ветхий, искрошившийся по краям пергамент, густо исписанный аккуратными буковками.
Я узнал славянский алфавит. Рядом были разложены наши карты. У меня прерывалось дыхание: против всякой вероятности, я надеялся услышать что-то важное. Может быть, могила даже здесь, в Риле, внезапно подумалось мне. Может быть, Стойчев потому так и рвался сюда, что подозревал это? Однако меня удивило и встревожило, что он собирается объявить о своем открытии при Ранове.
Стойчев огляделся, глянул на Ранова, потер ладонью морщинистый лоб и тихо произнес:
— Я полагаю, могилу следует искать не в Болгарии. Я почувствовал, как кровь отлила от сердца.
— Как? — Элен неотрывно глядела на Стойчева, Ранов же отвернулся, барабаня пальцами по столу и словно бы не слушая нас.
— Мне жаль вас разочаровывать, друзья мои, но из этой рукописи, которую я не перечитывал много лет, явствует, что группа паломников в 1478 году вернулась из Светы Георгия в Валахию. Передо мной таможенный документ — разрешение вывезти в Валахию некую христианскую реликвию валашского происхождения. Мне очень жаль. Возможно, вам когда-нибудь удастся добраться и туда и окончательно прояснить этот вопрос. Однако если вы решите продолжить исследования путей паломничества в Болгарии, я буду счастлив содействовать вам.
Я, онемев, уставился на него. Нечего и думать добраться до Румынии. Мы и сюда-то попали чудом!
— Я рекомендую вам получить разрешение на посещение еще некоторых монастырей, особенно Бачковского монастыря, лежавшего на большой дороге паломников. Это прекрасный образчик византийского стиля в Болгарии, и его здания намного старше, чем здесь, в Риле. Кроме того, там имеются редкие манускрипты, принесенные в дар монастырю монахами-паломниками. Вам это будет интересно, и вы сможете подобрать достаточно материалов для своей статьи.
Элен ошеломила меня, преспокойно согласившись с его предложением.
— Это можно устроить, мистер Ранов? — спросила она. — И чтобы профессор Стойчев сопровождал нас и дальше?
— О, боюсь, что мне придется вернуться домой, — с сожалением протянул Стойчев. — Меня ждет работа. Я сожалею, что не смогу помочь вам в Бачково, однако я дам вам рекомендательное письмо настоятелю. Мистер Ранов послужит вам переводчиком, а настоятель поможет разобрать заинтересовавшие вас рукописи. Он прекрасно знает историю монастыря.
— Прекрасно. — Ранов, услышав, что профессор нас покидает, просто расцвел.
Я решил, что в таком ужасном положении нам ничего не остается, как притвориться, что мы продолжаем осмотр монастырей, а тем временем решать, что делать дальше. В Румынию? Передо мной снова встало видение: дверь кабинета Росси. Она была закрыта, заперта на ключ. Никогда больше Росси не откроет ее. Ранов молча наблюдал за нами, но в его молчании крылось злорадство. То, чего мы на самом деле искали, оказалось недостижимым. Теперь мы снова остаемся наедине с нашим гидом, который проводит нас по монастырям и как можно скорее выдворит из Болгарии.
Ирина, по всей видимости, была в церкви: выходя, мы увидели, как она переходит раскаленный двор, и Ранов, заметив ее, свернул в галерею покурить, а потом удалился в сторону главных ворот и скрылся за ними. Я заметил, что он, подходя к воротам, зашагал чуть быстрее: возможно, и ему хотелось отдохнуть от нас. Стойчев тяжело опустился на скамью у стены, и Ирина заботливо обняла его за плечи.
— Слушайте, — тихо заговорил он, улыбаясь так, словно затевал пустую светскую беседу, — надо поговорить сейчас, пока наш друг не слышит. Я не хотел пугать вас. Нет никаких документов о возвращении монахов с реликвиями в Валахию. Простите, но я солгал. Влад Дракула безусловно похоронен в Светы Георгий, где бы ни находилась эта обитель, и я обнаружил важные сведения. Стефан говорит, что Светы Георгий расположен недалеко от Бачково. Я не нашел в окрестностях Бачково местности, напоминающей рельеф ваших карт, зато нашел письмо от настоятеля Бачково к настоятелю Рилы. Начало шестнадцатого века. Я не решился показывать его вам при вашем сопровождающем. В письме сообщается, что настоятель Бачкова более не нуждается в помощи настоятеля Рилы или других священников для подавления ереси в Светы Георгий, потому что монастырь сгорел, а его братия рассеялась. Он советует настоятелю Рилы пристально следить за монахами, явившимися оттуда, как и за любым монахом, утверждающим, что дракон сразил Святого Георгия — Светы Георгия, — потому что такова примета их ереси.
— Дракон сразил… погодите, — заговорил я, — вы имеете в виду ту строчку про чудовище и святого? Кирилл пишет, что они ищут монастырь, где чудовище равно святому.
— Святой Георгий — один из важнейших персонажей болгарской иконографии, — тихо пояснил Стойчев. — Идея, что дракон мог сразить его, представляется странным извращением. Но как вы помните, валашские монахи искали монастырь, уже отмеченный этим знаком, потому что именно там тело Дракулы должно было воссоединиться с головой. Теперь я начинаю задумываться, не существовало ли крупное еретическое течение, о котором нам ничего не известно, — известное и в Константинополе, и в Валахии, и, может быть, даже самому Дракуле. Не создал ли Орден Дракона собственную ветвь религии, отдельную от единой церкви? Не развил ли он собственную ересь? До сих пор я даже не рассматривал такой возможности. — Он покачал головой. — Вам следует ехать в Бачково и расспросить настоятеля, где могли уравнять, или даже поменять местами, чудовище и святого. Вам придется говорить с ним втайне. В моем письме — которое ваш гид непременно прочтет — будет сказано только о ваших исследованиях маршрутов пилигримов, но вы должны найти способ переговорить с ним без свидетелей. Кроме того, там есть один монах, бывший историк, серьезно занимавшийся историей Светы Георгия. Он работал с Атанасом Ангеловым и был вторым человеком, увидевшим вновь найденную рукопись Захарии. Тогда его звали Пондев, но я не знаю, какое имя он принял в монашестве. Настоятель поможет вам найти его. И еще одно. При мне сейчас нет карты, но, помнится, на северо-востоке от монастыря есть длинная изогнутая долина, по которой в прошлом могла протекать река. Я помню, что однажды видел ее и говорил о ней с местными монахами, хотя названия не знаю. Не окажется ли она хвостом вашего дракона? И где тогда его крыло? Это вам тоже надо будет проверить.
Мне хотелось встать на колени и целовать ноги старика.
— Но вы с нами не поедете?
— Поехал бы, что бы ни говорила моя племянница, — он через плечо улыбнулся Ирине, — но боюсь навлечь на вас подозрение. Ваш гид насторожится, узнав, что меня по-прежнему интересуют ваши поиски. Если сумеете, свяжитесь со мной, как только вернетесь в Софию. Я буду все время думать о вас и желать вам удачи. Вот, непременно возьмите. — Он вложил в руку Элен какую-то маленькую вещицу, но она сжала пальцы так быстро, что я не успел рассмотреть подарок и не заметил, куда она его спрятала.
— Что-то долго не видно нашего мистера Ранова, — тихо заметила она.
Я быстро взглянул на нее.
— Сходить проверить? — Я уже научился доверять ее чутью и направился к воротам, не дожидаясь ответа.
Сразу за стеной я наткнулся на Ранова, стоявшего вместе с незнакомым мужчиной у длинного голубого автомобиля. Его высокий собеседник выглядел весьма элегантно в летнем костюме и шляпе, но что-то в его внешности заставило меня замереть, притаившись в тени ворот. Оба были увлечены беседой и прервали ее неожиданно для меня. Красавец хлопнул Ранова по спине и нырнул в машину. Я вздрогнул, словно почувствовав хлопок собственной спиной, — мне знаком был этот дружелюбный жест. Как ни трудно в это поверить, человек, ловко выводивший сейчас машину с пыльной стоянки, был Гежа Йожеф. Я метнулся назад и поспешил присоединиться к остальным. Элен выжидательно смотрела на меня: она тоже успела научиться доверять моему чутью. Я на минуту отвел ее в сторону, и Стойчев, если и удивился, был слишком вежлив, чтобы задавать вопросы.
— По-моему, здесь Йожеф, — торопливо прошептал я. — Лица я не разглядел, но человек, очень похожий на него, только что говорил с Рановым.
— Дерьмо, — прошипела Элен.
Кажется, я впервые слышал, как она бранится вслух. Ранов уже спешил к нам.
— Пора ужинать, — как ни в чем не бывало заявил он, и я задумался, не жалеет ли он, что хоть на несколько минут оставил нас со Стойчевым.
По его тону я решил, что меня он за воротами не заметил.
— Идемте со мной. К сожалению, ужинать придется с монахами.
Безмолвная монастырская трапеза была великолепна. Двое монахов подавали хлеб домашней выпечки. С нами в гостинице остановились и другие группы туристов, и я заметил, что не все говорят по-болгарски. Здесь были немцы — видимо, из Восточной Германии, а другой незнакомый язык я счел чешским. Мы проголодались и ели жадно, и я с надеждой предвкушал ожидавшие нас узкие койки. Нас с Элен ни на минуту не оставляли одних, но я понимал, что появление Йозефа нужно обсудить. Чего он хотел от Ранова? Или, вернее, от нас? Элен предупреждала, что за нами следят. Кто сообщил ему, что мы здесь?
День выпал утомительный, но мне так не терпелось увидеть Бачково, что я охотно отправился бы туда пешком, если бы так было быстрее. Однако пришлось переночевать, отдохнув перед завтрашней поездкой. Среди похрапывания Праги и Восточного Берлина я слышал голос Росси, рассуждающий о каких-то неясностях в нашей статье, и голос Элен, усмехающейся моей недогадливости: «Конечно, я выйду за тебя замуж»».
ГЛАВА 65
«Июнь 1962 г.
Любимая моя доченька!
Ты знаешь, что ужасы, которые пришлось пережить нам с твоим отцом, сделали нас богатыми. Большую часть денег я оставила твоему отцу, чтобы он мог позаботиться о тебе, но у меня осталось довольно, чтобы вести долгие поиски, вести осаду. Часть я разменяла в Цюрихе и открыла там банковский счет под именем, которого никто не знает. С этого тайного счета я беру деньги раз в месяц: плачу за квартиру, за право работать в архивах, за обеды в ресторанах. Я трачу как можно меньше, чтобы когда-нибудь отдать тебе, моя маленькая, когда ты станешь взрослой, все, что осталось.
Твоя любящая мама Элен Росси ».
* * *
«Июнь 1962 г.
Любимая моя доченька!
Сегодня у меня опять плохой день (я никогда не отправлю эту открытку. Если отправлю хоть одну, то только не эту). Сегодня один из тех дней, когда я не помню, ищу ли этого дьявола или просто бегу от него. Я стою перед зеркалом, перед старым зеркалом в моем номере в Hotel d' Este: на стекле пятна, будто лишайник расползается по неровной поверхности. Я стою и ощупываю шрам на горле: красное пятно, оставшееся навсегда. Что, если ты найдешь меня раньше, чем я — его? Что, если он найдет меня раньше, чем я — его? Не знаю, почему он до сих пор не нашел меня. Не знаю, увижу ли тебя когда-нибудь.
Твоя любящая мама Элен Росси ».
* * *
«Август 1962 г.
Любимая моя доченька!
— Когда ты родилась, у тебя были черные волосы, и они кудряшками торчали на влажной головке. Когда тебя вымыли и обтерли, они превратились в темный пушок вокруг личика: темные волосы, как у меня, но с медным отливом, как у твоего отца. Я лежала в облаке морфина, держала тебя в руках и смотрела, как свет на твоих младенческих волосиках переливается от цыганской черноты к блеску и снова темнеет. Все в тебе было гладеньким и блестело: я выглаживала и лепила тебя в себе, сама не зная того. У тебя были золотые пальчики, розовые щечки, а ресницы и бровки — как перо вороненка. И мое счастье перехлестывало через край, несмотря на морфий.
Твоя любящая мама Элен Росси ».
ГЛАВА 66
«Я рано проснулся на своей койке в мужской спальне Рильского монастыря: солнечный свет только что начал пробиваться в маленькие окна, выходившие на монастырский двор, а другие туристы еще крепко спали. Я слышал первый звон церковного колокола еще в темноте, а теперь снова звонили колокола. Первая моя мысль была о том, что Элен согласилась выйти за меня. Хотелось поскорее снова увидеть ее, улучить минуту и спросить, не приснился ли мне вчерашний день. Солнце, заливавшее двор, было бледнее моего счастья, а утренний воздух казался невероятно свежим, сохранившим века свежести.
Но за завтраком Элен не было. Ранов был тут как тут и как всегда уныло курил, пока один из монахов не попросил его выйти с сигаретой на улицу. Как только завтрак кончился, я поспешил по коридору к женской спальне, у дверей которой мы накануне расстались с Элен. Дверь была открыта. Остальные женщины, чешки и немки, ушли, оставив опрятно застеленные постели. Элен, казалось, спала: я видел очертания ее тела под одеялом на койке у окна. Она лежала, отвернувшись к стене, и я тихонько вошел, рассудив, что она теперь — моя невеста и я даже в монастыре имею право разбудить ее поцелуем. Я закрыл за собой дверь, понадеявшись, что монахи нас не застанут.
Элен лежала на девственно белых простынях, спиной к комнате. Когда я подошел ближе, она чуть повернулась ко мне, словно ощутив мое присутствие. Ее голова запрокинулась назад, глаза были закрыты, а темные кудри рассыпались по подушке. Она крепко спала, и с ее губ срывались шумные, затрудненные вздохи. Мне подумалось, что она утомлена поездкой и волнениями вчерашнего дня, но было в ее облике что-то, заставившее меня в тревоге склониться над ней. Мне хотелось поцеловать ее, спящую, и только тогда я с ужасом увидел зеленоватую бледность ее лица и свежую кровь на шее. Там, где во впадинке горла была почти зажившая ранка, теперь сочились красным два рваных пореза. Немного крови стекло на простыню и на рукав ее дешевенькой белой ночной рубашки на закинутой под голову руке. Вырез рубахи был сбит на сторону и надорван, так что одна грудь открывалась почти до темного соска. Все это я, обомлев, разглядел в одно мгновение, и сердце у меня замерло в груди. Потом я бережно подтянул простыню, прикрыв наготу, будто укутывал спящего ребенка. Ничего другого тогда не пришло мне в голову. В горле застряло сдавленное рыдание, крик ярости, которой я еще не прочувствовал до конца.
— Элен! — Я мягко встряхнул ее за плечо, но лицо ее не дрогнуло. Теперь я видел, как оно осунулось, словно даже во сне ее мучила боль. Но где же распятие? Вдруг вспомнив о нем, я внимательно огляделся и нашел его под ногами: тонкая цепочка порвалась. Сорвал ее кто-то нарочно или она сама неловко повернулась во сне? Я снова встряхнул Элен:
— Элен, проснись!
Теперь она шевельнулась, чуть заметно, и я испугался, что поврежу ей, разбудив слишком внезапно. Однако через секунду Элен открыла глаза, нахмурилась. Я видел слабость во всех ее движениях. Сколько крови она потеряла за ночь, пока я спокойно спал в соседней спальне? И зачем я оставил ее, хотя бы на одну ночь?
— Пол? — проговорила она озадаченно. — Что ты здесь делаешь? — Она попыталась сесть и тут обнаружила беспорядок в одежде. Я с мучительной болью смотрел, как ее рука потянулась к горлу и медленно отстранилась. На пальцах осталась густая липкая кровь. Элен уставилась на них, потом снова на меня.
— О, господи!
Она села прямо, и я впервые за эти минуты почувствовал тень облегчения. Хотя на ее лице был ужас, но она потеряла не слишком много крови, раз оказалась в силах приподняться.
— О, Пол, — прошептала она.
Я сел на краешек кровати и крепко сжал ее руки в своих.
— Ты совсем проснулась? — спросил я. Она кивнула.
— И помнишь, где ты находишься?
— Да, — отозвалась она, но ее голова склонилась на окровавленную руку, и Элен разразилась хриплыми тихими рыданиями: душераздирающие звуки.
Я никогда еще не слышал ее плача. Эти всхлипывания пронзили меня ледяными иглами.
Я поцеловал ее руку — ту, которая осталась чистой.
— Я с тобой.
Она, не переставая плакать, стиснула мои пальцы, потом с усилием овладела собой.
— Нам надо подумать, что… это мой крестик?
— Да. — Я поднял распятие, вглядываясь в ее лицо, и, к своему бесконечному облегчению, не увидел в нем и тени отвращения. — Ты его снимала?
— Нет, конечно же, нет. — Элен покачала головой, и последние слезы покатились по ее щекам. — И не помню, как порвала цепочку. Не думаю, чтобы они… он… осмелился.
Если легенды не лгут… — Она вытерла лицо, избегая касаться ранки на горле. — Должно быть, она порвалась во сне.
— Я тоже так решил, судя по тому, где нашел. — Я показал ей место на полу. — А ты не чувствуешь… неудобства от его близости?
— Нет, — задумчиво проговорила она, — пока не чувствую От этого холодного словечка у меня перехватило дыхание Она протянула руку, коснулась распятия, сперва нерешительно, потом взяла его. Я перевел дух. Элен тоже вздохнула.
— Я заснула, думая о матери и о статье, которую хотела бы написать по элементам трансильванских орнаментов — знаешь, местные народные вышивки славятся на весь мир, — а проснулась только теперь. — Она нахмурилась. — Мне снилось что-то плохое, но во сне была моя мать и она… она отгоняла от меня большую черную птицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Я узнал славянский алфавит. Рядом были разложены наши карты. У меня прерывалось дыхание: против всякой вероятности, я надеялся услышать что-то важное. Может быть, могила даже здесь, в Риле, внезапно подумалось мне. Может быть, Стойчев потому так и рвался сюда, что подозревал это? Однако меня удивило и встревожило, что он собирается объявить о своем открытии при Ранове.
Стойчев огляделся, глянул на Ранова, потер ладонью морщинистый лоб и тихо произнес:
— Я полагаю, могилу следует искать не в Болгарии. Я почувствовал, как кровь отлила от сердца.
— Как? — Элен неотрывно глядела на Стойчева, Ранов же отвернулся, барабаня пальцами по столу и словно бы не слушая нас.
— Мне жаль вас разочаровывать, друзья мои, но из этой рукописи, которую я не перечитывал много лет, явствует, что группа паломников в 1478 году вернулась из Светы Георгия в Валахию. Передо мной таможенный документ — разрешение вывезти в Валахию некую христианскую реликвию валашского происхождения. Мне очень жаль. Возможно, вам когда-нибудь удастся добраться и туда и окончательно прояснить этот вопрос. Однако если вы решите продолжить исследования путей паломничества в Болгарии, я буду счастлив содействовать вам.
Я, онемев, уставился на него. Нечего и думать добраться до Румынии. Мы и сюда-то попали чудом!
— Я рекомендую вам получить разрешение на посещение еще некоторых монастырей, особенно Бачковского монастыря, лежавшего на большой дороге паломников. Это прекрасный образчик византийского стиля в Болгарии, и его здания намного старше, чем здесь, в Риле. Кроме того, там имеются редкие манускрипты, принесенные в дар монастырю монахами-паломниками. Вам это будет интересно, и вы сможете подобрать достаточно материалов для своей статьи.
Элен ошеломила меня, преспокойно согласившись с его предложением.
— Это можно устроить, мистер Ранов? — спросила она. — И чтобы профессор Стойчев сопровождал нас и дальше?
— О, боюсь, что мне придется вернуться домой, — с сожалением протянул Стойчев. — Меня ждет работа. Я сожалею, что не смогу помочь вам в Бачково, однако я дам вам рекомендательное письмо настоятелю. Мистер Ранов послужит вам переводчиком, а настоятель поможет разобрать заинтересовавшие вас рукописи. Он прекрасно знает историю монастыря.
— Прекрасно. — Ранов, услышав, что профессор нас покидает, просто расцвел.
Я решил, что в таком ужасном положении нам ничего не остается, как притвориться, что мы продолжаем осмотр монастырей, а тем временем решать, что делать дальше. В Румынию? Передо мной снова встало видение: дверь кабинета Росси. Она была закрыта, заперта на ключ. Никогда больше Росси не откроет ее. Ранов молча наблюдал за нами, но в его молчании крылось злорадство. То, чего мы на самом деле искали, оказалось недостижимым. Теперь мы снова остаемся наедине с нашим гидом, который проводит нас по монастырям и как можно скорее выдворит из Болгарии.
Ирина, по всей видимости, была в церкви: выходя, мы увидели, как она переходит раскаленный двор, и Ранов, заметив ее, свернул в галерею покурить, а потом удалился в сторону главных ворот и скрылся за ними. Я заметил, что он, подходя к воротам, зашагал чуть быстрее: возможно, и ему хотелось отдохнуть от нас. Стойчев тяжело опустился на скамью у стены, и Ирина заботливо обняла его за плечи.
— Слушайте, — тихо заговорил он, улыбаясь так, словно затевал пустую светскую беседу, — надо поговорить сейчас, пока наш друг не слышит. Я не хотел пугать вас. Нет никаких документов о возвращении монахов с реликвиями в Валахию. Простите, но я солгал. Влад Дракула безусловно похоронен в Светы Георгий, где бы ни находилась эта обитель, и я обнаружил важные сведения. Стефан говорит, что Светы Георгий расположен недалеко от Бачково. Я не нашел в окрестностях Бачково местности, напоминающей рельеф ваших карт, зато нашел письмо от настоятеля Бачково к настоятелю Рилы. Начало шестнадцатого века. Я не решился показывать его вам при вашем сопровождающем. В письме сообщается, что настоятель Бачкова более не нуждается в помощи настоятеля Рилы или других священников для подавления ереси в Светы Георгий, потому что монастырь сгорел, а его братия рассеялась. Он советует настоятелю Рилы пристально следить за монахами, явившимися оттуда, как и за любым монахом, утверждающим, что дракон сразил Святого Георгия — Светы Георгия, — потому что такова примета их ереси.
— Дракон сразил… погодите, — заговорил я, — вы имеете в виду ту строчку про чудовище и святого? Кирилл пишет, что они ищут монастырь, где чудовище равно святому.
— Святой Георгий — один из важнейших персонажей болгарской иконографии, — тихо пояснил Стойчев. — Идея, что дракон мог сразить его, представляется странным извращением. Но как вы помните, валашские монахи искали монастырь, уже отмеченный этим знаком, потому что именно там тело Дракулы должно было воссоединиться с головой. Теперь я начинаю задумываться, не существовало ли крупное еретическое течение, о котором нам ничего не известно, — известное и в Константинополе, и в Валахии, и, может быть, даже самому Дракуле. Не создал ли Орден Дракона собственную ветвь религии, отдельную от единой церкви? Не развил ли он собственную ересь? До сих пор я даже не рассматривал такой возможности. — Он покачал головой. — Вам следует ехать в Бачково и расспросить настоятеля, где могли уравнять, или даже поменять местами, чудовище и святого. Вам придется говорить с ним втайне. В моем письме — которое ваш гид непременно прочтет — будет сказано только о ваших исследованиях маршрутов пилигримов, но вы должны найти способ переговорить с ним без свидетелей. Кроме того, там есть один монах, бывший историк, серьезно занимавшийся историей Светы Георгия. Он работал с Атанасом Ангеловым и был вторым человеком, увидевшим вновь найденную рукопись Захарии. Тогда его звали Пондев, но я не знаю, какое имя он принял в монашестве. Настоятель поможет вам найти его. И еще одно. При мне сейчас нет карты, но, помнится, на северо-востоке от монастыря есть длинная изогнутая долина, по которой в прошлом могла протекать река. Я помню, что однажды видел ее и говорил о ней с местными монахами, хотя названия не знаю. Не окажется ли она хвостом вашего дракона? И где тогда его крыло? Это вам тоже надо будет проверить.
Мне хотелось встать на колени и целовать ноги старика.
— Но вы с нами не поедете?
— Поехал бы, что бы ни говорила моя племянница, — он через плечо улыбнулся Ирине, — но боюсь навлечь на вас подозрение. Ваш гид насторожится, узнав, что меня по-прежнему интересуют ваши поиски. Если сумеете, свяжитесь со мной, как только вернетесь в Софию. Я буду все время думать о вас и желать вам удачи. Вот, непременно возьмите. — Он вложил в руку Элен какую-то маленькую вещицу, но она сжала пальцы так быстро, что я не успел рассмотреть подарок и не заметил, куда она его спрятала.
— Что-то долго не видно нашего мистера Ранова, — тихо заметила она.
Я быстро взглянул на нее.
— Сходить проверить? — Я уже научился доверять ее чутью и направился к воротам, не дожидаясь ответа.
Сразу за стеной я наткнулся на Ранова, стоявшего вместе с незнакомым мужчиной у длинного голубого автомобиля. Его высокий собеседник выглядел весьма элегантно в летнем костюме и шляпе, но что-то в его внешности заставило меня замереть, притаившись в тени ворот. Оба были увлечены беседой и прервали ее неожиданно для меня. Красавец хлопнул Ранова по спине и нырнул в машину. Я вздрогнул, словно почувствовав хлопок собственной спиной, — мне знаком был этот дружелюбный жест. Как ни трудно в это поверить, человек, ловко выводивший сейчас машину с пыльной стоянки, был Гежа Йожеф. Я метнулся назад и поспешил присоединиться к остальным. Элен выжидательно смотрела на меня: она тоже успела научиться доверять моему чутью. Я на минуту отвел ее в сторону, и Стойчев, если и удивился, был слишком вежлив, чтобы задавать вопросы.
— По-моему, здесь Йожеф, — торопливо прошептал я. — Лица я не разглядел, но человек, очень похожий на него, только что говорил с Рановым.
— Дерьмо, — прошипела Элен.
Кажется, я впервые слышал, как она бранится вслух. Ранов уже спешил к нам.
— Пора ужинать, — как ни в чем не бывало заявил он, и я задумался, не жалеет ли он, что хоть на несколько минут оставил нас со Стойчевым.
По его тону я решил, что меня он за воротами не заметил.
— Идемте со мной. К сожалению, ужинать придется с монахами.
Безмолвная монастырская трапеза была великолепна. Двое монахов подавали хлеб домашней выпечки. С нами в гостинице остановились и другие группы туристов, и я заметил, что не все говорят по-болгарски. Здесь были немцы — видимо, из Восточной Германии, а другой незнакомый язык я счел чешским. Мы проголодались и ели жадно, и я с надеждой предвкушал ожидавшие нас узкие койки. Нас с Элен ни на минуту не оставляли одних, но я понимал, что появление Йозефа нужно обсудить. Чего он хотел от Ранова? Или, вернее, от нас? Элен предупреждала, что за нами следят. Кто сообщил ему, что мы здесь?
День выпал утомительный, но мне так не терпелось увидеть Бачково, что я охотно отправился бы туда пешком, если бы так было быстрее. Однако пришлось переночевать, отдохнув перед завтрашней поездкой. Среди похрапывания Праги и Восточного Берлина я слышал голос Росси, рассуждающий о каких-то неясностях в нашей статье, и голос Элен, усмехающейся моей недогадливости: «Конечно, я выйду за тебя замуж»».
ГЛАВА 65
«Июнь 1962 г.
Любимая моя доченька!
Ты знаешь, что ужасы, которые пришлось пережить нам с твоим отцом, сделали нас богатыми. Большую часть денег я оставила твоему отцу, чтобы он мог позаботиться о тебе, но у меня осталось довольно, чтобы вести долгие поиски, вести осаду. Часть я разменяла в Цюрихе и открыла там банковский счет под именем, которого никто не знает. С этого тайного счета я беру деньги раз в месяц: плачу за квартиру, за право работать в архивах, за обеды в ресторанах. Я трачу как можно меньше, чтобы когда-нибудь отдать тебе, моя маленькая, когда ты станешь взрослой, все, что осталось.
Твоя любящая мама Элен Росси ».
* * *
«Июнь 1962 г.
Любимая моя доченька!
Сегодня у меня опять плохой день (я никогда не отправлю эту открытку. Если отправлю хоть одну, то только не эту). Сегодня один из тех дней, когда я не помню, ищу ли этого дьявола или просто бегу от него. Я стою перед зеркалом, перед старым зеркалом в моем номере в Hotel d' Este: на стекле пятна, будто лишайник расползается по неровной поверхности. Я стою и ощупываю шрам на горле: красное пятно, оставшееся навсегда. Что, если ты найдешь меня раньше, чем я — его? Что, если он найдет меня раньше, чем я — его? Не знаю, почему он до сих пор не нашел меня. Не знаю, увижу ли тебя когда-нибудь.
Твоя любящая мама Элен Росси ».
* * *
«Август 1962 г.
Любимая моя доченька!
— Когда ты родилась, у тебя были черные волосы, и они кудряшками торчали на влажной головке. Когда тебя вымыли и обтерли, они превратились в темный пушок вокруг личика: темные волосы, как у меня, но с медным отливом, как у твоего отца. Я лежала в облаке морфина, держала тебя в руках и смотрела, как свет на твоих младенческих волосиках переливается от цыганской черноты к блеску и снова темнеет. Все в тебе было гладеньким и блестело: я выглаживала и лепила тебя в себе, сама не зная того. У тебя были золотые пальчики, розовые щечки, а ресницы и бровки — как перо вороненка. И мое счастье перехлестывало через край, несмотря на морфий.
Твоя любящая мама Элен Росси ».
ГЛАВА 66
«Я рано проснулся на своей койке в мужской спальне Рильского монастыря: солнечный свет только что начал пробиваться в маленькие окна, выходившие на монастырский двор, а другие туристы еще крепко спали. Я слышал первый звон церковного колокола еще в темноте, а теперь снова звонили колокола. Первая моя мысль была о том, что Элен согласилась выйти за меня. Хотелось поскорее снова увидеть ее, улучить минуту и спросить, не приснился ли мне вчерашний день. Солнце, заливавшее двор, было бледнее моего счастья, а утренний воздух казался невероятно свежим, сохранившим века свежести.
Но за завтраком Элен не было. Ранов был тут как тут и как всегда уныло курил, пока один из монахов не попросил его выйти с сигаретой на улицу. Как только завтрак кончился, я поспешил по коридору к женской спальне, у дверей которой мы накануне расстались с Элен. Дверь была открыта. Остальные женщины, чешки и немки, ушли, оставив опрятно застеленные постели. Элен, казалось, спала: я видел очертания ее тела под одеялом на койке у окна. Она лежала, отвернувшись к стене, и я тихонько вошел, рассудив, что она теперь — моя невеста и я даже в монастыре имею право разбудить ее поцелуем. Я закрыл за собой дверь, понадеявшись, что монахи нас не застанут.
Элен лежала на девственно белых простынях, спиной к комнате. Когда я подошел ближе, она чуть повернулась ко мне, словно ощутив мое присутствие. Ее голова запрокинулась назад, глаза были закрыты, а темные кудри рассыпались по подушке. Она крепко спала, и с ее губ срывались шумные, затрудненные вздохи. Мне подумалось, что она утомлена поездкой и волнениями вчерашнего дня, но было в ее облике что-то, заставившее меня в тревоге склониться над ней. Мне хотелось поцеловать ее, спящую, и только тогда я с ужасом увидел зеленоватую бледность ее лица и свежую кровь на шее. Там, где во впадинке горла была почти зажившая ранка, теперь сочились красным два рваных пореза. Немного крови стекло на простыню и на рукав ее дешевенькой белой ночной рубашки на закинутой под голову руке. Вырез рубахи был сбит на сторону и надорван, так что одна грудь открывалась почти до темного соска. Все это я, обомлев, разглядел в одно мгновение, и сердце у меня замерло в груди. Потом я бережно подтянул простыню, прикрыв наготу, будто укутывал спящего ребенка. Ничего другого тогда не пришло мне в голову. В горле застряло сдавленное рыдание, крик ярости, которой я еще не прочувствовал до конца.
— Элен! — Я мягко встряхнул ее за плечо, но лицо ее не дрогнуло. Теперь я видел, как оно осунулось, словно даже во сне ее мучила боль. Но где же распятие? Вдруг вспомнив о нем, я внимательно огляделся и нашел его под ногами: тонкая цепочка порвалась. Сорвал ее кто-то нарочно или она сама неловко повернулась во сне? Я снова встряхнул Элен:
— Элен, проснись!
Теперь она шевельнулась, чуть заметно, и я испугался, что поврежу ей, разбудив слишком внезапно. Однако через секунду Элен открыла глаза, нахмурилась. Я видел слабость во всех ее движениях. Сколько крови она потеряла за ночь, пока я спокойно спал в соседней спальне? И зачем я оставил ее, хотя бы на одну ночь?
— Пол? — проговорила она озадаченно. — Что ты здесь делаешь? — Она попыталась сесть и тут обнаружила беспорядок в одежде. Я с мучительной болью смотрел, как ее рука потянулась к горлу и медленно отстранилась. На пальцах осталась густая липкая кровь. Элен уставилась на них, потом снова на меня.
— О, господи!
Она села прямо, и я впервые за эти минуты почувствовал тень облегчения. Хотя на ее лице был ужас, но она потеряла не слишком много крови, раз оказалась в силах приподняться.
— О, Пол, — прошептала она.
Я сел на краешек кровати и крепко сжал ее руки в своих.
— Ты совсем проснулась? — спросил я. Она кивнула.
— И помнишь, где ты находишься?
— Да, — отозвалась она, но ее голова склонилась на окровавленную руку, и Элен разразилась хриплыми тихими рыданиями: душераздирающие звуки.
Я никогда еще не слышал ее плача. Эти всхлипывания пронзили меня ледяными иглами.
Я поцеловал ее руку — ту, которая осталась чистой.
— Я с тобой.
Она, не переставая плакать, стиснула мои пальцы, потом с усилием овладела собой.
— Нам надо подумать, что… это мой крестик?
— Да. — Я поднял распятие, вглядываясь в ее лицо, и, к своему бесконечному облегчению, не увидел в нем и тени отвращения. — Ты его снимала?
— Нет, конечно же, нет. — Элен покачала головой, и последние слезы покатились по ее щекам. — И не помню, как порвала цепочку. Не думаю, чтобы они… он… осмелился.
Если легенды не лгут… — Она вытерла лицо, избегая касаться ранки на горле. — Должно быть, она порвалась во сне.
— Я тоже так решил, судя по тому, где нашел. — Я показал ей место на полу. — А ты не чувствуешь… неудобства от его близости?
— Нет, — задумчиво проговорила она, — пока не чувствую От этого холодного словечка у меня перехватило дыхание Она протянула руку, коснулась распятия, сперва нерешительно, потом взяла его. Я перевел дух. Элен тоже вздохнула.
— Я заснула, думая о матери и о статье, которую хотела бы написать по элементам трансильванских орнаментов — знаешь, местные народные вышивки славятся на весь мир, — а проснулась только теперь. — Она нахмурилась. — Мне снилось что-то плохое, но во сне была моя мать и она… она отгоняла от меня большую черную птицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76