Но это сладостное и мучительное ощущение продлилось лишь несколько минут. Неожиданно Риккардо оттолкнул Глорию, словно отгоняя прочь грешные мысли.– Нет, мы не можем, – произнес он, взглянув ей в глаза.Глории показалось, что во взгляде его мелькнуло подобие ненависти. У нее словно что-то оборвалось внутри.– Ты делаешь мне больно, – проговорила она.Он действительно причинил ей боль. Она почувствовала себя униженной и провела рукой по губам, словно пыталась стереть след недавнего поцелуя.– Господи, Глория! – взмолился Риккардо. – Неужели ты не понимаешь?!– Нет, не понимаю, – запальчиво возразила она. – И никогда не понимала…– Любовь моя, я же должен питать к тебе лишь отцовские чувства.– Отцовские? Но ты же хочешь меня как женщину? – безжалостно спросила Глория.– Может, и так… Но это ничего не меняет. Я женат, мои дети – почти твои ровесники.Ему вдруг стало стыдно за эти жалкие оправдания.– А что тебе мешает развестись? – холодно произнесла Глория, застегивая блузку.– Не могу! – простонал он. – Ты – лучшее, что есть в моей жизни. Я не могу, не хочу запачкать тебя…Он подошел к ней и ласково поцеловал в лоб.– Надоело мне твое лицемерие, – возмутилась она. – А потом, ты и так уже запачкал меня, подтолкнув к браку с Консалво.При имени ненавистного ему мужа Глории у Риккардо кровь закипела в жилах.– Я убью его, – выкрикнул он, сжав кулаки.– Надеюсь, угроза останется на словах, – произнес спокойный голос матери за спиной у Риккардо.Они даже не заметили, когда в кабинете появилась Роза.– Да он же ей ребро сломал, – ничего не объясняя, словно Роза слышала весь разговор, сказал Риккардо.– Только-то? Мог бы натворить чего похуже… Уж ты-то должен это знать, – сурово произнесла Роза.Она знала – Риккардо человек расчетливый и разумный, но мужчина, охваченный ревностью, не остановится перед преступлением. Она знала, потому что некогда пережила подобное. Кровавая каинова печать уже отметила когда-то семью Дуньяни. Теперь Роза не могла позволить, чтобы подобный страшный груз лег на всех Летициа. То, что случилось однажды, повториться не должно. Роза нажала на кнопку в ручке кресла и подъехала поближе к сыну.– Когда успокоишься, уладишь дело с Консалво. Он должен исчезнуть из нашей семьи, но приказываю, вреда ему не причинять, – распорядилась Роза. – А теперь нам пора к мессе…Из капеллы донеслись торжественные звуки органа, и Роза не торопясь направилась на рождественскую мессу. НАУТИЛУС1906–1912 Глава 1 В золотом свете летнего послеполуденного солнца Роза увидела незнакомца. Он шел по дороге, обсаженной белыми акациями и липами. Силуэт его словно колебался в жарком августовском воздухе, наполненном стрекотанием цикад, жужжанием мух и ароматом полей. Раскаленная почва дышала теплом, а он уверенно шагал по дороге, и фигура его, приближаясь, обретала реальность и четкость.Роза сидела на корточках, прижавшись к Ивецио, и долго молча разглядывала незнакомца. Когда наконец девочка убедилась, что перед ними действительно не мираж, а человек, она толкнула брата-близнеца локтем.– Смотри, чужой идет…Ивецио поднял наголо обритую, как у буддийского монаха, голову, оторвавшись от созерцания оловянных солдатиков, выстроенных в ряд.– Действительно, чужой, – согласился с сестренкой мальчик, посмотрев на приближавшуюся фигуру.Ивецио пугливо огляделся, ища защиты. Теперь незнакомец был уже совсем близко: высокий, крепкий молодой человек, он шел бодрым размашистым шагом. В руке путник нес тяжелую, до отказа набитую дорожную сумку.– Что будем делать? – спросила Роза.Она совсем не испугалась, напротив, в ней проснулось любопытство.– Пошли в дом и дверь запрем, – предложил брат, не отрывая глаз от незнакомца.– А давай узнаем, кто он, – прошептала сестренка.Широко распахнутыми глазами она следила за человеком на дороге.– Может, какой-нибудь разбойник, – испуганно проговорил Ивецио и бросился собирать оловянных солдатиков – свое единственное сокровище.Роза коснулась пухлой загорелой руки брата и возразила:– Нет, он похож на настоящего синьора. Никакой это не разбойник.Ивецио, однако, хотелось поскорей спрятаться, правда, он несколько успокоился, разглядев, что на незнакомце – приличный костюм и хорошие туфли.– Все равно, мы не знаем, кто он, – настаивал мальчик.– Бродяги так не одеваются, – заметила Роза, проявив практическую сметку и наблюдательность.– Ну, раз он не бродяга, так, наверное, и не разбойник, – согласился Ивецио, пряча на всякий случай солдатиков подальше.Дети стояли, прижавшись к стене дома, заложив руки за спину – Роза справа от двери, Ивецио слева. Они стояли и смотрели: в конце концов любопытство победило страх. Встреча с незнакомцем была для них своего рода испытанием на смелость.В те тяжелые годы всякие подозрительные личности частенько захаживали к Дуньяни. Они искали работу или просили милостыню. Нередко, оглядевшись, возвращались ночью с сообщниками, угоняли скот, крали еду. Роза и Ивецио, младшие дети семьи Дуньяни, владевшей «Фаворитой» – самой крупной фермой в округе, накрепко запомнили слова родителей: «Чужим верить нельзя».Говорили, что название свое ферма получила по старой харчевне, где когда-то останавливалась Орсола Изимбарди, фаворитка Лодовико Моро, властителя Милана. Сегодня, в жаркий день Феррагосто, на ферме остались только младшие дети да женщины. Все остальные ушли в деревню на праздник Мадонны. Не так уж часто бывали у крестьян праздники, хватило бы пересчитать по пальцам одной руки. Феррагосто был одним из них.Роза и Ивецио стояли неподвижно, словно охраняя распахнутую дверь в кухню. Вход в кухню, любимое место обитателей дома, прикрывала желто-зеленая, плетенная из пеньки штора, защищая помещение от жары и мух. Крупная, с зеленым отливом муха запуталась в пеньке и билась с металлическим жужжанием, пытаясь освободиться. Мама с бабушкой спали в комнатах наверху, старший брат Пьер Луиджи ушел с отцом в деревню.
Незнакомец подходил все ближе. Он шел, освещенный солнцем, запылившийся, но бодрый и свежий. Юноша остановился перед девочкой, и Роза увидела его открытую улыбку. Ей сразу показалось, что незнакомец станет ее другом. Да, улыбка ей понравилась, и девочка, забыв о наставлениях матери, улыбнулась в ответ.Молодой человек опустил на землю тяжелую дорожную сумку.– А вы – близнецы! – звонко воскликнул он, и Роза увидела, что глаза его смеются.– Да, близнецы, – в один голос откликнулись удивленные брат и сестра.– Ты Роза, – уверенно заявил молодой человек, показав на девочку пальцем, – а ты – Ивецио, – и он перевел взгляд на мальчика.Юноша, как и дети, говорил на диалекте, сочно и выразительно, правда, не на чисто миланском. Что-то странное слышалось в его произношении.– Может, я ошибся? – насмешливо обратился он к детям.Близнецы взглянули друг на друга, не зная, что ответить. Но, не найдя слов, лишь рассмеялись серебристым смехом, чувствуя себя неловко рядом с этим необычным человеком.– Так я ошибся? – повторил незнакомец.– Нет, – покраснев, ответила Роза.А пришелец смотрел на нее с нежностью. Такую нежность читала она в глазах своего приятеля Клементе. Но Клементе хорошо ее знал, они всегда играли вместе, поэтому Клементе и любил Розу. Неужели этот чужой человек тоже ее любит?Они так увлеклись, что не обратили внимания, как отодвинулась занавеска, прикрывавшая вход в кухню. На пороге появилась статная фигура матери в темно-зеленом хлопчатобумажном платье, доходившем до носков черных туфель. Большие светлые глаза освещали правильные черты лица, обрамленного тяжелыми каштановыми волосами.Роза и Ивецио с изумлением заметили, что в глазах юноши блеснуло что-то похожее на слезы.– Кто вы такой? – холодным тоном спросила Алина Дуньяни.Молодой человек весь напрягся и с трудом сглотнул слюну. При появлении Алины выражение лица его изменилось.– Вы меня не узнаете? – прошептал он.– А что, я вас разве знаю? – возмутилась женщина.Она разговаривала сурово с незнакомцем, вторгнувшимся в ее владения.Улыбка слетела с губ молодого человека, у рта появилась горькая складка. Роза и Ивецио, замерев, переводили взгляд то на мать, то на юношу, ожидая какого-то объяснения.– И голос крови вам ничего не говорит? – спросил гость. – А я вас сразу узнал, мама…Дети увидели, как смягчилось прекрасное и суровое лицо матери, в глазах появилась тревога и растерянность. Потом они наполнились слезами, и, запинаясь, женщина едва пролепетала:– Анджело!.. Мальчик мой!Губы Алины дрожали, а незнакомец смотрел на нее с благоговением.– Это я, это я, мама! – повторял он.– Дети, смотрите, кто приехал! – воскликнула женщина, обращаясь к малышам.Она призывала близнецов в свидетели, потому что не могла поверить собственным глазам. Наконец, протянув руки к сыну, Алина разрыдалась.– Вернулся, ты вернулся…– Да, мама, я вернулся.И молодой человек, как ребенок, бросился в материнские объятия.– Анджело! Мой Анджело! Тебе всего восемнадцать, а выглядишь настоящим мужчиной.Впервые в жизни Роза видела, как мать плачет.– А вы, мама, не изменились. Я вас такой и запомнил.Муха, похоже, выпуталась из занавески, и металлическое жужжание растворилось в том хоре, что доносился с опаленных солнцем полей.– Сколько времени прошло! – всхлипнула Алина. – Почему тебя не было так долго?Она нежно упрекала сына, взяв его лицо в ладони и пытаясь увидеть в загорелых, мужественных чертах юноши того ребенка, каким он был когда-то. Мать не могла признать, что детство сына ушло навсегда. В книге жизни Алины Дуньяни не хватало нескольких важных страниц, которые уже не восстановить: она не знала Анджело подростком, не видела его в те годы, когда мальчик становится мужчиной.
…Анджело ушел из дому в тринадцать лет. Роза и Ивецио тогда только-только родились, а он, прошагав километры по полевым дорогам, пристал к труппе бродячих акробатов. Потом, с помощью новых друзей, перебрался через границу в Домодоссоле, спрятавшись под товарным вагоном. Оттуда, пережив множество приключений, он добрался до Англии и осел в этой стране.Когда отец, Иньяцио Дуньяни, узнал о бегстве старшего сына, было уже поздно догонять Анджело и пытаться возвратить его в семью. А сегодня, жарким августовским днем, мальчик вернулся. Теперь ему исполнилось восемнадцать, и он стал мужчиной.Для близнецов имя Анджело всегда связывалось со слезами и печалью. Раза два в год приходили в «Фавориту» письма с иностранными марками, с непонятными печатями, адресованные госпоже Алине Дуньяни. Анджело писал матери. Она закрывалась в спальне, читала и перечитывала послания сына, пока не истрепывались листки, потом появлялась, и глаза у нее были красны от слез. А Анджело снова надолго замолкал.Как-то Роза спросила у матери:– А почему Анджело убежал? И когда же он вернется?Алина горестно вздохнула и ответила:– Вот такой он, Анджело. Уехал, не спросив, и вернется, когда пожелает.Правду о бегстве Анджело близнецы узнали от Пьера Луиджи, второго сына Дуньяни. Оказалось, что Анджело сбежал после страшной истории.– Видели у папы на правой щеке белую отметину? – как-то спросил у близнецов старший брат.Конечно, Роза и Ивецио прекрасно знали этот белый шрам – он выделялся белесой дорожкой в темной отцовской щетине. Они привыкли и не обращали внимания на отметину на лице отца. Шрам у него был всегда, как всегда было на лбу у матери небольшое родимое пятнышко, а у Ивецио на ноге – крупная багровая родинка.Старший брат взял с малышей клятву, что они ничего никому не расскажут, и открыл им страшную тайну:– Это Анджело его так…– Анджело? – Роза недоверчиво раскрыла глаза.– Ну да… хлыстом, – уточнил Пьер Луиджи.«Хлыстом», – подумала Роза, и ей припомнился свист кнута, которым мастерски владел отец. Погоняя лошадей, он громко щелкал кнутом над крупом коней, не задевая, однако, животных. А Пьер Луиджи продолжал рассказ:– Анджело тогда исполнилось тринадцать…– Значит, он был уже большой, больше тебя, – заметила Роза.Ей самой в тот день, когда старший брат рассказывал эту историю, исполнилось только пять. Девочка слушала рассказ Пьера Луиджи словно страшную сказку.– Да, он был старше меня, а вы оба только-только родились, – подтвердил Пьер Луиджи.Розе не терпелось все узнать.– А что же Анджело сделал? – недоверчиво спросила она.Старший брат склонился к малышам и сообщил таинственным тоном:– Однажды Анджело что-то натворил, такое с ним часто бывало.– А что он натворил? – прервала рассказчика девочка.– Если будешь мне мешать, ничего не скажу, – пригрозил Пьер Луиджи.– Молчу, молчу, – успокоила его Роза, прикрыв рот ладошкой.– Ну ладно, так вот, однажды Анджело что-то натворил, и отец схватился за ремень.– А зачем ремень? – удивился Ивецио.– Чтобы наказать Анджело.– А нас он так никогда не наказывает, – снова вмешалась Роза.– А тогда наказывал, – отрезал Пьер Луиджи. – Папа, значит, взял ремень, а Анджело, раньше он отцу никогда не перечил, вдруг говорит: «Папа, не делайте этого». И таким голосом сказал, что мурашки по коже побежали. А глаза у Анджело стали прямо неподвижные. «Я уже не ребенок», – добавил Анджело. А папа ему: «Шалопай ты, таких драть надо». Отец замахнулся, но Анджело мигом схватил хлыст, что валялся в хлеву в углу, и как хватит прямо по лицу!– Ударил? Прямо так, как бьют лошадей? – с ужасом спросил Ивецио и инстинктивно закрыл лицо ручонками.– Так и ударил… – подтвердил старший брат.– А ты откуда все знаешь? – спросила Роза.Она все еще не хотела поверить рассказу Пьера Луиджи.– Я же их видел! Спрятался за тюком сена и все видел… Отец стал прямо каменный, только кровь по щеке бежит. А сам молчит. Коровы, что там стояли, и те жевать перестали, на них уставились. Анджело хлыст швырнул и выбежал вон. А отец опустился на скамеечку, на которой коров доят, и провел рукой по щеке. Вся рука в крови была… я сам видел.– А что потом? – разволновалась Роза.– А потом у него слезы по щекам побежали.Девочка не могла вообразить, чтобы отец, такой большой, такой сильный, рыдал, как ребенок. Конечно, Анджело, ее родной брат, которого она совершенно не знала, сотворил ужасную вещь!– А что дальше было? – не унималась Роза.– Анджело больше не вернулся. Его потом видели с бродячими акробатами. Знаешь, бродячий цирк…Теперь он иногда пишет из далекой страны. Может, в «Фавориту» Анджело не вернется никогда. А отец с тех пор не хватается за ремень.Розе эта история показалась невероятной, и она долго не могла опомниться. Образ незнакомого брата, осмелившегося поднять руку на отца, постоянно грезился ей. А теперь Анджело стоял перед ней, красивый, хорошо одетый, с манерами настоящего синьора.Анджело вгляделся в полумрак кухни.– А где же Пьер Луиджи? – спросил он, осторожно освобождаясь из материнских объятий.– Ушел с отцом в деревню, – ответила Алина. – Сегодня праздник Мадонны. А ты через деревню не проходил?– Нет, я шел пешком из Милана, через поля, по короткой дороге.– Заходи в дом, – пригласила сына мать.Они прошли в кухню к погашенному очагу. Здесь царила приятная прохлада, пахло хлебом, парным молоком и прогоревшими дровами.– И вы заходите, – сказала мать близнецам, которые не осмеливались без приглашения перешагнуть порог.Роза заметила, что мать утратила обычную сдержанность и выглядит веселой и счастливой. Алине так хотелось, чтобы сын, отшагавший километры по пыльной жаркой дороге, возвращаясь в родной дом, отдохнул здесь на славу. Анджело зачерпнул ковшиком холодной воды из сверкавшего медью ведра, стоявшего под посудной полкой, и жадно, с позабытым уже наслаждением, выпил.– Хороша наша водичка, – сказал он, устраиваясь поудобней на лавке. – Пахнет родником и речкой.Роза и Ивецио, справившись со своей обычной застенчивостью, уселись у ног Анджело на каменную ступеньку.– Ты, наверное, голодный, – забеспокоилась Алина.Она была готова выполнить любое желание вновь обретенного сына.– В такую жару есть не хочется, – ответил Анджело.– Ну уж руссумату я для тебя сделаю! – с улыбкой сказала мать.У близнецов сразу же слюнки потекли, и оба облизнулись в предвкушении. Руссумату мать готовила только по праздникам, взбивая в снежную шапку белки яиц и смешивая их с желтками, стертыми с сахарным песком. Потом добавлялся стакан красного вина, и получался густой крем цвета сливы. В него макали сухой бисквит – настоящее объедение!– Давай я руссумату приготовлю, – предложила Роза. – У меня хорошо получается.Анджело с благодарностью улыбнулся. Он наслаждался прохладой, поскольку на улице стоял нестерпимый летний зной.– Пожалуй, попозже, – сказал он. – Мне сейчас ничего не хочется. Лучше давайте заглянем в мою сумку, может, найдем кое-что интересное.Дорожная сумка Анджело осталась за порогом, и он с улыбкой предложил малышам:– А ну-ка посмотрим, хватит ли у вас сил притащить ее сюда.Дважды ему повторять не пришлось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Незнакомец подходил все ближе. Он шел, освещенный солнцем, запылившийся, но бодрый и свежий. Юноша остановился перед девочкой, и Роза увидела его открытую улыбку. Ей сразу показалось, что незнакомец станет ее другом. Да, улыбка ей понравилась, и девочка, забыв о наставлениях матери, улыбнулась в ответ.Молодой человек опустил на землю тяжелую дорожную сумку.– А вы – близнецы! – звонко воскликнул он, и Роза увидела, что глаза его смеются.– Да, близнецы, – в один голос откликнулись удивленные брат и сестра.– Ты Роза, – уверенно заявил молодой человек, показав на девочку пальцем, – а ты – Ивецио, – и он перевел взгляд на мальчика.Юноша, как и дети, говорил на диалекте, сочно и выразительно, правда, не на чисто миланском. Что-то странное слышалось в его произношении.– Может, я ошибся? – насмешливо обратился он к детям.Близнецы взглянули друг на друга, не зная, что ответить. Но, не найдя слов, лишь рассмеялись серебристым смехом, чувствуя себя неловко рядом с этим необычным человеком.– Так я ошибся? – повторил незнакомец.– Нет, – покраснев, ответила Роза.А пришелец смотрел на нее с нежностью. Такую нежность читала она в глазах своего приятеля Клементе. Но Клементе хорошо ее знал, они всегда играли вместе, поэтому Клементе и любил Розу. Неужели этот чужой человек тоже ее любит?Они так увлеклись, что не обратили внимания, как отодвинулась занавеска, прикрывавшая вход в кухню. На пороге появилась статная фигура матери в темно-зеленом хлопчатобумажном платье, доходившем до носков черных туфель. Большие светлые глаза освещали правильные черты лица, обрамленного тяжелыми каштановыми волосами.Роза и Ивецио с изумлением заметили, что в глазах юноши блеснуло что-то похожее на слезы.– Кто вы такой? – холодным тоном спросила Алина Дуньяни.Молодой человек весь напрягся и с трудом сглотнул слюну. При появлении Алины выражение лица его изменилось.– Вы меня не узнаете? – прошептал он.– А что, я вас разве знаю? – возмутилась женщина.Она разговаривала сурово с незнакомцем, вторгнувшимся в ее владения.Улыбка слетела с губ молодого человека, у рта появилась горькая складка. Роза и Ивецио, замерев, переводили взгляд то на мать, то на юношу, ожидая какого-то объяснения.– И голос крови вам ничего не говорит? – спросил гость. – А я вас сразу узнал, мама…Дети увидели, как смягчилось прекрасное и суровое лицо матери, в глазах появилась тревога и растерянность. Потом они наполнились слезами, и, запинаясь, женщина едва пролепетала:– Анджело!.. Мальчик мой!Губы Алины дрожали, а незнакомец смотрел на нее с благоговением.– Это я, это я, мама! – повторял он.– Дети, смотрите, кто приехал! – воскликнула женщина, обращаясь к малышам.Она призывала близнецов в свидетели, потому что не могла поверить собственным глазам. Наконец, протянув руки к сыну, Алина разрыдалась.– Вернулся, ты вернулся…– Да, мама, я вернулся.И молодой человек, как ребенок, бросился в материнские объятия.– Анджело! Мой Анджело! Тебе всего восемнадцать, а выглядишь настоящим мужчиной.Впервые в жизни Роза видела, как мать плачет.– А вы, мама, не изменились. Я вас такой и запомнил.Муха, похоже, выпуталась из занавески, и металлическое жужжание растворилось в том хоре, что доносился с опаленных солнцем полей.– Сколько времени прошло! – всхлипнула Алина. – Почему тебя не было так долго?Она нежно упрекала сына, взяв его лицо в ладони и пытаясь увидеть в загорелых, мужественных чертах юноши того ребенка, каким он был когда-то. Мать не могла признать, что детство сына ушло навсегда. В книге жизни Алины Дуньяни не хватало нескольких важных страниц, которые уже не восстановить: она не знала Анджело подростком, не видела его в те годы, когда мальчик становится мужчиной.
…Анджело ушел из дому в тринадцать лет. Роза и Ивецио тогда только-только родились, а он, прошагав километры по полевым дорогам, пристал к труппе бродячих акробатов. Потом, с помощью новых друзей, перебрался через границу в Домодоссоле, спрятавшись под товарным вагоном. Оттуда, пережив множество приключений, он добрался до Англии и осел в этой стране.Когда отец, Иньяцио Дуньяни, узнал о бегстве старшего сына, было уже поздно догонять Анджело и пытаться возвратить его в семью. А сегодня, жарким августовским днем, мальчик вернулся. Теперь ему исполнилось восемнадцать, и он стал мужчиной.Для близнецов имя Анджело всегда связывалось со слезами и печалью. Раза два в год приходили в «Фавориту» письма с иностранными марками, с непонятными печатями, адресованные госпоже Алине Дуньяни. Анджело писал матери. Она закрывалась в спальне, читала и перечитывала послания сына, пока не истрепывались листки, потом появлялась, и глаза у нее были красны от слез. А Анджело снова надолго замолкал.Как-то Роза спросила у матери:– А почему Анджело убежал? И когда же он вернется?Алина горестно вздохнула и ответила:– Вот такой он, Анджело. Уехал, не спросив, и вернется, когда пожелает.Правду о бегстве Анджело близнецы узнали от Пьера Луиджи, второго сына Дуньяни. Оказалось, что Анджело сбежал после страшной истории.– Видели у папы на правой щеке белую отметину? – как-то спросил у близнецов старший брат.Конечно, Роза и Ивецио прекрасно знали этот белый шрам – он выделялся белесой дорожкой в темной отцовской щетине. Они привыкли и не обращали внимания на отметину на лице отца. Шрам у него был всегда, как всегда было на лбу у матери небольшое родимое пятнышко, а у Ивецио на ноге – крупная багровая родинка.Старший брат взял с малышей клятву, что они ничего никому не расскажут, и открыл им страшную тайну:– Это Анджело его так…– Анджело? – Роза недоверчиво раскрыла глаза.– Ну да… хлыстом, – уточнил Пьер Луиджи.«Хлыстом», – подумала Роза, и ей припомнился свист кнута, которым мастерски владел отец. Погоняя лошадей, он громко щелкал кнутом над крупом коней, не задевая, однако, животных. А Пьер Луиджи продолжал рассказ:– Анджело тогда исполнилось тринадцать…– Значит, он был уже большой, больше тебя, – заметила Роза.Ей самой в тот день, когда старший брат рассказывал эту историю, исполнилось только пять. Девочка слушала рассказ Пьера Луиджи словно страшную сказку.– Да, он был старше меня, а вы оба только-только родились, – подтвердил Пьер Луиджи.Розе не терпелось все узнать.– А что же Анджело сделал? – недоверчиво спросила она.Старший брат склонился к малышам и сообщил таинственным тоном:– Однажды Анджело что-то натворил, такое с ним часто бывало.– А что он натворил? – прервала рассказчика девочка.– Если будешь мне мешать, ничего не скажу, – пригрозил Пьер Луиджи.– Молчу, молчу, – успокоила его Роза, прикрыв рот ладошкой.– Ну ладно, так вот, однажды Анджело что-то натворил, и отец схватился за ремень.– А зачем ремень? – удивился Ивецио.– Чтобы наказать Анджело.– А нас он так никогда не наказывает, – снова вмешалась Роза.– А тогда наказывал, – отрезал Пьер Луиджи. – Папа, значит, взял ремень, а Анджело, раньше он отцу никогда не перечил, вдруг говорит: «Папа, не делайте этого». И таким голосом сказал, что мурашки по коже побежали. А глаза у Анджело стали прямо неподвижные. «Я уже не ребенок», – добавил Анджело. А папа ему: «Шалопай ты, таких драть надо». Отец замахнулся, но Анджело мигом схватил хлыст, что валялся в хлеву в углу, и как хватит прямо по лицу!– Ударил? Прямо так, как бьют лошадей? – с ужасом спросил Ивецио и инстинктивно закрыл лицо ручонками.– Так и ударил… – подтвердил старший брат.– А ты откуда все знаешь? – спросила Роза.Она все еще не хотела поверить рассказу Пьера Луиджи.– Я же их видел! Спрятался за тюком сена и все видел… Отец стал прямо каменный, только кровь по щеке бежит. А сам молчит. Коровы, что там стояли, и те жевать перестали, на них уставились. Анджело хлыст швырнул и выбежал вон. А отец опустился на скамеечку, на которой коров доят, и провел рукой по щеке. Вся рука в крови была… я сам видел.– А что потом? – разволновалась Роза.– А потом у него слезы по щекам побежали.Девочка не могла вообразить, чтобы отец, такой большой, такой сильный, рыдал, как ребенок. Конечно, Анджело, ее родной брат, которого она совершенно не знала, сотворил ужасную вещь!– А что дальше было? – не унималась Роза.– Анджело больше не вернулся. Его потом видели с бродячими акробатами. Знаешь, бродячий цирк…Теперь он иногда пишет из далекой страны. Может, в «Фавориту» Анджело не вернется никогда. А отец с тех пор не хватается за ремень.Розе эта история показалась невероятной, и она долго не могла опомниться. Образ незнакомого брата, осмелившегося поднять руку на отца, постоянно грезился ей. А теперь Анджело стоял перед ней, красивый, хорошо одетый, с манерами настоящего синьора.Анджело вгляделся в полумрак кухни.– А где же Пьер Луиджи? – спросил он, осторожно освобождаясь из материнских объятий.– Ушел с отцом в деревню, – ответила Алина. – Сегодня праздник Мадонны. А ты через деревню не проходил?– Нет, я шел пешком из Милана, через поля, по короткой дороге.– Заходи в дом, – пригласила сына мать.Они прошли в кухню к погашенному очагу. Здесь царила приятная прохлада, пахло хлебом, парным молоком и прогоревшими дровами.– И вы заходите, – сказала мать близнецам, которые не осмеливались без приглашения перешагнуть порог.Роза заметила, что мать утратила обычную сдержанность и выглядит веселой и счастливой. Алине так хотелось, чтобы сын, отшагавший километры по пыльной жаркой дороге, возвращаясь в родной дом, отдохнул здесь на славу. Анджело зачерпнул ковшиком холодной воды из сверкавшего медью ведра, стоявшего под посудной полкой, и жадно, с позабытым уже наслаждением, выпил.– Хороша наша водичка, – сказал он, устраиваясь поудобней на лавке. – Пахнет родником и речкой.Роза и Ивецио, справившись со своей обычной застенчивостью, уселись у ног Анджело на каменную ступеньку.– Ты, наверное, голодный, – забеспокоилась Алина.Она была готова выполнить любое желание вновь обретенного сына.– В такую жару есть не хочется, – ответил Анджело.– Ну уж руссумату я для тебя сделаю! – с улыбкой сказала мать.У близнецов сразу же слюнки потекли, и оба облизнулись в предвкушении. Руссумату мать готовила только по праздникам, взбивая в снежную шапку белки яиц и смешивая их с желтками, стертыми с сахарным песком. Потом добавлялся стакан красного вина, и получался густой крем цвета сливы. В него макали сухой бисквит – настоящее объедение!– Давай я руссумату приготовлю, – предложила Роза. – У меня хорошо получается.Анджело с благодарностью улыбнулся. Он наслаждался прохладой, поскольку на улице стоял нестерпимый летний зной.– Пожалуй, попозже, – сказал он. – Мне сейчас ничего не хочется. Лучше давайте заглянем в мою сумку, может, найдем кое-что интересное.Дорожная сумка Анджело осталась за порогом, и он с улыбкой предложил малышам:– А ну-ка посмотрим, хватит ли у вас сил притащить ее сюда.Дважды ему повторять не пришлось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43