Во время переезда Клементе заботился об Ивецио, а Роза и Пьер Луиджи яростно долбили английский. Без языка приличной работы не получишь.По прибытии корабля их на пароме переправили на Эллис-Айленд. Розу отделили от мужчин и отправили на медосмотр вместе с женщинами. У каждого эмигранта на шее висела табличка с условными знаками. H – heart – сердце, означало, что эмигрант страдает сердечным заболеванием. Буквы CT указывали на трахому, которая встречалась очень часто. PG (pregnant) писали беременным женщинам, а L (lamness) – хромым. Один из самых страшных недостатков обозначался буквой S – старость. Несколько крестиков мелом на рукаве могли привести к трагедии. Пятнадцать женщин в группе из тридцати, куда входила и Роза, были отмечены крестиками. У Розы не нашли никаких недостатков. На вопросы раздраженных инспекторов она отвечала механически, не задумываясь, но правильно, как ее научил один американский чиновник, плывший тем же пароходом. Тот же чиновник помог с Ивецио. Роковым для многих был вопрос номер двадцать один: «Вы уже подписали контракт на работу?»Несколько лет назад среди чиновников эмиграционной службы был один, очень толковый, по имени Фьорелло Ла Гуардиа. Розе во время путешествия рассказывали об этом еврее итальянского происхождения, стремившемся улучшить положение эмигрантов. В частности, он выступал за соблюдение закона от 1885 года, согласно которому запрещался наем на работу заочно, до въезда эмигрантов в Америку. Поэтому на вопрос номер двадцать один следовало отвечать: «Нет, контракт не подписывал, – но обязательно добавить: – Однако у меня есть возможность быстро найти работу».Тот же чиновник, взявший ее под свое покровительство, пообещал Розе рекомендацию для поступления на работу в универмаг фирмы «Купер и Тейлор». Таким образом, Роза покинула огромный ангар, где сортировали эмигранток, с удостоверением, где красовалась надпись Admitted, и с двумя сотнями долларов, оставшимися от состояния Дуньяни. Ее, братьев и Клементе допустили в Новый Свет. Так когда-то допускали на кухню в «Фаворите» работников и батраков под неусыпным оком Алины и Иньяцио. Но было и отличие: уклад ломбардской деревни не оставлял людям возможности мечтать. А мечты были движущей силой, стимулом для построения своего будущего в Америке.Роза обернулась к брату и поймала взгляд Ивецио: он смотрел на сестру. Кто знает, может, в лабиринтах его мозга мелькнули те же мысли? Она взглянула на большой будильник, тикавший на комоде. Скоро придет Клементе, усталый и голодный. Надо готовить ужин…Роза сделала картофельную запеканку с мясом: блюдо сытное и питательное. Вернулся Клементе, он взглянул на Розу, вдохнул вкусные запахи, и в глазах его вспыхнул огонек восхищения и признательности.– Как дела? – спросила девушка.– Хорошо, синьорина, – ответил Клементе.Он уже вымылся и переоделся на стройке. Клементе был высоким, крепким темноволосым парнем с крупными, привыкшими к тяжелому труду руками. Обычно спокойный и добрый, он преображался, если видел, что Розе грозит опасность.– Трудный выдался день? – поинтересовалась она.– Работа есть работа, синьорина, – вздохнул Клементе.Он так и не привык называть ее просто Роза.– Как он? – спросил Клементе, кивнув на Ивецио.– Как всегда, – ответила Роза, хлопоча у плиты.– Хотите, я его покормлю, – предложил юноша.– Может, попозже. Лучше садись. Ты весь день на ногах.– Да я привык, а вот вы… Вам приходится обо всех нас заботиться…Клементе сел за стол, и Роза поставила перед ним тарелку, полную мяса и картошки.– Здесь каждый делает то, что может, – сказала Роза.– Спасибо, синьорина Роза, – улыбнулся Клементе. – Меня и собственные родители так не баловали.– Прекрати благодарить меня, Клементе, – оборвала его девушка. – И ешь! Тебе это по праву положено.– Я бы должен служить вам… – робко заметил Клементе.– У нас тут общество взаимной помощи, – пошутила Роза. – Как у тебя дела с английским?– На стройке говорят мало, – ответил с полным ртом Клементе. – Тебе покажут, что делать, ты и делаешь. Сделаешь хорошо – заплатят прилично. Можешь тогда прийти и на следующий день. Сделаешь плохо – заплатят и выставят вон.Рассказывая, Клементе энергично расправлялся с запеканкой.– Надо тебе учить язык, – посоветовала Роза.– Выучу! – со вздохом пообещал Клементе. – Я уже кое-что понимаю, а там посмотрим…– Хочешь, я тебя поучу?– Нет, у вас и так столько дел, не надо обо мне беспокоиться.У Клементе не было ни друзей, ни увлечений, в кино он не ходил никогда и всю недельную зарплату целиком отдавал Розе, распоряжавшейся семейным бюджетом. Впрочем, так же поступал и Пьер Луиджи.Тарелка Клементе опустела.– Хочешь еще? – предложила Роза.Он покраснел и сказал неправду:– Нет, спасибо, я сыт.– Ну еще чуть-чуть!И Роза добавила запеканки.Клементе всегда ужинал в одиночестве. Так решила Роза. Пьер Луиджи возвращался очень поздно, и ей не хотелось, чтобы голодный Клементе дожидался брата. Сама она ужинала вместе с Пьером Луиджи.– Спасибо, синьорина Роза, – поблагодарил юноша.– Пожалуйста, синьор Клементе, – пошутила Роза.Она неоднократно пыталась заставить его обращаться с ней как с равной, но ничего не получалось.– Не надо смеяться надо мной, – заметил Клементе, продолжая жевать.Со двора, с лестницы и с улицы доносились крики и детский плач. Орали женщины, сзывая к ужину семьи. Чей-то звучный голос с явным неаполитанским акцентом пел грустную песню. В соседней квартире громко ссорились супруги.– Трудно привыкнуть, правда, синьорина Роза? – не выдержал Клементе. – У нас было не так, – ностальгически заметил он.– Конечно, в деревне все иначе, – согласилась Роза. – Помню, как там пахло вечерами. Светлячки. Звезды. Кузнечики.– И ряды тополей, – напомнил Клементе, – а еще жасмин и аромат цветущей липы.– Грустные мысли, – вздохнула девушка. – Ностальгия – дурное чувство, она отравляет жизнь.– Вы правы, синьорина Роза.– И нечего оплакивать деревню. С «Фаворитой» покончено.– Хорошо, синьорина Роза, – покорно согласился Клементе.– Надо смотреть вперед, – решительно заявила она. – Америка велика. Тут всем места хватит.Она вытерла краем фартука вспотевшую шею – жара стояла невыносимая.Пьер Луиджи неожиданно вернулся пораньше – Клементе еще сидел за столом. Он распахнул дверь и застыл на пороге. Он запыхался, видимо, взбежав по лестнице бегом. Роза подошла к брату, взяла у него из рук черную, аккуратно сложенную куртку.– Что случилось? – спросила она, имея в виду его раннее возвращение.– Компания закрывается, – раздраженно ответил Пьер Луиджи. – С понедельника я – безработный.– На, выпей!Роза протянула брату воды со льдом. Он схватил стакан дрожащей рукой.– Не стой на пороге, сядь!Пьер Луиджи уже не носил повязки на глазу. Он вставил стеклянный глаз и выглядел совсем иначе. Скула с этой стороны выступала меньше, и протез, неподвижно смотревший в пустоту, казался более живым, чем настоящий глаз. Словно у Пьера Луиджи стало два лица: одно доброе, спокойное, как у всех Дуньяни, а другое – жестокое, как у пирата или бандита с большой дороги.– Так что я скоро могу гулять целыми днями.Пьер Луиджи сел напротив Клементе, сочувственно смотревшего на него. В один момент рухнули мечты Розы о переезде в другой район.– Ешь, – сказала она, накладывая брату полную тарелку. – А там посмотрим…– Как ты просто решаешь любую проблему!..– Ничего я не решаю, – возразила девушка. – Я только думаю, что ты с такими способностями работу найдешь запросто.Пьер Луиджи улыбнулся и, видимо, немного успокоился.– А ты умеешь справляться с трудностями, – заметил он.– Синьорина Роза права, – вмешался Клементе.– А мне увеличили зарплату, – сообщила Роза. – У Клементе работа есть. Наш бюджет даже не пострадает. Ты же скоро получишь место…– Не в этом дело, – помрачнел Пьер Луиджи. – Браться за любую работу – значит согласиться на жалкую зарплату. Работа чертежника не просто мне нравилась, она позволяла спокойно смотреть в будущее. Но американцы хорошие места приберегают для себя. И, на мой взгляд, это справедливо, – добавил он.– Но им же нужны хорошие специалисты, – сказала девушка. – И они не упустят такого замечательного чертежника.Радужные перспективы, что рисовала Роза, были весьма далеки от того, что она думала на самом деле. Конечно, Пьер Луиджи прав, а при мысли о том, что придется провести еще год в этом квартале, Розе становилось тошно.Кто-то робко постучал в дверь, и они прервали беседу. Первый раз за те месяцы, что провели они в Америке, гость постучал к Дуньяни. От неожиданности они даже забыли об увольнении Пьера Луиджи.Открывать пошел Клементе. На пороге появился молодой человек и произнес с сильным сицилийским акцентом:– Извините за беспокойство, но я должен заплатить долг.Роза его узнала. Перед ней стоял Руджеро Летициа и протягивал большую дымящуюся керамическую супницу, от которой тянулся аппетитный запах.Пьер Луиджи и Клементе в ожидании объяснений уставились на Розу.– Садитесь, синьор Летициа, – пригласила девушка.– Рагу по-сицилийски, – объяснил Руджеро, поставив супницу на стол. – Моя мать сделала специально для вас. И для вашей семьи, – добавил он, улыбнувшись Пьеру Луиджи и Клементе.– Не стоило так беспокоиться, синьор Летициа, – сказала Роза.Молодой человек, под стать своей фамилии, оказался веселым и беззаботным, и это настроение передалось Розе.– Может, и нам объясните причину этого визита, – вмешался Пьер Луиджи.Роза извинилась и вкратце рассказала, что случилось утром.– Выпейте с нами, – дружески предложил Пьер Луиджи.– С удовольствием приму ваше приглашение, – торжественно заявил Руджеро.У этого сицилийца была подвижная физиономия симпатичного мошенника.Завязалась оживленная беседа, продолжавшаяся до позднего вечера. Говорили об эмигрантах, о работе, о перспективах.– Автомобильная промышленность развивается гигантскими шагами, – сказал Руджеро. – В Штатах уже двести шестьдесят семь заводов. Самые крупные – заводы Форда. За полгода продано пятьсот тысяч машин модели «Форд-Т». Я тоже связан с автомобилями. Работаю в небольшой авторемонтной мастерской.– Но кое-где фирмы закрываются. Компания «Игл», где я работал, объявила о банкротстве, – пожаловался Пьер Луиджи.– Хоть и называется «Игл», да полетала недолго, – пошутил сицилиец. – Но если тебе нравятся моторы, – продолжал он, переходя на «ты», – то есть кое-что получше автомобилей.Роза, Пьер Луиджи и Клементе с неослабным вниманием слушали Руджеро Летициа. В Первую мировую войну он служил механиком, едва избежал смерти, а теперь подрабатывал по воскресеньям – пилотировал самолет типа «Блерио» 1912 года выпуска. Самолет принадлежал некоему Джонатану Финчу, владельцу аттракционов в Луна-парке на Стейтен-Айленде.– Так вы летаете? – с восторгом спросила Роза.– Летаю. И даю возможность любому желающему испытать удовольствие от полета за скромную сумму в два доллара.– Такое возможно только в Америке, – сказала Роза.В распахнутые окна лился теплый ночной воздух, доносились голоса соседей, искавших прохлады на улицах и пожарных лестницах.– Хотите, поедем в воскресенье со мной? – предложил Руджеро.– Мы? – переспросила Роза.Она боялась, что грезы о потрясающем приключении могут развеяться как дым.– Конечно, вы, друзья!Он обращался ко всем присутствующим, но было ясно, что приглашение касается прежде всего Розы.– Вы будете гостями воздушного всадника Руджеро Летициа. Завтра как раз воскресенье.– Надо подумать, – остудил общий восторг Пьер Луиджи.– Но в Бенде дышать нечем. На Стейтен-Айленде – зеленые луга, на набережной стоят ветряные мельницы, воздух чистый. Там спокойно пасутся коровы, позванивая колокольчиками.Хитрый сицилиец, рассказывая, даже не взглянул на Розу. Он обращался только к Пьеру Луиджи, и тот, пленившись неожиданно обретенным другом, позабыл об увольнении.– О работе будем думать в понедельник, – решил за всех старший брат. – Завтра с нашим другом Летициа едем на Стейтен-Айленд.Роза и Клементе промолчали, но в душе очень обрадовались.А Ивецио так и продолжал лежать в углу на кровати, уставясь в потолок. Глава 4 После долгого, трудного разбега самолет «Блерио» 1912 года, бросив вызов закону всемирного тяготения, взлетел над готической колокольней методистской церкви на Стейтен-Айленде. Хрупкий воздушный аппарат поднял в воздух Розу, и она испытала то же ощущение, что и в объятиях доктора Канци: опьяняющее наслаждение. Месяцами она жила одиноко, жила только надеждой, а теперь ощутила радость жизни, чувственное наслаждение, сладкое волнение.– Посмотри вниз, – крикнул Руджеро Летициа, показывая на землю рукой.Ветер унес прочь его слова, заглушаемые ревом моторов.В это воскресное утро небо было ясным и безмятежным, как улыбка ребенка, и мир сверху казался картинкой из книжки для маленьких. Мир выглядел улыбающимся и невинным, напоминая пейзаж игрушечных яслей, что ставят в семьях на комод под Рождество. Луга – словно из кусочков зеленого шелка, речка – из серебряной фольги, стеклянный пруд. Еще виднелись Луна-парк, карусели, коровы на пастбище и ветряные мельницы, смотревшие на безбрежный простор Атлантического океана.Руджеро Летициа поднимал свою механическую стрекозу все выше, широкими кругами. У Розы трепетало сердце, и окружающий мир казался сказочным. Ее невысокий, симпатичный поклонник в летном шлеме и в очках, с развевающимся по ветру белым шелковым шарфом казался ей легендарным рыцарем, что уносит ее на крылатом коне.Она позабыла о шумной скученности и вони Бенда, дыша чистым воздухом. Розе открылось очарование полета, открылись бесконечность и бессмертие. Несомненно, ничего прекрасней она в жизни не испытывала. С этим не шли ни в какое сравнение даже бешеные скачки в «Фаворите».– Научите меня водить самолет! – крикнула Роза. – Синьор Летициа, я буду летать!К Розе пришла уверенность: она нашла мужчину, который ей нужен, и она нашла способ подняться к звездам.Пилот не повернулся к ней и не ответил, он сосредоточился на управлении. А с земли крохотные человечки наблюдали за странными танцующими движениями механической стрекозы.– Так вы научите меня летать? – еще раз спросила Роза.– Да, если вы сейчас помолитесь вместе со мной, – крикнул Руджеро.Он обернулся, и Роза поняла, что Летициа перепуган.– Что случилось?– Рычаги не слушаются. Я не справляюсь с управлением.– Шутка с самолетом, который падает, входит в цену билета? – крикнула Роза.– Молитесь святой Розалии, обычно помогает, – ответил Руджеро.– Я не буду молиться, если вы не пообещаете научить меня управлять самолетом!Роза совершенно не испугалась.– Хорошо, хорошо, я научу вас летать, а теперь – молитесь!Роза начала молиться, и самолет, дернувшись еще пару раз, выровнялся и благополучно приземлился.– Сработало! – крикнул Руджеро.Он ловко спрыгнул на землю и помог спуститься Розе.– Не знаю, шутили вы или нет, – улыбнулась девушка, – но и вы никогда не узнаете, молилась ли я святой Розалии или нет.Она сняла кожаный шлем, и ее прекрасные волосы блеснули на солнце.– Вы, кажется, родились в шлеме, – сказал молодой человек. – Когда хотите попробовать еще раз?– Когда вы решите учить меня.– Вы еще у меня луну с неба попросите!..– Луна мне ни к чему, я хочу только летать.– А я думал, вы пришли ради меня, а самолет – только предлог, – с надеждой произнес Руджеро.Но Роза тут же поставила все на место.– Скажем так, я пришла из-за самолета, но вы меня тоже интересуете как пилот…– И только? – обиделся Руджеро.– На данный момент только как пилот.Роза знала, что ей нужно, и хотела немедленно получить желаемое.– Когда начнете меня учить?– Сейчас! – ответил Руджеро Летициа.И на глазах у изумленных Пьера Луиджи и Клементе направился обратно к самолету. Глава 5 – Мы хотим купить самолет «Капрони», – заявил Руджеро Летициа.– А почему не луну с неба? – съехидничала Роза, вспомнив его реплику, сказанную несколько недель назад, когда она изводила Руджеро просьбами научить ее летать.Теперь свободное время она посвящала самолетам, изучала моторы, тренировалась. У нее все быстро и хорошо получалось.– Мой брат говорил мне о ваших планах, – сообщила девушка.Они шли рядом. Роза шагала легко и изящно, складки юбки танцевали вокруг ног, а проходящие мужчины оглядывались. Она замечала их восхищение, и ей это нравилось.– У наших семей больше нет секретов друг от друга, – согласился Руджеро.Он тоже замечал восторженные взгляды и понимал, что ему завидуют, но вместе с тем ощущал какую-то неловкость.– А мистер Финч согласен? – спросила девушка, намекая на владельца аттракционов, сделавшего из Руджеро воскресного воздушного акробата.– Финч – мелочь! Подумаешь, какой-то предприниматель из Луна-парка! Он к большему и не стремится. Мыслишки у него мелкие, никаких крупных, дерзких замыслов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43