Теперь О'Хара был измотан настолько, что уже ничего больше не хотел – только отдохнуть хотя бы полчасика. Идти дальше не было сил. Голова раскалывалась от боли, гудела, как колокол, язык не слушался его, он ворочался во рту, словно комок наждачной бумаги.
– Вода! – воскликнул проводник, указывая на родник в нескольких футах от себя.
Патрик, с трудом доковыляв до источника, умылся, попил прохладной солоноватой на вкус воды. Жжение и сухость во рту от вареного картофеля быстро прошли.
– Зверски устал, – сказал он, опускаясь на огромный валун.
– Да, да, я понимаю.
– Еще долго?
Лодочник как-то неопределенно кивнул в ответ и произнес глухо:
– Ничего, скоро, скоро…
О'Хара посмотрел на часы – была уже половина шестого утра.
Вода родника звонко журчала, будто бы посмеиваясь над его усталостью.
Неожиданно проводник предложил:
– Можешь немного вздремнуть… Так сказать – перед решающим рывком.
Патрик, кутаясь в летнюю куртку, как-то безразлично возразил:
– Но ведь здесь холодно… Я наверняка окоченею, замерзну.
Тот улыбнулся.
– Я дам тебе укрыться.
С этими словами лодочник предупредительно протянул своему измученном спутнику длинный засаленный плащ из грубой материи.
О'Хара начал терять терпение:
– Долго ли еще идти?
– Да нет. Автотрасса там, вон за тем склоном, – ответил проводник и показал на горы, седеющие вдали в лучах восходящего солнца. – Еще немного, и ты сам услышишь гул машин. Теперь утро, и машин будет наверняка много, Я помогу тебе устроиться в одну из них.
– Как, неужели еще там много осталось? – запротестовал Патрик.
Проводник только неопределенно пожал плечами – мол, что могу сделать?
И Патрик повалился на землю.
Антонио, подойдя к беглецу, небрежным жестом накинул на него сверху свой грязный плащ и произнес, как показалось О'Харе, с показным сочувствием:
– Ты очень утомился, бедняга. Такой тяжелый переход, да еще с непривычки… Спи, а я посторожу твой сон… Ни о чем не думай – тебе надо хорошенько отдохнуть. Не тревожься, приятель, все будет хорошо…
Уже засыпая, Патрик спросил:
– Как тебя зовут?
– Я же говорил – Антонио… Антонио Криккет. К твоим услугам, приятель.
Патрику показалось, что после этих слов лодочник как-то криво ухмыльнулся.
– А тебя?
Беглец сделал вид, что не расслышал вопроса – действительно, а зачем этому типу знать его имя?
И вновь Патрику показалось, что на лице лодочника проскользнула какая-то зловещая усмешка.
А может быть, просто показалось? Как бы то ни было, но О'Хара был просто не в состоянии думать об этом…
Сквозь смеженные веки Патрик будто бы различил, как Антонио неспешно уселся на большой плоский камень как раз напротив его. О'Харе почему-то показалось, что какая-то легкая воздушная дымка, подобная нимбам на фресках работ старых мастеров с изображение святых, окутывала голову лодочника.
Антонио вынул из дорожной сумки две картофелины, одну протянул Патрику.
– Хочешь?
Тот отрицательно мотнул головой.
– Нет, спасибо.
Положив картофелины к себе на колени, Антонио равнодушно сказал:
– Ну, смотри…
Лодочник принялся за свой нехитрый завтрак. Взгляд его был неподвижен и устремлен куда-то вдаль – в сторону автострады. Его фигура, маленькая и сухая, застыла – казалось, будто бы ледяной ветер и холод за тысячелетия высекли ее из гранита.
Патрик свернулся клубком под его грязным плащом и укутался еще теснее. Он никак не мог унять дрожь, охватившую его, по телу то и дело пробегали волны озноба.
– Ты, наверное, сильно болен, приятель? – услышал О'Хара незнакомый, как ему самому показалось, голос, звучавший как-то совершенно мертво и обезличенно – будто бы со стороны.
Беглец попытался ответить, что нет, мое все в порядке, но на это уже не хватало времени: он знал, что должен сию минуту вскочить на ноги и шагать, шагать, шагать, пока не достигнет желанной автотрассы.
А что будет там?
Неизвестно.
Но какой-то другой голос, совершенно незнакомый О'Харе, очень резкий и отрывистый, клацающий, как затвор карабина, произнес в ответ:
– Он болен, он болен, он болен, он, чего доброго, еще и умрет…
Ему вторил неясный шум голосов, смеющихся, оживленно переговаривающихся – словно шелест листвы в кроне большого дерева…
– …болен…
– …болен…
– …скоро умрет…
– …скоро умрет…
Патрик с огромным трудом разлепил веки и спросил у проводника:
– Кто это?
Проводник по-прежнему сидел рядом. Луч солнца бил ему прямо в лицо, однако он не прикрывал глаза и даже не щурился…
Патрик повторил свой вопрос:
– Кто это? Тот не отвечал.
Тогда О'Хара, не зная, что и сказать, почему-то, будто бы против своей воли произнес:
– Ты сильный…
Лодочник словно не слышал его слов. А Патрик, сам не зная, для чего он затеял этот разговор, продолжал:
– Я не такой сильный и выносливый, как ты…
Но лодочник по-прежнему молчал.
– Сейчас я еще немного отдохну – и мы вновь двинемся в путь…
Неожиданно, подняв голову, Патрик увидал Уистена и Криса – они стояли где-то очень высоко, на отвесной стене и с интересом рассматривали его.
Патрик в страхе замахал руками в отчаянии закричал во весь голос:
– Поднимите меня! Помогите же мне! За мной гонится враг!
Но те словно не слышали этого призыва.
О'Рурк и О'Коннер, неслышно переговариваясь и улыбаясь, показывали друг другу то на О'Хару, то на что-то невидимое за его спиной.
Патрик быстро обернулся и посмотрел туда, куда показывали Уистен и Кристофер – из голубого родника поднялась страшная, неестественная гигантская волна и окатила его с ног до головы.
О'Хара вскочил, встал на колени, моля друзей о помощи:
– Бросьте же мне хоть что-нибудь! Помогите мне выбраться отсюда!
Вдруг на скале появился капитан Брэфорд. Сжалившись, он бросил беглецу тяжелый канат. Канат этот раскачивался над его головой. Патрик изо всех сил пытался уцепиться за конец каната, но его пальцы никак не могли ухватиться, скользя по гладкой пеньке.
Вода вновь окатила Патрика – он с трудом удержался на ногах.
Неожиданно, канат этот превратился в огромную черную змею – ее пасть с острыми зубами и раздвоенным языком разинулась в жутком оскале, и она попыталась укусить Патрика. Капитан, показывая на него, смеялся от души. Наконец беглец ухватил страшный канат-змею и принялся карабкаться высоко вверх по почти отвесной скале.
– Помогите! – кричал он, но ни Уистен, ни Крис, ни тем более капитан не слышали его.
Вдруг беглецу стало неожиданно легко и спокойно. Вокруг ничего не было – только сплошная голубая гладь.
Патрика прошиб холодный пот: он решил, что это – конец…
И проснулся…
Проводника уже не было рядом с ним, а Патрик дрожал от холода – оказывается, уходя, Антонио снял со своего спутника свой грязный плащ.
В полной растерянности Патрик проснулся и огляделся по сторонам.
Окрестный горный пейзаж выглядел все так же пустынно и мрачно, хотя из-за вершин далеких гор уже выглядывало солнце, а рядом, извиваясь среди скал, простодушно и весело журчал ручеек.
День обещал быть теплым.
Сложив руки рупором, О'Хара закричал:
– Ан-то-о-о-о-о-ни-о-о-о!
И только горное эхо повторило это имя:…
– то-о-о-о-ни-и-и-о-о-о!
Случайно пощупав боковой карман куртки, О'Хара тут же обнаружил пропажу револьвера, оставленного ему Филом и Джеймсом.
Да, этого следовало ожидать – вот расплата за доверчивость!
– Негодяй, негодяй, – шепотом выругался О'Хара, с трудом выговаривая слова.
Увы – напрасно: Антонио был недосягаем.
Надо было что-нибудь предпринять; Патрик, не зная, что ему делать, принялся беспорядочно метаться из стороны в строну, пока не обнаружил какое-то небольшое озерцо с ледяной водой.
Что это за местность? Далеко ли еще до автострады? Да и в нужное ли место привел его лодочник? Куда он пропал? Почему забрал с собой револьвер? Всего этого Патрик не знал.
Сознание собственной беззащитности и беспомощности едва не лишило его тех крох самообладания, которые он еще чудом сохранял в себе. Ощущая это, беглец еле сдерживал рвущийся из груди стон, даже не стон – звериный отчаянный крик.
Наконец, поразмыслив, он решил, что теперь необходимо во что бы то ни стало успокоиться.
Патрик спустился с пригорка и осмотрелся по сторонам – Антонио нигде не было.
Жар во всем теле прошел, но ноги горели по-прежнему – конечно, от ночного перехода.
Недалеко от него виднелась какая-то жалкая лачуга. Выбора не было никакого – Патрик решил рискнуть и попросить у обитателей помощи.
В этот самый момент до его слуха донесся шум работающего мотора. О'Хара судорожно оглянулся в поисках подходящего укрытия: но вокруг простиралась только лишь тоскливая ровная местность, плоскогорье; ни скалы, ни ямки, в которую можно было бы укрыться, не было – спрятаться негде.
Тогда он принял единственно верное, как ему показалось, решение – побежал в сторону, противоположную той, откуда донесся звук мотора.
На бегу оглянулся, чтобы посмотреть, что же за машина преследует его.
Боже, он не верил своим глазам!
За ним ехал джип.
И Патрик понял, что это – конец. Спастись бегством не представлялось возможным. Джип ехал на приличной скорости, пока, наконец, не настиг его.
Поняв, что все кончено и сопротивление бесполезно, О'Хара поднял руки вверх.
– Недалеко же ты ушел от нас, именинник, – услышал он знакомый голос.
Беглец поднял глаза – это был не кто иной, как «профессионал», мистер Стоун собственной персоной. Он целился в беглеца из своего любимого карабина. Сидя в джипе, за действиями «профессионала» с нескрываемым интересом наблюдал Тони.
Стоун, улыбнувшись, произнес:
– Твой проводник оказался достаточно смышленым малым, и заставил прилично поплутать тебя вокруг да около. Зато теперь ты рядышком с нашим лагерем, – он махнул рукой куда-то в сторону, – тут недалеко залив. Несколько минут – и ты вновь на прежнем месте. Кстати, шампанское по поводу твоего дня рождения уже доставлено и охлаждено, – вновь пошутил Стоун.
О'Хара оцепенело молчал. «Профессионал» продолжал:
– Так вот… Твой проводник сам заявился в наш лагерь, – с видимым удовольствием на лице пояснил Стоун, видя ужас и удивление Патрика.
Он заглушил мотор, вышел из джипа и подошел поближе к беглецу.
Холодный пот лился со лба О'Хары, заливал глаза. Он отер его рукавом куртки.
Стоун, заметив это движение, протянул Патрику носовой платок.
– На этот раз твой нюх подвел тебя, – произнес он с издевкой.
– Убей же меня! – неожиданно крикнул О'Хара срывающимся голосом. – Убей, убей! Я хочу только этого! Убей! Я не могу больше жить, я не хочу больше жить в этом мире!
Стоун, ничего не отвечая, отвернулся.
Он был одет в светлую камуфлированную куртку, прекрасно облегающую фигуру. Как и обычно, Стоун был безукоризненно выбрит.
А О'Хара все еще не мог отдышаться.
Резко обернувшись, Стоун произнес:
– Кстати, твой проводник напрашивается на хорошее вознаграждение, и он его, конечно же, получит. – Он обернулся к проводнику: – Антонио, прошу тебя, пересядь назад. А ты, – эти слова относились к беглецу, – ты сядешь вперед, рядом со мной…
Усевшись на истертое сидение, беглец вновь ощутил боль во всех мышцах. Почему-то он решил, что и Джеймс, и Фил уже схвачены – конечно, проводник выдал все подробности их плана.
В зеркальце заднего вида Патрик пытался встретиться со взглядом лодочника. Встретившись с его глазами, предатель отвел взгляд.
О'Хара хотел было вскочить, чтобы обругать Тони последними словами, но тут же понял, что тем самым только усугубит свое положение – это было бесполезно.
Джип тронулся с места.
Стоун молча прикурил сигарету и протянул другую лодочнику.
Тот с почтительным полупоклоном принял ее:
– Спасибо, сэр…
Этот грязный выродок был на седьмом небе от счастье от своего гнусного предательства.
Между сидениями лежал свежий номер утренней газеты; Патрик, не спрашивая разрешения у Стоуна, развернул ее.
Оказывается, дотошные журналисты уже знали о побеге все или почти все – во всем, как и следовало ожидать, они обвиняли капитана Брэфорда, за излишний, как было написано в статье, либерализм…
Стоун, стряхивая по ходу движения машины пепел с сигареты, резко свернул в сторону какого-то селения. Похоже, там было много окрестных крестьян – были слышны их громкие голоса, доносилась монотонная народная музыка, до слуха О'Хары то и дело долетал мотив, исполняемый на шотландской волынке. Патрик принялся раздумывать, сумеет ли он быстро спрыгнуть с машины, убежать и как-нибудь затеряться в праздничной толпе.
Лейтенант Стоун весьма уверенным голосом прервал его мысли:
– Не получится… Ты не успеешь сделать и трех-четырех шагов… Ты, как беглец, находишься вне закона, и никто не будет меня обвинять в твоей смерти… Ты сразу же погибнешь при попытке к бегству. Не бойся, у меня есть такие полномочия…
И он покосился на свой любимый карабин.
Еще раз посмотрев в зеркальце заднего вида, О'Хара встретился с встревоженным взглядом лодочника. Он вертел головой из стороны в сторону.
А джип стремительно несся вперед. Стоун вновь закурил сигарету. На этот раз он курил один, не предлагая ни рыбаку, ни Патрику.
Его поведение начало было беспокоить О'Хару. Мысль о смерти, которая нависла над ним со всей неотвратимостью, стучала в висках, странным шуршащим звуком отдавала в ушах. Он едва сдерживал себя, чтобы не накинуться на лодочника, не влепить ему в качестве прощального сувенира несколько хороших оплеух.
А лодочник, повертев головой, обеспокоенно посмотрел на Стоуна и прошептал:
– Сэр…
Тот молча и холодно посмотрел на него. Минуты тянулись медленно, страшно. Озноб вновь начал сотрясать тело Патрика.
– Сэр, – вновь произнес лодочник, – сэр… Что это за дорога?
Тот резко обернулся.
– Чего ты хочешь?
– Куда мы едем?
Голос предателя звучал очень робко.
– Не твое дело, – был ответ.
В лице Стоуна появилось что-то суровое. Он словно поддался какому-то жестокому порыву, который мучил его все время.
Антонио залепетал:
– А как насчет закона о побеге?
Внезапно Стоун переключил скорость – коробка передач заскрежетала. Машина поползла вверх по обрыву; пассажиров просто вытряхивало из кабины джипа.
Прерывая молчание, Стоун отрывисто выкрикнул:
– Патрик, мистер Криккет говорил только что со мной о тебе…
Патрик так и не понял, к кому обращался лейтенант, произнося эти слова – то ли к нему, то ли к самому себе, то ли к лодочнику.
После непродолжительной паузы лодочник решил, что Стоун обращается к нему. Подобострастно улыбнувшись, Антонио спросил:
– Вы что-то сказали, сэр? Стоун нахмурился.
– Да. Я сказал, что теперь ты будешь говорить и делать только то, что прикажу тебе я… Или же ты не понял меня?
Теперь лодочник следил в зеркальце за Патриком – нетрудно было заметить, что Антонио был чем-то очень взволнован.
Ответа он, по всей видимости, не понял, однако на всякий случай произнес:
– Да, сэр…
А Патрик просто терялся в догадках. Что, что же он задумал?
Может быть, этот самый Стоун, высокомерный британец, сейчас просто прикончит его, Патрика, так сказать – «при попытке к бегству»? Ведь он прав, Стоун – своим побегом О'Хара действительно как бы поставил себя вне закона, и если Стоун применит оружие, то заработает от своего начальства только поощрение.
Неожиданно джип затормозил – резко, пронзительно.
– Выходи, – бросил он беглецу. Тот попытался было возразить:
– Но я…
– Выходи.
Голос его был на удивление спокойным.
Стоун задумчиво посмотрел в небо. Какая-то большая птица описывала круги над их головами. Наверное, это был стервятник…
– Уже почуял твою смерть, – произнес Стоун улыбаясь и нацелил карабин в небо.
Раздался выстрел, и Патрик увидел, как черная птица, сложив крылья, оборвала свой полет.
Она упала всего в нескольких шагах от джипа.
Патрик понял, что и ему пришел конец. Он напряг все свои силы, все свое мужество – точнее, старался сообщить их своему мозгу, своему языку, чтобы как можно больнее задеть своего будущего палача.
– Ах, какая смелость – стрелять в безоружного! – воскликнул он. – Ах, какой спектакль! Достойное завершение стрельбы по уткам, которую ты так любил устраивать на озере. Ты палач, самый обыкновенный дерьмовый палач – и никто больше! Ты ничем не отличаешься от других палачей… Палач, дерьмо!
Однако Стоун сделал вид, что не слышал этих последних слов О'Хары.
Указав дулом карабина в сторону поднимавшегося впереди склона, он сказал:
– За этим пригорком та самая трасса, к которой ты хотел выйти сегодня ночью. – Он улыбнулся, после чего добавил: – Если бы ты попал туда, тебя бы никто не искал… – Он немного помолчал, после чего скомандовал резко: – А теперь – беги!
В джипе завозился Антонио.
– Но я… – с трудом произнес О'Хара.
Стоун прищурился.
– Беги! Считаю до двадцати пяти, а потом стреляю, – произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35