Однако невозможно выяснить, совершены ли оба акта вандализма в одно и то же время, или порча одной рукописи вдохновила позднейшего читателя другой, и насколько точно совпадали окончания обеих рукописей. Верность «Патриаршей версии» манускрипту из Зографу, за исключением вышеупомянутого сокращения, указывает, что, по всей вероятности, и окончания обеих версий совпадали или, по крайней мере, были очень близки. Далее, то обстоятельство, что патриаршая версия была оборвана, несмотря на опущенный в ней пассаж о сверхъестественных происшествиях в снаговской церкви, предполагает, что в ее заключении тем не менее упоминалась ересь или иное зло в монастыре Святого Георгия. До сего дня в сведениях о балканских манускриптах это единственный пример целенаправленного исправления документов, разделенных расстоянием в сотни миль.
Издания и переводы
До сих пор «Хроника Захарии из Зографу» публиковалась дважды. Первое издание появилось в греческом переводе с ограниченным комментарием, в «Истории византийских церквей» Ксантоса Константиноса, 1849 г. В 1931 году Вселенская Патриархия опубликовала брошюру со славянским оригиналом. Атанас Ангелов, обнаруживший в 1923 году версию Зографу, намеревался издать ее с развернутым комментарием, но смерть, последовавшая в 1924 году, помешала ему исполнить это намерение. Часть его заметок посмертно опубликована в журнале «Балкански исторически греглед» в 1927 году.
ХРОНИКА ЗАХАРИИ ИЗ ЗОГРАФУ
Повесть эту слышал я, грешник Захария, от брата во Христе, Стефана Странника из Царьграда. Он пришел в нашу обитель в 6987 (1479) году. Здесь он поведал нам о делах странных и удивительных, которые видел в жизни. Стефану Страннику, когда он явился среди нас, было пятьдесят три года. Сей мудрый и добродетельный человек повидал множество стран. Благодарение Пречистой Матери, приведшей его к нам в Болгарию, куда он прибыл со множеством братьев из Валахии, претерпев многие муки от неверных турок и видев смерть двух спутников, замученных в городе Хасково. Они с братьями несли через земли неверных реликвии чудотворной силы. С этими реликвиями они углубились в земли Болгарские, и слава о них распространилась по земле, так что православные мужчины и женщины выходили к дороге, чтобы поклониться им или поцеловать край повозки. И везли они ту реликвию в монастырь Святого Георгия, и там схоронили во святости. Так что хотя тот монастырь — обитель малая и тихая, но множество паломников приходило к нему с тех пор на пути из монастырей в Риле и Бачково или со святого Афона. Но Стефан Странник был первым из побывавших в Светы Георгий, кого мы увидели.
Когда он прожил среди нас несколько месяцев, мы стали замечать, что он не говорит свободно о том монастыре Святого Георгия, хотя о других святых местах, где побывал, он рассказывал много, по добродетели своей делясь знанием с теми, кто, прожив жизнь в одной стране, мог из его рассказов узнать о чудесах церкви Христовой в других землях. Так, рассказал он нам о чудесной часовне на острове Котор в море Венецианском, на острове столь малом, что волны плещут во все четыре стены ее, и о монастыре Святого Стефана в двух днях пути от нее к югу по побережью, где он принял имя святого покровителя и оставил свое прежнее. Это рассказывал он нам, и многое другое, даже о том, как видел в Мраморном море внушающих страх чудовищ.
Чаще всего он рассказывал нам о церквях и монастырях града Константинополя, каковы они были до того, как их осквернили воины неверного султана. Благоговейно описывал он бесценные чудотворные иконы, такие как лик Богоматери в великом соборе Святой Софии и ее икону в окладе на алтаре в Блачерне. Он повидал могилу святого Иоанна Златоуста, и могилы императоров, и главу блаженного святого Василия в церкви Святого Спасителя, и множество священных реликвий. Как счастлив был он и мы, слушавшие его рассказы, что в молодости он решился оставить этот город для новых странствий и был далеко, когда нечистый Мухаммед выстроил против града крепость сатанинской мощи, чтобы взять город, и вскоре после того сокрушил великие стены Константинополя и убил или обратил в рабство его благородных жителей. Стефан же, когда вдали от города услышал весть о том, оплакивал город-мученик со всем христианским миром.
И он доставил в седельных сумах в нашу обитель редкие и дивные книги, которые он собрал и в коих черпал божественное вдохновение, ибо сам был знатоком греческого, латыни и славянских языков, а быть может, владел и другими. Он рассказывал нам множество историй и передал свои книги в нашу библиотеку к ее вечной славе, и она прославилась, хотя многие из нас читали лишь на одном языке, а иные не читали ни на одном. И, принося этот дар, он сказал, что и сам окончил свои странствия и навсегда останется со своими книгами в Зографу. Лишь я и еще один из нашей братии заметили, что Стефан умалчивает о своем пребывании в Валахии, говоря только, что был тогда послушником, и мало говорил он также о болгарском монастыре Святого Георгия, пока не пришел конец его жизни. Потому что пришел он к нам уже больным, и много страдал от лихорадки в членах, и меньше чем через год сказал он нам, что скоро склонится перед престолом Спасителя, если тот, кто прощает всех истинно кающихся, простит ему его прегрешения. И, лежа на скорбном одре, он просил настоятеля принять его исповедь, потому что был свидетелем зла, с коим не хотел умирать, и настоятель, пораженный его исповедью, послал за мной, чтобы он повторил ее при мне, а я записал бы все, что им будет сказано, потому что он, настоятель, хотел писать о том в Константинополь. И я исполнил это быстро и без ошибок, сидя у смертного ложа Стефана и слушая, исполняясь в сердце ужаса, повесть, кою он терпеливо рассказывал мне, после чего дано было ему святое причастие и он умер во сне и похоронен в нашем монастыре.
Повесть Стефана из Снагова, верно записанная грешником Захарией
Я, Стефан, странствуя много лет и узнав об утрате любимого мной святого града Константинополя, где я родился, ушел в поисках покоя на север от великой реки, что разделяет земли булгар и даков. Я странствовал по равнинам и дошел до гор и отыскал наконец дорогу к обители, что лежит на острове в озере Снагов, в местах прекрасных и удобных для обороны. Здесь принял меня добрый настоятель, и я разделял трапезу с иноками, смиренными и искренними в молитве. Они назвали меня братом и щедро уделили пищи и пития от своих трапез, и среди их благоговейного молчания я изведал покой, какого не знал уже много месяцев. И так как я трудился прилежно и смиренно исполнял все наставления настоятеля, он скоро даровал мне разрешение остаться среди них. Церковь была невелика, но красоты непревзойденной, и звон ее славных колоколов разносился над водой.
И церковь, и обитель украшались и укреплялись на пожертвования князя тех мест Влада, сына Влада Дракулы, которого дважды сгоняли с трона султан и другие враги. И король мадьяр Матьяш Корвинус долго держал его в заключении. Тот князь, Дракула, был отважен и в отчаянных битвах вторгался в земли, похищенные неверными, и даже отбивал их назад, и захваченное в набегах присылал в обитель с постоянным приказом молиться за него и его семью и за их спасение, что мы исполняли. Среди братии шептали, что он грешен в великой жестокости и к тому же, будучи в плену у мадьярского короля, позволил обратить себя в латинскую веру. Но настоятель не желал слышать о нем дурного и не раз скрывал его и его людей в алтаре церкви, когда соперники искали его, чтобы убить.
В последний год своей жизни Дракула явился в монастырь, как было у него в обычае и раньше. Я не видел его в тот раз, потому что настоятель отослал меня с одним из братьев по делу в другую церковь. Но, вернувшись, я услышал, что Дракула был здесь и оставил большие сокровища. Один из монахов, собиравший провизию от крестьян и знавший, о чем говорят в округе, шептал, что легче золота Дракуле было бы оставить в дар мешок отрубленных ушей и носов, однако настоятель, услышав, сурово наказал говорившего. И так я не увидел Влада Дракулу при жизни, но в смерти я видел его своими глазами, о чем скоро расскажу.
Прошло, может быть, четыре месяца, когда пришла весть, что он был окружен в сражении и убит неверными, успев прежде сразить их четыре десятка своим огромным мечом. И воины султана отсекли у мертвого голову и унесли, чтобы показать своему господину.
И все это стало известно в лагере князя Дракулы, и хотя многие после его смерти скрылись, но другие принесли эту весть и само тело в монастырь Снагова, и затем также бежали. И настоятель плакал, глядя, как тело вынимают из лодки, и молился вслух за душу князя Дракулы, и молил господа о заступе, так как неверные были теперь совсем близко. Ион велел обрядить тело и положить в церкви.
И мало приходилось мне видеть зрелищ ужаснее, чем безголовый труп в красных и пурпурных одеждах, окруженный мерцающими огнями сотен свечей. Мы сидели без сна в церкви, неся бдение, еще три дня и три ночи. Я нес бдение среди первых, и все было тихо в церкви, над обезглавленным телом. И во второе бдение все было мирно — так говорили братья, которые молились над телом в ту ночь. Но на третью ночь иные из усталых братьев задремали, и случилось то, что поразило ужасом сердца остальных. Позже они не могли согласиться, что случилось, потому что каждый видел иное. Один монах видел зверя, выскочившего из тени клироса и перепрыгнувшего гроб, но что это был за зверь, он не мог сказать. Другие почувствовали порыв ветра или видели, как в церковь вползает густой туман, погасивший много свечей, и они клялись святыми и ангелами, и особенно архангелами Михаилом и Гавриилом, что безголовое тело князя зашевелилось и стало подниматься. И громкий крик поднялся в церкви, ибо братья в ужасе возвысили свои голоса и тем взбудоражили всю общину. И, выбегая из церкви, монахи описывали свое видение и жестоко спорили между собой.
Тогда вперед выступил настоятель, и я видел в свете факела, как бледен был он, слушая их рассказ, и как часто крестился. Он напомнил нам, что душа властителя в наших руках и наш долг позаботиться о ней. И мы прошли за ним в церковь, и снова зажгли свечи, и увидели, что тело как прежде спокойно лежит в гробу. И настоятель приказал обыскать церковь, но ни зверя, ни демона не обнаружили ни в одном углу. Тогда он велел нам разойтись по кельям, и когда пришел час первой утренней службы, ее служили как обычно, и все было спокойно.
Но на следующий вечер он созвал восемь иноков, оказав и мне честь быть среди них, и сказал, что мы лишь изобразим похороны князя в нашей церкви, на деле же оно должно быть доставлено в другое место. Он сказал, что только одному из нас в тайне расскажет, куда и зачем оно должно быть отправлено, так что других, сколько возможно, защитит неведение, и так он и сделал, избрав инока, известного ему много лет, и велев остальным (из нас) повиноваться ему и не задавать вопросов.
И так я, не думавший больше странствовать, снова стал странником и, оставив позади дальний путь, вступил со своими товарищами в город моего рождения, ставший престолом царства неверных, и нашел, что многое в нем переменилось. Великий собор Святой Софии превращен был в мечеть, и мы не могли войти в него. Многие церкви были разрушены или превратились в руины от небрежения, а другие, даже Панахрантос, превратились в капища турок. И здесь я узнал, что мы искали сокровище, которое поможет спасению души князя, и что сокровище это спасено с великой опасностью для себя двумя святыми и отважными монахами из монастыря Святого Спасителя и вывезено из города. Но янычары султана заподозрили нас, и оттого нам грозила опасность, и мы должны были продолжить странствия, чтобы искать теперь сокровище в древнем царстве булгар.
И, проходя теми землями, мы видели, что некоторые знают уже о нашем деле, и многие и многие выходили к дороге и следовали за нами целые мили, молча кланяясь нашему шествию, или касаясь руками бортов повозки, или целуя ее. В пути случилось ужасное происшествие. Когда мы проходили городок Хасково, наехали на нас городские стражники и силой и грубыми словами принудили остановиться. Они обыскали повозку, объявив, что найдут то, что мы везем, и, найдя два больших узла, схватили и открыли их. Но там оказалась пища, и стражи в гневе разбросали ее по дороге и схватили двоих из нашего числа. Будучи допрошены, добрые иноки повторяли, говоря, что ничего не знают, и те, м прогневили злодеев, и им отрубили руки и ступни ног и посыпали раны солью, пока те были еще живы. Остальных же отпустили живыми, но проводили бранью и бичеванием. Позже мы сумели возвратить тела и члены наших дорогих друзей и предать их христианскому погребению в монастыре в Бачково, где монахи много дней и ночей молились за их верные души.
Мы же, в горе и ужасе, двинулись в путь, который лежал немного дальше, и прибыли благополучно в монастырь Святого Георгия. Здесь монахи, хотя были они стары и малочисленны, приняли нас и сказали, что воистину сокровище, которого мы ищем, несколько месяцев тому назад доставлено им двумя паломниками, и все было хорошо. Мы боялись подумать о возвращении в Дакию через множество опасностей и решили остаться в обители. Доставленные туда реликвии мы тайно схоронили в Светы Георгий, и слава их среди христиан привлекала многих, приходивших поклониться им, но и те хранили молчание. И некоторое время мы жили там в мире, и нашими трудами обитель много устроилась. Однако вскоре в окрестных деревнях началась чума, хотя сперва она не поразила монастырь. Но позже я узнал, что-то была не чума, но…»
На этом месте рукопись отрезана или оборвана.
ГЛАВА 60
«Стойчев закончил чтение, но мы с Элен на пару минут онемели, да и сам он временами покачивал головой, проводя ладонью по лицу, словно пытался проснуться. Наконец Элен заговорила:
— То самое путешествие — наверняка то же самое! Стойчев обернулся к ней.
— Думаю, что так. И монахи брата Кирилла, несомненно, везли тело Влада Цепеша.
— А это означает, что, за исключением двоих, казненных турками, они благополучно добрались до болгарского монастыря. Светы Георгий — где это?
Тот же вопрос хотелось задать и мне — из множества загадок эта казалась самой важной. Стойчев коснулся рукой лба.
— Если бы знать, — бормотал он. — Никто не знает. В окрестностях Бачково нет монастыря с таким названием, и никаких свидетельств, что он когда-нибудь был там. Светы Георгий — один из немногих средневековых монастырей в Болгарии, о которых мы знаем, что они существовали, но исчезли в первые века владычества Оттоманской империи. Возможно, его сожгли, а камни разметали или использовали для других построек. — Он грустно взглянул на нас. — Если у оттоманов были основания бояться или ненавидеть этот монастырь, он, вероятно, был полностью уничтожен. И разумеется, они не позволили бы восстановить его, как восстановили Рильский монастырь. Одно время я очень интересовался поисками его местонахождения… — Он на минуту умолк. — После смерти моего друга Ангелова я пытался продолжить его исследования. Поехал в Бачковский монастырь, беседовал с монахами, расспрашивал местных жителей, но никто не слышал о монастыре Святого Георгия. И на старых картах я его тоже не нашел. Мне приходило в голову, что Захария мог ввести ложное название. Однако у местных жителей должны были сохраниться хотя бы легенды, если там похоронены останки столь важного лица, как Влад Дракула. До войны я собирался съездить в Снагов, попытаться что-нибудь выяснить там…
— И тогда вы могли бы встретиться с Росси или хотя бы с тем археологом, Георгеску! — воскликнул я.
— Быть может… — Он странно улыбнулся. — Если бы мы с Росси встретились тогда, то, быть может, успели бы поделиться знаниями, пока не стало слишком поздно.
Я не совсем понял, что он имел в виду: пока в Болгарии не произошла революция? Пока он не стал изгнанником? Я не стал переспрашивать. Однако он сам тут же пояснил:
— Видите ли, я внезапно прекратил розыски. В тот день, когда я вернулся из Бачково, переполняемый планами поездки в Румынию, я застал в своей софийской квартире ужасное зрелище.
Он снова умолк, прикрыв глаза.
— Я стараюсь не вспоминать тот день. Должен сказать вам, я снимал тогда квартиру у Римской стены, в очень древнем квартале — я и выбрал его ради духа истории, окружавшей дома. Я вышел в бакалейную лавку, оставив на столе бумаги и книги о Бачково и прочих монастырях. Вернувшись, я обнаружил, что кто-то перерыл мои вещи: скинул книги с полок, обыскал шкафы. На столе, по всем бумагам, тянулся ручеек крови. Вы знаете, как чернила… кляксы… на страницах… — Он оборвал фразу, пристально вглядываясь в наши лица. — Посреди стола лежала книга, которой я прежде не видел…
Он вдруг встал и прошаркал в соседнюю комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Издания и переводы
До сих пор «Хроника Захарии из Зографу» публиковалась дважды. Первое издание появилось в греческом переводе с ограниченным комментарием, в «Истории византийских церквей» Ксантоса Константиноса, 1849 г. В 1931 году Вселенская Патриархия опубликовала брошюру со славянским оригиналом. Атанас Ангелов, обнаруживший в 1923 году версию Зографу, намеревался издать ее с развернутым комментарием, но смерть, последовавшая в 1924 году, помешала ему исполнить это намерение. Часть его заметок посмертно опубликована в журнале «Балкански исторически греглед» в 1927 году.
ХРОНИКА ЗАХАРИИ ИЗ ЗОГРАФУ
Повесть эту слышал я, грешник Захария, от брата во Христе, Стефана Странника из Царьграда. Он пришел в нашу обитель в 6987 (1479) году. Здесь он поведал нам о делах странных и удивительных, которые видел в жизни. Стефану Страннику, когда он явился среди нас, было пятьдесят три года. Сей мудрый и добродетельный человек повидал множество стран. Благодарение Пречистой Матери, приведшей его к нам в Болгарию, куда он прибыл со множеством братьев из Валахии, претерпев многие муки от неверных турок и видев смерть двух спутников, замученных в городе Хасково. Они с братьями несли через земли неверных реликвии чудотворной силы. С этими реликвиями они углубились в земли Болгарские, и слава о них распространилась по земле, так что православные мужчины и женщины выходили к дороге, чтобы поклониться им или поцеловать край повозки. И везли они ту реликвию в монастырь Святого Георгия, и там схоронили во святости. Так что хотя тот монастырь — обитель малая и тихая, но множество паломников приходило к нему с тех пор на пути из монастырей в Риле и Бачково или со святого Афона. Но Стефан Странник был первым из побывавших в Светы Георгий, кого мы увидели.
Когда он прожил среди нас несколько месяцев, мы стали замечать, что он не говорит свободно о том монастыре Святого Георгия, хотя о других святых местах, где побывал, он рассказывал много, по добродетели своей делясь знанием с теми, кто, прожив жизнь в одной стране, мог из его рассказов узнать о чудесах церкви Христовой в других землях. Так, рассказал он нам о чудесной часовне на острове Котор в море Венецианском, на острове столь малом, что волны плещут во все четыре стены ее, и о монастыре Святого Стефана в двух днях пути от нее к югу по побережью, где он принял имя святого покровителя и оставил свое прежнее. Это рассказывал он нам, и многое другое, даже о том, как видел в Мраморном море внушающих страх чудовищ.
Чаще всего он рассказывал нам о церквях и монастырях града Константинополя, каковы они были до того, как их осквернили воины неверного султана. Благоговейно описывал он бесценные чудотворные иконы, такие как лик Богоматери в великом соборе Святой Софии и ее икону в окладе на алтаре в Блачерне. Он повидал могилу святого Иоанна Златоуста, и могилы императоров, и главу блаженного святого Василия в церкви Святого Спасителя, и множество священных реликвий. Как счастлив был он и мы, слушавшие его рассказы, что в молодости он решился оставить этот город для новых странствий и был далеко, когда нечистый Мухаммед выстроил против града крепость сатанинской мощи, чтобы взять город, и вскоре после того сокрушил великие стены Константинополя и убил или обратил в рабство его благородных жителей. Стефан же, когда вдали от города услышал весть о том, оплакивал город-мученик со всем христианским миром.
И он доставил в седельных сумах в нашу обитель редкие и дивные книги, которые он собрал и в коих черпал божественное вдохновение, ибо сам был знатоком греческого, латыни и славянских языков, а быть может, владел и другими. Он рассказывал нам множество историй и передал свои книги в нашу библиотеку к ее вечной славе, и она прославилась, хотя многие из нас читали лишь на одном языке, а иные не читали ни на одном. И, принося этот дар, он сказал, что и сам окончил свои странствия и навсегда останется со своими книгами в Зографу. Лишь я и еще один из нашей братии заметили, что Стефан умалчивает о своем пребывании в Валахии, говоря только, что был тогда послушником, и мало говорил он также о болгарском монастыре Святого Георгия, пока не пришел конец его жизни. Потому что пришел он к нам уже больным, и много страдал от лихорадки в членах, и меньше чем через год сказал он нам, что скоро склонится перед престолом Спасителя, если тот, кто прощает всех истинно кающихся, простит ему его прегрешения. И, лежа на скорбном одре, он просил настоятеля принять его исповедь, потому что был свидетелем зла, с коим не хотел умирать, и настоятель, пораженный его исповедью, послал за мной, чтобы он повторил ее при мне, а я записал бы все, что им будет сказано, потому что он, настоятель, хотел писать о том в Константинополь. И я исполнил это быстро и без ошибок, сидя у смертного ложа Стефана и слушая, исполняясь в сердце ужаса, повесть, кою он терпеливо рассказывал мне, после чего дано было ему святое причастие и он умер во сне и похоронен в нашем монастыре.
Повесть Стефана из Снагова, верно записанная грешником Захарией
Я, Стефан, странствуя много лет и узнав об утрате любимого мной святого града Константинополя, где я родился, ушел в поисках покоя на север от великой реки, что разделяет земли булгар и даков. Я странствовал по равнинам и дошел до гор и отыскал наконец дорогу к обители, что лежит на острове в озере Снагов, в местах прекрасных и удобных для обороны. Здесь принял меня добрый настоятель, и я разделял трапезу с иноками, смиренными и искренними в молитве. Они назвали меня братом и щедро уделили пищи и пития от своих трапез, и среди их благоговейного молчания я изведал покой, какого не знал уже много месяцев. И так как я трудился прилежно и смиренно исполнял все наставления настоятеля, он скоро даровал мне разрешение остаться среди них. Церковь была невелика, но красоты непревзойденной, и звон ее славных колоколов разносился над водой.
И церковь, и обитель украшались и укреплялись на пожертвования князя тех мест Влада, сына Влада Дракулы, которого дважды сгоняли с трона султан и другие враги. И король мадьяр Матьяш Корвинус долго держал его в заключении. Тот князь, Дракула, был отважен и в отчаянных битвах вторгался в земли, похищенные неверными, и даже отбивал их назад, и захваченное в набегах присылал в обитель с постоянным приказом молиться за него и его семью и за их спасение, что мы исполняли. Среди братии шептали, что он грешен в великой жестокости и к тому же, будучи в плену у мадьярского короля, позволил обратить себя в латинскую веру. Но настоятель не желал слышать о нем дурного и не раз скрывал его и его людей в алтаре церкви, когда соперники искали его, чтобы убить.
В последний год своей жизни Дракула явился в монастырь, как было у него в обычае и раньше. Я не видел его в тот раз, потому что настоятель отослал меня с одним из братьев по делу в другую церковь. Но, вернувшись, я услышал, что Дракула был здесь и оставил большие сокровища. Один из монахов, собиравший провизию от крестьян и знавший, о чем говорят в округе, шептал, что легче золота Дракуле было бы оставить в дар мешок отрубленных ушей и носов, однако настоятель, услышав, сурово наказал говорившего. И так я не увидел Влада Дракулу при жизни, но в смерти я видел его своими глазами, о чем скоро расскажу.
Прошло, может быть, четыре месяца, когда пришла весть, что он был окружен в сражении и убит неверными, успев прежде сразить их четыре десятка своим огромным мечом. И воины султана отсекли у мертвого голову и унесли, чтобы показать своему господину.
И все это стало известно в лагере князя Дракулы, и хотя многие после его смерти скрылись, но другие принесли эту весть и само тело в монастырь Снагова, и затем также бежали. И настоятель плакал, глядя, как тело вынимают из лодки, и молился вслух за душу князя Дракулы, и молил господа о заступе, так как неверные были теперь совсем близко. Ион велел обрядить тело и положить в церкви.
И мало приходилось мне видеть зрелищ ужаснее, чем безголовый труп в красных и пурпурных одеждах, окруженный мерцающими огнями сотен свечей. Мы сидели без сна в церкви, неся бдение, еще три дня и три ночи. Я нес бдение среди первых, и все было тихо в церкви, над обезглавленным телом. И во второе бдение все было мирно — так говорили братья, которые молились над телом в ту ночь. Но на третью ночь иные из усталых братьев задремали, и случилось то, что поразило ужасом сердца остальных. Позже они не могли согласиться, что случилось, потому что каждый видел иное. Один монах видел зверя, выскочившего из тени клироса и перепрыгнувшего гроб, но что это был за зверь, он не мог сказать. Другие почувствовали порыв ветра или видели, как в церковь вползает густой туман, погасивший много свечей, и они клялись святыми и ангелами, и особенно архангелами Михаилом и Гавриилом, что безголовое тело князя зашевелилось и стало подниматься. И громкий крик поднялся в церкви, ибо братья в ужасе возвысили свои голоса и тем взбудоражили всю общину. И, выбегая из церкви, монахи описывали свое видение и жестоко спорили между собой.
Тогда вперед выступил настоятель, и я видел в свете факела, как бледен был он, слушая их рассказ, и как часто крестился. Он напомнил нам, что душа властителя в наших руках и наш долг позаботиться о ней. И мы прошли за ним в церковь, и снова зажгли свечи, и увидели, что тело как прежде спокойно лежит в гробу. И настоятель приказал обыскать церковь, но ни зверя, ни демона не обнаружили ни в одном углу. Тогда он велел нам разойтись по кельям, и когда пришел час первой утренней службы, ее служили как обычно, и все было спокойно.
Но на следующий вечер он созвал восемь иноков, оказав и мне честь быть среди них, и сказал, что мы лишь изобразим похороны князя в нашей церкви, на деле же оно должно быть доставлено в другое место. Он сказал, что только одному из нас в тайне расскажет, куда и зачем оно должно быть отправлено, так что других, сколько возможно, защитит неведение, и так он и сделал, избрав инока, известного ему много лет, и велев остальным (из нас) повиноваться ему и не задавать вопросов.
И так я, не думавший больше странствовать, снова стал странником и, оставив позади дальний путь, вступил со своими товарищами в город моего рождения, ставший престолом царства неверных, и нашел, что многое в нем переменилось. Великий собор Святой Софии превращен был в мечеть, и мы не могли войти в него. Многие церкви были разрушены или превратились в руины от небрежения, а другие, даже Панахрантос, превратились в капища турок. И здесь я узнал, что мы искали сокровище, которое поможет спасению души князя, и что сокровище это спасено с великой опасностью для себя двумя святыми и отважными монахами из монастыря Святого Спасителя и вывезено из города. Но янычары султана заподозрили нас, и оттого нам грозила опасность, и мы должны были продолжить странствия, чтобы искать теперь сокровище в древнем царстве булгар.
И, проходя теми землями, мы видели, что некоторые знают уже о нашем деле, и многие и многие выходили к дороге и следовали за нами целые мили, молча кланяясь нашему шествию, или касаясь руками бортов повозки, или целуя ее. В пути случилось ужасное происшествие. Когда мы проходили городок Хасково, наехали на нас городские стражники и силой и грубыми словами принудили остановиться. Они обыскали повозку, объявив, что найдут то, что мы везем, и, найдя два больших узла, схватили и открыли их. Но там оказалась пища, и стражи в гневе разбросали ее по дороге и схватили двоих из нашего числа. Будучи допрошены, добрые иноки повторяли, говоря, что ничего не знают, и те, м прогневили злодеев, и им отрубили руки и ступни ног и посыпали раны солью, пока те были еще живы. Остальных же отпустили живыми, но проводили бранью и бичеванием. Позже мы сумели возвратить тела и члены наших дорогих друзей и предать их христианскому погребению в монастыре в Бачково, где монахи много дней и ночей молились за их верные души.
Мы же, в горе и ужасе, двинулись в путь, который лежал немного дальше, и прибыли благополучно в монастырь Святого Георгия. Здесь монахи, хотя были они стары и малочисленны, приняли нас и сказали, что воистину сокровище, которого мы ищем, несколько месяцев тому назад доставлено им двумя паломниками, и все было хорошо. Мы боялись подумать о возвращении в Дакию через множество опасностей и решили остаться в обители. Доставленные туда реликвии мы тайно схоронили в Светы Георгий, и слава их среди христиан привлекала многих, приходивших поклониться им, но и те хранили молчание. И некоторое время мы жили там в мире, и нашими трудами обитель много устроилась. Однако вскоре в окрестных деревнях началась чума, хотя сперва она не поразила монастырь. Но позже я узнал, что-то была не чума, но…»
На этом месте рукопись отрезана или оборвана.
ГЛАВА 60
«Стойчев закончил чтение, но мы с Элен на пару минут онемели, да и сам он временами покачивал головой, проводя ладонью по лицу, словно пытался проснуться. Наконец Элен заговорила:
— То самое путешествие — наверняка то же самое! Стойчев обернулся к ней.
— Думаю, что так. И монахи брата Кирилла, несомненно, везли тело Влада Цепеша.
— А это означает, что, за исключением двоих, казненных турками, они благополучно добрались до болгарского монастыря. Светы Георгий — где это?
Тот же вопрос хотелось задать и мне — из множества загадок эта казалась самой важной. Стойчев коснулся рукой лба.
— Если бы знать, — бормотал он. — Никто не знает. В окрестностях Бачково нет монастыря с таким названием, и никаких свидетельств, что он когда-нибудь был там. Светы Георгий — один из немногих средневековых монастырей в Болгарии, о которых мы знаем, что они существовали, но исчезли в первые века владычества Оттоманской империи. Возможно, его сожгли, а камни разметали или использовали для других построек. — Он грустно взглянул на нас. — Если у оттоманов были основания бояться или ненавидеть этот монастырь, он, вероятно, был полностью уничтожен. И разумеется, они не позволили бы восстановить его, как восстановили Рильский монастырь. Одно время я очень интересовался поисками его местонахождения… — Он на минуту умолк. — После смерти моего друга Ангелова я пытался продолжить его исследования. Поехал в Бачковский монастырь, беседовал с монахами, расспрашивал местных жителей, но никто не слышал о монастыре Святого Георгия. И на старых картах я его тоже не нашел. Мне приходило в голову, что Захария мог ввести ложное название. Однако у местных жителей должны были сохраниться хотя бы легенды, если там похоронены останки столь важного лица, как Влад Дракула. До войны я собирался съездить в Снагов, попытаться что-нибудь выяснить там…
— И тогда вы могли бы встретиться с Росси или хотя бы с тем археологом, Георгеску! — воскликнул я.
— Быть может… — Он странно улыбнулся. — Если бы мы с Росси встретились тогда, то, быть может, успели бы поделиться знаниями, пока не стало слишком поздно.
Я не совсем понял, что он имел в виду: пока в Болгарии не произошла революция? Пока он не стал изгнанником? Я не стал переспрашивать. Однако он сам тут же пояснил:
— Видите ли, я внезапно прекратил розыски. В тот день, когда я вернулся из Бачково, переполняемый планами поездки в Румынию, я застал в своей софийской квартире ужасное зрелище.
Он снова умолк, прикрыв глаза.
— Я стараюсь не вспоминать тот день. Должен сказать вам, я снимал тогда квартиру у Римской стены, в очень древнем квартале — я и выбрал его ради духа истории, окружавшей дома. Я вышел в бакалейную лавку, оставив на столе бумаги и книги о Бачково и прочих монастырях. Вернувшись, я обнаружил, что кто-то перерыл мои вещи: скинул книги с полок, обыскал шкафы. На столе, по всем бумагам, тянулся ручеек крови. Вы знаете, как чернила… кляксы… на страницах… — Он оборвал фразу, пристально вглядываясь в наши лица. — Посреди стола лежала книга, которой я прежде не видел…
Он вдруг встал и прошаркал в соседнюю комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76