А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В школе для Ивецио заключалось спасение – здесь не было Анджело.По дороге в школу счастливый мальчик напевал песенку, которой его научили ребята постарше: «Динь-дон-дон! Колокол бьет, на урок зовет! Динь-дон-дон! Книжки возьмем! Динь-дон-дон! Потихонечку пойдем!»Так они шагали «потихонечку», то собирая ягоды, то залезая на деревья за птичьими гнездами. Частенько близнецы опаздывали. Но у Сентати было весьма своеобразное понимание дисциплины: детей землевладельцев он не бил, не забывая о подарках, которые их родители приносили учителю по праздникам. Он захлопывал перед носом Ивецио дверь и заявлял ему, поглядывая на часы:– Школа – тот же поезд. Кто не успел, тот опоздал.Синьорина Гранди отличалась большей терпимостью, и Розу на урок пускала. Ивецио же бродил во дворе мэрии, разглядывал незнакомых и ждал перемены, чтобы поиграть с товарищами.Слухи о том, что Роза скачет на лошади, обошли все фермы и лачуги. Девочки в школе, скорее из зависти, посмеивались над Розой, и она ощущала себя не такой, как все. Матери Роза не верила, но ее обижало осуждение сверстниц, относившихся к ней с холодной жестокостью, на которую способны лишь дети. Потому игры с лошадкой в значительной мере потеряли привлекательность в глазах Розы, но ей не хотелось разочаровывать Анджело, и она по-прежнему скакала верхом на лужайке за сеновалом, стараясь далеко не отъезжать, чтобы никому не попасться на глаза.И сегодня, в час завтрака, когда весенний дождик стучал по крыше, Розе вдруг больше всего на свете захотелось увидеть Анджело. Но только она знала, что Анджело не появится.Накануне вечером – она уже легла, а братья спали – девочка услышала, как в кухне Анджело ссорится с родителями. Потом голоса стихли, ненадолго воцарилась тишина, и по коридору тяжело прошагал отец, за ним мать. Скрипнула и захлопнулась дверь их спальни. Следом за этим послышался скрип двери в комнате Анджело, в глубине коридора, у входа на сеновал.Роза натянула на голову стеганое шерстяное одеяло, но никак не могла заснуть. Тогда она приняла отважное решение. Сердце у девочки едва не выскочило из груди, когда она на цыпочках пробегала через весь коридор. Она тихонько проскользнула в комнату брата и увидела, что Анджело сидит на краю кровати и, кажется, плачет. Но, когда брат поднял глаза, девочка увидела в них не слезы, а гнев.– Ты здесь зачем? – сердито спросил юноша.Никогда еще брат не разговаривал с ней таким тоном.– Вы ссорились… я слышала… – пролепетала Роза.Она стояла на пороге в длинной, до пят, белой ночной рубашке. Ее мягкие волосы рассыпались по плечам, а в руке Роза держала мерцавшую красноватым светом свечу.– Девочка со свечой, – смягчившись, улыбнулся Анджело, вспомнив рисунок с таким названием.– Хочешь, я уйду, – настороженно прошептала Роза.– Нет, иди сюда. – И брат жестом пригласил ее присесть на кровать рядом с ним.– Вы ссорились? – спросила Роза.– Да, – признался Анджело.– А что теперь? – с тревогой произнесла девочка.– Ничего. Все прошло.Он улыбнулся и ласково потрепал ее по щеке.– А я испугалась!Роза вздохнула с облегчением.– Не надо пугаться из-за пустяков.Анджело обнял сестренку за плечи и почувствовал, как она дрожит.– А почему вы ссорились?Анджело не смог бы объяснить причину ссоры. Но надо было что-то придумать для Розы.– Наверное, потому, что я, кажется, не гожусь для деревенской жизни, – сказал Анджело.Ему и самому это объяснение показалось вполне приемлемым. Глаза Розы беспокойно блеснули в полумраке комнаты.– Как это «не гожусь»? – спросила девочка.Что-то в словах брата насторожило ее.– Не знаю, смогу ли я тебе объяснить, но попытаюсь. Меня не интересуют ни урожай, ни скотина. Я хочу уехать, понимаешь?Он чувствовал – из-за последствий его ссоры с родителями страдать будет девочка.– Куда ты хочешь уехать?При одной мысли, что она потеряет Анджело, Розе становилось страшно.– Куда-нибудь, – произнес юноша, – в далекие страны. Хочу посмотреть, как там люди живут. Хочу найти в океане упавшую звезду.Из глаз девочки выкатились крупные слезы.– А долго плыть по океану в дальние страны? – спросила Роза, напуганная планами Анджело.– Как раз ты успеешь научиться писать и напишешь мне письмецо.Анджело поднял сестренку на руки, отнес в ее спальню, уложил, подоткнул одеяло и поцеловал в лоб.– А теперь спи! И пусть тебе приснится хороший сон.– Спокойной ночи, – пролепетала Роза и, зевнув, неожиданно заснула.Так, вдруг, засыпают только дети.А теперь, за завтраком, Розе хотелось расплакаться, потому что ее старший брат как раз в эти минуты начинал долгое путешествие к океану в поисках дальних стран.– Иди посмотри, может, он еще спит, – приказал отец Пьеру Луиджи.Сын выбежал из кухни и через минуту вернулся растерянный.– Его нет! – заявил испуганный Пьер Луиджи.– Как это «нет»! – возмутился Иньяцио.– Он и спать не ложился. Постель не разобрана, а комод с вещами Анджело пустой.Алина закрыла лицо ладонями и с горьким вздохом произнесла:– Снова сбежал!Иньяцио стукнул кулаком по столу, так что посуда загремела, а близнецы затрепетали. Старуха мать ошеломленно взглянула на сына.– А ты ждала чего-то другого? – крикнул Иньяцио жене.– Кровь Дуньяни, – чуть слышно произнесла бабушка и села у очага рядом с Джиной, помешивавшей месиво для свиней.– Сделай же что-нибудь! – умоляюще выкрикнула Алина, обращаясь к мужу.– Ты уже и так сделала все, что могла, – произнес Иньяцио.Он успокоился, вспышка гнева прошла.– Обратись к властям, – настаивала Алина.– Власти не смогли остановить его, когда ему было тринадцать, – напомнил муж.– Верни, верни Анджело домой, – взмолилась Алина.Роза смотрела на мать спокойно, без волнения. Она наблюдала за материнскими страданиями так же равнодушно, как мать за ее муками. И на губах у девочки мелькнула едва заметная улыбка.– Об этом проси твоих святых и Мадонну, – отрезал муж.– Не богохульствуй, – воскликнула Алина, осенив себя крестом.– У них проси, пусть вернут сына, не у меня, – в бешенстве крикнул Иньяцио. – Ты к ним обращалась, призывая Господень гнев на Анджело. И все потому, что какие-то злые языки наговорили тебе, будто бы Анджело видели в увеселительном заведении.– Замолчи! – взвизгнула Алина.Она схватила близнецов, которые ничего не поняли, вытолкнула их на улицу. За ними последовал Пьер Луиджи, которому мать велела следить за малышами.На улице лил дождь, но Пьер Луиджи успокоил близнецов:– Сейчас Джина принесет вам ранцы и зонтик.Ивецио стоял спокойно, а Роза попыталась вернуться в кухню. Ей хотелось услышать, что скажут родители про Анджело. В глубине души девочка считала, что она-то все знает лучше всех.– Нам еще рано идти, – сказала Роза, стараясь ускользнуть от Пьера Луиджи.– Я сказал, тебе пора в школу, – сердито оборвал ее брат.Пьеру Луиджи исполнилось двенадцать. Он с отличными оценками окончил шестой класс и со всей ответственностью относился к материнским поручениям.– А вот и не пора! – заупрямилась Роза.Ивецио попытался переубедить сестренку, боясь, что ее накажут.А Пьер Луиджи непререкаемым тоном приказал:– А ну бегом в школу!Роза и Ивецио учиться не любили и ходили на уроки только потому, что их заставляли. Пьер Луиджи, напротив, учился прекрасно, а теперь еще ходил по воскресеньям на курсы технического черчения.Укрывшись под большим зонтом с деревянной ручкой, близнецы побрели вдоль дороги. Похоже, они опаздывали, но все можно было свалить на дождь, барабанивший по зеленому зонту и превративший каждую рытвину на дороге в лужу. С полей доносился сильный, резкий аромат. По небу, подгоняемые ветром на запад, лениво ползли серые тучи.– А я знала, что Анджело уехал, – произнесла Роза.– Ты всегда все знаешь, – сказал Ивецио.Ему просто не хотелось спорить с сестрой.– Он мне сам сказал, вчера вечером, – уточнила девочка.– Ага, во сне, наверное, – усмехнулся Ивецио.– Нет, когда я пришла к нему в комнату, – многозначительно сказала Роза.– А может, он тебе сообщил, куда уехал? – иронически заметил мальчик.– Конечно, – уверенно ответила Роза. – Он уехал на край света.– А где край света? – полюбопытствовал Ивецио. – В сторону Бергамо или в сторону Милана?Других городов Ивецио не знал.– Не знаю, но очень далеко.Роза вспомнила, что и она спрашивала то же самое у Анджело.– А что он будет делать на краю света?– Поплывет по океану за упавшей звездой, – с важным видом объяснила девочка. – Звезду привезет мне.– А-а… – протянул Ивецио, не поняв ни слова.Однако он не хотел признаваться в том, что ничего не понял, и спросил:– А когда он вернется?– Когда я научусь писать и напишу ему письмецо, – ответила сестренка.– Вот и нет! Думаю, он вообще не вернется. Он с мамой тоже поссорился.– Со мной он не ссорился, – возразила Роза. – Поэтому я уверена: Анджело вернется.– Слушай, а куда это он вчера вечером ходил? – спросил Ивецио.– В веселый дом. Папа сказал, Анджело был в веселом доме.– Непонятно. Ну и что, если он где-то веселился?– Не знаю, – вздохнула Роза.– Иногда за это ругают. Вот я болтаю с другом на уроке, и мне весело. А тут как раз учитель меня спрашивает, ну а я ворон ловлю. Он тогда ругается…– Наверное, так оно и есть…– Но почему мама из-за такой ерунды призывала на него кары Господни? – удивился Ивецио.– Ну знаешь, мама всегда так… – объяснила Роза. – Она думает, Богу делать нечего, как только насылать на всех кары.– Но иногда мама права, – возразил Ивецио, которому хотелось задеть Анджело.Малыш был доволен неожиданным отъездом старшего брата. Он чувствовал себя свободным, Роза снова принадлежала только ему.– А вот мы из-за мамы сегодня голодными останемся! – коварно заявила Роза.– Ой, Христе Боже мой! – воскликнул мальчик и тут же прикрыл рот ладошкой, убоявшись вырвавшихся у него слов.Про себя Ивецио тут же попросил у Бога прощения. Если бы Роза донесла матери, что Ивецио всуе поминает имя Божье, ему бы досталось, и досталось бы, конечно, побольше, чем Анджело. Тот всего лишь где-то веселился. Но Роза никогда не предавала брата-близнеца.– Мама забыла дать нам второй завтрак в школу, – напомнила Роза.Ивецио попытался найти оправдание для матери:– Мы сами забыли попросить.– А какая разница. Так и так голодными останемся, – реалистично заключила сестренка.– Дождь кончился! – обрадовался мальчик.Роза протянула ручку и заметила:– Действительно, кончился.Из окошка меж облаками блеснуло солнце. Малыши закрыли зонтик и кинулись бегом, перепрыгивая через лужи, позабыв и об исчезновении Анджело, и о материнских наставлениях, и об отцовском гневе, и о втором завтраке, и о крае света. Глава 5 Сильная рука матери сжала плечо поставленной на колени девочки.Роза не всхлипнула, а лишь бесстрашно заглянула Алине в глаза и произнесла:– Ты делаешь мне больно.– Знаю, – безжалостно ответила мать.– Отпусти! – твердо сказала дочь.– Раскайся! – приказала Алина.Роза только тряхнула головой.– Повторяй за мной! – велела Алина, притворяясь спокойной.– Что повторять? – спросила девочка.Роза не могла больше выносить те муки и унижения, которым подвергала ее Алина.– Повторяй: Господи, помоги мне обрести мое призвание и стать монахиней!– Не буду!Роза говорила как человек, уверенный в собственной правоте.– Я это столько раз повторяла, а теперь больше не хочу.Лицо у девочки горело от унижения, а колени ныли. Спальня родителей казалась Розе отвратительной темницей. А из окна, где остался закрытый для Розы мир, доносилось благоухание летних полей, звенели голоса детей, слышались разговоры взрослых.Все началось июльским утром, с появлением бродячего торговца. Он появлялся каждый месяц, если погода благоприятствовала, и делал остановку в «Фаворите». Его могучий нормандский жеребец в нарядной упряжи тащил за собой целый магазин на колесах. Там было все для дома. Он продавал посуду и голландское полотно, шелк из Комо и костяные гребни, ленты и французские духи, слабительные соли и микстуры, настойки для улучшения пищеварения и пилюли от изжоги, специи и мази для людей и для скота.Алина, перетряся весь товар, купила два пузатых керамических ночных горшка в подарок работнику, что собирался жениться. Роза любовалась безделушками, выставленными на лотке около гумна. Торговец был мужчина высокий и толстый, с открытым лицом, живым внимательным взглядом и хорошо подвешенным языком. Он умел моментально оценить намерения и возможности в общем-то немногочисленных покупательниц, готовых ради какой-нибудь ненужной мелочи, да и просто из интереса, сторговаться о тайном свидании где-то в поле.Продавец любил детишек и к тому же хотел отблагодарить Алину Дуньяни, свою лучшую клиентку. Поэтому он подарил Розе крохотный флакончик духов с пробочкой, сиявшей, как золото. К горлышку голубой шелковой ленточкой была привязана этикетка с изящной надписью «Одеколон «Аткинсон».Пока мать выбирала новые тарелки вместо тех, что разбились, и сверяла покупки со списком, составленным заранее, Роза, сжимая в руке свое сокровище, забежала за угол и уселась на каменной скамье у стены дома.Тут и нашла ее мать. Девочка с наслаждением вдыхала запах одеколона, брызнув несколько капель себе в ладошку.– Это еще что такое? – грозно спросила Алина, сдвинув брови.– Духи!И девочка с улыбкой протянула флакончик матери.– Стыд какой! – крикнула Алина, вырвав у дочери из рук подарок.– Мне торговец подарил, – объяснила Роза, испугавшись, что сейчас потеряет свою благоуханную мечту. – Стыд какой! – с отвращением повторила мать.Розе было бы легче, если бы Алина влепила ей пощечину, но мать схватила дочь за руку и втащила в дом.Она приволокла ее в спальню и перед ликом Христовым, увенчанным терновым венцом, велела:– На колени!Роза из послушания опустилась на колени, но не поняла, зачем это нужно. Правда, мать всегда твердила, что преклонить колени лишний раз никогда не мешает.– А зачем? – спросила девочка.– Проси прощения у Господа! – приказала мать.– А почему? – недоумевала Роза.Она растерялась, потому что вины за собой не чувствовала.– За твое тщеславие, – прошипела Алина. – Ты надушилась. Только дурные женщины поливаются духами. Тебе всего семь лет, а ты уже испорченная девчонка. Моли Господа, чтобы очистил твою душу.Тут Роза разразилась рыданиями. Судя по поведению матери, она совершила грех, но не понимала какой. Почему все, что нравилось Розе, Алина осуждала и Христос тоже? Грешно ездить верхом, грешно носить ожерелье, грешно нюхать духи. Девочка, впрочем, готова была попросить у Бога прощения за те грехи, что она, того не подозревая, совершила.– А теперь повторяй за мной, – велела Алина. – Господи, обрати на меня свою милость и помоги обрести призвание и стать монахиней.Роза уже давно повторяла эти слова. Каждый вечер, после семейной молитвы, ее заставляли молиться на коленях, на голом полу, перед ликом Христа, увенчанным терновым венцом, и просить, чтобы Господь милостью своей привел ее в монастырь.Но дни шли, и девочка чувствовала, как в душе ее рождается непобедимое отвращение к жестокому обряду и жгучая неприязнь к увенчанному терниями Христу, который позволял матери так обращаться с дочерью.К тому же Розе совсем не хотелось становиться монахиней, а монастыри она терпеть не могла. У нее перед глазами был пример монахини Деодаты, сестры отца. Каждый год Деодата приезжала в «Фавориту» на Рождество и проводила несколько дней в семье брата. Роза смотрела на лик Христов, а видела перед собой длинное, печальное лицо хромой тетки. От монахини пахло ладаном и безлюдной ризницей, а нос у нее был тонкий, загнутый книзу, словно клюв индюшки. Девочка однажды подсмотрела, как сестра Деодата плачет, горько упрекая бабушку в углу, у очага.– Ах, мама, будь у вас побольше соображения, вы никогда не отдали бы меня в монастырь. Вы сделали свою дочь на всю жизнь несчастной.– Да я-то думала, что правильно делаю, – призналась смущенная бабушка. – Ты же хромоножка, кто тебя замуж взял бы? А в доме брата, с такой невесткой, житье не сладкое. Прости меня, доченька.– Знаю, знаю, мама. Знаю, в миру тяжело, но вы не представляете, как страдают в монастыре.Как ни прославляла монастырскую жизнь Алина, мир не снисходил в измученную душу девочки.И в этот летний вечер, стоя на коленях перед образом в родительской спальне, Роза отказалась повторять слова матери.– Не буду, не буду повторять, – упрямо твердила девочка. – И, клянусь, никогда не стану монахиней.Ошеломленная Алина вгляделась в решительное лицо дочери.– Грех порождает грех, – произнесла женщина скорее для себя, чем для девочки.Если бы Алина зачала дочь в богобоязненном страхе, а не в безумии наслаждения, Роза бы не выросла такой. Алину охватило бешенство. Кровь пульсировала у нее в висках, и болезненная тьма замутила разум.– Не буду монахиней! – твердо заявила Роза.Алина попыталась сменить тон:– Ты делаешь больно Христу!– Пусть лучше ему будет больно, а не мне, – возразила дочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43