Барон уже был стар и часто болел. Случись что с ним, и у них никого бы не осталось, кроме гайджина.
Де Джонг стоял на палубе и наблюдал за девочкой-подростком с веером, которая, наклонившись, что-то нежно говорила другой девочке, у которой целые пряди волос были вырваны после вчерашнего сексуального побоища. Как она прекрасна, эта девушка с веером. Глоток свежего воздуха на этом плавучем писсуаре. Де Джонг поймал ее взгляд. Он прикоснулся к своей кепке, приветствуя ее. В награду — восхитительная улыбка. На несколько секунд он почувствовал себя не таким одиноким.
Она махнула ему рукой и, открыв веер, показала изображение храма в горах. Другой взмах — и храм исчез в ее сложенном веере. Чистая магия. Еще одна улыбка, и она снова обратила свое внимание на детей, которые сейчас очень нуждались в ней. Нет, она не флиртовала с де Джонгом. У него был уже достаточный опыт общения с женщинами, чтобы распознать, пытается ли она поймать его на крючок. Нет, эта приветствовала его как друга, в этом де Джонг был уверен. Она поприветствовала его как того, кто согрел ее сердце, отвечая теплом на тепло. На мгновение он ощутил, как одинок он стал после смерти жены и ребенка.
Экипаж судна расходился по своим делам, изредка отпуская грубые замечания по адресу девочек, но этим все и ограничивалось. Капитан Пукхан запрещал разгул в дневное время. Все должны быть готовы к налету вражеских самолетов. Пукхан не хотел также случайно врезаться в другое судно, и все лишь из-за того, что экипаж в похоти бегает по всему судну, светя своими концами из штанов.
У де Джонга тоже были правила для своих, людей. Один должен был все время находиться в каюте с героином. Кто-либо другой, кроме де Джонга или якудзы, переступивший порог каюты, должен был быть застрелен на месте. Гайджин, как китайцы, верил в то, что честны только двое людей в этом мире: один — который уже мертв, другой — который еще не родился.
Он увидел, как веер в руках девочки-подростка превратился в бушующее море. Как только веер ожил в ее пальцах, она сказала:
— Волны в море весной.
Весь день напролет вверх-вниз, вверх-вниз;
Весь день напролет вверх-вниз, вверх-вниз.
Де Джонг оторвался от лебедки и подался вперед. Правильно ли он расслышал? Он бросил сигарету под ноги, растер ее и направился к девочке с веером. Женщины в Японии, как правило, практически не получают образования. А это дитя только что процитировало хайку семнадцатого века Йоса Бусона, одного из самых его любимых поэтов. Де Джонг должен с ней поговорить.
При виде него девочки, сидевшие у ее ног, бросились в разные стороны, давая ему дорогу. Можно ли было винить их после вчерашней ночи? Но девочка с веером не пошевелилась. Она приятно улыбнулась и склонила голову в поклоне. Она держала сложенный веер в изящной тонкой руке, кончиком его касаясь щеки. Беззащитность ее была вызывающей,но она не тронет де Джонга. Он и гроша ломаного не даст за ее судьбу и судьбу остальных. Ей совет: молиться. Неистово молиться.
Хотя, однако, ее знания Бусона вызывали любопытство.
Ее звали Касуми, она была с дальнего севера, из Сендаи, где сейчас царил страшный голод. Люди там ели желуди, сорную траву, кошек, кору деревьев. Для того, чтобы прокормить себя и двух маленьких детей, родители продали ее вербовщику, колесившему по стране по поручению токийских сутенеров. Нет, она не возненавидела своих родителей. Это было ее обязанностью — служить им любой ценой.
Она ходила в миссионерскую школу до тех пор, пока не началась война и английские протестантские миссионеры не были интернированы по законам военного времени. Школу сожгли. Касуми вместе с другими обшаривала пепелище и нашла книгу стихов Бусона, эта книга стала единственной ее собственной книгой.
А искусству обращения с веером она научилась, наблюдая за своей матерью и подражая ей.
Касуми сказала де Джонгу, что она смогла бы пройти через все, что ее ожидало в Корее, если бы знала, что хотя бы на денек вернется в Японию. Она понизила свой голос до шепота и поделилась с ним тем, что ее смерть на чужбине была уже предопределена. Мужчина, который был, с ней прошлой ночью, сказал ей об этом.
— Капитан? — спросил де Джонг.
Она отрицательно покачала головой.
— Полковник.
Де Джонг улыбнулся и не стал поправлять ее. Конечно же, капитан приберег ее для себя. Она была гораздо красивее других, это было бесспорно.
Касуми сказала, что полковник сообщил ей, что ни ее семья, ни правительство не помогут ей. Он был важным человеком в правительстве и имел понятие о таких вещах. Кто-то еще станет ее хозяином вплоть до конца ее жизни и будет делать с ней все, что ему заблагорассудится. Полковник сказал, что ей очень повезло. И что он ей покажет, что нужно делать, чтобы угодить мужчинам.
Она упала на колени перед де Джонгом и со слезами на глазах умоляла его простить за то, что она собирается просить у него. Она недостойна, но она сделает для него все, что он ни попросит, все, если он только будет настолько добр, что возьмет у нее письмо и отправит его ее родителям по почте. Она очень их любит и не держит на них зла за то, что они сделали с ней. Она хочет, чтобы они знали об этом, и еще о том, что они навсегда останутся в ее сердце.
Какая странная, думал де Джонг. Совершенно неожиданна она задела его за живое. Но, думая о ней, он думал о полковнике. Как бы между прочим де Джонг спросил, японец или кореец этот полковник.
— Японец, — ответила она.
Взгляд де Джонга стал жестким. Он посмотрел через плечо на каюты, потом снова повернулся к Касуми. Он помог ей подняться на ноги и сделал это очень нежно. Умная девочка. Достаточно умная, чтобы запомнить хайку семнадцатого века. Достаточно умная, чтобы отличить японца от корейца. Или капитана от полковника.
Де Джонг был на «Укаи», потому что барон приказал ему это, потому что «Укаи» был единственным судном, пригодным для такого рода дел. И потому что капитана Пукхана можно было, напугать и купить по сходной цене. Ни один из высших офицеров не ступил бы на борт этой посудины без особой нужды. Если барон не упомянул ни о каком другом пассажире, значит он об этом ничего не знает. Барон Канамори болен, он уже вплотную подошел к зиме своей жизни. Но ум его остр, как бритва, и он очень точен во всем. Это качество он привил и де Джонгу.
Героин.
Это первое искушение. А искушение неизбежно одерживает верх над добродетелью.
Де Джонг вынул увядшую хризантему из своей петлицы и прикрепил ее к волосам Касуми над правым ухом. Она улыбнулась, прикоснулась к ней, и посмотрела на него с благодарностью, смутившей его. Это де Джонг должен был быть ей благодарен. Она только что спасла ему жизнь.
Карма.
Это она послала ее на борт «Укаи» предупредить и уберечь его.
Это она убила его жену, сестру молодого Канамори, и их маленького сына, когда они, спасаясь от налетов бомбардировщиков на Токио, перебирались в Каназаву и были заживо похоронены под снежной лавиной.
Это ока послужила причиной того, что мать де Джонга заперлась в гараже их дома, включила двигатель роллс-ройса и, оставаясь на заднем сиденье, задохнулась от выхлопных газов.
Это она убила молодого Канамори в Англии и привела де Джонга в Японию.
Карма сделала его гайджином.
Де Джонг взглянул на мостик. Эх, капитан, капитан. Все на борту этой старой калоши происходит с твоего ведома, старина. И именно ты решил прошлой ночью прогнуться перед полковником и устроить ему маленький праздник, подарив хорошенькую Касуми позабавиться в постельке.
Усмехающийся капитан Пукхан помахал ему рукой из окна своей рубки. Де Джонг улыбнулся и, подняв руку, пошевелил пальцами ему в ответ. Стань ягненком — и волк без промедления съест тебя. Чтобы избежать такой участи, де Джонг прибегнет к единственно надежным, с его точки зрения, мерам безопасности: подозрительности и насилию.
Он отвел Касуми в сторону, подальше от других детей, чтобы поговорить с нею с глазу на глаз. Это была самая рискованная часть его плана. Он теперь был вынужден доверять этой девочке, с которой познакомился всего лишь несколько минут назад. Один или два раза он оглянулся и заметил, что капитан Пукхан и его первый помощник наблюдают за ним. Уверенный, что их мысли не идут дальше сальностей, де Джонг нежно обнял ее худенькие плечики и поцеловал волосы. Он увидел, как Пукхан что-то прошептал своему первому помощнику, и глаза их замаслились. Гайджин, помимо всего прочего, был просто мужчина.
Де Джонг проговорил с девочкой еще десять минут, потом прикоснулся к своей кепке и начал прогуливаться по палубе. Ни дать ни взять средний путешествующий англичанин, совершающий утренний моцион. Моцион, правда, вскоре превратился в экскурсию по судну.
Де Джонг прошелся по палубе, непринужденно разговаривая с матросами, одни из которых счищали ржавчину с вылета лебедки, другие ремонтировали крышки люков. Обменялся несколькими фразами с ремонтником, найтовавшим масляные барабаны к мачте лебедки, выслушав от него целую лекцию о единственном на судне зенитном орудии, потом провел несколько минут в обществе корейца, который, не в силах более сдерживать свой природный позыв, писал сквозь перила в кильватерную волну.
Час спустя де Джонг вернулся в свою каюту и приказал обоим якудзам оставаться внутри, пока он не вернется. Никто из них не должен был ни под каким предлогом выходить из каюты, а также есть или пить то, что им принесут. Оружие должно было лежать наготове. Де Джонг все объяснит позже. Он сунул одну из своих бутылок шотландского виски в карман твидового пиджака и вышел. В машинном отделении было так жарко и так шумно, что нужно было кричать, чтобы быть услышанным. Поршни, клапаны, двигатели и шипящие бойлеры — все гремело, свистело, двигалось. И все это обслуживали три грязных полуобнаженных корейца.
Де Джонга попросили покинуть машинное отделение. Вход сюда был воспрещен. Он достал бутылку виски из кармана и высоко поднял ее над головой.
Через двадцать минут де Джонг вышел из машинного отделения мокрый от пота, но с недостававшей ему информацией. На палубе он прислонился к грузовому подъемнику и с жадностью глотнул свежего воздуха, как только что вытащенный из воды утопающий. Солнце поднялось выше, море вокруг судна оставалось спокойным и пустынным. Времени у него почти не оставалось.
Касуми. Он прикрыл глаза ладонью от солнца и поискал ее взглядом — она играла с девочками в янкен, детскую игру. Де Джонг с женой часто в нее играли. По правилам нужно было распрямить или сжать пальцы правой руки, чтобы обозначить ими ножницы, бумагу или камень. Ножницы режут бумагу. Камень ломает ножницы. Бумага накрывает камень. Японцы верили, что эта игра развивает быстроту мышления. Де Джонг очень сильно надеялся на это: если Касуми не сможет точно выполнить его инструкции, то можно его с якудзами считать мертвыми.
* * *
В каюте де Джонг сказал своим якудзам, что их подстерегает опасность. Они, Токи и Океса, не стали ни о чем его расспрашивать. Хороший признак. Это означало, что дух де Джонга был высок и они признали в нем лидера, своего оябуна.
Он рассказал им, что он узнал о судне, затем о своем плане, и что они должны делать в соответствии с ним. У экипажа нет огнестрельного оружия. Капитан Пукхан не доверяет им оружия — мудрое решение, если учесть, что экипаж этой посудины составлен из дезертиров, преступников и прочего сброда, в изобилии болтающегося в любой гавани. Кое-какое оружие есть в капитанской каюте под замком.
По словам де Джонга, всегда остается возможность того, что кто-то нелегально пронес пистолет на борт. У некоторых членов экипажа имеются ножи. Но об этом не стоит беспокоиться. Лучшее оружие — внезапность.
Что касается палубного вооружения, то это пулемет среднего калибра, предназначенный для ведения огня с обоих бортов и по воздушным целям при больших углах возвышения. Однако он не в рабочем состоянии. Его давно не чистили, и он поржавел, и, кроме того, в нем недостает двух, по крайней мере, важных деталей. Никто из экипажа, как удалось выяснить де Джонгу, не умеет пользоваться им.
Итак, заключение де Джонга: капитан Пукхан как руководитель слаб, а его экипаж — кусок дерьма.
«Укаи» приходит в Корею через три дня. За это время — де Джонг в этом уверен — будет предпринята попытка убить его и его сопровождающих. Другого пути, чтобы овладеть героином, нет.
Мозгом операции безусловно является полковник. Капитан Пукхан трус, кретин без воображения, ему не хватит ума придумать и осуществить дельный план. Было бы правильным предположить, что полковник вооружен. А так как он путешествует один, несомненно, в его схему вовлечена часть или даже весь экипаж. Считая сутенера. Предположительно, все на борту враги, за исключением находящихся здесь, в каюте. И, конечно, девочек. Одна из них будет работать на де Джонга.
— Меня учили использовать случай, избегать ошибок и уничтожать врага любой ценой. Это я и намерен сделать, — сказал им де Джонг.
Якудзы поднялись на ноги и поклонились ему в знак уважения. Токи, старший, сказал от имени обоих. Они никогда раньше не подвергались такой опасности, как сейчас, даже в многочисленных гангстерских войнах в Токио. Но они уверены в гайджине и подчиняются любой его команде. Его слова придали им силы. Теперь они понимают, почему его так ценят многие важные люди Японии. И они не знают никакого другого лидера, кроме гайджина, кому бы они могли так спокойно и прямо вручить свои жизни.
Де Джонг, который за то время, пока они разговаривали, успел сменить свою рубашку на свежую, подошел к грязному треснутому зеркалу и начал не спеша завязывать свой итонский галстук.
Токи спросил:
— Прошу вашего позволения узнать, гайджин, когда мы выступаем против тех, кто собирается нас убить?
Де Джонг наклонился вперед и, когда его холодные голубые глаза встретились с глазами Токи в зеркале, улыбнулся:
— Сейчас.
* * *
Машинное отделение. Изнемогая от духоты и вглядываясь в полумрак помещения, де Джонг и Касуми стояли спиной к металлическому трапу, ведущему наверх, на палубу. Его левая рука лежала у нее на плече. Правой рукой, спрятанной под твидовый пиджак, он держался за пояс. Трое корейцев, вахта машинного отделения, были слишком заняты, чтобы обращать на них внимание. В шуме двигателей и котлов де Джонг должен был пронзительно крикнуть, чтобы привлечь их внимание.
Глаза корейцев устремились на Касуми. Это были люди сотен желаний и всего нескольких возможностей, поэтому они не могли не глазеть на нее. Де Джонг заговорил с ними, зная, что корейцы более заинтересованы в Касуми, чем в том, что он им скажет. Они никак не могли оторвать от нее глаз.
Де Джонг поблагодарил их за то, что они сегодня показали ему машинное отделение, и сказал, что у него к ним есть еще одна просьба. Не будут ли они столь любезны, чтобы позволить ему спрятать кое-что здесь, ну, например, под трапом или в пустом барабане? Ничего особенного. Только несколько чемоданов.
Они сейчас в его каюте, охраняются людьми, которым он не очень-то доверяет. Как можно доверять яку зам, которые, что ни говори, просто гангстеры? Он бы чувствовал себя более уверенным, если бы эти двое японцев, сопровождавших его, вообще не знали, где находятся эти чемоданы. Он может неплохо заплатить корейцам за беспокойство. Он собирается подарить им девочку. Капитан дал ее де Джонгу поразвлечься до вечера. Ее потом заберут для кого-то другого.
Он увидел, как двое корейцев обменялись взглядами. Значит, они знали о чемоданах. И о полковнике. Это было отмечено де Джонгом на будущее.
Де Джонг сказал, что лучше вытащить чемоданы из его каюты после наступления темноты, когда якудзы будут ужинать в судовой столовой. Старший корейской вахты вытер масляные руки грязной тряпкой, улыбнулся и кивнул. Де Джонг в ответ на его улыбку оскалил зубы и убрал руку с плеча Касуми. Теперь отступать было некуда.
Двое других корейцев сняли грязные головные повязки и рукавицы. Один маленький со впалой грудью и гнойными прыщами на лице кореец зашел так далеко, что присел на корточки перед ведром с грязной водой и ополоснул в нем лицо и руки. Де Джонг смотрел, как он мокрой пятерней пригладил свои жесткие черные волосы. Манеры создают мужчину.
Старший по вахте потянулся к груди Касуми.
Де Джонг выстрелил из-под твидового пиджака в лицо и грудь корейца, грохот двигателей поглотил шум выстрела тупорылого вальтера ППК, старший по вахте упал навзничь на поднимающиеся и опускающиеся поршневые штоки. Второй кореец, вытаращив глаза, смотрел, как штоки колотили по телу старшего вахты, кромсая его правую ногу и бок. Сбросив твидовый пиджак на заляпанный маслом пол де Джонг выстрелил второму корейцу в челюсть и левое легкое; выстрелы отбросили его к шипящему котлу, он сполз на пол, заляпав ржавый металл котла своей кровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Де Джонг стоял на палубе и наблюдал за девочкой-подростком с веером, которая, наклонившись, что-то нежно говорила другой девочке, у которой целые пряди волос были вырваны после вчерашнего сексуального побоища. Как она прекрасна, эта девушка с веером. Глоток свежего воздуха на этом плавучем писсуаре. Де Джонг поймал ее взгляд. Он прикоснулся к своей кепке, приветствуя ее. В награду — восхитительная улыбка. На несколько секунд он почувствовал себя не таким одиноким.
Она махнула ему рукой и, открыв веер, показала изображение храма в горах. Другой взмах — и храм исчез в ее сложенном веере. Чистая магия. Еще одна улыбка, и она снова обратила свое внимание на детей, которые сейчас очень нуждались в ней. Нет, она не флиртовала с де Джонгом. У него был уже достаточный опыт общения с женщинами, чтобы распознать, пытается ли она поймать его на крючок. Нет, эта приветствовала его как друга, в этом де Джонг был уверен. Она поприветствовала его как того, кто согрел ее сердце, отвечая теплом на тепло. На мгновение он ощутил, как одинок он стал после смерти жены и ребенка.
Экипаж судна расходился по своим делам, изредка отпуская грубые замечания по адресу девочек, но этим все и ограничивалось. Капитан Пукхан запрещал разгул в дневное время. Все должны быть готовы к налету вражеских самолетов. Пукхан не хотел также случайно врезаться в другое судно, и все лишь из-за того, что экипаж в похоти бегает по всему судну, светя своими концами из штанов.
У де Джонга тоже были правила для своих, людей. Один должен был все время находиться в каюте с героином. Кто-либо другой, кроме де Джонга или якудзы, переступивший порог каюты, должен был быть застрелен на месте. Гайджин, как китайцы, верил в то, что честны только двое людей в этом мире: один — который уже мертв, другой — который еще не родился.
Он увидел, как веер в руках девочки-подростка превратился в бушующее море. Как только веер ожил в ее пальцах, она сказала:
— Волны в море весной.
Весь день напролет вверх-вниз, вверх-вниз;
Весь день напролет вверх-вниз, вверх-вниз.
Де Джонг оторвался от лебедки и подался вперед. Правильно ли он расслышал? Он бросил сигарету под ноги, растер ее и направился к девочке с веером. Женщины в Японии, как правило, практически не получают образования. А это дитя только что процитировало хайку семнадцатого века Йоса Бусона, одного из самых его любимых поэтов. Де Джонг должен с ней поговорить.
При виде него девочки, сидевшие у ее ног, бросились в разные стороны, давая ему дорогу. Можно ли было винить их после вчерашней ночи? Но девочка с веером не пошевелилась. Она приятно улыбнулась и склонила голову в поклоне. Она держала сложенный веер в изящной тонкой руке, кончиком его касаясь щеки. Беззащитность ее была вызывающей,но она не тронет де Джонга. Он и гроша ломаного не даст за ее судьбу и судьбу остальных. Ей совет: молиться. Неистово молиться.
Хотя, однако, ее знания Бусона вызывали любопытство.
Ее звали Касуми, она была с дальнего севера, из Сендаи, где сейчас царил страшный голод. Люди там ели желуди, сорную траву, кошек, кору деревьев. Для того, чтобы прокормить себя и двух маленьких детей, родители продали ее вербовщику, колесившему по стране по поручению токийских сутенеров. Нет, она не возненавидела своих родителей. Это было ее обязанностью — служить им любой ценой.
Она ходила в миссионерскую школу до тех пор, пока не началась война и английские протестантские миссионеры не были интернированы по законам военного времени. Школу сожгли. Касуми вместе с другими обшаривала пепелище и нашла книгу стихов Бусона, эта книга стала единственной ее собственной книгой.
А искусству обращения с веером она научилась, наблюдая за своей матерью и подражая ей.
Касуми сказала де Джонгу, что она смогла бы пройти через все, что ее ожидало в Корее, если бы знала, что хотя бы на денек вернется в Японию. Она понизила свой голос до шепота и поделилась с ним тем, что ее смерть на чужбине была уже предопределена. Мужчина, который был, с ней прошлой ночью, сказал ей об этом.
— Капитан? — спросил де Джонг.
Она отрицательно покачала головой.
— Полковник.
Де Джонг улыбнулся и не стал поправлять ее. Конечно же, капитан приберег ее для себя. Она была гораздо красивее других, это было бесспорно.
Касуми сказала, что полковник сообщил ей, что ни ее семья, ни правительство не помогут ей. Он был важным человеком в правительстве и имел понятие о таких вещах. Кто-то еще станет ее хозяином вплоть до конца ее жизни и будет делать с ней все, что ему заблагорассудится. Полковник сказал, что ей очень повезло. И что он ей покажет, что нужно делать, чтобы угодить мужчинам.
Она упала на колени перед де Джонгом и со слезами на глазах умоляла его простить за то, что она собирается просить у него. Она недостойна, но она сделает для него все, что он ни попросит, все, если он только будет настолько добр, что возьмет у нее письмо и отправит его ее родителям по почте. Она очень их любит и не держит на них зла за то, что они сделали с ней. Она хочет, чтобы они знали об этом, и еще о том, что они навсегда останутся в ее сердце.
Какая странная, думал де Джонг. Совершенно неожиданна она задела его за живое. Но, думая о ней, он думал о полковнике. Как бы между прочим де Джонг спросил, японец или кореец этот полковник.
— Японец, — ответила она.
Взгляд де Джонга стал жестким. Он посмотрел через плечо на каюты, потом снова повернулся к Касуми. Он помог ей подняться на ноги и сделал это очень нежно. Умная девочка. Достаточно умная, чтобы запомнить хайку семнадцатого века. Достаточно умная, чтобы отличить японца от корейца. Или капитана от полковника.
Де Джонг был на «Укаи», потому что барон приказал ему это, потому что «Укаи» был единственным судном, пригодным для такого рода дел. И потому что капитана Пукхана можно было, напугать и купить по сходной цене. Ни один из высших офицеров не ступил бы на борт этой посудины без особой нужды. Если барон не упомянул ни о каком другом пассажире, значит он об этом ничего не знает. Барон Канамори болен, он уже вплотную подошел к зиме своей жизни. Но ум его остр, как бритва, и он очень точен во всем. Это качество он привил и де Джонгу.
Героин.
Это первое искушение. А искушение неизбежно одерживает верх над добродетелью.
Де Джонг вынул увядшую хризантему из своей петлицы и прикрепил ее к волосам Касуми над правым ухом. Она улыбнулась, прикоснулась к ней, и посмотрела на него с благодарностью, смутившей его. Это де Джонг должен был быть ей благодарен. Она только что спасла ему жизнь.
Карма.
Это она послала ее на борт «Укаи» предупредить и уберечь его.
Это она убила его жену, сестру молодого Канамори, и их маленького сына, когда они, спасаясь от налетов бомбардировщиков на Токио, перебирались в Каназаву и были заживо похоронены под снежной лавиной.
Это ока послужила причиной того, что мать де Джонга заперлась в гараже их дома, включила двигатель роллс-ройса и, оставаясь на заднем сиденье, задохнулась от выхлопных газов.
Это она убила молодого Канамори в Англии и привела де Джонга в Японию.
Карма сделала его гайджином.
Де Джонг взглянул на мостик. Эх, капитан, капитан. Все на борту этой старой калоши происходит с твоего ведома, старина. И именно ты решил прошлой ночью прогнуться перед полковником и устроить ему маленький праздник, подарив хорошенькую Касуми позабавиться в постельке.
Усмехающийся капитан Пукхан помахал ему рукой из окна своей рубки. Де Джонг улыбнулся и, подняв руку, пошевелил пальцами ему в ответ. Стань ягненком — и волк без промедления съест тебя. Чтобы избежать такой участи, де Джонг прибегнет к единственно надежным, с его точки зрения, мерам безопасности: подозрительности и насилию.
Он отвел Касуми в сторону, подальше от других детей, чтобы поговорить с нею с глазу на глаз. Это была самая рискованная часть его плана. Он теперь был вынужден доверять этой девочке, с которой познакомился всего лишь несколько минут назад. Один или два раза он оглянулся и заметил, что капитан Пукхан и его первый помощник наблюдают за ним. Уверенный, что их мысли не идут дальше сальностей, де Джонг нежно обнял ее худенькие плечики и поцеловал волосы. Он увидел, как Пукхан что-то прошептал своему первому помощнику, и глаза их замаслились. Гайджин, помимо всего прочего, был просто мужчина.
Де Джонг проговорил с девочкой еще десять минут, потом прикоснулся к своей кепке и начал прогуливаться по палубе. Ни дать ни взять средний путешествующий англичанин, совершающий утренний моцион. Моцион, правда, вскоре превратился в экскурсию по судну.
Де Джонг прошелся по палубе, непринужденно разговаривая с матросами, одни из которых счищали ржавчину с вылета лебедки, другие ремонтировали крышки люков. Обменялся несколькими фразами с ремонтником, найтовавшим масляные барабаны к мачте лебедки, выслушав от него целую лекцию о единственном на судне зенитном орудии, потом провел несколько минут в обществе корейца, который, не в силах более сдерживать свой природный позыв, писал сквозь перила в кильватерную волну.
Час спустя де Джонг вернулся в свою каюту и приказал обоим якудзам оставаться внутри, пока он не вернется. Никто из них не должен был ни под каким предлогом выходить из каюты, а также есть или пить то, что им принесут. Оружие должно было лежать наготове. Де Джонг все объяснит позже. Он сунул одну из своих бутылок шотландского виски в карман твидового пиджака и вышел. В машинном отделении было так жарко и так шумно, что нужно было кричать, чтобы быть услышанным. Поршни, клапаны, двигатели и шипящие бойлеры — все гремело, свистело, двигалось. И все это обслуживали три грязных полуобнаженных корейца.
Де Джонга попросили покинуть машинное отделение. Вход сюда был воспрещен. Он достал бутылку виски из кармана и высоко поднял ее над головой.
Через двадцать минут де Джонг вышел из машинного отделения мокрый от пота, но с недостававшей ему информацией. На палубе он прислонился к грузовому подъемнику и с жадностью глотнул свежего воздуха, как только что вытащенный из воды утопающий. Солнце поднялось выше, море вокруг судна оставалось спокойным и пустынным. Времени у него почти не оставалось.
Касуми. Он прикрыл глаза ладонью от солнца и поискал ее взглядом — она играла с девочками в янкен, детскую игру. Де Джонг с женой часто в нее играли. По правилам нужно было распрямить или сжать пальцы правой руки, чтобы обозначить ими ножницы, бумагу или камень. Ножницы режут бумагу. Камень ломает ножницы. Бумага накрывает камень. Японцы верили, что эта игра развивает быстроту мышления. Де Джонг очень сильно надеялся на это: если Касуми не сможет точно выполнить его инструкции, то можно его с якудзами считать мертвыми.
* * *
В каюте де Джонг сказал своим якудзам, что их подстерегает опасность. Они, Токи и Океса, не стали ни о чем его расспрашивать. Хороший признак. Это означало, что дух де Джонга был высок и они признали в нем лидера, своего оябуна.
Он рассказал им, что он узнал о судне, затем о своем плане, и что они должны делать в соответствии с ним. У экипажа нет огнестрельного оружия. Капитан Пукхан не доверяет им оружия — мудрое решение, если учесть, что экипаж этой посудины составлен из дезертиров, преступников и прочего сброда, в изобилии болтающегося в любой гавани. Кое-какое оружие есть в капитанской каюте под замком.
По словам де Джонга, всегда остается возможность того, что кто-то нелегально пронес пистолет на борт. У некоторых членов экипажа имеются ножи. Но об этом не стоит беспокоиться. Лучшее оружие — внезапность.
Что касается палубного вооружения, то это пулемет среднего калибра, предназначенный для ведения огня с обоих бортов и по воздушным целям при больших углах возвышения. Однако он не в рабочем состоянии. Его давно не чистили, и он поржавел, и, кроме того, в нем недостает двух, по крайней мере, важных деталей. Никто из экипажа, как удалось выяснить де Джонгу, не умеет пользоваться им.
Итак, заключение де Джонга: капитан Пукхан как руководитель слаб, а его экипаж — кусок дерьма.
«Укаи» приходит в Корею через три дня. За это время — де Джонг в этом уверен — будет предпринята попытка убить его и его сопровождающих. Другого пути, чтобы овладеть героином, нет.
Мозгом операции безусловно является полковник. Капитан Пукхан трус, кретин без воображения, ему не хватит ума придумать и осуществить дельный план. Было бы правильным предположить, что полковник вооружен. А так как он путешествует один, несомненно, в его схему вовлечена часть или даже весь экипаж. Считая сутенера. Предположительно, все на борту враги, за исключением находящихся здесь, в каюте. И, конечно, девочек. Одна из них будет работать на де Джонга.
— Меня учили использовать случай, избегать ошибок и уничтожать врага любой ценой. Это я и намерен сделать, — сказал им де Джонг.
Якудзы поднялись на ноги и поклонились ему в знак уважения. Токи, старший, сказал от имени обоих. Они никогда раньше не подвергались такой опасности, как сейчас, даже в многочисленных гангстерских войнах в Токио. Но они уверены в гайджине и подчиняются любой его команде. Его слова придали им силы. Теперь они понимают, почему его так ценят многие важные люди Японии. И они не знают никакого другого лидера, кроме гайджина, кому бы они могли так спокойно и прямо вручить свои жизни.
Де Джонг, который за то время, пока они разговаривали, успел сменить свою рубашку на свежую, подошел к грязному треснутому зеркалу и начал не спеша завязывать свой итонский галстук.
Токи спросил:
— Прошу вашего позволения узнать, гайджин, когда мы выступаем против тех, кто собирается нас убить?
Де Джонг наклонился вперед и, когда его холодные голубые глаза встретились с глазами Токи в зеркале, улыбнулся:
— Сейчас.
* * *
Машинное отделение. Изнемогая от духоты и вглядываясь в полумрак помещения, де Джонг и Касуми стояли спиной к металлическому трапу, ведущему наверх, на палубу. Его левая рука лежала у нее на плече. Правой рукой, спрятанной под твидовый пиджак, он держался за пояс. Трое корейцев, вахта машинного отделения, были слишком заняты, чтобы обращать на них внимание. В шуме двигателей и котлов де Джонг должен был пронзительно крикнуть, чтобы привлечь их внимание.
Глаза корейцев устремились на Касуми. Это были люди сотен желаний и всего нескольких возможностей, поэтому они не могли не глазеть на нее. Де Джонг заговорил с ними, зная, что корейцы более заинтересованы в Касуми, чем в том, что он им скажет. Они никак не могли оторвать от нее глаз.
Де Джонг поблагодарил их за то, что они сегодня показали ему машинное отделение, и сказал, что у него к ним есть еще одна просьба. Не будут ли они столь любезны, чтобы позволить ему спрятать кое-что здесь, ну, например, под трапом или в пустом барабане? Ничего особенного. Только несколько чемоданов.
Они сейчас в его каюте, охраняются людьми, которым он не очень-то доверяет. Как можно доверять яку зам, которые, что ни говори, просто гангстеры? Он бы чувствовал себя более уверенным, если бы эти двое японцев, сопровождавших его, вообще не знали, где находятся эти чемоданы. Он может неплохо заплатить корейцам за беспокойство. Он собирается подарить им девочку. Капитан дал ее де Джонгу поразвлечься до вечера. Ее потом заберут для кого-то другого.
Он увидел, как двое корейцев обменялись взглядами. Значит, они знали о чемоданах. И о полковнике. Это было отмечено де Джонгом на будущее.
Де Джонг сказал, что лучше вытащить чемоданы из его каюты после наступления темноты, когда якудзы будут ужинать в судовой столовой. Старший корейской вахты вытер масляные руки грязной тряпкой, улыбнулся и кивнул. Де Джонг в ответ на его улыбку оскалил зубы и убрал руку с плеча Касуми. Теперь отступать было некуда.
Двое других корейцев сняли грязные головные повязки и рукавицы. Один маленький со впалой грудью и гнойными прыщами на лице кореец зашел так далеко, что присел на корточки перед ведром с грязной водой и ополоснул в нем лицо и руки. Де Джонг смотрел, как он мокрой пятерней пригладил свои жесткие черные волосы. Манеры создают мужчину.
Старший по вахте потянулся к груди Касуми.
Де Джонг выстрелил из-под твидового пиджака в лицо и грудь корейца, грохот двигателей поглотил шум выстрела тупорылого вальтера ППК, старший по вахте упал навзничь на поднимающиеся и опускающиеся поршневые штоки. Второй кореец, вытаращив глаза, смотрел, как штоки колотили по телу старшего вахты, кромсая его правую ногу и бок. Сбросив твидовый пиджак на заляпанный маслом пол де Джонг выстрелил второму корейцу в челюсть и левое легкое; выстрелы отбросили его к шипящему котлу, он сполз на пол, заляпав ржавый металл котла своей кровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53