На обратном пути мне пришлось в полной мере испытать на себе тоску дорожных заторов и невыдержанность нервничавших за рулем машин людей. В долгой пробке на северной оконечности бульвара Сансет я размышлял об «удаче», выпавшей на долю семейства Далов.
Обчищены оба дома – брата и сестры.
Кривая грабежей в Лос-Анджелесе стремительно ползет вверх, но подобное совпадение настораживало.
Кто-то охотится на обоих?
Ищет что-либо? Информацию о смерти Нолана?
Нечто, находящееся в распоряжении Хелены?
В тот день, когда мы вместе с ней отправились в дом Нолана, она унесла с собой лишь альбом с семейными фотографиями. Но может быть, Хелена возвращалась туда и, наводя порядок, наткнулась на более важную вещь?
Расстроившую так, что ей пришлось прервать курс психотерапии, уйти с работы и покинуть город?
Или и вправду это стало последней соломинкой, сломавшей спину верблюда?
Машины тронулись с места, но продвинуться удалось лишь на десяток метров.
Гудки, поднятые вверх средние пальцы, раздраженная перебранка.
Моторы – машин и людей – перегревались.
Цивилизация.
Глава 30
Когда в восемь вечера мы с Робин стояли под душем, зазвонил телефон. Она подняла ко мне свое мокрое лицо, с сосков ее грудей стремительно стекали струйки воды.
Улыбнулась.
Меня все еще сотрясала дрожь.
Как и телефон.
Мы притворились глухими. Чертов аппарат и в самом деле смолк.
Позже, вытираясь, я прослушал запись.
«Это Майло. Позвони мне на номер в машине».
Я так и сделал.
– Нашел еще одну жертву с DVLL. Голливудский участок полиции. Семнадцать месяцев назад, еще до Рэймонда Ортиса.
– Несчастный ребенок, – проговорил я. – Сколько ему...
– Нет. Не ребенок. И не умственно отсталый. Даже наоборот.
Я отыскал Майло в кофейне Ботрайта на Хайленд-авеню к северу от Мелроуз. Претенциозная космическая архитектура, стойка, вытянутая в форме бумеранга, заезженный диск с записью местной группы и несколько посетителей – уткнувшихся носами в газеты любителей полакомиться яблочным пирогом.
Майло сидел на своем обычном месте в черной кабинке напротив темноволосой женщины. Когда он махнул мне рукой, женщина обернулась. Выглядела она лет на двадцать пять, очень тоненькая, красивая какой-то строгой красотой: довольно выдающиеся скулы, высокий прямой нос, кожа цвета слоновой кости, блестящие черные, аккуратно подстриженные волосы, блестящие черные глаза. Черный брючный костюм. На столике перед женщиной стоял стакан с шоколадным напитком. Майло с подвязанной вокруг шеи салфеткой пожирал жареных креветок и луковые колечки, запивая все это ледяным чаем.
Женщина не сводила с меня взгляда до тех пор, пока я не подошел к кабинке. Улыбнулась, посмотрев так, как это делает портной, снимая мерку с клиента.
– Алекс, это детектив Петра Коннор, из отдела убийств. Петра, познакомься с доктором Алексом Делавэром.
– Рада встрече, – откликнулась Коннор. Умело наложенная косметика прибавляла глубины ее глазам, которые и без того казались бездонными. Рука у нее была длинной и тонкой, с крепкими теплыми пальцами, стиснувшими на мгновение мою ладонь, а затем вновь принявшимися играть соломинкой коктейля.
Я уселся рядом с Майло.
– Съешь что-нибудь? – осведомился он.
– Нет, спасибо. Выкладывай.
– Начну с того, что у детектива Коннор весьма цепкий глаз.
– Просто повезло, – отозвалась она мягким приятным голосом. – На памятные записки я, как правило, не обращаю внимания.
– Как правило, все они – дерьмо.
Петра улыбнулась, помешала напиток в стакане.
– Да, – спохватился Майло, – совсем забыл. Работая с Бишопом, вы, наверное, и не слышите подобных выражений.
– Я – нет, а вот Бишопу приходится.
– Ее напарник – мормон, – пояснил Майло. – Умница, энергичен, когда-нибудь пробьется на самый верх. Вместе с Петрой он изрядное время назад взялся за расследование одного не совсем ясного дела. Сейчас Бишоп вместе с женой и целым выводком детишек на Гавайях, так что Петра пока тянет воз одна.
– Удивительная вещь, – заметила она. – Связь, возможно, с целой серией убийств. Ведь в нашем случае это даже не убийство – скорее, сомнительное самоубийство. Но недостаточно сомнительное для того, чтобы коронер изменил свой вердикт, поэтому оно так и осталось самоубийством и было благополучно закрыто. Однако, когда я прочла все же вашу памятную записку...
Петра встряхнула головой, отодвинула стакан в сторону и, достав зеркальце, подкрасила губы. Оставленный помадой след на соломинке имел чуть коричневатый оттенок. Пожалуй, ей было все же ближе к тридцати, но на лице ни единой морщинки.
– Кто жертва? – поинтересовался я.
– Двадцатидевятилетний ученый Малькольм Понсико. Специалист по физиологии клеток, незадолго до смерти защитился в Калифорнийском технологическом институте, его считали чуть ли не гением. Жил в Пасадене, на работу ездил в лабораторию, расположенную на Сансет, неподалеку от Вермонта. Там все и произошло, поэтому дело оказалось в нашей юрисдикции.
– Мне одно время пришлось работать совсем рядом, в Центре педиатрии.
– Вот-вот, это всего в двух кварталах. Лаборатория занимается плазмой кожи, они разрабатывают синтетические мази для обработки ожогов и прочие такие же штуки. Специальностью Понсико были клеточные мембраны. Он покончил с собой, введя в кровь хлорид калия, инъекции которого применяются в качестве инструмента смертной казни. Задержался допоздна и сделал себе укол. Уборщица нашла рухнувшее на стол тело в четыре утра. Здесь – она провела пальцем линию над хорошо очерченными черными бровями – осталась огромная рваная царапина – падая, Понсико ударился головой о край лабораторного стола.
– Уже мертвым повредил голову?
– Так расценил это коронер.
– Где нашли буквы?
– Он напечатал их на экране компьютера. Четыре буквы в центре экрана. Детектив Бишоп и я, мы вместе приняли их за какой-то термин, за формулу. Но из осторожности опросили окружающих – вдруг это предсмертная записка? Однако никто в лаборатории не знал ничего подобного, не нашли мы и упоминания об этих буквах в файлах компьютера Понсико, а их проверял наш спец. Там у него одни цифры и формулы. Никто не удивился тому, что Понсико написал какую-то тарабарщину, понять которую было под силу только ему одному. Гениальный мозг жил в своем собственном мире.
– Дома он не оставил никакой записки?
– Нет. Квартира оказалась в идеальном порядке. Все считали его отличным парнем, спокойным, выдержанным, целиком поглощенным своей работой. Никаких признаков упадка сил, депрессии. Родители, живущие в Нью-Джерси, сообщили, что и в последнем телефонном разговоре он им показался тоже совершенно нормальным. Но родители часто так говорят. Люди привыкли прятать свои секреты, не так ли?
– Он им показался нормальным? – переспросил я. – Не слишком убедительное свидетельство его удовлетворения жизнью.
– Родители сообщили, что Малькольм всегда был очень серьезным мальчиком. Мальчик - это их слово. Гениальным, поэтому они разрешали ему делать все, что он захочет. Он и делал – и давал результат. Тоже их цитирую. Они оба – профессора. У меня сложилось впечатление, что атмосфера в семье была достаточно напряженная. Отпечатки Понсико нашли на шприце для подкожных впрыскиваний и на сосуде с калием, а коронер сказал, что поза, в которой его обнаружили, соответствует версии самоубийства. Заметил также, что смерть была быстрой – массированный сердечный приступ. Однако Понсико мог бы и упростить свою задачу, если бы принял транквилизатор типа того, что дают приговоренным к смертной казни. Но опять же, наблюдателей из АКЛУПонсико в лабораторию не пригласил.
– Так почему самоубийство посчитали сомнительным?
– Бывшая подружка Малькольма – тоже сотрудница лаборатории, Салли Брэнч, – была убеждена, что там что-то не так, изводила нас звонками, хотела, чтобы мы еще раз все проверили. Говорила, будто такая его смерть – это полная бессмыслица, у Малькольма не имелось причин уходить из жизни, а если бы они и были, то она знала бы о них.
– Несмотря на то что она – бывшая подружка?
– У меня мелькнула та же мысль, доктор. Она еще пыталась бросить тень подозрения на его последнюю знакомую, поэтому мы решили, что ее поступки и слова продиктованы ревностью. А позже я встретилась с этой знакомой и удивилась. – Петра сделала глоток воды. – Ее зовут Зина Ламберт, и она странная личность. Работала в той же лаборатории, но за несколько месяцев до смерти Понсико уволилась.
– В чем заключается ее странность? – спросил я.
– Что-то вроде... превосходства над окружающими. Высокомерие, не вызывающее, но ощутимое. Типа «я умнее тебя, так что не трать мое время». Хотя считается, будто она очень переживала его смерть.
– Интеллектуальный снобизм? – мне захотелось уточнить.
– Совершенно верно. Со стороны это выглядело смешно, потому что Салли Брэнч с ее докторской была нормальным, простым человеком, а тут какая-то лаборантка считает себя корифеем наук. Но дурной характер не переводит человека автоматически в разряд подозреваемых, к тому же у нас ничего против нее и не было.
– А Салли Брэнч как-нибудь обосновала свои подозрения против Зины?
– Она говорила, что Понсико сильно изменился после того, как начал встречаться с Зиной: стал еще замкнутее, менее общительным, появилась враждебность. Мне все это представляется вполне логичным. Естественно, Понсико стал менее общителен с Салли – он же порвал с ней.
– Она не сказала почему?
– Все из-за той же Зины. Послушать ее, так Зина набросилась на бедного Понсико, как коршун на цыпленка, и унесла его прочь. Рассказала о том, что Ламберт помогла ему стать членом какого-то безумно престижного клуба интеллектуалов, и Малькольм стал одержим мыслью о собственной гениальности. Начал превращаться в самодовольного индюка. Однако это лишь слова, мотивов же, по которым Зина могла бы хотеть причинить Понсико вред, Салли так и не привела. В конце концов я перестала отвечать на ее звонки. Теперь же, после того как Майло просветил меня относительно DVLL и связи этих букв с убийствами, рассказал, что кто-то охотится за людьми с задержкой развития и, похоже, ставит перед собой цель осуществить генетическую чистку населения, я думаю, имеет смысл попристальнее всмотреться в этот клуб гениев. – Петра качнула головой. – И все же я не вижу тут никакой связи с Понсико. Разве что он познакомился в этом клубе с вашим киллером и слишком многому, на свою беду, у него научился.
– После ухода из лаборатории Зина устроилась на другую работу?
– Книжный магазин в Силверлейке. Это отмечено в ее деле.
– Салли не сказала, как называется клуб? – спросил я, думая о Нолане, еще одном самоубийце-интеллектуале.
– "Мета". Думаете, здесь может быть какая-то связь?
Я коротко рассказал о том, что вычитал в библиотеке.
– Выживает подлейший, – заметила Петра. – Отец вспоминал о чем-то подобном. Он у меня был профессором Аризонского университета, занимался физической антропологией. Говорил о масштабном исследовании, «проекте человеческого генома», в ходе которого предполагалось создать полную генную карту, проследить, какой ген и за что отвечает. Цель проекта – собрать максимально детальную информацию о каждом из нас. Потенциал для медицины был бы заложен неисчерпаемый, но пугали социальные последствия. Представьте: страховые компании, получив доступ к этой информации, решают отказать в выплате компенсаций из-за какой-то мутации, произошедшей в семье поколения назад. Или, скажем, отказ принять на работу человека, у которого лет десять назад кто-то из родственников умер от рака.
– О! – воскликнул Майло. – Старший Брат выявляет мутации и губит карьеры... А лаборатория тоже вела исследования по этой программе?
– Нет, они занимались проблемами кожи. Но даже если бы и вела, то это не объясняет, почему Понсико покончил с собой.
– Допустим, обнаружил у себя неизлечимую болезнь.
– Коронер утверждает, что он был абсолютно здоров.
– "Мета", – произнес Майло, вытаскивая блокнот. – Звучит по-гречески.
– Так оно и есть. Перед тем как встретиться с вами, я еще раз просмотрела дело. В переводе означает «изменения, трансформации». Некий прорыв в новое качество.
– В новый, черт побери, мир? Кучка высоколобых снобов теоретизирует относительно совершенствования рода человеческого, и один из них внезапно решает проверить теорию практикой?
Оба смотрели на меня.
– Почему бы нет? Если ты считаешь себя существом высшего порядка, то рано или поздно придешь к мысли о том, что для тебя никаких правил не существует.
Коннор извлекла из большой черной сумки папку и передала ее Майло.
– Спасибо, Петра.
– Не за что. – Она сверкнула улыбкой. – Обещайте только, что если памятную записку напишу я, то вы ее прочтете.
Петра поднялась и направилась к выходу. Мы смотрели, как она уселась за руль старенького черного «аккорда».
– Работает она недавно, – негромко сказал Майло, – но пойдет далеко... Я просмотрю папку и передам тебе. А потом поговорим с подружками Понсико.
– Пока это самая надежная наша ниточка.
Мы направились к машине.
– Спасибо за розыски в библиотеке, Алекс. У тебя не найдется времени посидеть там еще, может, узнаешь что-нибудь о «Мете»?
– Завтра с утра. Шарави у нас дока в компьютерах – не хочешь подкинуть ему работы?
– Пока не знаю. Видишь ли, все, что я ему ни скажу, пойдет прямиком к Кармели, а мне не хочется, чтобы объятый скорбью отец... хотя и держать его в неизвестности слишком долгое время я тоже не смогу. Дьявол, если не сообщить ему, он снова начнет пихать нам своих жучков. – Майло расхохотался. – Он меня отвлекает... Кстати, по-моему, я вычислил, как Шарави удалось выйти на кроссовки Ортиса. Каким-то образом он добыл дело – помнишь, Мэнни Альварадо жаловался, что не смог сразу найти его? Похоже, Юджин Брукер, бывший шеф ньютонского полицейского участка, заглянул за пару дней до этого в свой старый офис. Из всех чернокожих в Управлении у него был самый высокий пост, все считали, что он сядет в кресло первого заместителя. Однако после смерти жены Брукер сразу же подал в отставку. Но, представь себе, во время Олимпийских игр он был какой-то шишкой в службе обеспечения безопасности участников, как и Шарави. У израильтян наверняка есть связи в Управлении и черт знает где еще. Словом, как бы искренен Шарави ни был, у меня постоянное чувство, что он знает больше, чем говорит. Так ты думаешь, его компьютеры могут здорово помочь?
– В библиотеке я найду только самую общую информацию, то, что опубликовано в англоязычной прессе. Но в случае, если «Мета» окажется международной группой, или вдруг у нее есть некие отношения с криминальным миром за рубежом, Шарави будет весьма полезен.
Майло задумался.
– Ты исходишь из того, что клуб – штука серьезная. Насколько нам пока известно, это всего лишь сборище умников, встречающихся, чтобы со вкусом пожрать да поздравить друг друга с тем, что Господь наградил их такими мозгами. Даже если убийца окажется одним из них, каким образом мы определим, кто именно?
– При наличии списка членов можно будет сопоставить их имена с реестрами, полученными из ваших архивов, или с любыми другими фамилиями, что мелькают в информации о преступлениях. Проверим также, у кого из членов клуба могли быть возможности или мотивы для совершения трех наших убийств. Скажем, кто-то работал в парке, где похитили Ортиса, или в заповеднике, где была убита Айрит.
– Интеллектуал, подметающий дорожки парка?
– Неудачник. Я знаю кучу таких, случаев.
– Вторая подружка Понсико, мадам Ламберт, именно такой мне и представляется. Переносила бумажки из комнаты в комнату. Я не хочу сказать, что она в числе серьезных подозреваемых – ведь наш герой явно мужчина, и довольно крепкий, судя по тому, как он управлялся с телами.
Я уселся в машину.
– А что ты думаешь по поводу генного проекта, о котором рассказывала Петра? – спросил Майло.
– В наш добрый век только этого и не хватает. Мета карты, показывающей, кто из нас заслуживает того, чтобы жить.
– Что, не хочется полагаться на снисходительность гениев или страховых компаний?
Я расхохотался.
– Предпочитаю иметь дело с гангстерами и торговцами наркотиками.
Глава 31
Проработав всю ночь, в шесть утра Даниэл поднял жалюзи на окнах комнаты, где стоял компьютер, глубоко вдохнул, сощурившись от хлынувшего света.
Он извлек из мешочков реликвии и бездумно, механически прочитал молитвы, бросая взгляды на залитый бетоном двор.
Из-за разницы во времени между Штатами, Европой, Азией и Ближним Востоком Даниэл провел большую часть ночи у телефона, ведя на четырех языках приятельскую беседу с коллегами, пытаясь без бюрократических проволочек, одинаковых по сути в любой стране мира, отыскать какие-нибудь следы DVLL, получить информацию об убийствах на расовой, этнической или генетической почве, о последних выходках неонацистских и националистических группировок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46