Такие возра­жения не в силах были оправдать повсеместного суще­ствования мзды; вся иерархия, таким образом, отрица­лась, а вместе с этим падала и зависимость Пскова от какого бы то ни было церковного начальства. Сделав такой радикальный вывод, стригольники должны были признать, что если везде посвящение происходит на мзде, то нигде нельзя найти истинного священства; но раз истинной иерархии нет, то, очевидно, она и не нужна. И стригольники тотчас же нашли в священном писании, что апостол Павел повелел учить и простому человеку. И вот на место «учителей-пьяниц, которые ядят и пьют с пьяницами и взимают с них злато, серебро и порты от живых и мертвых», еретики поставили сами себя учите­лями над народом - «творили себя головою, будучи но­гою, творили себя пастырями, будучи овцами», как кар­тинно выражается один из их обличителей. И начались «страшные вещи»: миряне судят священников и казнят их, «восхищают» сами на себя сан священства и совер­шают крещение, «мужики озорные на крылосе поют и па­ремью и апостола на амвоне чтут да еще и в алтарь хо­дят». Характернее всего была та позиция, какую заняли еретики по отношению к главной функции молитвен­ников в удельной Руси, к молитвам за умерших. Уже Карп-стригольник говорил, что «недостоит над умерши­ми пети, ни поминати, ни службу творити, ни приноса за мертвыми приносити к церкви, ни пиров творити, ни ми­лостыни давати за душу умершего». Для нас неясно теперь, на чем Карп основывал отрицание молитв за умерших. Можно предполагать, что он, вероятно, считал неправильным учение о том, будто человек может спа­стись жертвами и молитвами других, не имея собствен­ных заслуг. Наиболее крайние представители ереси, пере­кочевавшей в начале XV в. из Пскова в Тверь, шли еще дальше. Так, в одном из своих посланий митрополит Фотий около 1420 г. пишет, будто бы среди еретиков есть такие, которые признают богом только отца небесного, отрицают «евангельские и апостольские благове­сти» и начисто отрицают общественный культ со всеми его принадлежностями. Если это известие точно, то край­нее крыло ереси приобрело уже сектантский характер и пыталось создать новую веру и новый культ; оно, впро­чем, было очень слабым.
Эти общие черты стригольнической ереси совершен­но ясны по своему характеру: перед нами движение, но­сящее не аскетическо-дуалистический характер, как ду­мает почему-то М. Н. Покровский, не приводя при этом никаких аргументов в подкрепление своего взгляда, но протестантско-реформационный. Как лютеранство, так и стригольничество выступают против эксплуатации местной церкви со стороны чужого духовного сеньера, как лютеранство, так и стригольничество приходят от­сюда прежде всего к отрицанию тех положений, которые являются для этого сеньера и его клира источником доходов, необходимости профессиональной иерархии, необходимости содержания клира, необходимости молитв за умерших. Как вслед за лютеранством возникают крайние, уже сектантские течения, так и стригольниче­ство выделяет крайнее, сектантское крыло. Таким обра­зом, первым русским проявлением протестантизма надо считать именно стригольников, а не жидовствующих, как делает М. Н. Покровский (Очерк истории русской культуры, ч. II, 5-е изд. М., 1923, с. 38, 54). Многогран­ное религиозно-рационализаторское движение, извест­ное под этим последним именем, возникло в последней четверти XV в. и является особенно любопытным. Оно по своей социальной основе было шире стригольничест­ва и несравненно более могучим. Неудивительно, что историки церкви занимались им особенно внимательно, но совершенно в нем запутались.
В лице жидовствующих мы имеем дело с широким и сложным явлением, сыгравшим немаловажную роль в событиях конца XV-начала XVI в. Возникнув в Нов­городе, ересь, по словам Иосифа Волоцкого, проникла и в Москву, ко двору самого князя, заразила будто бы са­мого митрополита Зосиму и потом перекинулась в за­волжские монашеские скиты. Очевидно, что, несмотря на уверения Иосифа, будто все еретики держались одних и тех же взглядов, дело было не совсем так, разнообра­зие социальной среды, захваченной ересью, должно было повлечь за собою значительные оттенки в идеологии. Но, не будучи в силах распутать этот клубок противоре­чий, церковные историки пришли к самым противопо­ложным выводам о сущности ереси. Так, А. С. Архангель­ский пришел к отчаянному выводу, что никакой ереси не было, а были только отдельные лица, высказывавшие критические мнения по поводу различных вопросов ве­роучения и церковного управления. На противополож­ном полюсе стоит Е. Е. Голубинский, как будто расте­рявший во II томе своей «Истории русской церкви» все то критическое чутье, которое после первого тома соста­вило ему громкую славу «научного» церковного истори­ка. Он без дальних разысканий объявляет, что «ересь жидовствующих в ее собственном виде представляла из себя не что иное, как полное и настоящее иудейство, или жидовство, с совершенным отрицанием христианст­ва». Кроме того, Голубинский находит «несобственный» вид ереси, заключавшийся в христианском вольномыс­лии, о котором, однако, он ничего определенного сказать не может. Между этими двумя крайностями стоит сред­нее мнение Панова, который считает ересь жидовству­ющих непосредственным продолжением стригольничест­ва, случайно испытавшим на себе незначительное влияние иудейства. Бессилие церковных историков объясняется тем, что каждый из них оказался в плену у какого-либо одного источника, который казался пред­почтительнее других. Не владея подлинно научным ме­тодом, но применяя обычные приемы богословских логическо-прагматических построений, церковные историки не могли разобраться и в источниках, отражавших точки зрения различных социальных групп той эпохи. Недале­ко оказался от них и П. Н. Милюков, не идущий дальше самого элементарного прагматизма.
Для правильного суждения о ереси приходится прежде всего оценить те источники, которые сообщают нам о ереси жидовствующих. У нас имеются, во-первых, по­слания новгородского архиепископа Геннадия об ерети­ках, содержащие отрывочные данные о них, которые те­ряются среди жалоб на бездействие московских властей; во-вторых, «Известие» митрополита Зосимы о соборе 1490 г. с обличением ереси и приговор этого собора по делу о еретиках; в-третьих, сочинение Иосифа Волоцкого «Просветитель», целиком посвященное изобличению ереси. Это последнее заключает в себе 16 слов, изобли­чающих различные заблуждения еретиков, и в качестве предисловия дает «Сказание о новоявившейся ереси», представляющее из себя небольшой исторический очерк ереси, в котором рассказывается, как ересь возникла в Новгороде, как из Новгорода проникла в Москву, и ука­зываются поименно московские еретики. «Сказание» кончается рассказом о соборе 1490 г.; а в 15 слове сооб­щаются сведения о втором соборе на еретиков, 1504 г., вставленные в книгу уже после ее выхода в свет.
Ценность первых двух источников не подлежит ни­какому сомнению: они документально удостоверяют существование ереси в Новгороде и дают возможность судить о характере этой ереси. Но зато к сообщениям «Просветителя» приходится относиться с большой осторожностью. В противоположность Геннадию, кото­рый имел лично дело с еретиками в Новгороде, Иосиф, сидя до 1503 г. безвыездно в своем монастыре, не видал и не слыхал лично ни одного еретика и писал о новгород­ских еретиках отчасти на основании сообщений Генна­дия, отчасти на основании других слухов, которые до него доходили, и притом передавал добытые им сведения не только без всякой критической проверки, но еще сдоб­рив их своим объяснением ереси. Именно в то время, как Геннадий, допуская некоторое иудейское влияние, счи­тает, что ересь в Новгороде возникла главным образом под влиянием маркеллианской и массилианской ереси, Иосиф нашел ключ к ереси в слове «жид», и с его легкой руки и пошел совершенно неправильный термин «жидовствующие». В изложении идеологии еретиков Иосиф значительно расходится с приговором 1490 г., в кото­ром нет и половины тех «ересей», о которых говорит Иосиф. Далее, московские еретики были политическими противниками Иосифа, так как стояли за секуляризацию церковных имуществ; поэтому при характеристике их Иосиф стремится прежде всего очернить их с моральной стороны, пишет, что глава московских еретиков, митро­полит Зосима, был человеком «объядаяйся и упиваяйся и свинским житием живый» - обычный тип русского крупного иерарха этой эпохи - и что Зосима, «обретая простейших, напоял их ядом жидовским»; но про идео­логию московских еретиков он может только сказать, что они «баснословия некая и звездозаконию учаху и по звездам смотрети и строити рождение и житие человече­ское, а писание божественное презирати, яко ничтоже суще и непотребно человеком». Поэтому сообщения «Просветителя» никоим образом нельзя класть в осно­ву нашего суждения об ереси, как это сделал Голубинский. Они могут иметь значение только после поверки их остальными нашими источниками. Но зато для ха­рактеристики воззрений и методов осифлянскои партии, принимавшей самое деятельное участие в жестокой церковно-политической борьбе конца XV и первой половины XVI в. «Просветитель» имеет, конечно, первостепенную ценность.
Первое, что мы должны отметить, заключается в пестроте социальной базы ереси. В Новгороде это сто­ронники московской партии, из мелких людей и клиро­шан; в Москве это, с одной стороны, приближенные князя, с другой стороны, гонимое им боярство. Другими словами, к ереси примыкали и тогдашние «левые», по­скольку московский князь проводил политику борьбы с удельным феодализмом и северным городским партику­ляризмом, а с другой стороны, и тогдашние «правые», поскольку боярство боролось за сохранение своих зе­мель и привилегий. Противоречивость обычная, сплошь и рядом возникающая в моменты переходных эпох. По­этому мы поймем сущность ереси и ее причудливые из­вивы только в том случае, если постоянно будем огля­дываться на социально-политическую борьбу эпохи и на ее острые моменты.
Появление ереси в Новгороде совпало с ожесточен­ной борьбою новгородских партий перед вторым похо­дом Ивана III на Новгород. Эта борьба с самого начала была не чужда некоторых религиозных мотивов. Сокру­шившая Псков и готовая сокрушить Новгород Москва казалась боярству и его религиозным идеологам анти­христовым царством; когда падет Новгород, восторже­ствует антихрист, и вскоре настанет кончина мира. Это ожидание находило себе поддержку в церковном доку­менте: пасхалия была рассчитана только до 1492 г., который должен был соответствовать 7000 г. от сотворе­ния мира, а 7000 лет - это срок существования мира. В одном сборнике XV в. в конце пасхалии была сделана особая приписка, в которой говорилось, между прочим: «Сие лето на конце явися, в оньже чаем всемирное тор­жество пришествие твое». Такая же приписка повторя­ется в летописях XV в., и ею оперируют в поучениях тог­дашние иерархи.
Новгородская ересь появляется одновременно с оживлением эсхатологических чаяний. Иосиф приводит со слов Геннадия имена первых новгородских еретиков с обозначением их профессии: из 23 лиц 15 человек - священники, или крылошане, или сыновья священников, а остальные, судя по прозвищам (Гридя Клоч, Мишук Собака, Васюк Сухой и др.), принадлежали к московской партии, состоявшей главным образом из черных людей, которые ожидали от соединения с Москвой дешевого хлеба. Если мы вспомним, что новгородское белое духо­венство так же, как черные люди, было в полном подчи­нении у боярства и архиепископа, то для нас ясны будут причины московских симпатий церковной части новго­родских еретиков. Идеология еретиков также коренится в перипетиях партийной борьбы конца XV в. и, с одной стороны, развивает доктрину стригольников, поскольку эта последняя критиковала вероучение и обрядность феодальной церкви, с другой стороны, вооружается про­тив эсхатологических ожиданий боярской партии, кото­рые, до известной степени, были, конечно, приемом пар­тийной борьбы, средством воздействия на суеверный черный люд. Доводы еретиков были обставлены таким ученым аппаратом, с которым представителям феодаль­ной церкви, привыкшим к начетническому методу, бороться было трудно. Еретики воспользовались всеми теми источниками культурного просвещения, какие пре­доставляла широкая новгородская торговля, и не только знали такие библейские книги, как кн. Бытия, Царств, Притчи, Иисуса сына Сирахова, которые не были изве­стны даже архиепископу Геннадию, но имели понятие о таких отцах церкви, как Дионисий Ареопагит, знали ло­гику и познакомились со средневековой иудейской кабба­лой, астрономией и астрологией. Последнее обстоятель­ство и дало Иосифу Волоцкому возможность, предвосхи­щая метод «истинно русских» людей начала XX в., найти сразу и безошибочно корень зла: «Жидовин именем Схария... диаволов сосуд и изучен всякого злодейства изобретению, чародейству же и чернокнижию, звездозаконию же и астрологы», приехавший в 1471 г. в Нов­город, и еще три других «жида» из Литвы, приехавшие вслед за Схарией, «прельстили» первых еретиков, попа Дениса и протопопа Алексея; «жиды» научили их «жидовству», велели втайне быть «жидами», а снаружи ка­заться христианами и превратили их в самых ревностных пропагандистов «жидовства».
Открыв таким образом корень ереси, Иосиф немного ниже рассказывает, что Иван III, посетивший Новгород в 1480 г., взял с собою Алексея и Дениса и определил первого протопопом в церковь Успения, а второго - по­пом к Михаилу Архангелу. Чувствуя, что такой посту­пок царя по отношению к «явным жидам» был чисто антихристовым действием, и не решаясь в то же время отождествить великого князя с антихристом, Иосиф объ­ясняет этот пассаж тем, что Алексей «волхвованием подойде державного». Но эта лазейка не может спасти схемы Иосифа от краха в глазах всякого непредубеж­денного критика, и мы сейчас увидим, что в религиоз­ных воззрениях еретиков, по существу, «жидовства» почти не было.
Москва была для боярской партии в Новгороде цар­ством антихриста. Еретики, как представители москов­ской партии, прежде всего должны были опровергнуть это воззрение. Они не поступили в этом случае так, как поступил московский летописец, предложивший новгородцам «на себя оборотиться»: это-де в «окаянную Мар­фу» вошел «прелестник-диавол», а Ивану III, напротив, в походе на Новгород сопутствовали ангелы. Для начи­танных новгородских еретиков такое состязание было не нужно. Им был известен иудейский «Шестокрыл», кни­га, очень распространенная в то время между книжными людьми из среды городского духовенства; и из этого «Шестокрыла» помимо всякого Схарии и иных «жидов» еретики могли узнать, что по иудейскому счету от сотво­рения мира прошло почти на 750 лет меньше, чем по христианскому; а так как иудейский счет велся по ори­гиналу, по еврейской библии, а не по александрийскому переводу (в котором хронологические данные не сходят­ся с еврейскими) и так как, далее, после окончания биб­лейских времен, иудеи вели счет времени по прежнему, библейскому способу, а официальная церковь пользова­лась языческим юлианским календарем, то еретикам было ясно, какому летоисчислению нужно отдать пред­почтение. А раз в 1492 г. будет не 7000, а только около 6250 лет от сотворения мира, то, значит, все толки о втором пришествии не имеют под собою никакого осно­вания и Москва ничего антихристова в себе не содержит. Но, начав с критики эсхатологических представлений, еретики не ограничились ею и пошли дальше. Они пере­шли к критике новгородской феодальной церкви. По их мнению, эта церковь, которая противополагает себя мо­сковскому государству как антихристу, в действитель­ности сама полна всяческих заблуждений и учит явным несообразностям. Церковь говорит, что надо поклонять­ся кресту и иконам как божественным вещам, но «то суть дела рук человеческих, уста имут и не глаголют; подобны будут вси надеющияся на ня», - и еретики не только не поклонялись кресту и иконам, но «хулили и ругались им», бросали их «в нечистые и скверные ме­ста», вырезали из просвир изображения креста и бро­сали их собакам и кошкам. За критикой иконопоклонства следовала критика богочеловечества Иисуса Христа. Его еретики считали пророком, подобным Моисею, но не равным богу-отцу, находя, что немыслимо «богу на земле снити и родитися от девы, яко человек»; бог един, а не троичен, ибо в рассказе о явлении бога Аврааму у дуба Мамвре ясно говорится, что тут были бог и два ангела, а не три лица троицы. Другими словами, ерети­ки были строгие монотеисты и отрицали все предметы культа, которые хотя бы косвенно напоминали о политеизме - иконы, мощи, кресты и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59