А Никитин успел. И кхмеры его не догнали, и в реке он не утонул, и змеи не укусили.
Конечно, он потом вернулся. И превратил весь их лагерь в золу и перегной с помощью напалма и огнеметов. Красные кхмеры превращались в пылающих кхмеров, факелами разбегались по полю, а Никитин со своей группой гонялись за ними и щедро поливали огнем. Ни один кхмер до реки добежать не сумел.
В Чечне не было никакого приключения. Даже с маленькой буквы. В Чечне была Смерть с большой буквы. Был такой же Страх. Чтобы привыкнуть к Чечне нужно было быть готовым к тому, что вместо воды тебе каждый раз будут предлагать кровь, а вместо хлеба – человеческое мясо.
К этому Никитин не смог привыкнуть.
Он привык к коньяку.
Никитин сделал еще один большой глоток и почувствовал, что он вполне готов, чтобы вспомнить и подробно изложить все, что хранилось в его цепкой профессиональной памяти. Он сел на кровати, взял бумагу, авторучку и размашистым остроугольным почерком привыкшим к разборчивой скорописи вывел первую строчку:
«Фигурант – Марьев Иван. Профессиональный киллер. Работает в основном в Москве, хотя иногда выполняет поручения человека по имени Крестный и в других городах России.»
Никитин сделал паузу, порылся в памяти, но так ничего не вспомнив, вздохнул и продолжал:
«О Крестном неизвестно почти ничего, кроме того, что он является заказчиком многих террактов, совершенных в Москве в последнее время. Последний по времени – убийство председателя совета директоров „Интегралбанка“ Кроносова. Есть основания предполагать, что заказано оно было не самим Крестным, а кем-то из представителей крупных российских финансовых групп. Крестный же выполнял лишь роль диспетчера. Исполнителем был Иван Марьев.»
Никитин опять подумал, хлебнул еще коньяку, и вновь взялся за авторучку.
«Иван Марьев – 1964 года рождения. Родился в Самаре, в семье служащих. Там же окончил среднюю школу и два курса Физического факультета Самарского университета.
Бросив университет, проходил военную службу в погранвойсках в Душанбе. Задержал восемь нарушителей государственной границы. Участвовал в действиях российских спецподразделений по ликвидации беспорядков в таджикской столице в составе среднеазиатского погранотряда.
После демобилизации был завербован в Среднеазиатское спецподразделение ФСБ. Прошел спецподготовку в спецлагерях «Ала-тоо», «Рыбинск» и «Центральный».
Результаты всегда показывал отличные. Стрельба – 997 очков в десяти сериях по десять. Тест на выживаемость прошел трижды с увеличением контрольного времени в геометрической прогрессии. Тест на физическую выносливость...»
Никитин на секунду остановился, припоминая свое удивление во время рассказа рассказа начальника спецлагеря «Центральный», и дописал конец фразы:
«...был прекращен после четырехкратного превышения контрольного времени.»
Он еще раз вспомнил, что ему рассказывали об Иване в «Центральном». Тот отжимался восемь часов подряд, без перерыва и отдыха в ровном темпе, под постоянным контролем медиков, которые, в конце концов прекратили тест и констатировали – Иван деже не сбил дыхание, хотя похудел за восемь часов на четыре килограмма. В стрельбе, проведенной непосредственно после теста на физическую выносливость, он показал свой обычный результат – 98 очков из 100 возможных.
Никитин невольно покрутил носом, поморщился от боли в простреленной ноге, хлебнул еще из фляжки и продолжал:
«Скорость реакции – аномальная: ответный выстрел производит одновременно, – Никитин слегка запнулся и подчеркнул слово „одновременно“, – неожиданного для него атакующего выстрела. Наблюдалось несколько случаев опережающего выстрела.
Тесты стрельбы в экстремальных условиях:
– в полной темноте по памяти с десятиминутной паузой – 90 из 100 возможных;
– в полной темноте по движущейся аккустической цели...»
Никитин снова поморщился, вспомнив пальбу в квартире Лещинского и написал:
... – 95 из 100 возможных;
– спиной к аккустической цели без поворота – 87 из 100 возможных;
– в линейном движении по неподвижной цели – 98 из 100 возможных;
– в линейном движении по линейно движущейся цели – 98 из 100 возможных;
– в линейном движении по турбулентно движущейся цели – 98 из 100 возможных;
– в турбулентном движении по неподвижной цели – 84 из 100 возможных;
– в турбулентном движении по линейно движущейся цели – 76 из 100 возможных;
– в турбулентном движении по турбулентно движущейся цели – 50 из 100 возможных.»
Никитин остановился, задумался – что еще? Он вспомнил молодых оперативников, которых потерял вчера, хлебнул еще из фляжки, написал:
«Владеет всеми видами единоборств, типовыми и индивидуальными спецприемами.
Хорошо разбирается в использовании технических и радиоэлектронных спецсредств слежения, защиты и поражения.
Способен эффективно применять ОВ и средства химической маркировки.
Повышенная чуткость к слежке и угрозе нападения.
В 1996 году направлен в Чечню, в юго-восточный горный квадрат в составе спецгруппы для ликвидации полевого командира Максуда Шамшиева и его отряда. Задание было провалено, группа была отрезана от основных российских подразделений и в течении восьми месяцев дислоцировалась в горах, вступая в редкие стычки с чеченской стороной. За два месяца до выхода группы из Чечни в районе вершины Казбек на территорию Грузии Иван Марьев из группы изчез вместе с еще двумя ее членами. Предположения о том, что он дезертировал или перешел на чеченскую сторону впоследствии не подтвердились. Марьев был объявлен пропавшим без вести. Чеченская сторона сведений о нем не предоставляла.
В марте этого года удалось установить, что Марьев был захвачен в плен и продан боевиками в рабство на горную плантацию опийного мака. Из показаний одного из пациентов центра психопатологической реабилитации, солдата по имени Иван, фамилию свою который вспомнить не мог, удалось установить, что он работал с Марьевым Иваном на одной плантации. По его сбивчивым словам, безоружный Иван убил несколько вооруженных чеченцев, среди которых были женщины и дети и ушел, бросив солдата на плантации. Насколько это соответствует реальности, установить не удалось.
Возможными следами Марьева в Чечне могут быть переправа на автомобиле через железнодорожный мост через Терек в районе северо-западнее Грозного и ликвидация смешанной казацко-чеченской семьи в станице Червленной. Хронология их совпадает с временем предполагаемого дезертирства Марьева из района военных действий.
Около года Иван Марьев находится в Москве. Вооружен. Располагает крупными суммами денег. Дважды был идентифицирован и взят под наблюдение. От наблюдения оба раза скрылся.
В ликвидациях проявляет иногда немотивированную повышенную жестокость. Склонен к нетрадиционным, оригинальным решениям, особенно в опасных ситуациях.
Места его дислокации не обнаружены. В контакты за время наблюдения не вступал. Живых родственников не имеет. Не женат. Внебрачных детей не установлено. Недвижимости или какого-либо другого имущества, зарегистрированного в Московской и Самарской областях, не установлено.
Две попытки ликвидации окончились неудачей, с потерями в три человека.
Нынешнее местоположение и предполагаемые действия – неизвестны.»
Никитин вздохнул и поставил точку.
Вот именно – неизвестны...
Глава XII.
Когда Иван встретился с Крестным и рассказал тому о перестрелке в квартире Лещинского, тот сразу сообразил, что события приняли характер открытых военных действий.
Во-первых, Лещинский, конечно, – тварь. Надо было его раздавить раньше.
Здесь Крестный ошибся. Он это честно признал, но легче от того не стало. Все, что знает о нем, Лещинский, без сомнения, выложит.
Хорошо, хоть, знает он немного. И главное, не знает, где искать Крестного.
Квартиру, где сидел диспетчер, через которого у Крестного обычно была связь с Лещинским, он распорядился законсервировать, человека оттуда вывести, установить за ней наблюдение.
Через полчаса после этого приказа Крестный выяснил, что опоздал. В квартире уже была засада. Посланный им человек, напоролся на нее, хоть и принимал меры предосторожности. Он был вынужден вступить в перестрелку и его расстреляли в подъезде, хотя явно намеревались захватить живьем. Следов диспетчера обнаружить не удалось, вероятно, он уже был на Лубянке.
Большего со стороны Лещинского вряд ли стоило опасаться, хотя, конечно, он мог догадываться, с кем именно Крестный был связан помимо него. Но догадки – это еще не доказательства.
Гораздо больше обеспокоил Крестного рассказ Ивана о том человеке, что сидел с Лещинским в его кабинете, когда туда вслед за китайской вазой влетел Иван и на мгновение успел зафиксировать лицо человека, сидящего в кресле у окна. Того самого, которого Иван толи ранил, толи убил. Сам Иван склонялся к мнению, что только ранил.
Описание Ивана слишком напоминало Крестному лицо полковника ФСБ Никитина. Старого специалиста по борьбе с терроризмом, а теперь – с организованной преступностью. Проблема была не в том, что Никитин обладал огромным опытом общения с террористами и обширнейшей информацией по этому вопросу. Опытных и информированных людей в ФСБ было навалом, и они Крестного мало беспокоили. Он и сам был не менее опытным и информированным.
Проблема заключалась в том, что по сведениям Крестного именно Никитин мог оказаться руководителем недавно созданной и строго засекреченной спецгруппы, носящей название «Белая стрела». Истинного ее назначения никто толком не знал, хотя слухи о ней ходили самые невероятные. Вплоть до того, что создана она для проведения террактов самим ФСБ.
Не знал целей, преследуемых «Белой стрелой» и Крестный. Но ее пристальное внимание к нему, а также особенно повышенное и, надо сказать, весьма опасное, внимание к Ивану, ему чрезвычайно не нравилось. Это грозило нарушить все его далеко идущие планы. Планы приходилось откладывать на неопределенный срок, как это ни было обидно для Крестного. Но прежде всего следовало разобраться с «Белой стрелой». Пока она не разобралась с Крестным.
– Ваня, сынок, поверь старому, ушлому вояке, – сказал Крестный Ивану, и тот не уловил и тени искусственности в его открытом тоне, каким Крестный разговаривал с Иваном, когда речь шла об особо важных вещах. – Для нас с тобой это теперь дело номер один. Если это «Белая стрела», если это Никитин, самый лучший вариант – отлежаться, как будто нет нас с тобой на свете. Я его слишком хорошо знаю. Он на Кубе такую штуку придумал – мы чуть было не начали Карибскую войну, как того и требовало задание, – чтобы поменять правящее семейство, а ведь молодой тогда еще был, зеленый... Рауля Кастро спасла случайность...
– Ты его знаешь? – спросил Иван.
– Знаю ли я его? – переспросил Крестный. – Лучше спроси – знаю ли я себя? Мы с ним погуляли не только в кабаках Сантьяго-де-Куба, но и в ресторанчиках Сантьяго-де-Чили, в борделях Танжера, в притонах Тайбэя, в публичных домах мексиканской Гвадалахары... Я когда-то был с ним вместе. А сейчас мы готовы убить друг друга...
Откровенничая сейчас с Иваном и сообщая ему о себе то, чего не знал уже практически никто из тех, кому он был известен как Крестный, он раскрывал только строго дозированную информацию, не позволяющую установить, кем же он был в прошлой жизни. Хотя, он не обманывал Ивана. Никитина он знал действительно хорошо и в самом деле когда-то вместе с ним работал. Ну, почти вместе. Но этого почти было достаточно, чтобы не сомневаться даже теперь, что Никитин – человек очень опасный.
– Почему он хочет меня убить? – перебил Крестного Иван.
– Не знаю, Ваня. Честное слово, не знаю. Где-то встал ты ему поперек дороги. Мы с тобой встали...
– Это твои дела, Крестный, – спокойно и безразлично сказал Иван. – Ты и разбирайся. Будет нужна моя помощь – найдешь. Я под пулями ходить привык.
– Нам, Ваня, остается только ждать. Он скоро на нас выйдет. Ждать и быть готовыми ответить...
Иван молча вышел.
Отвечать он был готов каждую секунду.
...На совещание к генералу Романовскому полковник пришел ровно через два дня без костылей, но с тросточкой, на которую тяжело опирался, хотя и пытался сохранить видимость непринужденности движений. Нога отчаянно болела, хотя и заживала как на собаке, не известно уж чем там медики ее нашпиговали.
– А вот и Никитин с раной пришел, – встретил возгласом его появление в своем кабинете Романовский. – Проходите, полковник, садитесь.
«Сам ты сраный,» – мысленно огрызнулся Никитин.
Он сел за длинный стол, обтянутый зеленым бархатом, огляделся. Лица за столом собрались все знакомые, традиционный состав еженедельного, так называемого, «неофициального» совещания у Романовского.
«Ну что, торги в разгаре? – подумал он. – Или еще не начинали? Меня ждали?»
Он усмехнулся: «Вот уж хрен они без меня смогут что-нибудь решить.»
– Итак, – сказал Романовский. – У нас сегодня два вопроса. Первый – солнцевский. Ситуацию вы все знаете – этим голодным пидорам стало мало Лужников. Они хотят подмять весь Ленинский район вплоть до Александровского сада. Мы должны им спасибо еще сказать, что хоть Кремль нам оставили. Паша пробовал с ними вести переговоры... – Романовский сделал паузу, вопросительно поглядев на на своего зама по экономическим преступлениям, Павла Большеданова.
Тот кивнул головой.
– Результат нулевой. Посылают на хуй.
Большеданов вновь кивнул.
– Жду предложений.
– У меня бы не послали, – проворчал зам по режиму начальника «Матросской тишины». – Взять их лидера, посадить к нам и опустить. Посмотрим, как тогда посылать будут.
– Вы забываете, – возразил Романовский, – что их лидер и так сидит. У нас.
– Так какого ж хрена?..
– За его освобождение они нам должны... Кстати, Паша, доложи, что у них там с деньгами?
Большеданов вскочил с места.
– За «Якоря» они расплатились. Он выпущен. «Тихий», он же Смирнов, он же «Князь» также выпущен. Деньги за него поступили. «Козленок» сидит у нас. Уже месяц. За него не заплачено ни копейки. Месячные выплаты от них так же не поступают. Мой вывод – наши финансово-пенитенциарные меры мало эффективны...
– Ты пока заткнись со своими выводами, – оборвал его Романовский.
– Никитин, что за ними числится за последний месяц?
Никитин, стараясь не морщиться, поднялся, вспоминая, сдвинул брови.
– Три убийства первой категории. Бизнесмены из группы «Акведук». Попытка ограбления Новодевичьего монастыря. С перестрелкой на кладбище. У нас были проблемы с патриархом. Он отказывается платить нам, раз мы не можем гарантировать его людям безопасность. Напомню, что четверо монахов были застрелены, потери солнцевских – двое. Патриарх заявил...
Романовский замахал на него рукой, не надо, мол, знаю, знаю...
Никитин пожал плечами и продолжил.
– Предпринята попытка установить плату для челноков за торговлю в Лужниках. Попытка была блокирована. Напомню, что пока экономический контроль за этой территорией осуществляем мы.
Романовский посмотрел на Большеданова. Тот опять вскочил, кивнул и сел.
– Доходы группы за месяц оцениваются в сумму порядка четырнадцати миллионов долларов.
– Какого ж хрена они не платят? – вылез снова туповатый зам из «Матросской тишины».
«Потому что решили, что не платить – дешевле», – хмыкнул про себя Никитин, но промолчал.
– Заткнись, – сказал ему Романовский. – Ваши предложения, Никитин?
– Я пока воздержусь от предложений. Но могу продолжить.
– Продолжайте, – заинтересовался Романовский.
– Сразу после того, как мы отпустили Якоря и Тихого... Он же Смирнов, он же Князь, – передразнил Никитин Пашку Большеданова. – Через три дня после этого они были убиты...
Неестественно черные брови Романовского поднялись вверх. Он вопросительно смотрел на Никитина.
– Кто осуществил ликвидацию, установить не удалось.
Брови Романовского поднялись еще выше.
– Тихий-Князь был похищен из публичного дома в Черемушках и найден задушенным на берегу пруда имени XXII съезда КПСС у Московской кольцевой дороги. Через три дня на его похоронах на Востряковском кладбище был застрелен Якорь. Те, кто осуществил эти акции, добились следующего. Солнцевская группировка считает, что эти акции – дело рук нашей группы. Моей группы. И теперь не хочет иметь с нами никаких контактов. За «Козленка» они платить не будут.
Никитин обернулся к «матросскому» заму.
– Можете опускать его прямо сегодня, если приспичило...
У того хватило ума промолчать. Романовский молчал. Для болтливого генерала это был признак максимальной степени раздражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Конечно, он потом вернулся. И превратил весь их лагерь в золу и перегной с помощью напалма и огнеметов. Красные кхмеры превращались в пылающих кхмеров, факелами разбегались по полю, а Никитин со своей группой гонялись за ними и щедро поливали огнем. Ни один кхмер до реки добежать не сумел.
В Чечне не было никакого приключения. Даже с маленькой буквы. В Чечне была Смерть с большой буквы. Был такой же Страх. Чтобы привыкнуть к Чечне нужно было быть готовым к тому, что вместо воды тебе каждый раз будут предлагать кровь, а вместо хлеба – человеческое мясо.
К этому Никитин не смог привыкнуть.
Он привык к коньяку.
Никитин сделал еще один большой глоток и почувствовал, что он вполне готов, чтобы вспомнить и подробно изложить все, что хранилось в его цепкой профессиональной памяти. Он сел на кровати, взял бумагу, авторучку и размашистым остроугольным почерком привыкшим к разборчивой скорописи вывел первую строчку:
«Фигурант – Марьев Иван. Профессиональный киллер. Работает в основном в Москве, хотя иногда выполняет поручения человека по имени Крестный и в других городах России.»
Никитин сделал паузу, порылся в памяти, но так ничего не вспомнив, вздохнул и продолжал:
«О Крестном неизвестно почти ничего, кроме того, что он является заказчиком многих террактов, совершенных в Москве в последнее время. Последний по времени – убийство председателя совета директоров „Интегралбанка“ Кроносова. Есть основания предполагать, что заказано оно было не самим Крестным, а кем-то из представителей крупных российских финансовых групп. Крестный же выполнял лишь роль диспетчера. Исполнителем был Иван Марьев.»
Никитин опять подумал, хлебнул еще коньяку, и вновь взялся за авторучку.
«Иван Марьев – 1964 года рождения. Родился в Самаре, в семье служащих. Там же окончил среднюю школу и два курса Физического факультета Самарского университета.
Бросив университет, проходил военную службу в погранвойсках в Душанбе. Задержал восемь нарушителей государственной границы. Участвовал в действиях российских спецподразделений по ликвидации беспорядков в таджикской столице в составе среднеазиатского погранотряда.
После демобилизации был завербован в Среднеазиатское спецподразделение ФСБ. Прошел спецподготовку в спецлагерях «Ала-тоо», «Рыбинск» и «Центральный».
Результаты всегда показывал отличные. Стрельба – 997 очков в десяти сериях по десять. Тест на выживаемость прошел трижды с увеличением контрольного времени в геометрической прогрессии. Тест на физическую выносливость...»
Никитин на секунду остановился, припоминая свое удивление во время рассказа рассказа начальника спецлагеря «Центральный», и дописал конец фразы:
«...был прекращен после четырехкратного превышения контрольного времени.»
Он еще раз вспомнил, что ему рассказывали об Иване в «Центральном». Тот отжимался восемь часов подряд, без перерыва и отдыха в ровном темпе, под постоянным контролем медиков, которые, в конце концов прекратили тест и констатировали – Иван деже не сбил дыхание, хотя похудел за восемь часов на четыре килограмма. В стрельбе, проведенной непосредственно после теста на физическую выносливость, он показал свой обычный результат – 98 очков из 100 возможных.
Никитин невольно покрутил носом, поморщился от боли в простреленной ноге, хлебнул еще из фляжки и продолжал:
«Скорость реакции – аномальная: ответный выстрел производит одновременно, – Никитин слегка запнулся и подчеркнул слово „одновременно“, – неожиданного для него атакующего выстрела. Наблюдалось несколько случаев опережающего выстрела.
Тесты стрельбы в экстремальных условиях:
– в полной темноте по памяти с десятиминутной паузой – 90 из 100 возможных;
– в полной темноте по движущейся аккустической цели...»
Никитин снова поморщился, вспомнив пальбу в квартире Лещинского и написал:
... – 95 из 100 возможных;
– спиной к аккустической цели без поворота – 87 из 100 возможных;
– в линейном движении по неподвижной цели – 98 из 100 возможных;
– в линейном движении по линейно движущейся цели – 98 из 100 возможных;
– в линейном движении по турбулентно движущейся цели – 98 из 100 возможных;
– в турбулентном движении по неподвижной цели – 84 из 100 возможных;
– в турбулентном движении по линейно движущейся цели – 76 из 100 возможных;
– в турбулентном движении по турбулентно движущейся цели – 50 из 100 возможных.»
Никитин остановился, задумался – что еще? Он вспомнил молодых оперативников, которых потерял вчера, хлебнул еще из фляжки, написал:
«Владеет всеми видами единоборств, типовыми и индивидуальными спецприемами.
Хорошо разбирается в использовании технических и радиоэлектронных спецсредств слежения, защиты и поражения.
Способен эффективно применять ОВ и средства химической маркировки.
Повышенная чуткость к слежке и угрозе нападения.
В 1996 году направлен в Чечню, в юго-восточный горный квадрат в составе спецгруппы для ликвидации полевого командира Максуда Шамшиева и его отряда. Задание было провалено, группа была отрезана от основных российских подразделений и в течении восьми месяцев дислоцировалась в горах, вступая в редкие стычки с чеченской стороной. За два месяца до выхода группы из Чечни в районе вершины Казбек на территорию Грузии Иван Марьев из группы изчез вместе с еще двумя ее членами. Предположения о том, что он дезертировал или перешел на чеченскую сторону впоследствии не подтвердились. Марьев был объявлен пропавшим без вести. Чеченская сторона сведений о нем не предоставляла.
В марте этого года удалось установить, что Марьев был захвачен в плен и продан боевиками в рабство на горную плантацию опийного мака. Из показаний одного из пациентов центра психопатологической реабилитации, солдата по имени Иван, фамилию свою который вспомнить не мог, удалось установить, что он работал с Марьевым Иваном на одной плантации. По его сбивчивым словам, безоружный Иван убил несколько вооруженных чеченцев, среди которых были женщины и дети и ушел, бросив солдата на плантации. Насколько это соответствует реальности, установить не удалось.
Возможными следами Марьева в Чечне могут быть переправа на автомобиле через железнодорожный мост через Терек в районе северо-западнее Грозного и ликвидация смешанной казацко-чеченской семьи в станице Червленной. Хронология их совпадает с временем предполагаемого дезертирства Марьева из района военных действий.
Около года Иван Марьев находится в Москве. Вооружен. Располагает крупными суммами денег. Дважды был идентифицирован и взят под наблюдение. От наблюдения оба раза скрылся.
В ликвидациях проявляет иногда немотивированную повышенную жестокость. Склонен к нетрадиционным, оригинальным решениям, особенно в опасных ситуациях.
Места его дислокации не обнаружены. В контакты за время наблюдения не вступал. Живых родственников не имеет. Не женат. Внебрачных детей не установлено. Недвижимости или какого-либо другого имущества, зарегистрированного в Московской и Самарской областях, не установлено.
Две попытки ликвидации окончились неудачей, с потерями в три человека.
Нынешнее местоположение и предполагаемые действия – неизвестны.»
Никитин вздохнул и поставил точку.
Вот именно – неизвестны...
Глава XII.
Когда Иван встретился с Крестным и рассказал тому о перестрелке в квартире Лещинского, тот сразу сообразил, что события приняли характер открытых военных действий.
Во-первых, Лещинский, конечно, – тварь. Надо было его раздавить раньше.
Здесь Крестный ошибся. Он это честно признал, но легче от того не стало. Все, что знает о нем, Лещинский, без сомнения, выложит.
Хорошо, хоть, знает он немного. И главное, не знает, где искать Крестного.
Квартиру, где сидел диспетчер, через которого у Крестного обычно была связь с Лещинским, он распорядился законсервировать, человека оттуда вывести, установить за ней наблюдение.
Через полчаса после этого приказа Крестный выяснил, что опоздал. В квартире уже была засада. Посланный им человек, напоролся на нее, хоть и принимал меры предосторожности. Он был вынужден вступить в перестрелку и его расстреляли в подъезде, хотя явно намеревались захватить живьем. Следов диспетчера обнаружить не удалось, вероятно, он уже был на Лубянке.
Большего со стороны Лещинского вряд ли стоило опасаться, хотя, конечно, он мог догадываться, с кем именно Крестный был связан помимо него. Но догадки – это еще не доказательства.
Гораздо больше обеспокоил Крестного рассказ Ивана о том человеке, что сидел с Лещинским в его кабинете, когда туда вслед за китайской вазой влетел Иван и на мгновение успел зафиксировать лицо человека, сидящего в кресле у окна. Того самого, которого Иван толи ранил, толи убил. Сам Иван склонялся к мнению, что только ранил.
Описание Ивана слишком напоминало Крестному лицо полковника ФСБ Никитина. Старого специалиста по борьбе с терроризмом, а теперь – с организованной преступностью. Проблема была не в том, что Никитин обладал огромным опытом общения с террористами и обширнейшей информацией по этому вопросу. Опытных и информированных людей в ФСБ было навалом, и они Крестного мало беспокоили. Он и сам был не менее опытным и информированным.
Проблема заключалась в том, что по сведениям Крестного именно Никитин мог оказаться руководителем недавно созданной и строго засекреченной спецгруппы, носящей название «Белая стрела». Истинного ее назначения никто толком не знал, хотя слухи о ней ходили самые невероятные. Вплоть до того, что создана она для проведения террактов самим ФСБ.
Не знал целей, преследуемых «Белой стрелой» и Крестный. Но ее пристальное внимание к нему, а также особенно повышенное и, надо сказать, весьма опасное, внимание к Ивану, ему чрезвычайно не нравилось. Это грозило нарушить все его далеко идущие планы. Планы приходилось откладывать на неопределенный срок, как это ни было обидно для Крестного. Но прежде всего следовало разобраться с «Белой стрелой». Пока она не разобралась с Крестным.
– Ваня, сынок, поверь старому, ушлому вояке, – сказал Крестный Ивану, и тот не уловил и тени искусственности в его открытом тоне, каким Крестный разговаривал с Иваном, когда речь шла об особо важных вещах. – Для нас с тобой это теперь дело номер один. Если это «Белая стрела», если это Никитин, самый лучший вариант – отлежаться, как будто нет нас с тобой на свете. Я его слишком хорошо знаю. Он на Кубе такую штуку придумал – мы чуть было не начали Карибскую войну, как того и требовало задание, – чтобы поменять правящее семейство, а ведь молодой тогда еще был, зеленый... Рауля Кастро спасла случайность...
– Ты его знаешь? – спросил Иван.
– Знаю ли я его? – переспросил Крестный. – Лучше спроси – знаю ли я себя? Мы с ним погуляли не только в кабаках Сантьяго-де-Куба, но и в ресторанчиках Сантьяго-де-Чили, в борделях Танжера, в притонах Тайбэя, в публичных домах мексиканской Гвадалахары... Я когда-то был с ним вместе. А сейчас мы готовы убить друг друга...
Откровенничая сейчас с Иваном и сообщая ему о себе то, чего не знал уже практически никто из тех, кому он был известен как Крестный, он раскрывал только строго дозированную информацию, не позволяющую установить, кем же он был в прошлой жизни. Хотя, он не обманывал Ивана. Никитина он знал действительно хорошо и в самом деле когда-то вместе с ним работал. Ну, почти вместе. Но этого почти было достаточно, чтобы не сомневаться даже теперь, что Никитин – человек очень опасный.
– Почему он хочет меня убить? – перебил Крестного Иван.
– Не знаю, Ваня. Честное слово, не знаю. Где-то встал ты ему поперек дороги. Мы с тобой встали...
– Это твои дела, Крестный, – спокойно и безразлично сказал Иван. – Ты и разбирайся. Будет нужна моя помощь – найдешь. Я под пулями ходить привык.
– Нам, Ваня, остается только ждать. Он скоро на нас выйдет. Ждать и быть готовыми ответить...
Иван молча вышел.
Отвечать он был готов каждую секунду.
...На совещание к генералу Романовскому полковник пришел ровно через два дня без костылей, но с тросточкой, на которую тяжело опирался, хотя и пытался сохранить видимость непринужденности движений. Нога отчаянно болела, хотя и заживала как на собаке, не известно уж чем там медики ее нашпиговали.
– А вот и Никитин с раной пришел, – встретил возгласом его появление в своем кабинете Романовский. – Проходите, полковник, садитесь.
«Сам ты сраный,» – мысленно огрызнулся Никитин.
Он сел за длинный стол, обтянутый зеленым бархатом, огляделся. Лица за столом собрались все знакомые, традиционный состав еженедельного, так называемого, «неофициального» совещания у Романовского.
«Ну что, торги в разгаре? – подумал он. – Или еще не начинали? Меня ждали?»
Он усмехнулся: «Вот уж хрен они без меня смогут что-нибудь решить.»
– Итак, – сказал Романовский. – У нас сегодня два вопроса. Первый – солнцевский. Ситуацию вы все знаете – этим голодным пидорам стало мало Лужников. Они хотят подмять весь Ленинский район вплоть до Александровского сада. Мы должны им спасибо еще сказать, что хоть Кремль нам оставили. Паша пробовал с ними вести переговоры... – Романовский сделал паузу, вопросительно поглядев на на своего зама по экономическим преступлениям, Павла Большеданова.
Тот кивнул головой.
– Результат нулевой. Посылают на хуй.
Большеданов вновь кивнул.
– Жду предложений.
– У меня бы не послали, – проворчал зам по режиму начальника «Матросской тишины». – Взять их лидера, посадить к нам и опустить. Посмотрим, как тогда посылать будут.
– Вы забываете, – возразил Романовский, – что их лидер и так сидит. У нас.
– Так какого ж хрена?..
– За его освобождение они нам должны... Кстати, Паша, доложи, что у них там с деньгами?
Большеданов вскочил с места.
– За «Якоря» они расплатились. Он выпущен. «Тихий», он же Смирнов, он же «Князь» также выпущен. Деньги за него поступили. «Козленок» сидит у нас. Уже месяц. За него не заплачено ни копейки. Месячные выплаты от них так же не поступают. Мой вывод – наши финансово-пенитенциарные меры мало эффективны...
– Ты пока заткнись со своими выводами, – оборвал его Романовский.
– Никитин, что за ними числится за последний месяц?
Никитин, стараясь не морщиться, поднялся, вспоминая, сдвинул брови.
– Три убийства первой категории. Бизнесмены из группы «Акведук». Попытка ограбления Новодевичьего монастыря. С перестрелкой на кладбище. У нас были проблемы с патриархом. Он отказывается платить нам, раз мы не можем гарантировать его людям безопасность. Напомню, что четверо монахов были застрелены, потери солнцевских – двое. Патриарх заявил...
Романовский замахал на него рукой, не надо, мол, знаю, знаю...
Никитин пожал плечами и продолжил.
– Предпринята попытка установить плату для челноков за торговлю в Лужниках. Попытка была блокирована. Напомню, что пока экономический контроль за этой территорией осуществляем мы.
Романовский посмотрел на Большеданова. Тот опять вскочил, кивнул и сел.
– Доходы группы за месяц оцениваются в сумму порядка четырнадцати миллионов долларов.
– Какого ж хрена они не платят? – вылез снова туповатый зам из «Матросской тишины».
«Потому что решили, что не платить – дешевле», – хмыкнул про себя Никитин, но промолчал.
– Заткнись, – сказал ему Романовский. – Ваши предложения, Никитин?
– Я пока воздержусь от предложений. Но могу продолжить.
– Продолжайте, – заинтересовался Романовский.
– Сразу после того, как мы отпустили Якоря и Тихого... Он же Смирнов, он же Князь, – передразнил Никитин Пашку Большеданова. – Через три дня после этого они были убиты...
Неестественно черные брови Романовского поднялись вверх. Он вопросительно смотрел на Никитина.
– Кто осуществил ликвидацию, установить не удалось.
Брови Романовского поднялись еще выше.
– Тихий-Князь был похищен из публичного дома в Черемушках и найден задушенным на берегу пруда имени XXII съезда КПСС у Московской кольцевой дороги. Через три дня на его похоронах на Востряковском кладбище был застрелен Якорь. Те, кто осуществил эти акции, добились следующего. Солнцевская группировка считает, что эти акции – дело рук нашей группы. Моей группы. И теперь не хочет иметь с нами никаких контактов. За «Козленка» они платить не будут.
Никитин обернулся к «матросскому» заму.
– Можете опускать его прямо сегодня, если приспичило...
У того хватило ума промолчать. Романовский молчал. Для болтливого генерала это был признак максимальной степени раздражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20