А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


По специальности Гэри – пульмонолог. В целом неплохой парень, но ему втемяшилось в голову стать фермером, вот он и отправился в Северную Каролину.
Сказалось ли в этой оценке ее великодушие, или же они и в самом деле разойдясь остались друзьями?
Я позвонил Рику в госпиталь. Раздражение в голосе сразу исчезло, когда он понял, с кем говорит.
– Ну да. Гэри Бланк. Он работал здесь же, у нас. Отличный специалист по легким. Сам с Юга, в душе так и остался простым сельским парнем.
– Не из Северной Каролины?
– Не знаю, Алекс. А что такое?
– Интересно, не могла ли Хелена попросить у него поддержки?
– Гм... Разошлись они очень по-человечески, как и следовало ожидать. Гэри, в сущности, никогда не помнит зла, отходчив. Если Хелена обратилась к нему за помощью, то я уверен – да, Гэри открыл перед ней дверь настежь.
– Спасибо, Рик.
– Все еще пытаешься... отыскать ее?
– Ты знаешь меня. Не люблю бросать начатое.
– Да уж. Я тоже был таким.
– Был?
– Вчера. – Он рассмеялся.
* * *
Во всей Северной Каролине имелось три телефонных кода: 704, 910 и 919. Я выведал в справочной всю информацию по первым двум, прежде чем набрать 919.
Гэри С. Бланк, без всякой ученой степени. Пригород Дарема.
В Северной Каролине сейчас время обеда.
Хелена подняла трубку после второго гудка.
Узнала она меня сразу, и голос ее тут же напрягся.
– Как вы отыскали меня?
– Озарение свыше. Боюсь показаться назойливым, но мне просто хотелось узнать, как у вас дела. Если нет желания разговаривать, так и скажите.
Она молчала. На том конце провода слышалась негромкая музыка.
– Хелена...
– Простите, вы застали меня врасплох.
– Мне очень жаль...
– Нет-нет, все в порядке. Я... Это даже трогательно – такая забота. Должна извиниться за то, что уехала без предупреждения, но... Трудно, доктор Делавэр, мне очень трудно. Вы и вправду застали меня врасплох.
– Вам нет нужды...
– Все, вхожу в норму. Видите ли, на меня все это так подействовало, что я решила встряхнуться.
– После того как вам удалось выяснить что-то о брате?
– В каком смысле? – Голос Хелены дрогнул.
– После находки семейных альбомов в гараже Нолана вы мне так и не позвонили. Мне показалось, вы обнаружили в них нечто огорчительное.
Долгое молчание.
– О Господи, – послышалось наконец в трубке. – Черт возьми!
– Хелена...
– Боже мой, – она почти кричала, – я не хочу об этом говорить!
– Не будем.
– Поймите, доктор, здесь уже ничего не изменишь. И вообще это меня не касается, честное слово. Я пытаюсь сосредоточиться на том, что я еще могу сделать. Забыть, похоронить прошлое и продолжать жить дальше.
Пришел мой черед промолчать.
– А вы мастер своего дела. Пугающая проницательность. Простите меня, я, наверное, несу чушь.
– Никакой чуши. Вы узнали что-то, от чего почувствовали боль, и не хотите сейчас погружаться в нее вновь.
– Именно так. Совершенно верно.
Опять пауза.
– Только один момент, Хелена. Если Нолан был вовлечен в нечто такое, что еще продолжается, и у вас есть возможность...
– Конечно это продолжается! Весь мир смердит, тонет в дерьме, он полон... таких вещей. Но я не могу отвечать за каждую... Не бросайте...
Послышался шепот и стих – видимо, она прикрыла трубку рукой.
– Мой бывший супруг услышал, как я ору, и подошел убедиться, что все в порядке. – Она сделала глубокий вдох. – Мне искренне жаль, доктор. Смерть Нолана сама по себе вещь ужасная, однако узнать, что он был... Простите, это выше моих сил. Спасибо за звонок, но нет. Ничего, я справлюсь... Здесь такая природа, попытаюсь прижиться... Еще раз извините за нервный срыв, доктор, и постарайтесь понять меня.
На протяжении минуты она в третий раз просила прощения.
– Само собой, Хелена. Вам не о чем сожалеть. Даже если Нолан и впал опять в какую-то крайность...
– Я не назвала бы это крайностью, – неожиданно яростно отозвалась Хелена. – Мерзость – да, но не крайность. Но парни вечно клюют на это, разве не так?
– Вечно?
– Наверное. Древнейшая профессия, так?
– Вы имеете в виду проституцию?
Тишина.
– Как? – переспросила она. – А вы что имеете в виду?
– Я сказал, что Нолан мог впасть в очередную политическую крайность, Хелена.
– Если бы. К такому я давно привыкла. – Она невесело засмеялась. – А читать мысли вы все-таки не можете, доктор... Политика. Хорошо бы так, но нет, я говорила о старом добром распутстве, которым, оказывается, был одержим мой добропорядочный братец-полисмен. – Снова смех в трубке – громче, громче, голос – на грани истерики. – Мне плевать на политические пристрастия Нолана. Он вечно метался от одного полюса к другому, подумаешь! По правде говоря, мне сейчас наплевать вообще на все, что он делал. Доктор, я так зла на него! – Голос ее внезапно сел. – Дико, безумно зла! Что он сделал! Господи, что он делал!
Я услышал в трубке прерывающийся шепот, и все же Хелена удержалась от слез.
– Вы правы, это был фотоальбом. Карточки «поляроидом», маленький личный архив Нолана. Они лежали прямо в середине, вперемешку с фотографиями отца и мамы. Сначала он тайком от меня забирает альбом матери, а потом прячет в нем свою отвратительную коллекцию порно.
– Порно, – повторил я.
– Персональную коллекцию. На снимках запечатлен он сам, И шлюхи. Молоденькие девочки – слава Богу, не дети, до этого он еще не дошел. Но все равно, почти все выглядят как малолетки, это же преступление: пятнадцать-шестнадцать лет, худенькие негритянки и латиноамериканки. Судя по манере одеваться, явные проститутки: высоченные шпильки, яркие подвязки. Выглядят, как отмороженные, у многих на локтях можно различить следы от иголок. На некоторых фотографиях Нолан в форме, значит, сделаны они были во время дежурства – поэтому, видимо, он и перевелся в Голливуд, поближе к своим овечкам. Цеплял их в то самое время, когда все полагали, что он находится на переднем крае борьбы с преступностью, привозил черт знает куда и фотографировал! - Хелена всхлипнула. – Какая грязь. Я разорвала их в клочья и выбросила, а когда закрыла крышку ведра, подумала: что ты делаешь здесь, в этом городе, где нормальных людей не осталось? На следующую ночь в дом кто-то вломился, и мне уже не оставалось никакого выбора.
– Тяжелое испытание.
– Я никогда в действительности не знала Нолана, доктор, и к подобному оказалась совершенно не готова. Трудно поверить, что человек, с которым вместе росла... Ладно, здесь я начала наконец обретать покой. У Гэри сорок пять акров земли, лошади, а из окна я вижу только небо, зеленую траву и деревья. Не уверена, что смогу остаться в этих местах навсегда, но пока обстановка вдет мне на пользу. Не хочу вас обидеть, однако пейзаж сейчас дает мне куда больше, чем любая терапия. И все же я очень признательна вам за звонок. Я ведь никому об этом не говорила, а не так уж плохо скинуть такую тяжесть с плеч. Тем более когда знаешь, что все только этим и кончится.
– Если у вас есть еще что-нибудь...
– Нет, доктор. Хватит уже сказанного. Братик, братик... Сначала он кончает с собой, а потом присылает мне сувениры.
* * *
Код 7 – проститутки.
Похотливое ничтожество, но не убийца.
Достаточно для того, чтобы не выдержать угрызений совести.
Смутная ситуация.
Похоже, Нолана вычислили – сержант Бейкер или кто-то иной. Нолан пошел к Леманну, выговорился, но не обрел у него ни ответов на мучившие вопросы, ни утешения. Леманн дал понять, что лучший выход – написать рапорт и уволиться. Нолан предпочел полный уход.
Теперь становилась понятной нервозность Леманна.
Забота о конфиденциальности, но не только о ней. Леманн зарабатывал на жизнь, обслуживая Управление. Меньше всего на свете ему бы хотелось предать гласности очередной внутриведомственный скандал.
С грустью, но испытывая изрядное облегчение, я прошел в кабинет и принялся размышлять о жизни Эндрю Десмонда.
* * *
Место рождения: Сент-Луис, Креве-Кер.
Отец: консервативный буржуа, без посторонней поддержки выбившийся в люди, свысока смотревший на интеллигентское увлечение сына психологией.
Мать: острая на язык беззаветная радетельница общественного блага, считавшая Эндрю не по годам развитым ребенком, впадала в отчаяние от его неудач в учебе, объясняя их дурной системой школьного образования – учителя не в силах заинтересовать одаренного мальчика.
Никаких других родственников – так будет проще.
Бедный Эндрю...
* * *
В шесть утра в кабинет вошла Робин.
– Что случилось, милый?
– Ничего. В чем дело?
– Ты выглядишь... как-то странно.
– Как странно?
– Не знаю. – Робин ласково положила ладонь мне на шею. – Устал?
– Нет, я в полном порядке.
– Алекс, ты слишком напряжен. – Ладонь переместилась на плечо. – Сколько ты уже так сидишь?
– Пару часов.
Тихо подкрался Спайк. Обычно он пытается лизнуть меня.
– Привет, – бросил ему я.
Пес задрал голову, посмотрел мне в глаза и поплелся к двери.
Глава 41
Вечером во вторник, в самом начале двенадцатого, Даниэл сидел в машине на автостоянке у бульвара Венеции, где должен был встретиться с Жене – ушедшим на пенсию бывшим капитаном полиции Юджином Брукером. Стоянку эту он приметил еще днем, возвращаясь из квартиры Уилсона Тенни, расположенной в соседнем унылом, потрескавшемся после землетрясения здании.
Жившей на первом этаже мексиканке-домоправительнице Шарави, одетый в костюм с галстуком, представился инспектором страховой компании. Текст на визитке подтверждал это.
Бывший парковый служащий, объяснил Даниэл, обратился в компанию с требованием возместить ущерб, причиненный землетрясением, поэтому сейчас необходимо убедиться в том, что мистер Тенни действительно проживал здесь во время стихийного бедствия.
– Проживал, – тягуче произнесла мексиканка и смолкла.
– Долго?
– Пару лет. – Женщина пожала плечами.
– Он был спокойным жильцом?
– Вел себя тихо, платил вовремя.
– То есть хлопот не причинял?
– Нет. По правде говоря, я его почти не помню. – Дверь закрылась.
Проверка прошлого Тенни тоже не дала ничего нового. За медицинской помощью не обращался, в клиниках не лежал, записей о нарушениях правил движения нет, как нет и намеков на какую-либо противозаконную деятельность.
Даниэлу пришлось полдня изобретательно лгать в различных учреждениях – с целью убедиться в том, что в радиусе ста миль от города Тенни никуда не обращался с просьбами о социальной помощи, не пытался устроиться на работу ни в одном городке, округе или в разбросанных тут и там зеленых массивах парков и природных заказников.
Значит, он уехал или просто исчез.
И все-таки что-то с парнем было не в порядке, так подсказывала Шарави интуиция. А как еще назвать это чувство? Неясное и смутное, о котором он никогда не говорил с коллегами. Но не принимать его в расчет было бы глупо.
Во-первых, Даниэл знал: Тенни – индивидуалист-одиночка, ему нет деда до инструкций и правил. Читал книжки в рабочее время. Подчеркивал, что он – белый. Сложить все это вместе, и получится определенный тип личности.
Второе: фургон. Перед глазами неотвязно стояла картина того, как Рэймонда Ортиса затаскивают в распахнутую дверцу фургона.
С того дня, как Тенни вышвырнули из парка, машины никто не видел. А вышвырнули его вскоре после исчезновения мальчика.
Залитые кровью кроссовки...
Зеву Кармели он не сказал о Тенни ни слова.
Дипломат звонил Шарави ежедневно между пятью и восемью часами вечера, выходя из себя, если не заставал Даниэла на месте, даже зная, что тот занят делом Айрит и ничем больше.
Сегодня звонок застал Шарави в тот момент, когда он сидел в кухне перед включенным сканером и готовил себе сандвич с тунцом.
– Они делятся с тобой информацией?
– Мы работаем вместе.
– Это уже лучше. Пока... ничего?
– К сожалению, нет, Зев.
Тишина в трубке. Затем неизменный вопрос:
– Стерджис – он, по-твоему, знает, что делает?
– По-моему, да.
– Я не слышу энтузиазма в твоем голосе.
– Знает, Зев. Он нисколько не хуже тех, с кем мне приходилось работать. У него серьезный подход.
– И к тебе тоже?
Почти такой, как бы мне хотелось, подумал Даниэл.
– Да. Жаловаться не на что.
– А психиатр?
– Тоже делает все, что может.
– Но никаких гениальных догадок?
– Пока нет.
Про Петру Коннор и Альварадо Шарави говорить не стал. К чему усложнять?
– Ладно. Продолжай держать меня в курсе.
– Разумеется.
Положив трубку, Даниэл проглотил сандвич, сказал слово благодарности Богу, нараспев прочел ma'ariv и вновь углубился в чтение «Утечки мозгов». Кое-что в содержании ускользало от его внимания: диаграммы, статистические выкладки. Удивительно скучная книга, но, кто знает, может, именно тут удастся отыскать недостающее звено?
Нагромождением заумных терминов и цифр доктор Артур Холдэйн пытается скрыть сущность своей теории, но основная его мысль предельно ясна: интеллектуалы всегда и во всем стоят выше остальных смертных, а посему необходимо поощрять их к активному деторождению. Люди недалекие и тупые в спокойные и добрые времена являются... досадным излишеством природы. Во времена испытаний они превращаются в ненужное бремя.
Сухо и скучно, зато – бестселлер. Некоторым людям для того, чтобы почувствовать себя победителями, необходимо избавиться от всех других.
Он вчитался в биографию Холдэйна.
Еще один житель Нью-Йорка.
Обложка утверждала, что автор является сотрудником института Лумиса, однако манхэттенский агент не засек ни одного телефонного звонка Холдэйна в офис Лумиса. Проживал доктор в квартале Ривердэйл, в Бронксе.
– Приличный район, – сказал агент. – Довольно высокая плата, но в целом ничего особенного.
– А семья?
– У него жена, четырнадцатилетняя дочь и собака, минишнауцер. Два раза в неделю ужинают вне дома, обычно в итальянском ресторанчике. Однажды посетили китайский. Как правило, он почти не выходит, даже в церкви по воскресеньям не появляется.
– Сидит взаперти?
– Иногда целыми днями. Может, пишет новую книгу. Машины, кстати, у него нет. Мы прослушиваем его телефон, но ведь есть еще и электронная почта, а пароль к компьютеру пока не подобран. Пока. По Санджеру и даме с кислым лицом, то есть Хелле Крэйнпул, тоже никаких новостей. Оба знают только работу и дом. Скучная парочка.
– Скучная и умная.
– Это ты так говоришь.
– Это они так говорят.
Агент засмеялся.
Агентом была двадцативосьмилетняя уроженка Дании, работавшая для прикрытия фоторепортером в «Нью-Йорк таймс». Полное отсутствие какой-либо связи с правительством Израиля, за исключением денежных переводов, ежемесячно поступавших в банк на Каймановых островах. Не еврейка.
– Фотографии есть?
– А как же. Запускаю. Привет.
Из прорези факса пополз лист с изображением худощавого мужчины ближе к пятидесяти, с бородкой, в очках на узком лице. Волнистые седые волосы непокорно торчат на висках. Одет в легкий пиджак, темные брюки и рубашку с расстегнутым воротом. Радом семенит на поводке маленький шнауцер.
Абсолютно непримечательная личность.
А он ожидал увидеть чудовище?
Ханна Арендт называла зло банальностью, за что ополчила против себя всех интеллектуалов с их подчеркнутым пренебрежением к буржуазной философии.
Но та же Арендт в течение длительного времени поддерживала трогательные, прямо-таки мазохистские отношения с философом Мартином Хайдеггером, известным антисемитом. Поэтому в глазах Даниэла ее мнение было весьма спорным.
Из собственного опыта Шарави знал, что банальным очень часто бывает преступление.
И почти всегда – нелогично глупым.
Но зло?
Во всяком случае, не то, с которым он столкнулся в деле Мясника.
Равно как и не теперешнее.
Оно было нечеловеческим.
Мозг Шарави отказывался этому верить.
* * *
Жене постучал в ветровое стекло, и Даниэл открыл дверцу «тойоты». Старик забрался внутрь. В темноте его черное лицо было почти неразличимым, а темная одежда только усиливала сходство с ночным призраком.
В неверном свете уличных фонарей едва белели лишь волосы.
– Привет, – проговорил Жене, стараясь устроиться в тесноте поудобнее.
Расположенный позади стоянки зал для боулинга должен был вот-вот закрыться, но машин вокруг находилось еще достаточно, к тому же Даниэл выбрал самый неосвещенный угол. Да и место в целом тоже подходило для беседы двух темнокожих – черного и коричневого, – без того чтобы привлечь ненужное внимание полиции.
Свой громоздкий «бьюик» Брукер оставил на противоположной стороне улицы.
– Ты выглядишь нормально, Дэнни-бой. Стерджис все же вычислил меня. Шлялся пару дней назад по Ньютону, наводил обо мне справки. Но что он может сделать? Вот же я, сижу здесь с тобой.
– Скорее всего, он и не собирается ничего делать, Жене, у него и без этого забот хватает, а определять приоритеты он умеет. Не дай Бог, расследование совсем упрется в тупик, вот тогда кто его знает. Будет жаль, если я опять доставлю тебе неприятности.
– Этого не случится. Что такого я натворил – показал тебе папку с делом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46