Часть вторая
Хиоши
Ритм
В бою, узнавши ритм врага,
Используй свой ритм, противный ему,
Разбей его ритм и выиграй бой.
Миямото Мусаши, «Горин но Шо»
Глава 9
Куинз
Июль 1983
Час дня. В комнате позади маленького антикварного магазинчика Джо Д'Агоста отодвинул от стены старую софу. Скатав истертое коричневое ковровое покрытие, он встал на колени и открыл встроенный в пол сейф. Потом он прошел в другой конец комнаты, к письменному столу, сделанному из крышки люка корабля времен второй мировой войны, вытащил револьвер тридцать восьмого калибра из банного халата и положил его перед портативным цветным телевизором «Сони». По телевизору передавали соревнования по борьбе из Нью-Джерси. Он сел в директорское кресло, по задней спинке которого шла потрескавшаяся позолоченная надпись «Сесил Б. де Милл».
Джо уже собирался запустить руки в глубины еще влажной сумки из непромокаемой ткани с добычей от Тукермана, которую ему принес Саймон час назад, когда шум за окном заставил его замереть. Одной рукой он отключил звук телевизора, другой потянулся к револьверу. Единственное окно в комнате Даг занавесил армейским одеялом, чтобы с улицы не было видно света. На окне стояли решетки, и по периметру была установлена сигнализация, но кого это остановит в наши дни? Как окно, так и стальная дверь выходили в боковой садик, заросший густой травой. Ну а трава тем более не послужит препятствием для проникновения.
По телевизору прошел треск электрического разряда. Даг с облегчением вздохнул. Ничего там нет снаружи, кроме дождя и чудовищного ветра. Дождь будет полезен для окна. Двенадцать лет магазину, а Даг ни разу не мыл окно.
На экране телевизора сержант Слотер лез через канаты на ринг для участия в главной схватке вечера. Болельщики ревели от восторга. Они размахивали американскими флагами и улюлюкали его слоноподобному противнику Айрону Шейху, который уже был на ринге. Шейх не оказал ему ни малейшего почтения, этот иранец был испорчен до мозга костей. Шейх презирал противника, болельщиков, судью и весь мир. Разъяренно-чудовищный, в своих черных очках и военно-морской пилотке, Слотер с угрозой замахнулся офицерской тростью на своего бритоголового противника — секунданты едва его удержали. Этот иранец мог засунуть голову между своих ног, поцеловать задницу и сказать ей прощай.
Антикварный магазин Джо Д'Агоста был в пятнадцати минутах езды от Манхэттена, в квартале Куинз Астории, прозванном «Маленькими Афинами» из-за засилия греческого населения. Раньше вплоть до 50-х годов, когда эмиграционные законы перестали быть такими строгими и эмигрантам из Южной Европы разрешили въезд в страну, здесь жили итальянцы в аккуратненьких на две семьи домиках. Астория стала самым крупным греческим городом за пределами Греции, местом, где греки могли прожить всю жизнь, не зная ни слова по-английски. Здесь магазины торговали иконами в золотых окладах, живописными платками с острова Крит и бледно-голубыми коболи, четками. Здесь в ресторанчиках не было меню, а посетители заказывали то, что видели на мармите. Здесь на витринах мясного рынка выставлялись овечьи головы, мертвыми глазами смотрящие на оживленные улицы квартала.
Отец Д'Агоста, Кармине, крыл вновь прибывших по-английски и на циджи, сицилийском диалекте, клянясь, что никто не посмеет выбросить его из Астории. Д'Агосты оставались в доме из красного кирпича на Хойт-Авеню-Саус и продолжали торговать в магазине винодельческого оборудования на Дитмарз-Бульвар, продающем дубовые бочки, винодельческие прессы, сифоны, закупоривающие устройства для бутылок и фруктовые экстракты и итальянцам, и грекам, производившим свои собственные вина и ликеры.
Теперь в доме остался только Д'Агоста со своей женой и дочерью-калекой. Магазин винодельческого оборудования превратился в магазин одежды, торгующей кафтанами и греческими бурками с капюшоном, сшитым из грубого сукна. Антикварный магазинчик Д'Агоста был рядом с магазином одежды, он выходил на корты Боцци в парке на Стейнвэй-стрит, названной по имени фабриканта девятнадцатого века, производителя фортепиано, отправившего своих рабочих в это удаленное место, чтобы держать их подальше от профсоюзных деятелей. До того, как Даг приобрел это маленькое помещение, там была итальянская пекарня, славившаяся своими канноли.
Предположительно раз в неделю местные гангстеры использовали пекарню как крематорий. Каждое воскресенье, по словам отца Дага, они сжигали тела в печи вспрыскивая покойников сахарным сиропом, чтобы устранить запах горелого мяса. Все сгорало дотла, за исключением черепов, которые не горели, сколь долго они ни находились в огне. Черепа выбрасывали в Ист-Ривер, всего лишь в квартале от пекарни. Или закапывали здесь же под полом. Д'Агоста не мог ходить по полу своей задней комнаты, не думая: «Сегодня тот день, когда я опущу руку под пол и вытащу голову, глазурованную сахаром».
Он установил сейф самолично, это был сейф модели Е, несгораемый и с наворотами, делавшими его недоступным для взломщиков. Приварив стальную плиту в два квадратных фута к днищу сейфа, он поместил его в углубление, выбитое в цементном основании под половыми досками задней комнаты. Потом залил цементным раствором пространство вокруг плиты, дав ему намертво схватиться. Теперь можно было не беспокоиться, что кто-нибудь вытянет эту штучку и унесет ее с собой. Никто бы его уже не смог выковырнуть из пола.
Сев за письменный стол, Даг расстегнул молнию сумки Саймона и вывалил содержимое. Великолепно. Драгоценности, бейсбольные открытки, штампы для авиационных билетов. Все на месте, как и говорил Саймон. И кое-что сверх того, конверт, набитый стольниками. У Саймона, по его словам, не было времени пересчитать их. Даг ему верил. Парень был просто лучшим из воров, которых Даг когда-либо видел, а он уж перевидал их на своем веку. Саймон достаточно опытен и знает, что считать нужно, когда работа закончена и ты уже в безопасном месте.
У Саймона был талант к воровству, он был настолько хорош в этом деле, что в природе не существовало мест, куда бы он не мог проникнуть. Копы, ведущие его дело, дали ему кличку «Маг». Взломщик, который мог вытянуть простыню из-под спящего клиента и не разбудить его при этом.
В самом начале их совместной деятельности Даг посвятил Саймона в несколько основных правил их работы. Носи перчатки. Всегда работай ночью. Работай с шофером. Никогда не говори никому, что ты вор. Всегда бери небольшие вещи, которые тебе не составит труда унести: драгоценности, коллекции монет и марок, антиквариат, живопись. И наличность. У некоторых профессионалов: докторов, юристов, бухгалтеров, залоговых поручителей — всегда есть неучтенная наличность. Не трогай большие вещи: автомобили, телевизоры, стереосистемы, мебель — оставляй их старьевщикам, комиссионным оценщикам и исполнителям бракоразводных процессов. Для того, чтобы знать, кто дома, а кто уехал, читай колонки сплетен и светской хроники, журналы «Город и деревня», «Люди» и т. п. Если клиенты в Хэмптоне, Палм-Бич или Европе, они не могут быть дома. Вор, знающий свое дело, уходит с добычей, когда люди в отпуске.
Саймон добавил несколько своих собственных правил. Идя на настоящее дело, работай один. Всегда находись в прекрасной физической форме. Не делай работу «набойщика». Никогда не носи с собой оружия, потому что рано или поздно ты им воспользуешься. Он становился вором не для того, чтобы увеличить число убитых и раненых. Он занимался этим ради острых ощущений и денег. О деньгах не стоит забывать. Из бизнеса без прибыли такой же бизнес, как из соленого огурца конфетка.
Даг вставил лупу в правый глаз, взял браслет и начал изучать его на предмет идентификационных помет. Он искал инициалы, номер страховки и вообще любую гравировку, которая помогла бы миссис Тукерман опознать свою собственность. Не из-за того, что ей когда-либо представилась бы такая возможность. Ювелир из Манхэттена, которому, по идее, должен был достаться этот браслет, намеревался разломать изделие, а золото переплавить. Все равно Даг хотел удостовериться, чистая эта вещичка или нет. Чистая. Ни пометки, ни вмятинки. Вторая проверка — проверка под ультрафиолетом; она поможет выявить, были ли пометки симпатическими чернилами или нет.
Тем не менее, почему бы и не пересчитать деньги?
Не отрывая глаз от телевизора, он достал пачку сотенных из простого белого конверта. Стюарт Грэнжер и Джеймс Мейсон дрались на саблях на крутой винтовой лестнице главной башни средневекового замка. Маленькая драчка за трон и корону. Потом стали показывать рекламу последнего хит-альбома Мотауна. Спасибо, не надо. Даг любил хорошую негритянскую музыку, ту, на которой он вырос, после нее никакого радио слушать не захочешь. Каунт Бейзи, Сара Воганх и мистер Б., Билли Экстайн. Теперешние же завывания диких лесных котов, доносящиеся из переносных стерео, таскаемых неграми на плече по улицам, совсем его не трогали. Ему уже под пятьдесят — он не мог принять этого, да и не старался. Даг вернулся к деньгам. Он послюнявил палец, начал считать и остановился. Цветная фотография выпала из конверта, накрыв серьги миссис Тукерман. Он уставился на нее, боясь дотронуться. Остатки волос встали у него дыбом. В комнате было тепло, но он почувствовал холод. Жуткий холод.
Это была фотография мертвой японской женщины, без рук и без ног. Кто-то отпилил их мощной пилой. Ее торс лежал в ванне, красной от ее крови. Звали ее Терико Ота, и когда-то она была прекрасной. Она была совладелицей универмага Лидделлз, который торговал очень дорогими игрушками и одеждой для детей. Магазин был назван по имени Алисы Лидделлз, английской девочки, послужившей прототипом Алисы в стране чудес. В прошлом декабре полиция, отправившись в рейд по реке Гудзон в целях обнаружения воскресных самоубийц, обнаружила торс Терико Ота, качающийся на волнах среди обломков льда и мусора. Столько, сколько он ее знал, Даг всегда был почти влюблен в Терико.
Он взял фотографию в руки. За пятнадцать лет работы в полиции он видел всякой мертвечины больше чем достаточно. Имея такой опыт за плечами, он, по всей видимости, вряд ли должен был что-либо чувствовать при виде мертвого тела. Но смерть Терико задела его за живое. И не имело значения то, что она сама навлекла на себя смерть, втянувшись в какое-то темное дело и общаясь с опасными людьми. От фотографии Дага мутило, как и семь месяцев назад, когда он узнал, что она мертва. Когда-нибудь и он поймет своей дремучей башкой даго, что нет ничего нового в смерти, но пока он никак не мог с этим смириться.
С чего бы Тукерману держать такого типа фотографию в своем сейфе? Потому что ему доставляло удовольствие созерцать ее? Потому что он как-то замешан в смерти Терико? Он наверняка психически сдвинутый сукин сын. Он, наверное, таращился, наблюдая, как она умирает.
Даг закрыл глаза и покачал головой. Ведь говорил же я тебе тогда, детка, что надо свинчивать. Свинчивать, пока якудза не узнали, что ты информатор.
Он присоединил устройство искажения телефонных переговоров к своему телефону, еще раз взглянул на фотографию Терико и набрал номер квартиры Саймона на Коламбус-Авеню. Саймон не ожидал услышать его так скоро. Он спросил Дага о конверте и его содержимом.
— Вот почему я тебе и трублю, — сказал Даг.
Он рассказал Саймону о фотографии, и почему она будет им стоить несколько сотен тысяч долларов.
Тукерман, по словам Дага, будет рвать и метать, узнав о пропаже фотографии, потому что, у кого бы она ни была, тот может держать его на крючке. Адвокат не из той породы, чтобы позволить кому-то иметь на себя компромат, так что можешь считать, что он перетряхивает каждого барыгу от Нью-Йорка до Бора-Бора. Он использует все: угрозы, влияние, связи, братву, полицию — все, чтобы сорваться с крючка. Стоит Тукерману обнаружить хотя бы один камень, хотя бы одно кольцо — и тот, у кого он окажется, считай, в глубоком дерьме до тех пор, пока не скажет, откуда его взял. И все из-за фотографии, лежащей на столе Дага. Драгоценности не просто горячие, парень. Они раскаленные.
Саймон тщательно взвешивал каждое слово.
— Хорошо, я думаю вот что. У нас три пути. Мы можем пойти к копам, что нежелательно. Мы можем нажать на Тукермана, чтобы он заглох. Или мы можем забыть о том, что когда-либо видели фотографию. Кроме того, копы уже имели Тукермана как подозреваемого по этому делу. Зарегистрированный факт, известный широкой публике.
— Я говорю, самое умное — высыпать камушки в Ист-Ривер. Как и говорил тебе еще десять минут назад.
— Что я слышу?
— Я думаю, мы можем попробовать с бейсбольными открытками и штампами. Открытки осядут у частного коллекционера, одного чудика, которому только и надо, чтобы сидеть и ими любоваться в одиночестве. Кубинцы, которым я сбагрю штампы, оставят их себе. У них с Тукерманом совсем разные орбиты, и, кроме того, они проводят массу времени за границей. Послезавтра штампы уже будут в Майами. Может быть, в Боливии или Перу.
Голос Саймона стал холодным и резким.
— Давай поговорим о драгоценностях, из-за которых я рисковал сегодня своей задницей. Можно найти другого покупателя? Я имею в виду где-нибудь не в Манхэттене.
— Послушай, друг, ты что, не слышал, что я тебе сказал? Повторяю, Тукерман будет искать везде это свое дерьмо. Обязательно. Он же не знает, что мы не собираемся что-либо предпринимать против него. По его разумению, у кого фотография, тот и держит его за яйца.
— Ты что, забыл, — сказал Саймон, — тогда в декабре, когда они нашли что осталось от Терико, газеты писали, что Тукерман и один из его клиентов допрашивались в кабинете прокурора федерального судебного округа. Так какая может быть тайна причастности Тукермана к этим делам?
— Другой парень был Фрэнки Одори.
— Я слыхал это имя. Американский японец. Большие денежки. Эрика пару раз сыграла с ним в карты по-крупному. Есть дом в Манхэттене, дискотека на Шестьдесят третьей улице в Исте, кое-какая недвижимость.
— Они называют его Фрэнки из Голливуда. Всегда устраивает праздники, приемы, всегда старается, чтобы его имя попало в светские сплетни в газетах. Любит, чтобы его видели вместе с моделями и красотками типа Терико. Помнишь, что я тебе еще говорил об этом Фрэнки?
— Сразу не соображу.
— Я говорил, что он якудза и что, скорее всего, Терико убил он.
Своим имиджем, как говорил Даг, Фрэнки из Голливуда обязан одному высокооплачиваемому агенту по печати. За показным блеском, мишурой и большими деньгами Фрэнки из Голливуда скрывается всего лишь еще один гангстер, который вынужден перекрашивать волосы и носить темные очки вечером. Вернее, он не еще один гангстер, он — человек одного из самых влиятельных лидеров якудзы, по слухам, являющегося крестным отцом Фрэнки Одори. В полицейских участках, на похоронах, в полицейских барах и на торжественных обедах по случаю выхода на пенсию от ребят из отдела по борьбе с организованной преступностью, ФБР, оперативников Даг слышал одно и то же: Фрэнки из Голливуда настолько запачкан, что если он поплывет в озере, то вокруг него будет грязное пятно. Еще один интересный слушок, который многие не воспринимали серьезно: крестный отец Фрэнки — гайджин, европеец, белый человек. Иностранец, который, по всей вероятности, сумел заметно выдвинуться и заставить себя уважать в токийском преступном мире.
Терико Ота водилась с Одори и его компанией. Одно время она даже была его любовницей. Она попалась с наркотиками и оказалась перед выбором: идти в тюрьму или стать осведомителем и собирать информацию о Фрэнки из Голливуда.
Даг встретил ее десять лет назад, тогда же, когда он встретил Саймона. В это время тридцативосьмилетний Даг и его партнер были приглашены консультантами на съемки полицейского боевика в Манхэттене. У главного героя что-то там было по сюжету с Терико, девятнадцатилетней, прелестной, которую исполнитель главной роли привез с собой из Калифорнии. Она и Даг заметили друг друга сразу, он рассказывал ей о Нью-Йорке, полицейских-итальянцах, баррочной музыке. Она рассказывала ему о киношниках, Калифорнии и о своих планах стать первой японской девушкой американского происхождения — голливудской звездой.
Разговаривать с Терико было легко, почти так же, как с психотерапевтом. Он рассказал ей о своем неудачном браке, который он не может расторгнуть, потому что католическая церковь не признает разводов и считает брак вечным. А церковь для Дага не пустое место. Этим он ни с кем не делился, а ей рассказал.
В последнюю неделю съемок Даг и его партнер провели задержание по подозрению в употреблении и продаже наркотиков прямо на съемочной площадке: они взяли ассистента режиссера с четвертью килограмма кокаина. Его звали Джесус Самуэль, и он был уже не новичок в этих делах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53