха:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59