К сожалению, не смог ни черта разобрать. Вряд ли эти пленки можно использовать в суде — я говорю о том, что мы получили их нелегальным путем, не имея ордера на обыск, без предъявления официальных обвинений. Тем не менее, я в любом случае готов передать эти записи в газету. Любую, которая в восторге от такого рода материала и любит покопаться в грязи.
Д'Агоста наморщил нос.
— Что касается грязи, то парнишка по имени Маноа замаран ею по уши. Контрабанда оружия и наркотиков. Торговля наркотиками в новом роскошном отеле на Оаху, том самом, который принадлежит гайджину.
— В том самом, который, по словам Фрэнки, обошелся в двести миллионов долларов. По-моему, ты это прослушал.
Д'Агоста продремал в кресле около часа. Саймон, не желая его будить, слушал магнитофон в одиночестве.
— Я итальянец. Мы все хорошо слышим. Давай-ка лучше вернемся к началу разговора. Ты, кажется, намекал, что хочешь прихлопнуть троих?
— Я еще к этому вернусь. Сначала же — о главном. Ты кое-что пропустил, пока дремал в кресле.
— И что же, хотелось бы знать?
— Ну, в частности, то, что гайджин собирается ввезти на Гавайские острова пятьдесят миллионов уже в конце этой недели.
— Да ты не шутишь ли часом?
— Какие уж тут шутки. Ведь для этого нужен всего один человек.
— Ты полагаешь, что один-единственный человек в состоянии провезти через границу пятьдесят миллионов сразу? Опомнись, приятель. Речь ведь идет, как минимум, о десятке чемоданов. Что же это за человек такой?
— Человек, имеющий дипломатическую неприкосновенность.
— Марвуд?
— Да. У него дипломатический паспорт, а в чемодане редких марок на пятьдесят миллионов баксов.
Д'Агоста присвистнул.
Саймон выбрал кассету из числа лежавших на столе и вложил ее в кассетник.
— Слушай, Фома неверующий.
Это были переговоры между Раймондом Маноа и Фрэнки Одори. Поначалу они велись весьма дружелюбно. Детектив утверждал, что дело с Алекс Бендор близится к завершению, и точка будет поставлена в ближайшие несколько дней, как гайджин и приказал. Кстати, упоминая о гайджине, следует отметить, что у него и для Фрэнки есть работенка.
* * *
Маноа: Марвуд, англичанин? Он приезжает в Гонолулу прямым рейсом из Гонконга.
Фрэнки: Похоже, это что-то новенькое.
Маноа: Он решил слегка проветриться, оттого и приезжает. А с ним марочки, о которых ты не можешь не знать. Новенькое заключается в том, что гайджин желает, чтобы ты приехал в Гонолулу за этими марочками. Так сказать, лично. А потом ты с чемоданчиком отправишься на Каймановы острова и будешь марочки пристраивать...
Фрэнки: Знаешь, парень, не тебе меня учить, что я должен делать, и что — нет. Насколько я знаю, марки на острова должен переправить Ким.
Маноа: Эй, братец, не спорь со мной. Я в этом деле рискую шкурой. Твой крестный считает, что дело настолько важное, что его нельзя доверять кому попало. Ты же знаешь, как люди твоей национальности относятся к корейцам. Марвуду он доверяет, да еще тебе — ты же член семьи.
Фрэнки: Господи, парень. Ну, не хочу я тащиться на Гавайи, как ты не понимаешь? Это местечко у меня уже поперек горла стоит. У меня такое ощущение, что я только туда и летаю, а у меня, как ты знаешь, бизнес, за которым нужен глаз да глаз.
Маноа: Послушай, братец. Я ничего не желаю знать. Если у тебя жалоба, то адресуй ее своему крестному. Я только уполномочен передать, чтобы ты оторвал задницу от стула и приехал в конце недели в Гонолулу, чтобы принять от Марвуда чемодан с марками. И я бы на твоем месте сделал так, как хочет гайджин.
Фрэнки: Я позвоню крестному и постараюсь как-нибудь утрясти это дерьмовое дельце.
Маноа: Твое дело, братец. Но я уверен, что увижу тебя в Гонолулу, и довольно скоро.
* * *
Саймон извлек из магнитофона пленку и сразу же поставил новую.
На этой Маноа и Фрэнки несколько поубавили крику. Возможно, после того, как Фрэнки поговорил-таки с гайджином.
Он нажал кнопку проигрывания.
На этот раз говорил, в основном, Маноа, внушавший Фрэнки мысль, что попытки обвести вокруг пальца гайджина ни к чему не приведут. Дело с пятьюдесятью миллионами должно пройти без сучка и задоринки, особенно если вдуматься, кому принадлежат пресловутые марки. Очень-очень важным шишкам, братец. Китайским политикам и генералам из Китайской Народной Республики. Могущественным функционерам с секретными счетами в гонконгских банках. Эти люди хотят вывезти свои денежки из британской колонии и перевести свои средства в третьи страны, пока их социалистическое государство еще не наложило лапу на Гонконг, превратив все их сбережения в труху. Или до того, как их счета будут обнаружены и конфискованы.
Гайджин уже занимался доставкой денег из Гонконга в течение месяцев, но никогда еще сумма не была столь велика. Если что-нибудь произойдет не так гладко, как планировалось, то даже гайджину будет не по силам им противостоять. У них на Дальнем Востоке больше власти, чем об этом мог мечтать глава даже самой могущественной мафии. Их влияние ощущалось повсюду. Вот почему Фрэнки обязан подчиняться желаниям крестного, независимо от того, сколько дерьмовых обедов и завтраков ему предстоит съесть в пути. Поэтому Фрэнки ничего не остается, как оказаться в Лаухала в среду — и ни днем позже.
Когда пленка закончилась, Саймон сказал:
— Один прокол. Они ни разу не упомянули, когда конкретно и где должна состояться передача марок. Надеюсь, мы узнаем об этом из пленок, где переговоры ведутся по-японски. Алекс и Полу придется помочь мне с этим.
Он поднялся с кресла, подошел к камину и, достав ключ из-под английских каминных часов, принялся их заводить.
— Я хочу убрать Маноа, Марвуда и де Джонга, Д'Агоста уставился на алеющий кончик сигареты.
— Наконец-то вспомнил. А я все думал, когда ты вернешься к этому вопросу. Даже проктолог имеет перед собой только одну задницу зараз, а ты, значит, решил охотиться сразу за тремя.
Саймон ответил, что все эти люди завязаны вокруг пятидесяти миллионов. Прежде всего надо захватить чемоданчик с марками и разделаться с, гавайским фараоном и двумя британцами, которые постоянно ходят вместе.
— Правильно. Это и ребенку понятно, — отметил Д'Агоста, хотя, судя по всему, его это не слишком интересовало. Саймон видел, как тот время от времени щелкал зажигалкой и, когда она зажигалась, смотрел на пламя, как завороженный. Наконец, Д'Агоста заговорил, и в его голосе появилась незнакомая раньше Саймону горечь. Бывший полицейский сказал: — Ты всегда был чрезвычайно умным парнем, Саймон. И чертовски хладнокровным. Готов поспорить, что ты мог бы без лишних эмоций усидеть на брикете сливочного мороженого голой задницей, да еще бы рассуждал о его достоинствах. Ты меня извини, но сейчас я не в настроении слушать твои рассуждения. Я просто не в состоянии свыкнуться с мыслью, что якудза убивают моих знакомых женщин.
Положив зажигалку на подлокотник кресла, он ткнул в Саймона указательным пальцем.
— Ты только что поведал мне, что готов ухлопать полицейского, Раймонда Маноа. Того самого, который, по твоим же рассказам, пользуется большой популярностью среди жителей Гонолулу и, возможно, собирается уйти в большую политику.
— Я говорил о полицейском, который замазан с ног до головы. Это очевидно из прослушанных тобой записей. И именно этот нечистоплотный тип собирается заняться политикой — так, по крайней мере; он утверждал, беседуя с Фрэнки. В любом случае, если он попытается навредить хоть как-то моей матери, он человек конченный. Мне совершенно наплевать на его политическую карьеру — пусть он хоть в президенты баллотируется.
— Хорошо, допустим — только допустим, что тебе удастся его укокошить. — Д'Агоста помахал перед носом Саймона средним пальцем, который он отогнул и присоединил к указательному. — Остается Марвуд. Иностранный дипломат. С таким разделаться не так-то просто. Это тебе не кролика переехать...
— Не просто, но можно. В сущности, как раз с ним, на мой взгляд, проблем не будет. Я уже продумал, как до него добраться.
Д'Агоста удивленно поднял брови.
— Хорошо, пусть так. А как насчет третьего, гайджина? Нашего милого общего знакомого. Руперта де Джонга. Да тебе к нему не подлезть даже на пушечный выстрел — разве что только Господь перенесет тебя в его гнездышко по небу. Запомни, он находится у себя дома и покидать его не собирается. У него под ружьем не меньше десяти тысяч человек, которые охраняют его денно и нощно, не говоря уже о подкупленных им политиках, способных обеспечить ему такую поддержку, о которой не мечтает ни один сенатор или губернатор у нас в Штатах. Знаете ли, уважаемый сеньор, в чем ваша проблема? Вы себя слишком высоко ставите.
Бывший полицейский покачал головой и занялся изучением пола у себя под ногами.
— Нет, серьезно. Как ты собираешься покончить с этими людьми? Скажи мне, как? И еще. Почему они не прикончили меня во время налета на магазин — ведь для этого им представлялась великолепная возможность?
— Ты не причинил им никакого вреда. Насколько я понимаю, ни тебе, ни Эрике не о чем волноваться.
— Ты просто бальзам льешь на мои раны, — Д'Агоста поднял глаза и посмотрел на Саймона в упор. — Ладно, давай представим себе, что каким-то чудом тебе удалось убрать всех троих. А как насчет людей, которые находятся у де Джонга на жаловании? Если ты подзабыл, то хочу тебе напомнить, что у них долгая память и длинные руки.
— Я не забыл. Вот где свою роль сыграют пятьдесят миллионов. С их помощью мы все избавимся от преследований якудза.
— Если бы я не знал тебя столько лет, я бы решил, что у тебя временное помешательство. Очнись, парень! Ведь ты не убийца. Это не твой стиль. Ты вор, приятель — и хороший. Но только вор. Скажи на милость, откуда в тебе такая уверенность, что ты в силах развязать войну с гайджином и выйти из нее победителем?
Саймон повернулся к Д'Агосте спиной и некоторое время смотрел на циферблат роскошных английских часов, украшавших его камин. Он думал о другой, тайной стороне своей деятельности, о том, что он делал во Вьетнаме, а потом упорно старался забыть, но не мог. Эти темные силы внутри него все еще составляли часть его бытия. Они только ждали удобного времени, чтобы восстать и заявить о своих правах. То же самое происходило с Алекс. Прошлое властно напоминало о себе. Во Вьетнаме Саймону приказывали убивать — и он убивал, и, надо признать, делал это весьма умело. Но через какое-то время он поймал себя на мысли, что ему начинает нравиться этот процесс. Оказывается, охота на людей способна доставить охотнику немалое наслаждение. Оставалось или прекратить, или скатываться все ниже и ниже, до уровня дикого зверя...
Он повернул голову и взглянул на Д'Агосту через плечо.
— Ты хочешь знать, отчего я верю в победу в войне с гайджином? Но ты же знаешь, отчего. Мэтти говорил тебе об этом.
Он заметил, что Д'Агоста погрузился в воспоминания, стараясь припомнить слова Мэтти о Саймоне.
А Мэтти — когда был еще жив — всегда утверждал, что к тому времени, когда американцам пришлось убираться из Вьетнама, Саймон достиг совершенства в деле разрушения и убийства.
— Спасибо на добром слове, Мэтти, — сказал ему тогда Д'Агоста, — но я не стану работать в одной упряжке с маньяком-убийцей, как бы ты его ни расхваливал. Я приложу все силы, чтобы подобные типы держались от меня подальше.
— Проверь его в деле, — ответил ему Мэтти. — Парень вовсе не так плох, как ты думаешь. Он вполне в состоянии совладать с чувством. Во Вьетнаме я видел его в деле, но видел и в мирной обстановке. Тогда он выглядел как самый обыкновенный нормальный парень, даже не верилось, что он прошел во Вьетнаме огонь и воду. Но когда снова наставало время действовать, ему только следовало показать цель — и поскорее убираться с дороги. Заруби себе на носу, Даг, он действовал и убивал не по своей воле. Он выполнял приказы — ни больше ни меньше. Зато он выполнял их с истинным изяществом. Просто смотреть на него тогда доставляло огромное удовольствие.
Тогда же Мэтти рассказал Дагу о неприятностях с ЦРУ, когда один из офицеров разведки пытался разделаться с ними обоими. Тогда Саймон в последний раз совершил убийство во Вьетнаме. И после этого понял — хватит. Больше никого убивать он не станет. Саймон поступил в боевое разведывательное подразделение ЦРУ, поскольку и он, и его мать нуждались в деньгах. Японец, с которым жили они с матерью, умер, а оставшиеся после него долги и запущенные дела разорили их окончательно. Чтобы так или иначе обеспечить семье пропитание, мать Саймона нашла для сына работенку. Он должен был помочь тренировать специальное секретное подразделение ЦРУ в тактике ниндзя. Во многих странах военные министерства уже создавали подобные диверсионные части, и Соединенные Штаты решили последовать их примеру. Саймон взялся за эту работу, чтобы ублажить мать, но вскоре ему стало скучно. Ему не хотелось никого учить, его душа жаждала действия.
Приписанный к Сайгону, он и Мэтти с энтузиазмом окунулись в новое для себя дело. Они воровали документы, вскрывали сейфы, помогали шантажировать политиков и бизнесменов, служили курьерами и телохранителями, занимались проверкой всевозможной информации, подсовывали газетам фальшивые сообщения о событиях и устраняли неугодных — и азиатов, и нет. Саймон тогда проявил себя с самой лучшей стороны, и по просьбе начальства из Центрального разведывательного управления ему стали доверять наиболее щекотливые миссии. В частности, ему приходилось устранять людей, смерть которых требовалось обставить как естественную. Мэтти говорил, что наблюдать Саймона Бендора — «мистера Б.» — в действии было настоящим удовольствием.
Но мистер Б. был не в состоянии выиграть войну в одиночестве. Настало время, когда все с очевидностью стали понимать, что Вьетконг одерживает верх, и лучшее, что могли в данных условиях сделать американцы — это постараться унести домой собственные задницы в целости. И еще — напоследок поживиться всем, чем можно. Вьетнамский переводчик по имени Лоан, приписанный к подразделению, где служил Саймон, сообщил ему о темных делах одного чина из разведки. Тот должен был обеспечить вывоз из страны группы вьетнамских сирот — детей, павших от рук вьетконговцев, южновьетнамских офицеров — в сопровождении женщин. Очень плодотворная идея. За исключением того, что всех женщин для сопровождения детей лично подбирал означенный офицер, а те — в благодарность — обязались провезти с собой на территорию Штатов контрабанду в интересах высокопоставленного разведчика и парочки его друзей. Контрабанда включала в себя часть неизрасходованных фондов ЦРУ в долларовом исчислении, золото, наркотики и бриллианты.
Жену Лоана и двух его детей сняли с рейса, поскольку на их места претендовали дамочки, зависимые от офицера. Естественно, что Лоан разволновался — американцы обещали ему переправить его с семьей в Штаты — к тому же Вьетконг все уже стягивал кольцо вокруг несчастного Сайгона. Лоану, по его словам, было наплевать на себя, но могли же янки, по крайней мере, обеспечить безопасность его семье за долгую беспорочную службу? Не может ли Саймон ему помочь?
Согласно информации, полученной Джо от Мэтти, Саймон, который терпеть не мог цэрэушника, пригрозил взорвать самолет прямо на взлетной площадке, если семью Лоана не возьмут на борт. Зная его репутацию, желающих проверить, серьезно он говорит или шутит, не нашлось. Жену и двух сыновей Лоана погрузили на самолет, и они благополучно отбыли в Штаты, однако разведчик затаил на Саймона зло. Ему предстояло организовать еще один аналогичный рейс в метрополию, и он решил, что для его собственного спокойствия будет лучше, если Саймона спишут со счетов.
Офицер приказал Мэтти, Саймону и Лоану отправиться на одну из конспиративных квартир и уничтожить якобы имеющиеся там компрометирующие документы. По его словам, будет чрезвычайно плохо, если бумаги попадут в руки Чарли, то есть вьетконговцев. Лоан должен был идти с ними, чтобы просмотреть бумаги, написанные на вьетнамском языке, и решить, что уничтожить, а что передать в архив.
Благодаря Лоану, имевшему связи в преступном мире Сайгона, удалось установить, что это ловушка. Четверо вьетнамцев с юга с фальшивыми северо-вьетнамскими удостоверениями должны были поджидать на конспиративной квартире Мэтти, Саймона и Лоана и отправить на тот свет всю компанию. Наемные убийцы были дезертирами, которые существовали только за счет темных сделок с людьми, подобными офицеру разведки. Тот, в свою очередь, тоже нуждался в такого рода негодяях. Получив предупреждение, Саймон мог бы избежать ловушки, но это было не в его духе. Мистер Б. всегда стремился навстречу опасности.
По собственной инициативе он отправился в дом на краю города, где находилась явка, пробрался внутрь незамеченным и убил всех четырех несостоявшихся киллеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Д'Агоста наморщил нос.
— Что касается грязи, то парнишка по имени Маноа замаран ею по уши. Контрабанда оружия и наркотиков. Торговля наркотиками в новом роскошном отеле на Оаху, том самом, который принадлежит гайджину.
— В том самом, который, по словам Фрэнки, обошелся в двести миллионов долларов. По-моему, ты это прослушал.
Д'Агоста продремал в кресле около часа. Саймон, не желая его будить, слушал магнитофон в одиночестве.
— Я итальянец. Мы все хорошо слышим. Давай-ка лучше вернемся к началу разговора. Ты, кажется, намекал, что хочешь прихлопнуть троих?
— Я еще к этому вернусь. Сначала же — о главном. Ты кое-что пропустил, пока дремал в кресле.
— И что же, хотелось бы знать?
— Ну, в частности, то, что гайджин собирается ввезти на Гавайские острова пятьдесят миллионов уже в конце этой недели.
— Да ты не шутишь ли часом?
— Какие уж тут шутки. Ведь для этого нужен всего один человек.
— Ты полагаешь, что один-единственный человек в состоянии провезти через границу пятьдесят миллионов сразу? Опомнись, приятель. Речь ведь идет, как минимум, о десятке чемоданов. Что же это за человек такой?
— Человек, имеющий дипломатическую неприкосновенность.
— Марвуд?
— Да. У него дипломатический паспорт, а в чемодане редких марок на пятьдесят миллионов баксов.
Д'Агоста присвистнул.
Саймон выбрал кассету из числа лежавших на столе и вложил ее в кассетник.
— Слушай, Фома неверующий.
Это были переговоры между Раймондом Маноа и Фрэнки Одори. Поначалу они велись весьма дружелюбно. Детектив утверждал, что дело с Алекс Бендор близится к завершению, и точка будет поставлена в ближайшие несколько дней, как гайджин и приказал. Кстати, упоминая о гайджине, следует отметить, что у него и для Фрэнки есть работенка.
* * *
Маноа: Марвуд, англичанин? Он приезжает в Гонолулу прямым рейсом из Гонконга.
Фрэнки: Похоже, это что-то новенькое.
Маноа: Он решил слегка проветриться, оттого и приезжает. А с ним марочки, о которых ты не можешь не знать. Новенькое заключается в том, что гайджин желает, чтобы ты приехал в Гонолулу за этими марочками. Так сказать, лично. А потом ты с чемоданчиком отправишься на Каймановы острова и будешь марочки пристраивать...
Фрэнки: Знаешь, парень, не тебе меня учить, что я должен делать, и что — нет. Насколько я знаю, марки на острова должен переправить Ким.
Маноа: Эй, братец, не спорь со мной. Я в этом деле рискую шкурой. Твой крестный считает, что дело настолько важное, что его нельзя доверять кому попало. Ты же знаешь, как люди твоей национальности относятся к корейцам. Марвуду он доверяет, да еще тебе — ты же член семьи.
Фрэнки: Господи, парень. Ну, не хочу я тащиться на Гавайи, как ты не понимаешь? Это местечко у меня уже поперек горла стоит. У меня такое ощущение, что я только туда и летаю, а у меня, как ты знаешь, бизнес, за которым нужен глаз да глаз.
Маноа: Послушай, братец. Я ничего не желаю знать. Если у тебя жалоба, то адресуй ее своему крестному. Я только уполномочен передать, чтобы ты оторвал задницу от стула и приехал в конце недели в Гонолулу, чтобы принять от Марвуда чемодан с марками. И я бы на твоем месте сделал так, как хочет гайджин.
Фрэнки: Я позвоню крестному и постараюсь как-нибудь утрясти это дерьмовое дельце.
Маноа: Твое дело, братец. Но я уверен, что увижу тебя в Гонолулу, и довольно скоро.
* * *
Саймон извлек из магнитофона пленку и сразу же поставил новую.
На этой Маноа и Фрэнки несколько поубавили крику. Возможно, после того, как Фрэнки поговорил-таки с гайджином.
Он нажал кнопку проигрывания.
На этот раз говорил, в основном, Маноа, внушавший Фрэнки мысль, что попытки обвести вокруг пальца гайджина ни к чему не приведут. Дело с пятьюдесятью миллионами должно пройти без сучка и задоринки, особенно если вдуматься, кому принадлежат пресловутые марки. Очень-очень важным шишкам, братец. Китайским политикам и генералам из Китайской Народной Республики. Могущественным функционерам с секретными счетами в гонконгских банках. Эти люди хотят вывезти свои денежки из британской колонии и перевести свои средства в третьи страны, пока их социалистическое государство еще не наложило лапу на Гонконг, превратив все их сбережения в труху. Или до того, как их счета будут обнаружены и конфискованы.
Гайджин уже занимался доставкой денег из Гонконга в течение месяцев, но никогда еще сумма не была столь велика. Если что-нибудь произойдет не так гладко, как планировалось, то даже гайджину будет не по силам им противостоять. У них на Дальнем Востоке больше власти, чем об этом мог мечтать глава даже самой могущественной мафии. Их влияние ощущалось повсюду. Вот почему Фрэнки обязан подчиняться желаниям крестного, независимо от того, сколько дерьмовых обедов и завтраков ему предстоит съесть в пути. Поэтому Фрэнки ничего не остается, как оказаться в Лаухала в среду — и ни днем позже.
Когда пленка закончилась, Саймон сказал:
— Один прокол. Они ни разу не упомянули, когда конкретно и где должна состояться передача марок. Надеюсь, мы узнаем об этом из пленок, где переговоры ведутся по-японски. Алекс и Полу придется помочь мне с этим.
Он поднялся с кресла, подошел к камину и, достав ключ из-под английских каминных часов, принялся их заводить.
— Я хочу убрать Маноа, Марвуда и де Джонга, Д'Агоста уставился на алеющий кончик сигареты.
— Наконец-то вспомнил. А я все думал, когда ты вернешься к этому вопросу. Даже проктолог имеет перед собой только одну задницу зараз, а ты, значит, решил охотиться сразу за тремя.
Саймон ответил, что все эти люди завязаны вокруг пятидесяти миллионов. Прежде всего надо захватить чемоданчик с марками и разделаться с, гавайским фараоном и двумя британцами, которые постоянно ходят вместе.
— Правильно. Это и ребенку понятно, — отметил Д'Агоста, хотя, судя по всему, его это не слишком интересовало. Саймон видел, как тот время от времени щелкал зажигалкой и, когда она зажигалась, смотрел на пламя, как завороженный. Наконец, Д'Агоста заговорил, и в его голосе появилась незнакомая раньше Саймону горечь. Бывший полицейский сказал: — Ты всегда был чрезвычайно умным парнем, Саймон. И чертовски хладнокровным. Готов поспорить, что ты мог бы без лишних эмоций усидеть на брикете сливочного мороженого голой задницей, да еще бы рассуждал о его достоинствах. Ты меня извини, но сейчас я не в настроении слушать твои рассуждения. Я просто не в состоянии свыкнуться с мыслью, что якудза убивают моих знакомых женщин.
Положив зажигалку на подлокотник кресла, он ткнул в Саймона указательным пальцем.
— Ты только что поведал мне, что готов ухлопать полицейского, Раймонда Маноа. Того самого, который, по твоим же рассказам, пользуется большой популярностью среди жителей Гонолулу и, возможно, собирается уйти в большую политику.
— Я говорил о полицейском, который замазан с ног до головы. Это очевидно из прослушанных тобой записей. И именно этот нечистоплотный тип собирается заняться политикой — так, по крайней мере; он утверждал, беседуя с Фрэнки. В любом случае, если он попытается навредить хоть как-то моей матери, он человек конченный. Мне совершенно наплевать на его политическую карьеру — пусть он хоть в президенты баллотируется.
— Хорошо, допустим — только допустим, что тебе удастся его укокошить. — Д'Агоста помахал перед носом Саймона средним пальцем, который он отогнул и присоединил к указательному. — Остается Марвуд. Иностранный дипломат. С таким разделаться не так-то просто. Это тебе не кролика переехать...
— Не просто, но можно. В сущности, как раз с ним, на мой взгляд, проблем не будет. Я уже продумал, как до него добраться.
Д'Агоста удивленно поднял брови.
— Хорошо, пусть так. А как насчет третьего, гайджина? Нашего милого общего знакомого. Руперта де Джонга. Да тебе к нему не подлезть даже на пушечный выстрел — разве что только Господь перенесет тебя в его гнездышко по небу. Запомни, он находится у себя дома и покидать его не собирается. У него под ружьем не меньше десяти тысяч человек, которые охраняют его денно и нощно, не говоря уже о подкупленных им политиках, способных обеспечить ему такую поддержку, о которой не мечтает ни один сенатор или губернатор у нас в Штатах. Знаете ли, уважаемый сеньор, в чем ваша проблема? Вы себя слишком высоко ставите.
Бывший полицейский покачал головой и занялся изучением пола у себя под ногами.
— Нет, серьезно. Как ты собираешься покончить с этими людьми? Скажи мне, как? И еще. Почему они не прикончили меня во время налета на магазин — ведь для этого им представлялась великолепная возможность?
— Ты не причинил им никакого вреда. Насколько я понимаю, ни тебе, ни Эрике не о чем волноваться.
— Ты просто бальзам льешь на мои раны, — Д'Агоста поднял глаза и посмотрел на Саймона в упор. — Ладно, давай представим себе, что каким-то чудом тебе удалось убрать всех троих. А как насчет людей, которые находятся у де Джонга на жаловании? Если ты подзабыл, то хочу тебе напомнить, что у них долгая память и длинные руки.
— Я не забыл. Вот где свою роль сыграют пятьдесят миллионов. С их помощью мы все избавимся от преследований якудза.
— Если бы я не знал тебя столько лет, я бы решил, что у тебя временное помешательство. Очнись, парень! Ведь ты не убийца. Это не твой стиль. Ты вор, приятель — и хороший. Но только вор. Скажи на милость, откуда в тебе такая уверенность, что ты в силах развязать войну с гайджином и выйти из нее победителем?
Саймон повернулся к Д'Агосте спиной и некоторое время смотрел на циферблат роскошных английских часов, украшавших его камин. Он думал о другой, тайной стороне своей деятельности, о том, что он делал во Вьетнаме, а потом упорно старался забыть, но не мог. Эти темные силы внутри него все еще составляли часть его бытия. Они только ждали удобного времени, чтобы восстать и заявить о своих правах. То же самое происходило с Алекс. Прошлое властно напоминало о себе. Во Вьетнаме Саймону приказывали убивать — и он убивал, и, надо признать, делал это весьма умело. Но через какое-то время он поймал себя на мысли, что ему начинает нравиться этот процесс. Оказывается, охота на людей способна доставить охотнику немалое наслаждение. Оставалось или прекратить, или скатываться все ниже и ниже, до уровня дикого зверя...
Он повернул голову и взглянул на Д'Агосту через плечо.
— Ты хочешь знать, отчего я верю в победу в войне с гайджином? Но ты же знаешь, отчего. Мэтти говорил тебе об этом.
Он заметил, что Д'Агоста погрузился в воспоминания, стараясь припомнить слова Мэтти о Саймоне.
А Мэтти — когда был еще жив — всегда утверждал, что к тому времени, когда американцам пришлось убираться из Вьетнама, Саймон достиг совершенства в деле разрушения и убийства.
— Спасибо на добром слове, Мэтти, — сказал ему тогда Д'Агоста, — но я не стану работать в одной упряжке с маньяком-убийцей, как бы ты его ни расхваливал. Я приложу все силы, чтобы подобные типы держались от меня подальше.
— Проверь его в деле, — ответил ему Мэтти. — Парень вовсе не так плох, как ты думаешь. Он вполне в состоянии совладать с чувством. Во Вьетнаме я видел его в деле, но видел и в мирной обстановке. Тогда он выглядел как самый обыкновенный нормальный парень, даже не верилось, что он прошел во Вьетнаме огонь и воду. Но когда снова наставало время действовать, ему только следовало показать цель — и поскорее убираться с дороги. Заруби себе на носу, Даг, он действовал и убивал не по своей воле. Он выполнял приказы — ни больше ни меньше. Зато он выполнял их с истинным изяществом. Просто смотреть на него тогда доставляло огромное удовольствие.
Тогда же Мэтти рассказал Дагу о неприятностях с ЦРУ, когда один из офицеров разведки пытался разделаться с ними обоими. Тогда Саймон в последний раз совершил убийство во Вьетнаме. И после этого понял — хватит. Больше никого убивать он не станет. Саймон поступил в боевое разведывательное подразделение ЦРУ, поскольку и он, и его мать нуждались в деньгах. Японец, с которым жили они с матерью, умер, а оставшиеся после него долги и запущенные дела разорили их окончательно. Чтобы так или иначе обеспечить семье пропитание, мать Саймона нашла для сына работенку. Он должен был помочь тренировать специальное секретное подразделение ЦРУ в тактике ниндзя. Во многих странах военные министерства уже создавали подобные диверсионные части, и Соединенные Штаты решили последовать их примеру. Саймон взялся за эту работу, чтобы ублажить мать, но вскоре ему стало скучно. Ему не хотелось никого учить, его душа жаждала действия.
Приписанный к Сайгону, он и Мэтти с энтузиазмом окунулись в новое для себя дело. Они воровали документы, вскрывали сейфы, помогали шантажировать политиков и бизнесменов, служили курьерами и телохранителями, занимались проверкой всевозможной информации, подсовывали газетам фальшивые сообщения о событиях и устраняли неугодных — и азиатов, и нет. Саймон тогда проявил себя с самой лучшей стороны, и по просьбе начальства из Центрального разведывательного управления ему стали доверять наиболее щекотливые миссии. В частности, ему приходилось устранять людей, смерть которых требовалось обставить как естественную. Мэтти говорил, что наблюдать Саймона Бендора — «мистера Б.» — в действии было настоящим удовольствием.
Но мистер Б. был не в состоянии выиграть войну в одиночестве. Настало время, когда все с очевидностью стали понимать, что Вьетконг одерживает верх, и лучшее, что могли в данных условиях сделать американцы — это постараться унести домой собственные задницы в целости. И еще — напоследок поживиться всем, чем можно. Вьетнамский переводчик по имени Лоан, приписанный к подразделению, где служил Саймон, сообщил ему о темных делах одного чина из разведки. Тот должен был обеспечить вывоз из страны группы вьетнамских сирот — детей, павших от рук вьетконговцев, южновьетнамских офицеров — в сопровождении женщин. Очень плодотворная идея. За исключением того, что всех женщин для сопровождения детей лично подбирал означенный офицер, а те — в благодарность — обязались провезти с собой на территорию Штатов контрабанду в интересах высокопоставленного разведчика и парочки его друзей. Контрабанда включала в себя часть неизрасходованных фондов ЦРУ в долларовом исчислении, золото, наркотики и бриллианты.
Жену Лоана и двух его детей сняли с рейса, поскольку на их места претендовали дамочки, зависимые от офицера. Естественно, что Лоан разволновался — американцы обещали ему переправить его с семьей в Штаты — к тому же Вьетконг все уже стягивал кольцо вокруг несчастного Сайгона. Лоану, по его словам, было наплевать на себя, но могли же янки, по крайней мере, обеспечить безопасность его семье за долгую беспорочную службу? Не может ли Саймон ему помочь?
Согласно информации, полученной Джо от Мэтти, Саймон, который терпеть не мог цэрэушника, пригрозил взорвать самолет прямо на взлетной площадке, если семью Лоана не возьмут на борт. Зная его репутацию, желающих проверить, серьезно он говорит или шутит, не нашлось. Жену и двух сыновей Лоана погрузили на самолет, и они благополучно отбыли в Штаты, однако разведчик затаил на Саймона зло. Ему предстояло организовать еще один аналогичный рейс в метрополию, и он решил, что для его собственного спокойствия будет лучше, если Саймона спишут со счетов.
Офицер приказал Мэтти, Саймону и Лоану отправиться на одну из конспиративных квартир и уничтожить якобы имеющиеся там компрометирующие документы. По его словам, будет чрезвычайно плохо, если бумаги попадут в руки Чарли, то есть вьетконговцев. Лоан должен был идти с ними, чтобы просмотреть бумаги, написанные на вьетнамском языке, и решить, что уничтожить, а что передать в архив.
Благодаря Лоану, имевшему связи в преступном мире Сайгона, удалось установить, что это ловушка. Четверо вьетнамцев с юга с фальшивыми северо-вьетнамскими удостоверениями должны были поджидать на конспиративной квартире Мэтти, Саймона и Лоана и отправить на тот свет всю компанию. Наемные убийцы были дезертирами, которые существовали только за счет темных сделок с людьми, подобными офицеру разведки. Тот, в свою очередь, тоже нуждался в такого рода негодяях. Получив предупреждение, Саймон мог бы избежать ловушки, но это было не в его духе. Мистер Б. всегда стремился навстречу опасности.
По собственной инициативе он отправился в дом на краю города, где находилась явка, пробрался внутрь незамеченным и убил всех четырех несостоявшихся киллеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53