Этой ночью Роза почти на спала. Жара стояла уже две недели, и в Бенде люди мучились на забитых народом улицах, где царили нищета, скученность и отчаяние.Незадолго до рассвета произошел несчастный случай: женщина, спасаясь от жары, легла с младенцем спать на площадке пожарной лестницы. Лестница рухнула, и мать с ребенком разбились.– Оба – покойники, – констатировал полицейский, вызванный к месту происшествия.В архиве полиции было полно протоколов, сообщающих о подобных же случаях. Власти осуждали «этих дикарей», не думавших об элементарных правилах безопасности.Большинство «дикарей», столь неразумно подвергавших риску собственную жизнь и жизнь невинных детей, приплыли в великую страну на корабле издалека, спасаясь от нищеты. Некоторые уже несколько лет работали в Америке, кое-кто – несколько месяцев, как Роза. Получили они далеко не то, к чему стремились. Но ни трудности, ни отчаяние, ни смерть не могли убить надежду.– Эй, красавица! Что скажешь насчет этой рыбки? Я поймал ее специально для тебя!Молодой улыбающийся торговец рыбой, смуглый, темноволосый, протягивал ей скумбрию, выловленную, похоже, в незапамятные времена. Предложение звучало явно двусмысленно.Роза отвернулась. Ей надоело назойливое внимание мужчин. Правда, синьорину Дуньяни в Бенде уважали, хотя в этом квартале, населенном преимущественно выходцами из Южной Италии, Роза шокировала многих: она ходила везде одна, носила юбки до колен, тонкие чулки и стриглась коротко, под мальчика. И в нищете нью-йоркского квартала, и в благоустроенном доме в «Фаворите» она совсем не обращала внимания на то, что подумают о ней окружающие. У нее была одна цель: выбраться из этого жалкого района как можно скорее, прежде чем она здесь сойдет с ума.По грязной улице, наступая босыми ногами на отбросы, несся мальчишка, его догонял другой. Роза не успела отскочить в сторону, и первый из бежавших задел ее, выбив из рук пакет с едой. На мостовую вывалилось драгоценное содержимое, теперь безвозвратно потерянное: аккуратный бутерброд с жареным луком и сочный персик. Поняв, какое несчастье ее постигло, Роза почувствовала желание убить сорванца: сегодняшний обед оказался в грязной луже, а в кармане у нее оставалось лишь несколько центов на автобусный билет.– Извините, пожалуйста, синьорина! – услышала она приятный голос, в котором звучало искреннее сожаление.Ошибиться было невозможно – говорил итальянец с юга.– За что извинить? – удивилась Роза.– Вот за это. – И незнакомец показал на погибший обед.Разговаривая, он, как воспитанный человек, снял берет и почтительно смотрел на Розу глубокими иссиня-черными глазами.– Но это же не вы сделали, – сказала девушка.– Хулиган, что толкнул вас, – мой братишка, Коррадино.– А… – протянула Роза и из вежливости добавила: – Ничего страшного…Жизнь научила ее не сожалеть о том, что уже произошло. Она улыбнулась, попрощалась и пошла своей дорогой.В конце Малберри-стрит молодой человек нагнал ее.– Пожалуйста, не откажитесь принять, – сказал он, протягивая девушке пакет спелых ароматных персиков.Роза остановилась и с признательностью взглянула на незнакомца и на персики, купленные специально для нее.– Вообще-то не стоило этого делать, – заметила она, но раскрыла светлую полотняную сумку, которую носила через плечо, и юноша положил туда пакет.– Спасибо, – поблагодарила Роза и пошла дальше.В Бенде, чтобы выжить, надо было думать только о себе, и предложенное юношей возмещение убытков, о котором Роза и не просила, выглядело весьма необычно.– Позвольте представиться, – произнес незнакомец, улыбаясь и не сводя с девушки угольно-черных глаз.Похоже, он работал где-нибудь в ремонтной мастерской. Крепкие мозолистые руки, которые, как он ни старался, нельзя было отмыть, выдавали, что юноша занимался тяжелым трудом.– Представляйтесь, позволяю, – улыбнулась Роза.– Меня зовут Руджеро, Руджеро Летициа, – торжественно произнес он, словно носил какое-нибудь королевское имя.– Из Палермо? – спросила Роза. – Из Джирдженте, – поправил ее юноша, протягивая крепкую смуглую руку.– Африканец, значит, – съязвила девушка.– Сицилиец! – гордо заявил молодой человек.Роза заметила, что улыбка у него детская, а зубы – белые и крепкие. Он был с нее ростом, хотя девушка была невысока. Она сочла нужным тоже представиться.– Меня зовут Роза, Роза Дуньяни. Мы из Милана, ломбардцы.Руджеро взглянул на нее с удивлением: ломбардцы в Бенде встречались редко. По улице с грохотом промчалась машина.– Вот я и пришел, – сказал юноша, показывая автомастерскую на другой стороне. – Мы еще увидимся?– Может быть, мир совсем не велик, – улыбнулась Роза и заторопилась на работу.Руджеро долго смотрел, как она удаляется в душной дымке июльского утра, и улыбался. Глава 2 Отдел дамского белья занимал целое крыло на седьмом этаже универмага «Купер и Тейлор». В океане пастельных тонов Роза не ходила, а порхала, как птичка, окруженная облаками блестящего, шуршащего шелка, тончайшего батиста, мягкого крепа, воздушного шифона нежнейших оттенков: от розового до зеленого, от голубого до апельсинового, от кремового до бежевого. В этом чудесном царстве кружев и вышивок Роза забывала о семейной драме, о разорении Дуньяни, об окружавшей ее нищете.Легкий аромат лаванды плыл над отделом дамского белья, напоминая Розе о преступном подарке бродячего торговца в «Фаворите», грубо отобранном матерью у несчастной девочки. Но теперь суровой и чувственной Алины рядом не было, и никто не называл эти приятные ощущения грехом, никто не запрещал ей ласкать великолепные шелка, недоступные по цене. Роза вспоминала, какое грубое, толстое белье из шерсти или из хлопка она носила в детстве. Оно натирало кожу. А мать еще и затягивала дочь в жесткий корсет с многочисленными шнурками и жесткими планками, ибо девочка из приличной семьи должна всегда держаться прямо. Роза невольно сравнивала эти суровые одежды с нынешней, не ведающей запретов модой, которая ей нравилась гораздо больше.Переход из Старого Света в Новый дался Розе тяжело, но молодость помогла ей справиться. В «Фаворите» жили еще по законам девятнадцатого века, а жизнь американского мегаполиса во многом предвосхищала будущее; здесь следовало быть готовым ко всему – и к жестокому поражению, и к триумфальному восхождению. Лихорадочный, бестолковый ритм жизни, смешение говоров и наречий, нравов и обычаев, автомобили, кино, ночные увеселительные заведения, где танцевали фокстрот и шимми, – все это сначало повергло Розу в ужас, но она быстро пришла в себя.Бог знает, что случилось бы с ней на этом неожиданном и болезненном жизненном повороте, если бы она не сохранила душевное равновесие и веру в лучшее. Кровь Дуньяни победила отчаянье и страх. Она не сжилась с Нью-Йорком, не покорилась – она просто приняла этот великий город, великий в плохом и в хорошем. Здесь на квадратную милю приходилось до двухсот девяноста тысяч человек, а в одном-единственном здании ютилось полторы тысячи итальянцев. Но любой бедняк в Нью-Йорке имел все основания верить в осуществление своей заветной мечты. Вот что подарил Розе Новый Свет: право на мечту, какое-то безумное, опьяняющее ощущение, столь непохожее на пыльную неподвижную повседневность Старого Света. Среди полей «Фавориты» время текло неторопливо, словно воды широкой реки летом, здесь же оно неслось лихорадочно, как в Луна-парке, где не гаснут огни и не останавливаются карусели. И пусть, случалось, умирал от недоедания ребенок или погибал, упав с лесов, каменщик, зазывалы этого гигантского Луна-парка продолжали расхваливать волшебное зрелище.Парни с Юга брались за самую грязную работу, мечтая разбогатеть. Оборванцы и чистильщики сапог грезили о будущих лимузинах. И видя, как рекой текут чужие деньги, эти мальчишки твердили себе: «Я тоже добьюсь всего…»Роза мечтала заработать столько денег, чтобы прежняя зажиточная жизнь в «Фаворите» показалась нищетой. Она стояла за полированным прилавком красного дерева, накрытым стеклом, и улыбалась состоятельным домохозяйкам среднего класса. Все эти дамы стремились походить на Грету Гарбо, восхищаясь ее большим ртом, плоской грудью, узкими бедрами и длинными ногами. Тщеславные, немного порочные женщины не могли оторвать блестящих от возбуждения, накрашенных глаз от коробок, что открывала Роза, предлагая им сокровища из тонких шелковистых тканей.Поскольку понятие об элегантности и о моде связывалось с Францией, одна клиентка, побывавшая в Европе, как-то назвала девушку «мадемуазель Роуз». Это звучало несколько экзотически и понравилось Розе. Теперь, предлагая прекрасное парижское белье, она старалась пользоваться модными французскими словечками, почерпнутыми из дамских журналов.– Новинка, только что из Парижа, миссис Джонс, – светским тоном обращалась Роза к покупательнице, – не упустите. Редкая модель, – продолжала она, выкладывая на прилавок тончайшее белье, – комплект, трусики и рубашка, из восхитительного крепдешина. Классическая простота, обратите внимание на изящную отделку того же цвета из блестящего крепа.– Действительно, восхитительно, – соглашалась клиентка.А Роза добавляла заговорщическим тоном:– Вы, конечно, обратили внимание на несомненное достоинство этого гарнитура. – И шептала на ухо покупательнице: – Комбинация поддерживает бюст. Уверена, вам подойдет. Этот гарнитур придаст вашей фигуре девические очертания и подчеркнет все изящество вашего силуэта.Клиентки Розу обожали. Они предпочитали ее другим продавщицам. Те тоже предлагали дорогое, изысканное белье, но эта девушка обладала особой силой убеждения, внушала доверие и очаровывала всех улыбкой. По совету Розы мисс Мак-Ги, заведующая отделом, предлагала покупательницам французские модные журналы: «Вог», «Газетт дю бон-тон», «Мируар де мод», «Но Луазир».Так и проходили дни Розы: она продавала дорогое дамское белье, девушки-продавщицы ей завидовали, а мисс Мак-Ги, рыжеволосая суровая ирландка, восхищалась такой служащей. Благодаря Розе выручка отдела дамского белья резко возросла.– Ты – молодец! – сказала заведующая отделом. – Я поговорила с мистером Купером – ты получишь прибавку.Роза поблагодарила, но деловитая мисс Мак-Ги и представить себе не могла, как потешалась в душе Роза, рассказывая всякую чепуху легкомысленным покупательницам. Девушке нравилось удовлетворять свои актерские наклонности, которые столько лет подавляло суровое материнское воспитание. Она забавлялась, изображая изящную парижанку и побуждая к покупкам тех, кто вовсе не собирался этого делать. Любая покупка становилась для Розы своего рода маленькой победой.А то обстоятельство, что деньги покупателей шли не в ее карман, а в кассу господ Купера и Тейлора, ее не очень-то и огорчало. Наступит день, и она использует свой талант для того, чтобы продавать товар (пока она не знала какой), который принесет ей кучу денег.– Благодарю, от всего сердца благодарю, мисс Мак-Ги, – повторила Роза. – Лишний доллар мне не помешает.Она уже просчитывала в уме, сколько денег следует откладывать для того, чтобы накопить необходимую сумму и переехать вместе с Пьером Луиджи, Ивецио и Клементе из Бенда в квартал поприличней. Ей нравился Виллидж, и она решила, что это подходящее место для жизни. Глава 3 В Бенд Роза вернулась к вечеру. Солнце, словно огромная раскаленная монета, опускалось в копилку самого богатого города в мире – Нью-Йорка. Тяжелый смог плыл над кварталом. Жара стояла невыносимая. Девушка тяжело поднялась по скользким от сырости и грязи ступеням. Вокруг носились пчелиным роем полуголые ребятишки. Они с шумом бегали вверх и вниз по лестнице, непонятно куда и непонятно зачем. Измученные нищетой, усталостью и жарой матери орали на своих отпрысков. К запаху отбросов примешивался аромат помидорного соуса.С Розой поздоровалась маленькая женщина, раздавшаяся от родов и от макарон. Один малыш сидел у нее на руках, второго она держала за руку, а еще двое вертелись рядом.– Добрый вечер, синьорина Роза!– Добрый вечер, – вежливо ответила Роза.Дети смотрели на Розу, как на Богоматерь, ожидая от нее милостей и подарков. У нее в сумочке осталась карамелька, но она тут же решила, что давать ее малышам не стоит. Один раз она их угостила, и дети передрались.Дуньяни были исключением в этом квартале, населенном в основном южанами, легко склонявшими голову перед бедой и выставлявшими напоказ свои переживания. Все Дуньяни были сдержанны и скрытны и гордились своей сдержанностью. Обычно по воплям, доносившимся из окон, можно было судить о настроении обитателей квартир. Дуньяни никогда такого не позволяли. А Роза? Красивая, изящная девушка жила вместе с тремя мужчинами, один из которых душевнобольной. К тому же в семье у этих северян не было ни стариков, ни детей, а без них не может быть настоящей семьи, такой, какая помогает пережить все трудности, обиды, страхи. Дуньяни оставались чужими и для американцев, и для соотечественников.Роза открыла дверь квартиры, где они поселились со времени переезда в Нью-Йорк. Две тесные комнатки, оклеенные старыми обоями, которые клочьями свисали со стен, обнажая взору пятна сырости. Окна выходили на грязный двор. Зимой по квартире гуляли холодные сквозняки, а летом не проникало ни струйки свежего воздуха.Роза с облегчением сняла бело-голубые туфельки, растирая руками усталые, отекшие ноги, и надела удобные шлепанцы на деревянной подошве – одно из последних напоминаний о «Фаворите». Продукты она разложила на щербатой керамической полке над раковиной, сумочку оставила на комоде и присела в углу, в тени.Комната служила Дуньяни и гостиной, и кухней, и спальней. У стены на раскладной кровати лежал мужчина в желто-голубой полосатой пижаме. Он лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Лицо его обросло длинной темной бородой. Когда Роза вошла, он не шелохнулся.– Привет, Ивецио! Как дела?Мужчина и глазом не моргнул. Роза вздохнула и провела рукой по лбу Ивецио: лоб прохладный, сухой.– А ты жары не чувствуешь? – улыбнулась она. – Я всегда говорила, ты не такой, как все.Ивецио никак не реагировал.– Пить хочешь?Роза привыкла спрашивать брата, хотя знала, что ответа не дождешься. После случившейся трагедии Ивецио замолчал.Девушка встала, налила воды в стакан, взяла кусочек льда из деревянного ледника и подошла к кровати.– Пей, – сказала она, приподнимая голову Ивецио.Он не сопротивлялся, сделал глоток, но на сестру даже не взглянул.– А мне прибавят зарплату. На два доллара в неделю, – сообщила Роза, точно Ивецио мог понять ее. – Теперь я буду зарабатывать пятнадцать долларов в неделю. Шестьдесят «зелененьких» в месяц, как здесь говорят. Понимаешь? Я ходила в магазин, слив купила. Желтых, ты такие любишь. Помнишь, мы ими объедались в «Фаворите»?Ивецио снова заложил руки за голову и уставился в потолок. Врачи, осматривавшие его, только головами качали: непонятная история.– Он поправится? – с надеждой спрашивала Роза.– Маловероятно, – отвечали специалисты.– Но такое возможно?– Не исключено…Врачи по-разному называли болезнь Ивецио, но Роза не помнила названий. Она вела себя с братом так, как ей подсказывал инстинкт: разговаривала, словно он ее понимал. Так мать разговаривает с новорожденным, полагая, что ее слова нужны и понятны ребенку. Семья никогда бы не бросила Ивецио, а теперь в семью Дуньяни, кроме Розы и Пьера Луиджи, входил и Клементе. Он последовал за Розой, заявив, что поедет в Америку искать счастья. Но на самом деле Клементе отправился в Нью-Йорк, чтобы служить Розе и оберегать ее.Клементе работал на Эллис-Айленде, на строительстве новой пристани. Пьер Луиджи благодаря своим способностям механика нашел место в чертежном бюро компании «Игл»; он делал чертежи автомобильных моторов, разрабатываемых конструкторами, и получал двадцать пять долларов в неделю.На белом, с голубой каймой, фарфоровом блюде Роза красиво разложила золотистые, ароматные сливы и придвинула угощение к Ивецио. Он продолжал смотреть вверх, словно весь смысл его жизни сконцентрировался в какой-то точке на потолке. По щеке улыбавшейся Розы пробежала слеза, как дождинка в солнечный день. Прошло уже почти два года со времени трагедии, разыгравшейся в старом сарае среди полей. С тех пор оборвалась связь Ивецио с миром. Роза надеялась, что в Америке случится чудо и Ивецио вырвется из плена темного оцепенения. Но брат продолжал жить как растение. Он позволял одевать себя и прогуливать по улицам, но, если ему не хотелось уходить, ничто в мире не могло сдвинуть Ивецио с места.Роза, Пьер Луиджи и Клементе подделали документы, чтобы получить на Ивецио медицинское заключение и разрешение эмиграционных властей. Восемь дней провели они в море, в тесной каюте третьего класса, но это все же было лучше, чем путешествие на палубе корабля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43