А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Лицо его было сосредоточено и сурово, глаза сверкали.
О'Хара отступил на несколько шагов.
Из джипа выскочил предатель-лодочник и, замявшись, остановился. Стянул свою безобразную шляпу, почесал в затылке.
– Но я…
Стоун со свойственной ему невозмутимостью начал отсчет: – Раз, два…
Патрик развернулся и побежал длинными прыжками, прекрасно осознавая, что все это бессмысленно. В висках гулко отдавалось: «восемь, девять, десять…»
Склон перед ним уходил в бесконечность. Ноги действовали сами по себе, усталости – как не бывало.
«Одиннадцать, двенадцать…»
Легким беглеца, правда, из-за сильной разреженности воздуха на высоте не хватало кислорода, но это не очень мешало.
«Пятнадцать, шестнадцать…»
Рытвина – он едва не потерял равновесия. Упал, поднялся, вновь упал и вновь поднялся…
«Восемнадцать, девятнадцать, двадцать…»
Каменистая земля уходила из-под ног.
«Двадцать три, двадцать четыре…»
Еще – одна секунда.
Ровно три шага.
И выстрел – гулкий, раскатистый…
Гулкое эхо разнесло его далеко-далеко, должно быть, сотрясая горы и воздух вокруг…
А Патрик все еще бежал, натыкался на какие-то глухие заросли, падал навзничь…
Послышался еще один выстрел.
И он, не веря в свое чудесное спасение, собрав остатки сил, побежал дальше.
Неужели уже двадцать пять?
Может быть, он неправильно считал?
Неужели Стоун промахнулся?
Но ведь и промахнувшись, он вполне мог сесть в свой джип и гнаться за ним, пока не настигнет и не задавит колесами…
А вот и вершина.
Все, бежать больше нету сил.
И прежде чем пересечь линию, отделявшую его от долгожданной свободы, Патрик, повинуясь какому-то непонятному чувству, резко, как вкопанный остановился и оглянулся назад.
Там, внизу, под горой, стоял Стоун по кличке «профессионал».
Он приветствовал беглеца, размахивая фуражкой, зажатой в правой руке. Левая сжимала карабин.
А у ног его лежало распростертое тело предателя Антонио.
И перед тем, как спуститься вниз, по обратной стороне склона, О'Хара услышал долетевшие до его слуха слова:
– Удачи тебе!
Спустя полчаса Патрик уже дремал в огромном грузовике, следовавшем через Терсо в Глазго…
Уже потом, после того как Патрик благополучно добрался до Белфаста, он очень часто думал об этом загадочном эпизоде, ища мотивы поступка Стоуна.
Почему тогда лейтенант Стоун не застрелил его?
Ведь для «профессионала» он, Патрик О'Хара был беглецом, он был вне закона, и офицеру охраны ничего не стоило его пристрелить.
Мало ли в мире людей, которые находят удовольствие в том, чтобы видеть чужую боль, чужие страдания, чужую смерть.
Например – тот же капитан Брэфорд.
К тому же нельзя было забывать, что он, Патрик О'Хара был ирландцем, то есть для того же Стоуна – опасным преступником-террористом.
Тогда почему он оставил Патрика в живых? Непонятно.
Да, О'Хара долго, очень долго размышлял над этим вопросом, но ответа так и не нашел.
Во всяком случае, этот драматический эпизод в его биографии лишний раз убедил О'Хару, что никогда нельзя выносить суждения о людях лишь по тому признаку, англичанин он или ирландец…
Спустя несколько дней после своего прибытия в Белфаст Патрик по телефону, полученному от адвоката, разыскал Уистена.
Лицо мистера О'Рурка было сурово.
– Это, – он вынул из внутреннего кармана пиджака полиэтиленовый сверток, – ваши новые документы. Теперь вы уже не Патрик О'Хара, а Джеймс Рассел, уроженец Лондондерри… Вы бывали в этом городе?
Патрик кивнул.
– Да, приходилось.
– Неплохой город.
Равнодушно пожав плечами, Патрик согласился с собеседником:
– Да, ничего… А мне теперь что – жить там? – спросил он.
– Жить в Лондондерри вам вовсе не обязательно, – произнес Уистен, – это вы только по документам там живете…
– Но ведь…
О'Рурк, понимая, что именно хочет теперь спросить О'Хара, сделал знак рукой, останавливая его.
– Жить вы можете там, где вам только заблагорассудится… Мы ведь дали вам достаточно денег, чтобы обустроить свою дальнейшую жизнь. Еще раз повторяю, – напомнил Уистен, – теперь мы не связаны никакими обязательствами. Ни вы нам, ни мы вам больше ничем не обязаны. Вы пострадали, и пострадали, по сути, из-за нас…
Патрик невесело усмехнулся.
– Еще как…
– Понимаю. Но ведь мы сделали все, что могли, и даже сверх того? Так ведь?
– Так.
Улыбнувшись, Уистен добавил:
– Как видите, вы имеете дело с порядочными людьми – мы держим свое слово, мы исполняем все, что обещаем… И даже более того.
После этих слов О'Хара настороженно спросил:
– Что вы имеете в виду?
Уистен усмехнулся.
– Ну, мы ведь обещали только один раз вытащить вас из тюрьмы… А пришлось сделать это дважды. Теперь, я думаю, вы можете считать, что нас больше ничего не связывает… Так ведь? – спросил он и тут же сам ответил на свой вопрос: – так… Постарайтесь ни с кем из бывших знакомых больше не встречаться. Даже со своим братом… Тем более, что это все равно не возможно – он теперь где-то скрывается, и вряд ли вы его найдешь. Так что, мы квиты. Впрочем, если у вас все-таки возникнут какие-нибудь сложности в жизни… – многозначительно добавил Уистен.
Патрик быстро перебил его:
– Уже возникли.
– То есть? – спросил О'Рурк, удивленно посмотрев на своего собеседника.
– Вы, то есть ваш человек, говорил, что мои дети, Уолтер и Молли…
Уистен спохватился.
– Ах, да, действительно…
– Я смогу их увидеть?
Лицо О'Рурка помрачнело.
– Боюсь, что это не принесет вам радости. Искоса посмотрев на собеседника, О'Хара поинтересовался:
– Почему?
– Они вот уже больше года, как живут в другой семье… Я навел справки – приемные родители люди глубоко порядочные, и относятся к вашим детям, как к родным.
– Это хорошо, – произнес Патрик чуть дрогнувшим голосом, хотя ему хотелось теперь сказать совсем другое – что он, и только он, Патрик О'Хара, их единственный на сегодняшний день родитель, что лучше чем он, к Уолтеру и Молли никто никогда относится не будет, и что больше, чем он, в жизни им никто не даст.
Но Патрик только повторил – наверное, чисто механически:
– Это хорошо, раз так…
Уистен в ответ лишь передернул плечами.
– А кто говорит, что плохо? Во всяком случае, им там куда лучше, чем в воспитательном доме Вуттона, где они находились до этого…
«И уж наверняка гораздо лучше, чем если бы они остались в Белфасте и попали бы в цепкие лапы этой старой девы Антонии», – едва не высказал вслух свою мысль О'Хара, но вместо этого вновь поинтересовался:
– И все-таки, я могу их увидеть?
– Да, – ответил Уистен деревянным голосом. – Да, конечно…
Патрик сразу же оживился.
– Где они? Ваш человек говорил, что вроде бы в Оксфорде…
– Да, там, и в очень хороших руках, – повторил О'Рурк таким тоном, будто бы речь шла о собаках или о вещах, которые надо было передать в «хорошие руки» (так подумалось Патрику). – Если вы хотите их увидеть…
– Да, да, конечно же…
– Хорошо.
После этих слов Уистен извлек из кармана записную книжку и, открыв ее на известной ему странице, протянул собеседнику.
Патрик быстро переписал адрес (при этом руки его дрожали, буквы прыгали, та как он с трудом держал авторучку), протянул блокнот обратно и сдавленным голосом произнес:
– Благодарю. Они никуда не могут оттуда уехать?
– Вряд ли.
– Это самое лучшее, что вы для меня сделали… Большое спасибо.
– Не за что, – улыбнулся Уистен, – не за что, мистер Джеймс Рассел… Вы не забыли – ведь вас отныне будут называть только так…
Через несколько дней Патрик прибыл в Оксфорд. Оставив вещи в гостинице, он сразу же побежал по адресу, полученному от Уистена.
Патрик О'Хара без особого труда разыскал дом четы Хартгеймов – тем более, что Оксфорд не был большим городом – коттедж приемных родителей его детей стоял на главной улице известного квартала, и не найти его было просто невозможно.
О'Хара шел, все время ускоряя шаг.
Ага, вот этот самый дом – добротность, респектабельность и основательность его свидетельствовали о том, что хозяева – действительно не самые бедные люди в этом городе.
Неожиданно у Патрика перехватило дыхание: у входных ворот он различил две до боли знакомые детские фигурки.
Он резко остановился, будто бы споткнувшись, и напряг зрение.
Да, конечно…
Это были они – Уолтер и Молли.
И тут Патрик замешкался – он не знал, что ему делать, как поступить, как вести себя в такой ситуации.
Броситься к детям?
Да, таков был его первый порыв, однако неимоверным усилием воли он удержал себя. Нет, так нельзя…
Ведь для детей он давно уже живой мертвец, человек, осужденный за тяжкое преступление – и пусть он не совершал его, это неважно, – он, Патрик О'Хара, уже поставлен самим собой вне закона.
Как воспримут они его появление? Не будут ли они напуганы неожиданной встречей?
Не нанесет ли он им таким образом непоправимую душевную травму?
Опершись спиной о чугунную решетку, чтобы не потерять равновесия, Патрик вытащил сигареты и нервно закурил, не сводя глаз с детей.
Да, это были они – Уолтер и Молли, Молли и Уолтер… Брат и сестра.
Его родные дети.
Бросив окурок под ноги, Патрик медленно пошел по направлению к дому Хартгеймов – у него не было никакого плана, он и не знал, что скажет теперь детям – настолько он был взволнован и обескуражен.
Боже, только бы не упасть!
Боже, сделай так, чтобы он не потерял сознания, чтобы он…
Нет, нет, ничего не надо, сейчас, сейчас он подойдет к ним…
Сейчас, сейчас…
А дети, ровным счетом не обращая никакого внимания на странного прохожего, который почему-то пошатываясь, приближался к ним, продолжали заниматься своими делами.
Оказавшись на довольно близком расстоянии от детей, Патрик подошел к Уолтеру и взглянул ему в глаза:
– Мальчик, – сдавленным голосом произнес он, стараясь не смотреть на Уолтера, – мальчик, скажи, пожалуйста, как пройти к церкви Святой Анны?
Уолтер, оторвавшись от игры, обернулся и сдержанно ответил:
– Сэр, вы ошиблись. Церковь Святой Анны в другой стороне… Вам следует пройти четыре квартала, повернуть направо, затем – еще два квартала прямо и квартал налево. Это недалеко…
Патрик остолбенело смотрел на Уолтера.
– Это в ту сторону, – мальчик указал вдоль улицы. – Недалеко…
– Спасибо, молодой человек, – прошептал Патрик и не оборачиваясь пошел прочь…
На обратном пути О'Хара купил в ближайшей лавочке бутыль виски, и когда вернулся в гостиницу, то первым же делом, даже не раздевшись, вынул пробку и сделал несколько глотков обжигающего напитка.
Он давно уже не пил спиртного – наверное, в последний раз это был эль в пабе «Три каштана» при знакомстве с Уистеном.
Алкоголь резко, как каленое железо, обжег его внутренности, а затем приятным теплом растекся по всему телу. С отвычки голова у Патрика немного закружилась, однако спустя несколько минут он неожиданно ощутил прилив сил и уверенности в себе – качеств, которых ему теперь так недоставало.
О'Хара отставил бутыль и, усевшись на кровать, задумался…
Да, не так, совсем не так он представлял себе встречу с детьми…
Он, взяв стакан, из которого только что пил виски, брезгливо понюхал его и поставил на прежнее место.
Запах алкоголя был неприятен, даже противен, но О'Хара знал, что если сейчас не выпьет – какое там «не выпьет» – если он не напьется, как свинья, то просто сойдет с ума.
Наверное, как сам он когда-то говорил, «защитная реакция».
Впрочем, тогда эти слова были произнесены совершенно по другому поводу…
А-а-а, неважно.
И Патрик, тяжело вздохнул, вновь налил себе виски и поднес стакан ко рту.
Да, он был готов ко всему, но только не к этому – если бы днем, часом, минутой раньше ему бы кто-нибудь сказал, что его родной сын, его Уолтер не узнаёт его, Патрика, своего отца, то он бы он души рассмеялся.
Это было невозможно!
Слишком хорошо знал О'Хара своего сына, слишком много вложил в него…
Но факт оставался фактом: Уолтер действительно не узнал папу.
Может быть, прошло слишком много времени – все-таки, почти два года?
Может быть, тюрьма и лагерь, постоянные тревоги и лишения, бегство из лагеря так сильно изменили его внешность?
Поднявшись, Патрик отставил стакан, из которого так и не сделал больше ни одного глотка, подошел к настенному зеркалу и поднял глаза – он давно не смотрел на себя в зеркало, и собственный вид неприятно удивил его.
Да, разумеется, он изменился, и изменился очень сильно – лицо было изборождено многочисленными глубокими морщинами, мешки под глазами и ранняя седина, которой еще год назад в помине не было, сильно старили Патрика – лет на десять-пятнадцать не меньше – теперь вряд ли кто-нибудь мог дать ему тридцать пять лет: он выглядел почти как пятидесятилетний.
Надо было что-нибудь делать…
Но что?
Пойти к Хартгеймам, чтобы сказать, что он, Патрик О'Хара и есть законный отец их приемных детей, Уолтера и Молли?
Ну, допустим.
Но как он это докажет?
Ведь даже родной сын не узнал его, а по документам он, Патрик О'Хара, с недавнего времени был Джеймсом Расселом, уроженцем Лондондерри…
Напомнить детям что-нибудь, связанное с их домом, с детством?
Да, пожалуй. Это выход. Это реальная возможность доказать всем им кто он такой на самом деле.
Конечно, так он и поступит. Тогда они наверняка вспомнят, кто их отец.
Оторвавшись от зеркала, Патрик решительно направился к двери и уже взялся за дверную ручку, но в самый последний момент остановился.
Конечно, можно сделать так… А стоит ли?
За полтора с лишним года дети наверняка отвыкли от него; за это время Хартгеймам наверняка пришлось приложить немало усилий, немало стараний, чтобы дети, а Уолтер и Молли были уже достаточно взрослыми, поняли, что эти люди стремятся делать им только добро.
«Нет, не стоит так поступать, Патрик.
Если ты действительно любишь своих детей – то не стоит.
И это, пожалуй, будет высшей степенью проявления любви к ним…
Это – ни что иное, как обыкновенный эгоизм, и как бы ты сам его не называл – «святое отцовское чувство» или еще как-нибудь иначе, но по сути это – эгоизм, эгоизм и еще раз эгоизм.
Да, ты сделаешь хорошо себе, только себе, но на деле нанесешь тяжелейшую травму и своим детям, и этим почтенным людям…
Сбросив с себя куртку, Патрик подошел к столу, налил в стакан виски и залпом выпил его…
… Было уже поздно, когда он проснулся: часов десять или одиннадцать.
О'Хара оперся на локоть, тяжело приподнялся на постели, встать уже не было сил – громадная, вздувшаяся, как ему самому казалось, голова перевешивала туловище. Под черепной коробкой гудели вихри алкогольных паров, их горячие смерчики вздымали, словно мусор с окраинных улиц, обрывки вечерней пьяной яви…
Мелькали клочья какого-то ночного кошмара, физиономии охранников из лагеря (все время после побега, каждую ночь, О'Харе снились то лагерь, то побег из него), затем – наплывом, крупным планом, как в кинофильме – неожиданно появилось лицо Уистена О'Рурка, и все эти видения стремились разнести на куски тоненькую оболочку истерзанного ночными ужасами мозга.
Патрику казалось, что кости его черепа – тонюсенькие, как яичная скорлупа, и достаточно даже не удара, а всего только легкого прикосновения, чтобы они разлетелись вдребезги.
Неожиданно ему пришел на память вчерашний эпизод. Картина всплыла в памяти так явственно, что О'Харе стало не по себе.
«Как пройти к церкви Святой Анны?»
«Вам следует пройти четыре квартала, повернуть направо, затем еще два квартала прямо и квартал налево…»
О, Боже…
Патрик, поднявшись, натянул рубашку, брюки, и пошел умываться.
Он был совершенно разбит, во рту чувствовался мерзкий привкус перегоревшего дешевого алкоголя, но мозг заработал на удивление четко.
Надо было что-то предпринимать. Но что?
И тут Патрик вспомнил: деньги.
Да-да, те самые деньги, на которые он прельстился, взяв на себя вину некоего Кристофера О'Коннера, одного из лидеров Ирландской Республиканской Армии.
Деньги – вот чем он может быть полезным Уолтеру и Молли…
Да, деньги, будь они прокляты – ведь из-за них он и потерял своих детей.
Ему, Патрику, они больше не нужны – пусть же послужат детям!
Спустя полчаса Патрик стоял в местном отделении банка перед окошечком кассира.
– Скажите, могу ли я открыть счет на детей? – спросил он.
– До достижения ими совершеннолетия? – осведомился кассир.
Патрик кивнул.
– Да.
– Конечно, сэр… Какую сумму вы хотели бы перечислить?
Патрик торопливо выписал два чека – один на сына, другой – на дочь, и молча протянул их кассиру; это были все деньги, которые он получил от Уистена после того памятного освобождения из Шеффилда.
Кассир, едва взглянув на цифры несказанно удивился и спросил:
– Как – так много?
Тяжело вздохнув, Патрик ответил:
– Это немного… Это все, что я могу сделать для них…
Банковский служащий принялся заполнять какие-то бланки.
– Простите, сэр, – обратился он к Патрику, – вы хотите, чтобы вклад на мистера Уолтера Хартгейма и мисс Эмели Хартгейм был анонимным?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35